Скверные деньки были у Брегорана начиная с катаклизма на Старом острове: всюду опасность и неизвестность, борьба за жизнь собственную и жизнь своих людей, конфликты обезумевших и, наконец, ранение, что на продолжительное время приковало его к постели в лазарете на чужих землях. Непривычно долгое воздержание сделало и без того сурового охотника еще более вспыльчивым и озлобленным, но тратить свое драгоценное время, которое можно посвятить защите и охоте, на утехи он так же был не готов, хотя гораздо больше его выводило из себя нынешнее положение переселенцев на Дискордии и неизвестность дальнейшего.
С волками было проще, – постоянно твердил он это себе, гильдиец скучал по тем дням, когда из врагов были только лишь звери (и обед), но никак не люди, от которых можно было ожидать в разы больше.

Расположен ли он, есть ли у него время на сексуальный контакт, есть ли у него жена, в конце-то концов? Сейчас у мужчины никто не интересовался его моральным состоянием и положением в обществе. Да и что взять с этой девки, что морочила ему голову буквально с первой секунды их встречи? Она - древняя, у ее народа все хорошо (по крайней мере уж получше, чем у его), эгоистична и самоуверенна, не меньше, чем сам Кроу. Незнакомку не волновали его мысли и обязанности, она шла напролом к какой-то своей цели, плотно обхватывая своими, разрисованными черным, губами его член. Цепкий взгляд гильдийца следил за ее движениями, руки властно контролировали процесс, но спустя время, погруженный в череду блаженных ласк и приглушенных стонов, ослабели и хватка и бдительность. Она будто давно знала его тело, оставила без «сладкого» в самый неподходящий момент, извернулась, отпрянула, не снимая с лица ехидную улыбку, прерывая контакт, и в это самое время охотник заметил в ее руке свой нож. Так нахально еще никто не обходился с его вещами.
«Ах ты, сука лесная, моим-то ножом...»
Как ни странно, использовала она его не по назначению, вульгарно провоцируя Кроу на дальнейшие действия, или…
Нет, если хотела убить, то нанесла бы удар раньше, что было логично, вспорола бы бок или перерезала бы вену на ноге. Ее призыв был слишком очевиден, чтобы толковать его иначе. Или это Кроу не мог больше думать ни о чем другом?

Довести самолично себя до эпического финала в таком состоянии было весьма легко, но ее действия дразнили и будто насмехались над ним, игра была жестокой, а вместе с тем слишком возбуждающей, чтобы отказаться. Взыграли гордость и самоуверенность, Брегоран заработал свою репутацию отличного любовника не потому что удовлетворял только лишь свои нужды, и эта древняя, хоть и видел он ее впервые и возможно в последний раз, не должна стать исключением. Ну и чего греха таить, он был не прочь похвастать перед мужиками, что первым среди них отымел представительницу местного народа.
- Не нож нужно использовать, – с самоуверенным высокомерием и будто с отвращением «выплюнул» слова охотник.
Острая сталь холодила его пальцы, когда он забирал оружие из ее ладони. Порезам явно быть, но сейчас не царапины занимали его разум, а разведенные колени девушки, ее разгоряченное тело, да взгляд, полный звериной похоти. Она получит свое, пускай Кроу и готов был завершить начатое в весьма кротчайшие сроки, но сучка не уйдет голодной, и разочарованной, и собачья поза как нельзя кстати подходила, по мнению гильдийца для этой дикой особы.
Он видел уродливые шрамы на ее спине от порезов и ожогов. Кому она могла так досадить, от кого ей так могло достаться? Но не желая углубляться в мысли о боли, которую девушке пришлось когда-то пережить, он просто предпочел прижать ее за шею к земле, переводя взгляд на окружающую его ночную среду, лишь временами всматриваясь в эмоции на ее лице, считывая удовольствие, приближающее ее к пику.

Аиша Лучилась радостью и материнской заботой, потому с остервенение защищала своё потомство, а именно сейчас активно перегрызала силки, не жалея лис. Антей же путь и должен был пытаться помочь же просто смотрел на это, пока Не перевёл взгляд на Йомеду что так и не ответила, но по её виду лис мог сказать что она не понимает посыла его слов, что заставило его отсечься от дополнительных вопросов, которые он бы задал даже не смотря на возглас Сестры, ибо это дело было тем что сейчас было для него слишком важным.
Впрочем от не был слишком согласен с предложение Пепельной отойти, ведь наверно они должны радоваться вместе с Аишей, но с другой стороны показать свою радость, сейчас он не мог, хотя где-то глубоко в нем она была и она была искренней. Потому пошёл за сестрицей чуть поодаль желая узнать что та хочет сказать, ведь у него тоже было что спросить в ответ, и этот вопрос был достаточно значимым при других обстоятельствах, но сейчас это просто одно из заставляющий его беспокоиться дел.
- Сложно не быть кислым после произошедшего... - не слишком радостно отозвался лис, так как он уже не имел желая притворятся что всё ещё в "нормальном" состоянии, - То что ты в "норме", меня больше беспокоит. К тому почему ты не захотела присоединится к Аише и лисятам они ведь нам не чужие? - спросил Антей внимательно наблюдая за сестрой чтобы в случае чего понять её реальный внутренний расклад. После чего тоже усадил свой зад наземь  и продолжил, - Что хотелось бы мне что всё было иначе, но да мы должны помнить о нашей цели, а для это нужно понять кто зачем и в каком количестве убил лис Братства, после чего построить план и истребить, идеально без осечек и выживший, и уже после это начать думать о благом будущем. - это слова молодого лиса звучали крайне расчётливо хладнокровно и слегка пугающе, в них он казался скорее неживым объектом, что только-что озвучил цель не испытывая чувств. Даже его легкое сияние из голубого стало серым на это время, а стоило его словам отзвучать как снова вернулась к своему цвету.
Дальше Анти с Пепел окликнула Аиша, она звала их разделить с ней её радость, однако Антей чувствовал что их радость возможно неприятна сестре, он не знал в чём именно, хотя догадывался из-за чего.
- Сестра смотри в будущее если то что ты видишь неприятно для тебя сегодняшней, но было бы приятно для тебя прошлой и когда это касается родных, смотри на это так что позже эти родные помогут тебе сделать нечто что было бы противно для тебя прошлой, но принесёт счастье для той кто ты сейчас. - сказал Анти прильнув достаточно близко у уху сестры, произнеся это шёпотом, в котором отчасти чувствовался проблеск той расчётливой его стороны, что отзвучала не так давно, - Пошли, Аиша и лисята это пополнение в наших рядах, а значит наше слово будет иметь чуть больший вес. - сказал он уже начав двигаться к лисице с маленькими комочками.
- Йорвет, Айрори надеюсь сейчас вы будете достаточно умы чтобы не убегать от нас искать приключений? - его голос звуча притворно весело, но достаточно сносно чтобы юные комочки не увидели за эти слишком сложных для них вещей.

- Тогда оставайся, кислим, но не раскисни. Какой толк от того, что ты будешь убиваться? Это, как-то поможет умершим? Нет. Твоя апатия найдет виновников? Нет. Так зачем тогда страдать, вздыхать и говорить, что я не нормальная, только потому, что не оплакиваю сородичей. Я помогу им успокоиться, когда найду убийц и отомщу, - уверенно проговорила Пепельня, не отводя взгляда от Антея. Спокойная, холоднокровная и… жестокая. Неужели это теперь новая Пепельная? Или же это Дерис? А может… это что-то совсем иное? Ведь за последнее время, что Пепел, что Антей пережили многое и могли повзрослеть, не заметив этого.
- Они не чужие, но… и не близкие, - сказала юная лисица, прижав уши к голове. Прищурилась, но тут же приняла расслабленное выражение морды. Лениво дернула хвостом, наблюдая, как Аиша возиться с лисятами, которые к слову, подросли.
Пепельная вздохнула. Она ощущала это… Злость, ненависть, зависть и сильное желание причинить боль бывшей наставнице и ее щенкам. Пепел не хотела видеть их радостные морды, но она не могла позволить этим потайным желаниям выйти наружу. Но частично хотела этой свободы…
Слова Антея прозвучали очень близко. Пепел даже вздрогнула и нервно дернула ухом, но очень быстро взяла себя в лапы. Посмотрела на брата, но ничего не сказала. Хотела, но не подобрала слов. Отвернулась.
- Это радует, что с ними все хорошо, - сказала Пепельная, стараясь, чтобы ее голос звучал мягко. На самом деле, несмотря на весь внутренний негативный комок эмоций, и чувств, лисица, немного радовалась тому, что кто-то таки выжил, а если учесть, что эти лисята раньше исчезли, то эта радость была искреннее. Словно сама судьба далась понять, что не все потеряно, и они не должны отступаться от плана.
- Наступившее время, Айрори и Йорвет стали достаточно зрелыми, так что думаю, они так же могут принимать решения с нами наравне. У нас есть важное задание, от которого я не желаю отступать. Месть, за погибших товарищей и чем скорее мы найдем виновников, тем быстрее умершие обратят покой, - проговорила Пепельная, посмотрев на Аишу. – Наставница, готова ли ты вступить на тропу мести, вместе со своими лисятами? Если нет, то наши пути разойдутся, если да, то мы вместе должны идти до конца. Антей, кстати, это и тебя касается, - Пепел резко обернулась к брату.

Дела всегда идут у Кроу с завидной легкостью, работать он умел и любил, тем более мужчина всегда знал, как труд его отразится на всей их общине, как необходимы эти старания. Своих людей он всегда опекал, хоть и вряд ли кто-то догадывался об этом, а теперь требования увеличились стократно. Преданный гильдии и переселенцам до мозга костей, он так же сильно ненавидел всех местных, что только и делали, что вставляли палки в колеса, доставляя дискомфорт и без того потерянным душам в этом новом для них, безумном мире, до краев наполненном неизведанными опасностями и трудностями. Вспоминая переговоры недельной давности, что произошли на Золотой косе, Брегоран еще больше злился, пожалуй, даже сильнее, чем при виде мертвых согильдийцев, где ощущались только лишь горечь утраты и непонимание того, за что с ними так поступают такие же люди, что внешне не сильно и отличаются от них самих. Те же руки, ноги, голова, явно мыслящий мозг, но в направлении, которое было никак не понять. Причины, когда человек убивает человека, такой ценный ресурс для быта и выживания – ему были не ясны.
Переселенцы берут у природы, как воры пришли разграбить ценный ресурс этого мира – так считали Древние, но не природа ли придумала эти правила, создавая людей, подобных Брегорану?
Он явно помнил глаза виновников, чей род совершал с ними злодеяния, и не мог им простить, как не мог принять возможность мира с ними. И это была только одна угроза, были ведь и другие, как та же Цитадель, что еще больше походит на переселенцев, которых отвергли Древние, так же, как отвергают сейчас и их. В мир с дикарями охотник не верил, и несмотря на то, что Мартен смог-таки договориться о нейтралитете, Кроу был уверен, что это всего лишь очередная уловка местных лживых, повернутых на природном баллансе убийц.
«Собаки, смеют приходить к нам после всего того, что сделали! В аду я увижу ваши лица.
А эта? Одна из них, не иначе. Дочь какой-то падали, что прежде убивала наших».

— А почему нельзя просто кинуть палку и не требовать ничего поверх, м? – возмутилась «дочь какой-то падали».
С характерным звуком недовольства гильдиец выдохнул через нос, продолжая волочить тушу антилопы дальше. Говорить на повышенных тонах сейчас не хотелось (а другое давалось с трудом), да и несподручно было болтать во время работы, сбивая дыхание, а, следовательно, и скорость движения, но оставить ее вопрос без своего замечания так же было нельзя.
- Сама ко мне в штаны полезла. Видать, мужики у вас так себе, - ехидно усмехнулся злобной улыбкой.
«Сигареты мои скурила. Сейчас еще выпить требуешь. Заметь. Требуешь это у того, кто сам дома лишился и остался ни с чем. Ни дома, ни уверенности, что завтра от голода не подохну, а еще и вашу заразу подцеплю».
Скривился. В разум закралась идея, что если источником заболевания и являются древние, то и Кроу мог заразиться от девушки во время соития. Таким уж перед мужиками не похвастаешь.
Но о своих переживаниях он, разумеется, не стал говорить вслух, как и о бедственном положении переселенцев. Возможно, когда-нибудь, Брегоран вновь сможет почувствовать в себе уверенность, как и раньше, не на одних лишь словах будет гордым и высокомерным с чужаком, а так, чтобы и в груди чувствовалась та самая твердость и несгибаемость. Играть для всех роль, будто Кроу остался такой же, какой и был раньше, было безумно нелегко, но слабину нельзя показать (как в насмешку над его видимой стойкостью, кровь вновь потекла из разошедшихся швов на плече, багряным пятном быстро расползаясь по, и без того, мокрой майке) так и сейчас, показушно унижая мужчин из рода Древних, он как мог старался взбодрить себя, найдя самый простой повод хоть здесь самоутвердиться.
Краем глаза гильдиец наблюдал, что его спутница не отставала и, видимо, не собиралась отсюда «валить», с одной стороны это раздражало (непослушная тварь!), а с другой – Брегоран был даже рад компании. Несмотря на свой хрупкий вид и шлюшью натуру, девушка, казалось, чувствует себя в лесу, как рыба в воде, а лишняя пара глаз по пути в лагерь явно не помешает. Конечно же, если она не захочет его умышленно подставить и навлечь на одинокого охотника с добычей беду, и этот возможный вариант так же наводила на мысль о том, что в лагерь ее вести все же небезопасно.

- А почему нельзя просто отдаться мне? Че тебе надо от меня? Бухла? Еще разок перепихнуться? Или ты просто любишь потрахивать мужикам мозг? – остановился, переводя дыхание, разминая плечи и спину, и уставился на свою спутницу.
Не могу взять тебя в лагерь. Ты чужая.
- Хочешь пойти со мной – дай мне хоть одну причину для этого.
«Ты же видишь, что я не против дать этот повод себе».
Умение раздвигать ноги не делало женщину вип-персоной, перед ней не раскрывались все двери, едва она поманит своей доступностью. Эгоизм гильдийца отходил на второй план, ему важно было все то, что сможет помочь в выживании их лагеря. Хотя, если придется умирать, он был бы не против провести последние минуты своей жизни в объятиях этой стонущей красотки.
Экзотика, как никак. Таких среди переселенцев не было, а уж Кроу знавал многих.
- Послушай, - повернулся к ней, заглядывая вдруг в глаза, - У меня нет времени продолжать играть в твои игры. Мне плевать на тебя, тебе – плевать на меня, мы разойдемся прямо сейчас и забудем об этой встрече. И если ты не можешь мне ничем помочь и ничего не знаешь – просто не морочь мне голову.
С этими словами мужчина протянул ей флягу.
- Ты же этого хотела.

Койяанискаци движется позади него с проворством и легкостью тени, досадливо смакуя легкий привкус самоуничижения, нанизанный на клыки: единственное ее преимущество - ускользать прежде, чем тебе укажут на дверь (спасительная иллюзия того, что ты хоть что-то еще решаешь по собственной воле) - потеряно вместе с последними крохами гордости. Стоило развернуться и уйти еще тогда, за мгновение до… опередив отторгающие ее слова (хочется потребовать забрать их назад, отыграть все обратно, заново и по ее правилам). Теперь уже поздно оборачиваться.
Ее посылают – она остается, сглатывает, плетется следом – добровольно, однако, а не по принуждению, как пятнадцатью днями (и почти целой жизнью) ранее.
Смысл, впрочем, один и тот же – с мелкими поправками на обстоятельства.
Попытаться отвлечься, чтобы об этом не думать...

Каци тщетно пытается разложить на составные коктейль из некстати пробудившихся эмоций: оттенки чувств в нем анализу не поддаются, не сортируются по однозначным категориям – слишком много противоречий, слишком тяжело разобраться в этом right now. Сомелье из нее получается херовый: все, что умеет делать отлично – трахаться, но, как оказалось, одного этого мало, чтобы заполучить пригласительный билет. Можно обойтись и без него (можно обойтись без кого и чего угодно, и даже, по мнению Кроу, без самой Каци), если бы не одно существенное но: сейчас ей лучше с кем и как угодно, лишь бы не наедине с собственными мыслями; сейчас ей лучше с Кроу, чем без него… от размышлений об уходе в груди процарапывается наружу что-то жалобное, жалкое, жадное.
Каци знает – даже уйди она сейчас, однажды не вытерпит и вернется снова. На то у нее две причины: ей любопытно и… он ей нравится.
Каци он нравится – что само по себе тревожный сигнал: постарайся не привыкать.

Он – вариация зоны ее комфорта. Воплощенная ассоциация «с той стороны Солнца», версия, приближенная к совершенству - с правильно подобранными пропорциями предсказуемости, опасности, риска: Кроу она не боится (по крайней мере, не так, как людей из ее собственного «прежде»), им она наслаждается. Хороший игрок, соперник, любовник, в конце концов – подобная комбинация высоко ценится.
Не просто наблюдает за ним со стороны – любуется, даже сквозь темноту подмечая движение натруженных мышц под промокшей курткой (стянуть ее с плеч, выбросить, искромсать, потерять по пути – чтобы не загораживала полноценный обзор).
Через расстояние ощущает запах – граненый, резкий. Охотник пахнет так, как по мнению Ци и должен пахнуть ее мужчина: кровью, смертью, потом и табаком.
Партнеры из Древних ей никогда не нравились – слишком много сдержанности и плавных линий.  В кипящем котле ее страстей они, рано или поздно, не выдерживали; их жизнь среди моралей, норм и запретов казалась Ци оцепеневшей имитацией счастья. Цитадельцы в своей неистовости оставались хотя бы искренними – они признавали в себе чудовище и не стыдились его, не прятали. Любить свирепо, ревновать до крови, схватываться насмерть - откровенные в своей низменности, эти люди умели жить и выжимать саму жизнь без остатка. Каци следовало бы родиться среди этих людей – или хотя бы таких, как Кроу.

- Видать, мужики у вас так себе, - неуклюжий выпад, однако, по мнению Каци, правдивый, - Прямо под стать вашим женщинам, да? - и такой же неловкий контрудар. Каждое слово раньше – предупредительный в воздух; каждое слово сейчас – холостой выстрел: громко, но бесполезно – уже не стращает. Их обоюдный задор на последнем исходе – на еще одну полноценную перепалку у них не хватает ни сил, ни нервов, ни времени – время они вообще одалживают: Кроу у больных и умирающих в лагере (пока он медлит где-то здесь - где-то там голодают и погибают люди – поэтому он так торопится вызнать и дотащить, восполнить взятые напрокат минуты сторицей), Каци - у каждого встречного (и жуликовато откручивает таймер подальше от момента, когда забытье спадет окончательно и реальность зажмет капкан).

Кроу не упускает возможности подтвердить: у него никогда не бывает лишнего времени. Каци понимает, что лимит, отведенный на игры, кончился – за мгновение до того, как прозвучали слова и сократилась дистанция.

- У меня нет времени продолжать играть в твои игры, - она клонит голову набок, глядит на него исподлобья, не отрываясь, с упрямым вызовом – чтобы не выглядеть застигнутой врасплох. Напугал бы меньше, не стань он внезапно таким открытым, естественным, уязвимым – с вывернутым наизнанку нутром вместо брони.
Не будь он так похож на нее саму – где-то там, в далеком-далеком прошлом.

Добро не всегда возвращается добром – в этих широтах оно, скорее, пропадает без вести. Каци хватило и одного раза, чтобы понять – жизнь заради других не под нее скроена. Уже с малолетства себе уяснила: попытки сотворить благое дело для племени прямо пропорциональны презрению соплемеников к ней же: как ни старалась, так и не простили ее, не приняли – Принцесса не под нужной звездой родилась, не в тот день и год, не у тех людей, а посему выходит, что Полуночную Песнь загубило не промедление вождя, а ребенок-дурное знамение, конечно. Суеверная глупость, однако для многих ее хватило. Страшно сказать, как она старалась переломить неизбежность чужого мнения; как ее, принцессу оставшейся горстки людей, глухо ненавидели – и как низко гнули спины в ее присутствии: традиция повиноваться пересиливала неприязнь.
Жизнь – хороший учитель. У жизни Ци научилась пренебрегать богами, приметами, суевериями, равно как и чужими нуждами. Каждый сам за себя. Эти люди, эти звери, и сам этот мир не стоят того, чтобы класть себя на их алтарь - доказанный, в сущности, факт. Сильные здесь жрут слабых и пользуют наивных безо всякой отдачи и благодарности.
Когда-то она была наивной. Теперь она – тот самый хищник, запускающий когти в мягкотелых; получающий необходимое – не важно какой ценой.

Он протягивает ей флягу – будто пытается откупиться. Велико желание прямиком в лицо выхаркать – "Откуда ты вообще знаешь, чего я хотела. Откуда ты вообще меня настолько знаешь?"
А знать-то на самом деле не так уж и надо: достаточно глянуть на действия – руки Ци механично прижимают флягу к груди. Привкус самоуничижения во рту обрастает критической интенсивностью. Отбрасывать подачку в сторону поздно – уже увидел, что она бежит и лечится, ищет ту самую "истину в вине".
Рассекретил. Сам такой.
С ним сложно. Она не знает, что думать; что делать - тем более.
Он ей нравится. Иногда она его ненавидит (с периодичностью раз в пару мгновений).

Если Кроу даст ей повод оставаться – она будет не прочь рассказать о том, что его так интересует. При одном только условии.
- Зачем тебе… это все? – Каци отнимает от фляги руку, обводит пространство близ охотника по дуге, собирая в ладонь и антилопу, и больных жителей, и его над ними опеку; подытоживая, эту же ладонь укладывает на его окровавленное плечо - не осталось незамеченным, как ты ни пытайся скрывать, - Чего ради? – она хочет услышать мотив: что заставляет его жертвовать собою ради других. Почему-то это кажется ей важнее обид и недопониманий. Быть может, как раз потому, что подобное когда-то было знакомо Каци не понаслышке.

Слишком многое перенял от тех, на кого охотится – стряхивает с себя все ее касания, шарахается от протянутой к нему ладони, скалится, загнанный непониманием, беснуется, пытаясь вырваться из силков пристрастия (не приглянись она ему, ушел бы сразу же; как ни отрицай -  в обществе друг друга они завязли, завязались неутоленными нуждами, неозвученными ответами – сознание противится принимать этот очевидный факт: чужое навязчивое присутствие в систему координат, где никто никому не нужен, не вписывается, реальное положение вещей встает поперек горла убежденности в нечистоте намерений – и все это, конечно, раздражает неимоверно).

Кроу нервничает – не нужно особенно вглядываться, чтобы это заметить: так ведет себя жертва, учуявшая явственное присутствие хищника: жертва готовится или обороняться, или бежать, или даже, быть может, претворить оба этих варианта в совокупности.
Впрочем…
...крючок интереса засел глубоко, где-то в самой сердцевине нутра, повод нуждаться друг в друге крепок, насколько это сейчас возможно – бояться как будто бы не за что – Кроу такой поводок удержит, но каждый его рывок на свободу все равно отдается в Каци тошнотворной тревогой и зыбкостью под ногами (твердо ступала по земле и по головам ровно до той поры, пока не занозилась о симпатию – теперь ее равнодушие к Кроу безнадежно хромает; стоит огромных усилий подобное от него скрывать - так, чтобы ни в словах, ни в глазах, ни в жестах не просочилось - привычней и безопаснее, когда ни единого слабого места на виду).

Когда-то ее саму выбирали, держали рядом – сдавали напрокат, покупали и продавали, расторгали договоренности в одностороннем порядке. Теперь, на свободе, она пытается сойтись на одной ступени с пленителями – глядите, и я так умею, я равная, я даже выше вас, я довела искусство порабощения до совершенства: в отличие от Цитадели, Каци нет нужды в показных атрибутах власти, в кандалах и цепках – достаточно просто разгадать, что находится по ту сторону человечьей натуры - поиск отмычки к каждой требует скрытности, деликатности и не терпит ни грана спешки: когда истина добирается до подкорки мозга, они, ее пешки, конечно, пытаются от Каци бежать, не понимая, что уже разыграны, бесповоротно распахнуты настежь, со всеми их чувственными и болевыми как на ладони – только успевай прожимать нужные точки в срок, дергать за обнаженные нервы, двигать, дрессировать их – пока не наскучит.

Мягкотелые типажи ей приедаются быстро; Кроу она еще даже не надкусила – так, пометила ямками от клыков по самым его краям. Крепкий орешек. Ценный трофей.

Он требует время на приручение (и вообще слишком много требует) – да только время теперь в дефиците: Каци теряет минуты и, совсем немножко, терпение. Так уж хочется им обладать, что собственные же правила нарушает - тянет руки прямиком в его душу (слишком поспешно, слишком неосторожно) – оборона срабатывает быстрее, чем Ци успевает ее обезвредить, понять, как работает весь этот внутренний механизм. Охотник в себе замыкается – капкан неприязни надламывает застигнутые врасплох любопытные пальцы, стягивает с них кожу, припудренную ложью, сигнализирует в атмосферу: попалась - так не двигайся теперь, не сопротивляйся, жди, пока его не отпустит: чем больше дергаешься – тем сильнее риск, что маску с тебя нынче сорвут вместе с оставшимися кровоточащими лоскутами.

Инстинкт выживания дает несвоевременную подсказку - выжидай, выбирай себе меньшее из натворенных бед. Ищи в обороне брешь, потайные ходы.

Не от боли готова скулить – от досады. Однажды совершенные ошибки уже не переиграть – теперь Кроу точно знает, что пыталась пробраться за охранный периметр, а потому – никакого доверия, сплошная бдительность вперемежку с отторжением.

В каждой его фразе – фантомное эхо взрыва: все об одном и том же – Кроу от нее отказывается, ее не понимает, пугается неопознанного, непривычного. Не рукою ударил – так хоть словами смог дотянуться: пылает гневом что жаровня, за накалом ярости забывая, что хищник, угодивший в его капкан, все еще остается хищником, отнюдь не беспомощным по сути своей. Он ее подловил, но не обезвредил – при всем безнадежном положении (в Цитадели бывало и безнадежнее) Койяанискаци еще прикидывает ходы и исходы, надеется на реванш, ищет точку опоры, способную перевернуть игральную доску с выигрышными фигурами на ее сторону.

Преимущество, когда-то отобранное у нее Цитаделью, но восстановленное в полной мере посреди дискордийских лесов: возможность помститься здесь и сейчас, поставить на место зарвавшегося, дать почуять, чьи правила до сих пор имеют превосходящую силу.
Его пренебрежение она уже стерпела раз – второй заглотить такое тяжеловато: негатив внутри добирает до критической массы, прежде чем нежданно взорваться в ответ.

В ее глазах отражается только он сам – серо-стальные оттенки оскорбленности предусмотрительно припрятаны на донце зрачков, уже заприметивших изъян в агрессивной тактике – Кроу позволяет себе плескаться злобой на дистанции прямого поражения: коленом в пах, по глазам – когтями – обида добавляет Каци проворства сверх ее врожденного.
Он пытается ее с грязью смешать – она его в этой грязи вдоволь изваляет, равняя счет. Он, наверняка, захочет реванша - уязвленное эго не даст оставить все как есть, а саднящая гордость, как известно, злейший враг осмотрительности.

Моментом его слабости сполна пользуется – торжествует; наклоняется свысока, заговорщицки прикладывает к губам палец, усмехается ядовито:
- Тссс. Местные хищники оч-чень чувствительны к плохим манерам, понимаешь? Будь хорошим охотником – ты же хороший охотник, да? – не дразни их понапрасну…

На смену отчаянию вновь возвращается былой азарт – неуемное воображение уже очерчивает контуры новых перспектив: есть еще шанс заставить побегать по ее следу. Она ускользнет первой – и унесет с собой кое-то особенное: залог того, что новая встреча (к добру или к худу) обязательно состоится.
Заманчиво, не так ли?

Финальный штрих – сдернуть с плеча поверженного ружейный ремень, завладеть его святая святых (о том, что ружье не заряжено - никто не вспомнит), отпрыгнуть на безопасное расстояние (даже если Кроу каким-то образом пересилит терзающий его телесный рефлекс и встанет на ноги, настичь Койяанискаци так просто ему не удастся), глумливо упереть приклад в плечо, и, играючи прицелившись, проворковать напоследок:
- Интересная вещица. Пожалуй, сойдёт как компенсация за потраченное на тебя время… - на каждое ее слово приходится по шагу назад – Каци в лесную чащу пятится, не теряя охотника из виду – до тех пор, пока ее саму не скроет листва и тени ночи: найди ее, если сможешь – теперь у тебя точно есть веский повод.

i want to play a game
are you?

Слова сестры были пускай и правильными, но  слишком холодными и может даже жестокими. Однако несмотря на это лис не смог найти что сказать в ответ на это ведь его кислость, как бы тот не хотел признавать была сейчас больше во вред, чем на пользу. Это было правильно чувствовать всё что он чувствовал сейчас, но было не правильный позволять этим чувствам овладеть собой сейчас. И Анти это всё таки понимал, потому и не смог ничего сказать Пепельной.
Антей выбрался из собственных раздумий когда его сестра не признала близкими Аишу с лисятами, чему он был удивлён, но понимал причину, хотя прекрасно знал что не в его силах что-то сделать с изменениями в свой сестре, как и не мог однозначна признать, несут ли эти изменения лишь зло.
- Сестра если уж Аиша с её лисятами нам не близкие, то тогда мы остались в одиночестве... - сказал лис явно не соглашаясь с ней, но не пытаясь доказать ей обратное, уж слишком это было не к месту сейчас.
Антей наблюдал за тем как Пепельная смогла признесли слова радости за Аишу и её лисят, от видел что это слова дались ей нелегко, пускай он не мог знать что внутри сестры были запретные желания, но ему хватало ума осознать что его сестра меняется, возможно, слишком быстро и далеко не по своей воли. Однако и он не мог ей в этом помочь больше чем словом. Ведь теперь он не мог даже коснуться ей не причинив ей боль. Едва заметный след полу-прозрачного свечения, колебался чувствуя мысли и эмоции своего хозяина, проявляя себя то чуть ярче, то чуть заметно.
Антей же поглощённый тирадой Сестры о готовности к мести и обозначению того кто готов идти до конца, совершенно не замечал нервное хождения  своего хвоста из стороны в сторону. В некоторой степени он понимал из-за чего Пепел решила поставить такую жёсткую границу и решила отказаться от отсрочки мести, ради безопасности детей Аиши и поиска для их убежища, с уже последующем поиском мести. Антей определённо выбрал ли такой исход, однако услышав слова Аиши, понял что это было сюрреалистично, потому не пытался отговорить её от ухода или как-то оставить их вмести.
- Аиша надеюсь тебе удастся найти Йомеду живой, а так дать им безопасный кров. - произнёс Антей, уже собирающейся в путь лисице.
Теперь же оставалось ему решить как поступить. Ведь он хотел помочь Аише найти своего ребёнка и тем самым немного облегчить свои внутренние терзания и вину, но он не мог оставить Пепельную одну. Его единственная сестра что единственная была сейчас с ним рядом и так же та кто пускай и не признается в этом даже самой себе в снах, нуждающаяся в помощи и поддержке. Антей теперь был посути единственным кто мог ей её оказать, ведь Аиша их покинула, Адлэр исчез.
- Возможно, это происходит не в том порядке, котором я бы хотел видеть это в своей душе, но реальность, увы, не дает альтернатив. Я с тобой Пепел, я не смогу простить себя, если оставлю тебя одну сейчас. - произнёс Антей, осознавая, что о любом другом своём выборе он пожалеет слишком скоро.
Теперь когда он сделал выбор о пути мести пока было бы обозначить первую точку их пути.
- Что ж сестра, теперь нас только двое, в небезопасных землях, с далеко не самыми большими силами, с чего же будем начинать наш путь? - Произнёс он, умолчав о части "что их только двое, двое неспособных даже коснуться друг друга"....

Мартиша, как давно мы куда то с тобой выбирались? Ох, пожалуй очень давненько. Все чаще после переселения ты жалась в укромных местах, отсиживалась и зализывала раны, которые снова и снова сама себе наносила. Безумная зависимость и жажда, которую не остановить. Постоянное желание вкушать сладостно-сладковатый вкус крови. Это желание застилало пеленой твои глаза, ты становилась слепа и видела лишь цель - убивать и царствовать Не важно чью кровь проливать. Да хоть собрата или друга. Постоянно желание впиться клыками в чей-то бок и ощутить то самое дурманящее и притязательное чувство превосходства, видеть взгляд наполненный страхом, ужасом, болью. Слышать тот самый поросячий визг пойманной, в капкан из челюсти, жертвы. Ох, как они каждый раз извивались и вырывались, а ведь всегда заранее знали, что перейдя мне дорогу - одним порванным боком не отделаться. Ты истинный наемник, хладнокровный и жестокий. Твое равнодушие, наверное, смогло бы пронзить похлеще стрелы. Именно за это тебя и ценили в Пожирателях, именно за это ты осталась в Искаженных душах. Ты предана безумию, ты не можешь существовать отдельно от него, оно часть тебя, ты словно выродок самого Шитахи, по безумию с тобой не каждый потягался.
Я зловеще залилась смехом от своего второго голоса, который никогда не затыкался в моей хитрющей головешке.
Лапы ступали по влажной земле, от того что ты засиделась в своей "норе", ходить по каким-то темным и дремучим джунглям было довольно затруднительно. Ты шагала лениво и отнюдь никуда не спешила. Голова была опущена, но прицелена исключительно вперед. Вышла ли ты на охоту? Нет. Вышла ли ты пролить чью-то кровь? Возможно. Проливать свою же кровь довольно утомительное дело и со временем наскучивает.
Я приостановилась. Тело, искаженное множеством шрамов от самой же себя, изогнулось дугой. Я потянулась и отряхнулась, словно разминалась перед забегом. На морде промелькнула ухмылка и я впилась в свою лапу, на которой шрамы уже даже не особо затягивались. Кровь хлынула в мою пасть тонкими струйками, сладкий и солоноватый одновременно вкус защекотал язык. Я на мгновение прикрыла глаза от блаженства. Насладившись вкусом и утолив не на долго жажду крови, я двинулась дальше, предварительно облизнувшись, чтобы слизать оставшиеся капли и не проронить ни одну мимо вне пасти.
Мой шаг уже был более ускорен, я семенила так, словно готова в следующий момент перейти на бег.
- Эй, ты! - я заметила движение среди темных стволов деревьев, мелькнуло что-то светлое.
-Эй, ты, оглох что ли? Кусок собачьего дерьма, я к тебе обращаюсь. - на губах засиял оскал, темные губы изящно оголили клыки. Глаза налились кровью, что стали казаться багровыми, нежели карими. То что мелькнуло не было похоже на того, кто питался травой, это был тот, кто тоже топчет эту землю для охоты и убийств. И я это чувствовала, в воздухе засмердело волчьей шкурой. Этот факт придал мне еще больше азарта и желания встретиться с тем кто снует у меня под лапами. Не смотря на то что в этой местности было не так как в лесу на родном острове тихо, тут всегда происходило какое-то движение и звуки, мои уши всегда были на страже происходящего и я отчетливо слышала, чо это нечто шатается тут поблизости. Я не любила чье-то общество. Всегда держалась отстраненно, и никогда первая не шла на контакт - если это, конечно, не контакт моей пасти с чьей-то задницей.
А вот что там за волчара, который сунул свой нос в этот лес - стоило бы разобраться, тем более, Мартиша, разве ты не любишь новые знакомства, ахах?
Загривок вздымался, шерсть стала взъерошенная, поза всем видом показывала, что шутки с такой безумной убийцей могут плохо закончиться и если этот товарищ не выйдет, то скорее обречен ощутить гнев и ярость наемницы.
Кровь бурлила в жилах и чувства охватывающего безумия с каждой минутой начинало преобладать.

Отредактировано Мартиш (2022-02-19 00:53:26)

Марти, всю свою жизнь ты выбираешь тусить среди самцов, нежели со светскими волчицами, у которых только забот о потомстве полный рот. Но тебя эта тема никогда не интересовала, вся вот эта чепуха о семейном очаге, любви и прочих слюнях, которые пускал молодняк, делая новый молодняк. У тебя слишком сдвинута психика, после всего пережитого, чтобы относиться к этому как-то иначе. Все это вызывало лишь отвращение и желание отчистить желудок. Возможно когда-то найдется больной на голову ублюдок, который рискнет растопить твое ледяное сердце, но произойдет это не скоро, да и скорее ты ему вскроешь глотку, чем тот успеет заговорить об этом.
Тебя всегда тянуло на авантюры, на то, как кого-то подстеречь и вспороть по тихому брюху, заметая следы. И все это тебе могли дать только самцы, те кто по истине жили свободно, их не заботили и не отягощали семейные обязательства, они всегда жили одним днем, всегда готовы были окунуться в жерло опасности, которое неизвестно извергнет их или поглотит. Они жили схожими интересами с тобой. И это и тебя забавило и это тебе прельщало. Ведь ни каждая волчица решит бегать и искать на зад приключения с самцами.
Хотя, как таковых друзей у тебя никогда не было, но ты всегда выделяла некоторые личности среди тех, кто был готов в любой момент сорваться и направиться воплощать твои безумные идеи в жизнь. А ведь именно они тебя и прозвали как-то более по пацански - Марти. Тебе даже понравилось это прозвище. Оно не резало слух и звучало складно, а вот некоторые звали тебя Тиша. Вот скажи, ты разве похожа на ту кого стоит так звать? Тиша, пфф. Не, я не спорю, что когда ты шла на жертву ты становишься тише воды, ниже травы. Ты словно сливаешься с окружающей средой, становишься единым целым и плавно плывешь.
Эх, что уж сейчас говорить, когда в стае от Пожирателей осталось всего ничего. Многие остались на старом Острове, некоторые что-то переосмыслили в своих мелких головешках и покинули наши ряды после переселения. Хотя, я бы таких спокойно не отпускала, я бы устроила показательное выступление с позором этих жалких предателей. Я бы каждого окропила бы их собственной кровью и устроила погоню на выживания. Не успел убежать и скрыться? У тебя был шанс.
Ну полно, вернемся к реальности.
Наконец то среди ветвей мелькнули цветные глаза. Мой нос вздернулся, собирая за собой складки кожи от напряжения. Каждая секунда в сопровождения звука шагов тянулась словно вечность. Лапы нервно продавливали и загребали под собой землю. Не многие обладали такой особенностью, поэтому круг вариантов сужался. Я еще не знала, знакомы мы или нет, да меня это и не волновало. Больше меня волновало собственное желание. Наконец-то среди ветвей появилась светлая туша волка. Не долго пришлось осматривать товарища, что бы понять кто это. Это был один из своих. Деймос, кажется, так его звали. На удивление я запомнила его имя, видимо из-за того, что ряды стаи так по редели, что это сделать не составило труда. Не то, чтобы я прям его знала или общалась, но Пожиратели своих не жрут, увы. Обидно, я то уже настроилась впиться и перегрызть чью-то шею с наслаждением. Чаще я это делала для забавы, чем ради какой то цели, но чтобы убить кого-то из своих - это надо делать тихо и в месте, где никто не сможет найти следы. Списав все на несчастный случай. Падение со скалы или сломанные лапы при переправе. Иначе все может закончиться приговором для тебя самой, сейчас каждая жалкая душенка на счету.
Я с досадой спрятала оскал, смерила его взглядом с ушей и до хвоста и фыркнула с пренебрежением.
- Какая жалость, что это твоя мохнатая задница, я уж рассчитывала полакомиться волчатиной. - я облизнулась и сверкнула своими буквально алыми глазами. Заливистый смех разразился из моей груди меняясь на рокот рычания. Потрясся головой и выкинув из головы дурь второго голоса, я вновь смирила надменным взглядом самца. Я не знала что он из себя представлял, эта личность не особо привлекала мое внимание и стоит ли тратить на такого свое драгоценное время мне было не ясно. Может он из тех кто тоже не прочь позабавиться?
- Ого, собрание?! Настоящее? - я с издевкой изобразила максимальное удивление, даже пасть раскрыла. - А я на таких даже не бываю, печально было пропустить подобное. Наверное, было очень увлекательное обсуждение? Что же там на повестке дня? - я склонила голову набок, делая вид не поддельного интереса. Я всегда проверяю собеседника(да, если кто-то все же отважится выйти на контакт) для начала на прочность, а лишь потом на зуб.
- На минуточку, это ты сам стал и твой мохнатый зад у меня на пути, хотя такому как ты - слишком много чести оказывать свое внимание, так что можешь проваливать. - мои губы растянулись в ухмылке. - Небось единственное на что ты способен охотится - это то, что не крупнее белки? Что-то на охотах я тебя не особо наблюдаю, или ты слишком жалостливый убийца? Боишься свои лапки замарать в кровишке? Кто ты там по должности? Шут? - я состроила наивные глазки и засмеялась.  Присела на влажную почву, закинув на лапы свой хвост. Я хотела вывести его на эмоции, меня очень это позабавило, если что - отпор я тоже могла дать и хороший. Хоть и не убийство, но в роли шута увидеть кого-то - тоже дело занятное.

Отредактировано Мартиш (2022-02-19 13:21:02)

Когда мой час;
Когда смогу вздохнуть я полной грудью в последний раз?
Когда смогу я свою силу обращать в гнев?
Погадай мне, погадай мне!

Гарри Топор – Погадай мне.

Ещё многое нужно было обсудить, где-то оскалить клыки, где-то - проявить понимание. Но не сейчас. Может даже не сегодня. Посему задерживать остальных, мешая их всенепременно важным делам, Тринити попросту не видел смысла. Те, в ком безумный изувер уверен, были рядом. Большее зверя не интересовало. Они ещё соберутся. "Это будет весьма интересное зрелище, мальчик мой", надрывный смех эхом раздавался в голове.

Нити решил немного пройтись, получше изучить территорию, да привести мысли в порядок. Насколько это в принципе представлялось возможным. Чёрный ворон, верный друг и соратник, тоже отправился на облёт.

Особо не задумываясь, Грешник вышел к лесу, где уже бывал раньше. Да, именно здесь Пожиратели Смерти в очередной раз пересеклись с поганью Пантеона. А затем их взяли в плен местные. Интересно, ведь с тех пор миновало около двух недель. Пусть пока заросли джунглей выглядели по большей части одинаково для одноглазого, это местечко запомнится надолго. От воспоминаний даже как-то неприятно заболела переносица, словно в память о прошлой стычке. Уродливая морда исказилась - кожа на переносице собралась складками, оголив клыки. Хищник остановился и выпрямился. Втягивая носом влажный тропический воздух, искусанный огнём стал вглядываться в зелёную гущу. Множество запахов перемешивались, но среди их многообразия Помешанный уловил и знакомые. "Забавненько", хмыкнул зверь про себя и двинулся к источникам.

Неспешной рысцой, не пытаясь скрывать личного присутствия, одноухий волк приближался к цели. Лёгкий бег сменился широким шагом, когда стали доноситься голоса. О чём они говорили, признаться, не интересовало обожжённого исполина, но всё же любопытство и желание их увидеть присутствовали безусловно. На шуршания со стороны идущего уже наверняка обратили внимание. "Что ж, момент неожиданности безуспешно упущен", иронично насмехался Безымянный Бог. "Какая жалость", подыграл тому Тринити.

- Так-так-та-а-ак, - хрипло протянул серый волк, растягивая уголки губ в безобразной ухмылке, - какая встре-е-еча, - зверь остановился в паре метров от двух других. Янтарное око скользило с белой шкуры на рыжую и обратно. На собрании Деймос вёл себя сдержанно, хоть и выражал некоторое недовольство. Однако его можно было понять. С Марти же Нити доводилось пересекаться на Старом острове не то чтобы очень часто. Но безумие таилось в их сердцах, разрастаясь подобно плесени, а потому все оставались близки по духу. Неуравновешенные и опасные - пожалуй, самое простое и верное описание всех тех, кто когда-то стал одним из Пожирателей.

Говорить что-то ещё Помешанный не стал, поскольку ощущал лёгкую пелену некоего напряжения, зародившегося меж волком и волчицей. Но уходить пока явно не спешил. "Вдруг они тут о личном, а Тринити им помешал", пронеслось в мыслях.