Он смотрел жадно. Слушал так, чтобы навсегда запомнить. Он затаил дыхание, отвлёкся от боли, от холода, от ливня, от ветра: Декадал пожелал раствориться, лишь бы ему ничто не помешало почувствовать, кто перед ним сейчас стоит. В голове чисто, даже потаённый голос мыслей исчез. Глаза Дека широко раскрыты. Здесь и сейчас он может получить себе цель для движения вперёд, встретив понимание, или получить травмы, встретив злые насмешки. А зависит всё от кого? От случайно встреченного существа.
Вопросы незнакомки громче шума дождя, хоть и шёпотом. Они падают внутрь, в душу, как камни в воду: вода дрожит от этого. Вода дрожит ещё и потому что много месяцев застаивалась и покрывалась тиной. Мыслям некуда было течь, ведь вокруг ни души. Слова не для кого было говорить, ведь на старом месте всё умерло, а на новом всё чуждо.
Дек робко кивнул. С носа сорвалась капля. Да, страшно. Было. И есть. Кем нужно быть, чтобы выйти из пекла бесстрашным?
Кивнул ещё несколько раз, не проронив ни звука. Замешкался. Не хотел подавать голос. Не время говорить: он видел, что в волчице задето что-то живое, настоящее, и стоило только коснуться её, как на душевных ранах проступила кровь, то есть, эмоции. Сильные: они вплелись в голос волчицы. Очень сильные: они вцепились волчице в горло, а та взгляд уводила в сторону, металась, жмурилась, словно пыталась сбросить с себя наваждение. А сама вся - как та луна, которую Дек увидел в её же глазах ранее. Всё ещё яркая, всё ещё непостижимая, но уже погружённая в воду, уже остывающая, мерцающая сильно, но обесцвечено. Луна, лишённая неба, то есть, дома своего. И жалеющая не о небе, с которого спустилась. Но о цели, которую не смогла найти. Ладно, волки, но а ты-то чего? Вернись из пучины...
- Видно, твоя жизнь тяжела, - равнинец не знал, как развить мысль. Он не мог представить жизнь из катаклизмов. Как-то это не похоже на жизнь. Как бы понять её? Представить, что Мёртвая Равнина распалась на мелкие стаи, которые грызутся друг с другом. Представить, что юг накрывает волна и смывает леса и волков. Представить, что камни падают с неба. Но ведь это всё было!.. Просто у Дека всегда была семья, которую нужно опекать и поддерживать, и которая опекает в ответ, в момент слабости. Вздрогнул. Он понял, что хочет вернуть луну на небо. А если прежнее небо раскололось и рухнуло, значит, надо найти новое. Всё просто - кто выжил, тот ищет. Вот Дек и выжил. Вот Дек и будет искать.
- Была тяжела. А здесь... - здесь, считай, никого не знаешь. Всё по-новой. Но волк это не скажет, он продолжит фразу иначе: - никуда и не нужно идти, - голос дрожал. Глаза блестели. Бывшего равнинца буквально трясло: он впитал чужие слова, и душа откликнулась на них усиленным эхом.
Итак, старый Остров был. Он погиб, это правда, его помнят другие. Дек верит волчице. Она, как и Дек, пережила гибель Острова. Но Дек живёт в бегах, прячась и спасая свою шкуру. Боится чужаков. Боится чужой земли. Так он никому не поможет, а мог бы. Вместо того, чтобы просить помощи у других, у тех, кто пережил то же самое, прошёл через это же! У тех, кто, может быть, сломлен, разбит, а откликается на просьбу о помощи, вместо того чтобы прятаться. Вот кто заслуживает уважения. Вот это сильно. Вот это мотивация. А выжить и любая скотина способна, пока гибнут самые лучшие.
- Твой дом там, где... - и было много всякого, что хотелось сказать, волк ведь проникся. Он очень хотел поделиться, что про всё это думает. Ему нужно было рассказать, как он верит, что, пока жизнь теплится в теле, всё можно исправить, особенно здесь, где нет смысла отступать назад. Всё переигралось. Всё может зажить.
Но на полуслове снова словил удар (он вообще не обращал внимания на другие звуки и происшествия вокруг) и очутился в грязи. Перепугавшись, он отскочил в сторону прямо с земли в длинном прыжке, и немного пробежался, поравнявшись с волчицей. Переглянулись с ней.
Что случилось-то?! Дек хватал воздух пастью, пытаясь прийти в себя. Он был чрезвычайно воодушевлён, потом перепуган, а сейчас остывает, чувствуя только холод, прилипшую к шкуре шерсть, грязь, залепившую морду и грудь. Ещё больше, чем раньше. Даже проливной дождь не может быстро очистить всё это безобразие. А внутри ещё что-то злобное зашевелилось, похожее на разбуженного старика: - смотрите, ещё один. Кругом полно холмов. Прыгай-не хочу. Нет, надо на меня приземлиться. Обязательно на меня. Как ты это сделал? Прицелился?. Но Дек мигом задавил эту мерзость. Сделал пару шагов от волчицы, чтобы как следует отряхнуться и никого не забрызгать, хотя во время дождя это не слишком заметная учтивость.
- Уфх. Я... Мы. Мы не из этих краёв, - произнёс волк громко, отряхиваясь. В чужаке, который непонятно как здесь очутился, читалось что-то неприятно знакомое, если так можно сказать про ком с грязью. Неужели они виделись раньше? Но вот, чужак заявляет, что не враг. Что же, если здесь начинается новая жизнь, надо подать пример и не вспоминать прошлое, хотя это не слишком разумно.
- Раз ты не враг, я закончу мысль, и поговорим, - с этими словами Дек вышел вперёд, став полубоком к незнакомке, и заглянул в глаза снова, склонив голову набок и вытянув шею. Самообладание очень кстати вернулось после упражнения с грязью. Он мог говорить чисто, наполняя свою речь уверенностью, а не эмоциями.
- Мне было страшно, и страшно сейчас, ведь здесь каждый встреченный волк будто враг. Здесь нет семьи, которую волчий род от рождения ищет, - говорил тихо но твёрдо, не беспокоясь о том, что свалившийся на голову чужак услышит: правду говорить не стыдно. - А ты... к слову, скажешь имя? Говоришь, нигде нет тебе дома, и как будто не будет. Значит, телом ты покинула Остров, но мыслями, кажется, нет - вот что я чувствую. Попробуй принять новый мир, дом в котором нужно не найти, а создать. Достойная цель? Не только чтобы жить, но и чтобы умереть за неё. Может, цель наполнит тебя радостью и заполнит пустоту.
Он постарался сжать в несколько фраз только самое главное. Только то, чем, по мнению волка, можно затронуть заплутавшую душу, ведь у него такая же. Ему не было неловко, что он так сходу лезет к кому-то и пытается лечить. Он бывший альфа, и это его прямая, хоть бывшая, обязанность. Какая неловкость? Волк даже подумать не мог, что так себя не ведут. Под конец тирады их носы даже соприкоснулись на миг - настолько чуждо было зверю понятие личного пространства.
- А ты что? Тоже скиталец? Не надоело голодать и мёрзнуть под ливнем? Или, может быть, в этой земле уже есть стая, из которой бы тебя прогнали? - Дек повернулся к новому участнику сцены, поднимая разболевшуюся лапу в воздух. Кем же был этот волк?