Напряжение росло, а никаких действий со стороны пантеоновцев все так и не происходило, время словно тянулось сейчас уж слишком долго. Мир желал насладиться этим моментом, тем как искры горят в волчьих глазах, как их кровь начинает бежать быстрее, как твердеют мышцы, и то как каждый из них представляет то, как повергает своего врага, как льется кровь, стекая алыми струйками на новые для хищников земли.
- Это уж точно, - так же в ответ процедила сквозь зубы самка, продолжая скалиться и наблюдать за начавшими двигаться крысами. Вот и Такеши тоже оживился и сделал небольшой шаг вперед, готовясь действовать.
Каждый был нацелен на своего противника, с которыми еще взглядами встретились, во время небольшой перекидки фразами, соперники. Шаг, другой, третий, вот-вот и их клыки встретятся, но тут пантеоновские крысы сделали финт и резко сменили свою траекторию, меняя позиции. И пока черношкурая наблюдала за этим, буквально мгновение упустила прежде чем клыки самца сомкнулись на ее загривке, благо особого вреда это волчице не причинило, лишь подлило больше огня и ярости, сука оскалилась, прорычала, низко гортанно. Не медля тут же чуть сдвинула лапы так, чтобы отступить от зажатого Еши, и в тоже время становясь в более твердую позицию, не давая себя подмять, одновременно со всем этим желая приблизиться к сопернику, слегка опустилась на передних лапах она одновременно выворачивала голову так, чтобы вцепиться тому в горло, которое теперь было открытым и прямо у нее перед носом. Дьяволица уже вкушала как с силой сжимает на тонкой коже свои челюсти, еще мгновение и зубастый капкан сомкнется, но не просто сдавливать а рвать, рвать эту поганую глотку в клочья, стремясь нанести как можно больше боли, как можно больше повреждений.
Такеши не ожидал такого маневра, а потому не сразу отреагировал на столь интересную атаку сплоченной команды. Те явно с самого начала планировали именно так поступить, а потому и получилось у них это столь удачно и слаженно. Но он был бы не собой, если бы позволил не только себя зажать но и вывести из строя. Эта мелка пагань пыталась цапнуть его смольную, а значит он не только цапнет ее, он выпотрошит ничтожную. Та была куда меньше его, и она то пыталась его зажать, ха, бросил полосатый и быстро ударил с низу (острые клыки), с силой сжал кости нижней челюсти стремясь сломать их. Одновременно с этим Еши поднимался на мощных лапах, отрывая суку от земли, не давая опереться или же вырваться. А челюсти все сильнее и сильнее сжимались, еще чуть чуть и первая кровь попадет ему на язык, обжигая словно лава.

Сунгат мельком задержал взгляд на бездыханном теле, вернее, шкуре. Он готов был поклясться, что незнакомец выжидал их. И, действительно, от его тела шли неразборчивые, даже спутанные следы. Рассмотрев их, он пришёл к выводу, что тот явно спешил. "Только, откуда?", он поднял взгляд в ту сторону и покрепче ухватил палку. "Проверка не будет лишней", от нарастающего волнения шаг стал скорым. "Что, если существуют такие же, как он? Бестолочи с кучей прибомбасов. Вылезли, чёрт подери, паразиты". Ругался он из-за странной безысходности и желания поскорее разобраться, что к чему. "Не хватало, чтобы кто-то подобный повстречался Тринити и Ламии. Они же не знают об произошедшем!".
Сутулый сорвался с места. Какой бы жёсткой ни была земля под ногами, он старался не замедляться, а только ускоряться. "Потом пожалеешь мои ноги, Шанти. Сейчас я не намерен допускать, чтобы варвары одурачили тех, кто остался с нами. Несмотря на то, какие же они идеальные, по сравнению со мной, или умнее или лучше, я не могу промолчать. Я впервые отягощен и опьянен желанием помочь. Только слыша его, я могу что-то", только мысль о неведении придавала ему сил и маниакальной уверенности. "Никто, кроме меня, не знает о произошедшем", Змееуст усмехнулся. "Я пригожусь им", он не был уверен, но в том направлении, в каком он бежал, могло быть место встречи или засады. Звуки стихли, так что парень ориентировался только по следам на земле.
Один в поле не воин, сказал бы отец, но Сунгат был не один — с ним его безумие. Забитый щенок б скулил, топчась около тела серой волчицы, ждал бы подмоги, но только он рванул не просто в сторону, а по следам извращенного магией противника. Вдруг, что-то в нём заискрилось и захохотало, и он перестал бояться картины, что застыла в его сознании. Она прокручивалась по нескольку раз, а он всё жмурился, отводил взгляд, забивался подальше, прятал уши, чтоб ничего не слышать. И прекратил. Он вспомнил, что никто не должен видеть его неокрепших, сомнительных эмоций. Оттого парень улыбался, глядя на ужасную смерть. Тихо приговаривая, чтобы мученик посещал его по ночам, а он из него сделал бы поздний ужин или особый завтрак.
Только Сунгат не подозревал, к чему вело извращение души. Ладно, садизм, депрессия, нарциссизм, но намеренное и жёсткое искажение? Чтобы... выжить?

Отредактировано Сунгат (2020-03-18 03:01:24)

Тринити чувствовал, как вражеские клыки впиваются в переносицу, как рвётся и без того уродливая обугленная кожа, что лишь сильнее распаляло само естество одноглазого убийцы. Затея, которая едва не стоила ему пальцев, увенчалась ожидаемым успехом, а полученная от оной боль была лишь вынужденной мерой. Теперь ничто не сковывало движений Пожирателя, а по выражению морды своего оппонента он мог предположить, что тот не ожидал от Нити подобного выпада. Злорадная ухмылка разрезала окровавленную морду, которую расчерчивали тёмно-алые борозды стекающей крови, вырисовывающие хаотичный узор и попадающие на клыки её владельца.
Помешанный был внимателен. Хоть внешне и казался расслабленным, мышцы под обожжённой кожей были натянуты подобно тугим канатам. Пройдя языком по собственной морде, он вновь попробовал себя на вкус, издав негромкий ехидный смешок.
- Не боишься отравиться проклятой кровью Грешника? - Обратился волк к своему противнику, уставившись на него единственным янтарным глазом, в котором бушевал костёр ненависти, готовый пожрать любого вставшего на пути, поглощая бренное тело и отпуская душу в свободный полет. Самец сделал небольшой шаг влево и назад, тем самым обходя Ламию и Такеши сбоку, продолжая следить за волком, стоящим напротив.
Быстро анализируя происходящее, Чужой понимал, что расправиться с этим увальнем - самая главная задача, поскольку он был крупнее двух других, а значит проблем с ним будет больше. А у хищника уже был готов план, да, он помнил о том, чья помощь сейчас может оказаться решающей.
- Очередь Тринити, - коротко отрезал одноухий и, отойдя ещё на пару шагов, резко рванул вперёд. В этот момент буквально над головой противника раздалось карканье. Данте потребовались доли секунд, чтобы максимально сократить дистанцию между общим врагом. Чёрные перья позволили оставаться незаметным до определённого момента. Ворону ненужны были слова, он понимал затеи своего спутника, а потому намеревался ударить волка в область головы, либо в нос, либо в ухо /меткий клюв/. Что выберет противник: постарается увернуться от атаки черпопёрого, но откроет шею аккурат для клыков серого, или же отразит атаку Нити, но позволит птице нанести удар. Птиц приближался быстрее, буквально вынуждая соперника обратить на себя внимание. При любом раскладе, одноглазый метился вонзить клыки в волчью шею.

- Для того, чтобы не привести врагов, которые пойдут по запаху крови, в наш лагерь, - ответила Пепельная, когда убедилась, что они в безопасности и можно вернуться к ране. К тому же самцы сейчас начали патрулировать неподалеку, да и Анри сидел на страже и заметить появления крупного хищника.
- Так же, в этом лесу достаточно широкие деревья с высокими корнями, среди которых нам будет легко спрятаться и маневрировать, если понадобится. Правда, это может оказаться и минусом, в зависимости кто решит на нас напасть, - продолжила объяснять лисица. Она соблюдала спокойствие, словно не переживала об этом. Казалось, что даже если появится враг, Пепел спокойно схватит лисенка и побежит. Так выглядело внешне, но внутри, лисичка волновалась.
Махнув хвостом, юная травница решила заняться раной. Сняла компресс, который ранее  наложила. Несколько раз провела языком по ране, слизывая кровь и очищая рану, но потом взялась за травы.
Сначала сделала компресс с герани, следом наложила листья крапивы и обмотала ниточками травы, чтобы не соскальзывало.
- Азер, Сакхр кто-то из вас должен принести мне еще герани и крапивы с моей норы, - сказала Пепельная, когда лисы появились рядом. – По два пучка каждого, - лисица показала, как выглядят растения, и осталось определить, кто пойдет, а кто останется.
Пошел Сакхр, так как он дольше знаком с Пепельной, и немного лучше разбирался в травах. В смысле, внешний вид мог отличить.
- Малый, остановим кровотечение и только тогда вернемся в лагерь, - сказала Пепельная, уже обращаясь к лисенку.

В воздухе завеяло первой кровью, что начала пропитывать собой пространство вокруг волков, а вскоре начнет​ медленно расползаться по земле, словно огромный осьминог, что разложил свои щупальца среди деревьев. В этом, будоражащем аромате, Ламия уловила столь знакомый и сладостный вкус, а потому после того, как ее зубы сомкнулись в воздухе, вместо поганого горла, сука расплылась в улыбке, облизывая губы. После того как бой закончится, она слижет всю его кровь, залижет все его раны, чтоб они не кровоточили, ну а пока. Смольная поддалась движению вверх, и тоже выпрямилась, как и ее оппонент, а так же в этот же момент успела выставить задние лапы в более устойчивую позицию, от чего стала еще дальше от полосатого союзника. А благодаря его движению головы, ее шкура выскользнула из его пасти, оставив в ней лишь клок черной шерсти, что слегка отблескивала ржавчиной.

«Не подавись мразь», и с этими словами в своей голове, она крепко обняла кобеля, обхватывая того, одну лапу кладя на плечо, вторую на ребра, но от этого ее объятия не были менее слабыми. А так же не давала ни секунды на раздумья и дальнейшие планирования своих действий врагу, снова шла с напором в бой, намереваясь в очередной раз вонзить свои зубы в его шкуру. Нацеливаясь в область шеи, чуть левее, и если тот снова захочет увернуться, желая сохранить свое горлышко не тронутым, пожирательница не упустит своего шанса откусить тому ухо под самый корешок. Ведь увернись он немного, и оно будет, вне всякого сомнения, в полной ее досягаемости. И эта сука не упустит своего шанса.

Еши же тем временем не намеревался отпускать мелкую сучку из своей пасти, продолжая ту сжиматься все сильнее. Как минимум она уже не сможет тявкнуть в чью либо сторону, если конечно не хочет лишиться возможности вообще тявкать и есть. А тем самым, пусть кости той пока и не начали трещать под давлением, но плоть не была настоль плотной, чтобы выдержать, гиена языком вкушал ее кровь, отправляя ее себе в глотку. И без того алые глаза, казалось стали еще ярче, и словно пылали огнем. Ее лапы уже болтались в воздухе, и сука брыкалась ими, пытаясь найти опору, Такеши не намеревался ей этого позволить, делая шаг вперед, заставляя ту выгибаться. И в то же мгновение подскакивает вверх, поднимая суку еще выше, лишая ее последних возможностей найти опору. А после стремительно уходит в сторону, и резким движением, опуская голову вниз, заставляя ту следовать за ним. Помогая себе лапой, давит суку на землю, так, чтобы та оказалась на ней боком. И при всем этом он даже ни на ёту не ослабляет своей мертвой хватки с ее челюсти.​ ​ ​

Лисёнок дождался, пока Пепельная закончит обработку, и обнюхал повязку на ране. Запах крови практически полностью перебивался ароматом трав. Спаркл невольно поморщился. Нет, в травники он явно не пойдёт.
Ожидание начинало надоедать, а в тёмном лесу не происходило ничего интересного, за чем можно было бы понаблюдать. Попугаи не замолкали, где-то неподалёку какой-нибудь тапир пробивался через кусты, а прямо над головой рыжего раздался смех маленькой обезьяны.
Спаркл не успел внимательнее разглядеть примата; он исчез также быстро, как и появился, перепрыгнув на соседнее дерево. Лисы так не умеют. А может и умеют, просто никогда не пробовали?
На слова серебристой лисицы лисёнок недовольно фыркнул. Ещё посмотрим, кто кого раздавит.
- Нет, просто… - он пожал плечами. - Наверное это полезно. Ну, уметь обрабатывать раны, лечить болячки всякие… Вот не было бы тебя рядом, кто знает, что бы со мной случилось.
Спаркл поёжился. У судьбы явно ещё были на него планы, раз она позволила ему так легко отделаться.
- Я останусь хромым на всю жизнь? - тихо поинтересовался малыш. Это бы разрушило все его мечты о становлении самым лучшим охотником и воином братства. От калеки на поле боя пользы мало.
Тем временем, о себе напомнил пустой желудок. Последний раз Спаркл ел ранним утром, только проснувшись, а солнце уже достигало своего зенита. Сейчас он даже бы не отказался от того куска мяса в ловушке, к которому боялся приближаться некоторое время назад.
- Лапа вроде в порядке. - лис не осмеливался опереться на неё пока повязка не была готова. - Только есть хочется.
В логово они должны вернуться скоро, конечно, если никакой тигр или ягуар им не помешает. Потерпеть Спаркл сможет.

Пепельная призадумалась. А малый сказал интересную мысль. Знать, как лечить или лечится травами полезное умение и оно всегда пригодится. В любой ситуации может понадобиться знания и тогда уже фаворит травник. Правда, сама Пепел на травника мало похожая. Мрачная, вспыльчивая и со шрамами, словно ей нужно было становится воином каким-то.
- Если бы меня рядом не было, то тебя бы съели, - равнодушно проговорила юная лисица, смотря на лисенка. И кто такие слова говорит маленьким? Услышал бы Альтраст такое, сразу бы поторопился начать лекцию о морали. Упоминание об отце заставило Пепельную дернуть усами. Вроде бы она спокойно переносит разлуку, а вроде бы…
- В любом случае, тебе еще рано думать о том, кем хочешь стать, - сказала лисица, слегка потянувшись и стряхнулась. – Ты в том возрасте, когда нужно изучать все и попадать в передряги, - а тут уже Пепел более миролюбиво улыбнулась. – Главное, что когда выходишь с передряги, делать вид, что ты это планировал, - травница знает, что говорит. В возрасте лисенка у нее много приключений было, да и сбежать всегда куда-то пыталась.
К сидящим лисам вернулся Сакхр, неся четыре пучка трав. Положил перед Пепельной и отошел для контроля территории. Пепел посмотрела на травки, потом осмотрелась вокруг, и только убедившись, что они все еще одни, взяла лечебные пучки трав. Посмотрела на рану лисенка и подумала, что можно чуть позже сменить компресс.
- Выдвигаемся в лагерь, - дала указание Пепельная. Она взяла лисенка за холку и понесла, направляясь в сторону лагеря. Последователи Дерис шли немного позади, а впереди летел Анри, как тот, кто может первым увидеть опасность и сообщить.

Сунгат еще раз пожалел, что они так разминулись, не вышли одновременно. Он оставил за спиной Шанти, безопасность которой не давала ему покоя. Мысли начали его путать: всплывали картины, что он где-то оставил коллегу на открытом месте, часть лапы или тела не прикрыл, и тревога только нарастала. Просто так встряхнуть кавардак - мерзкая задачка. Волк не мог сосредоточиться на одном желании - другое тоже было важно. Он желал поскорее найти Ламию и Тринити, но в тоже время хотел быть рядом с Шанти и сторожить её беззащитный тыл. Хоть она - воин - но сейчас лежала в одиночестве. И эта перебивка сторон выматывала юного пожирателя. Он ускорился, желая поскорее достичь пункта назначения, о котором если не гадал, так с нетерпением и раздражением думал, потому что джунгли проносились мимо, а следы всё тянулись и тянулись. Как в такой ситуации не свихнуться?

Душу еще трепали не сошедшие, чудовищные ощущения от смерти врага. Другой бы, на его месте ликовал и бежал вприпрыжку, но не он. Оттого, параллельно изматывающим, цикличным переживаниям его терзал стыд. А раздражение только облизывалось, и Сунгат в какой-то момент даже оскалился. Ему стало так мерзко. Только теперь унижения сыпались не со всех сторон или случайных взглядов, а исходили изнутри.

Безумие - разнолико. И если его лапы изрешетили итак едва живое сердце, то не разум, который был растянут, скомкан и напоминал нелепую кляксу с струящимися очертаниями и неуверенными, бледными цветами, и только ближе к центру оттенки приобретали более резкие, яркие черты. Сунгат спрятал все ответы на собственные вопросы глубоко внутри, на той глубине, где только покоились неразгаданные тайны. Он всегда ненавидел страх, неуверенность, слабость и не мог на них смотреть без отвращения, но именно оно так выматывало, путало его. Это путешествие - выдержка, проверка на прочность, которую сам себе устроил пожиратель. Обычный бег, торопливый, приносящий боль в голых ступнях перерос в погоню внутри.

Парень издал тихий кашель, который был похож на чих, и его тело дернулось. Он приложил ладонь к губам, вдохнул запах земли, сырой и умиротворенной, а когда отстранил от себя конечность, то почувствовал разницу между этими двумя запахами. Со стороны доносилось рычание и возня. Путешественник застыл в замешательстве. Чуть выше груди так неприятно жгло, точно его придавливала невидимая лапа, и тяжесть душила итак сбивчивое дыхание в горле. Сунгат с трудом сглотнул и, стараясь выровнять взлеты и падения внутри, направился вперед. Он ломал свои теории, одну за другой: отбрасывал нерешительность, робость, осторожность. Ему пришлось в лицо плюнуть недоверию и пожать руку риска. Его холодные пальцы слились со стихией Судьбы, она одарила его своим дыханием, и он поверил в себя.

Заросли, точно водоросли, склонились над ним, погружая его стройную фигуру в тень. Сунгат тихо, смотря себе под ноги, пробирался вперед, иногда замирая и контролируя обстановку. Он боялся нарушить тишину или услышать собственный звук, будь то неаккуратный шаг или хриплое дыхание. Он моментами даже пригибался к земле, что отдавала приятной прохладой. Пока, наконец, не раздался шорох, который заставил парня инстинктивно замереть. Теперь Сунгат различил в нём рычание и, когда прошёл еще дальше и остановился около толстого ствола, увидел его источник: сражение пожирателей с чужаками. "Это местные?", пронеслась первая мысль. Сутулый вглядывался в шкуры, пытаясь зацепить артефакты на шеях противников, но ничего так и не заметил, что его разочаровало. "Я мог бы вывести их на слабо", его внимание привлекла Ламия, которая вот-вот могла оказаться в смертельно-опасном положении - лежа. Покрепче обхватив сук, который он нёс, Сунгат завёл руку с ним назад, для хорошего размаха, после чего швырнул в сторону противника Ламии, целясь тому в лапы, чтобы сбить равновесие. По крайней мере, эффект неожиданности в сочетании с крепким предметом могли изменить положение волчицы, которой Змееуст хотел помочь и дать шанс на победу.

И все же этому южному выродку удается увернуться, тот сделал свой выбор, между шеей и ухом, и, по его мнению, подставив более ненужно так сказать. И этим самым ненужным оказалось остроконечное, с мягкой​ шерсткой, ухо. Которое теперь находилось отдельно от тела, а кровь врага испачкала и его шею, и ее пасть. Сладкая на вкус, с металлическим привкусом, волчица выплюнула трофей, и, растягивая губы в ухмылке, Ламия проглотила алую жидкость. Ну а Шарки судя по всему, не обращая внимания на потерю, продолжил свои телодвижения и не в пользу суки. Смольная не собиралась просто так сдаваться, и уж тем более позволить выродку себя повалить, сдаваться не в нее манере. Кобель пытался подмять ее под себя, тянув схваченную лапу вниз, и подталкивая задницей. Нужно было найти выход из положения…
А вот у Такеши все складывало куда лучше, довольный собой, тем, что смог таки завалить эту мелкую бестию, которой только и оставалось, что беспомощно перебирать передними лапами по его густой шерсти, словно расчесывая ту, на шее полосатого. Теперь все ее нежные и мягонькие части тела были открыты, словно поданы на блюде, жаль без красной каемочки. «Ну, да и ладно и так сойдет». Еще мгновение и с силой гиен наступил той на основанье горла, туда, где только-только заканчивалась челюсть, самая широкая часть между косточками, и где только начиналась гортань. Не давая ей вздохнуть и опомниться, и уж тем более предпринять какое-либо действие против него. Еши наконец разжал свои челюсти, но лишь на мгновение, чтобы тут же с силой ударить в ее открытое и ничем теперь не защищенное горло, вонзая в мягкую плоть свои уже окровавленные в ее же крови зубы. Смыкая их на хрупких хрящиках словно тисками. Еще немного (пара, тройка секунд) и полосатый начнет мотать головой, намереваясь вырвать южное горло.
«Сдохни мразь, ну же ну же Еши рви эту мразь, давай же быстрее покончи с ней и помоги уже, наконец, смольной, ей явно нужна твоя помощь. Этот выродок куда крупнее».
Где-то там за спиной крутил свой хоровод Тринити, а значит, еще не скоро закончит, хоть и успели пустить кровь, но нужно бы и изуверу помочь. Мысли быстро сменяли друг друга, цепочка строилась звено за звеном. Ударил свободной передней лапой по земле, ибо помощь не повредит, да и побыстрее разобраться с этими отбросами тож не плохо, не вечность ж с ними тут плясать. Значит пора действовать, у гиена уже были мысли по этому поводу.
Всю обстановку сверху наблюдал в основном ворон, а значит он знал враг ли идет или нет, но никаких признаков с его стороны смольная не заметила. А посему и напрягаться о постороннем присутствие не стоит, черношкурая сейчас всеми силами старалась устоять твердо на земле, пусть и всего на трех лапах. Подобно Трину и Грапку, Ламия начала уходить от напора Шарки. Одновременно с этим пыталась укусить того за нос.

​

Отредактировано Ламия (2020-05-13 13:23:16)

Сунгат в мыслях ликовал, внешне - затаил дыхание. Он понимал, что сидеть вот так и наблюдать - последнее дело. Но ему ничего не оставалось: ситуация в битве - импульс, который неподвластен ни логике, ни интуиции. Он боялся потревожить своими мыслями концентрацию, что воцарилась в нём. Пока он наблюдал, то подмечал все детали, будто время застывало и замедлялось, а потом скачками ускорялось.

Тринити тихо ликовал, и Змееуст с жадностью ловил его взгляд, преисполненный того дикого огня, который он видел в каждом Пожирателе. За редким исключением, он помнил особей, которые пребывали без костров, в сырых и тесных пещерах-закромах. А волк смотрел так, как будто хотел проглотить живьём своего противника, и эти эмоции пробирали его с ног до головы.
Сунгат понимал, что ему никогда не стать таким же, как матёрый или его спутница, приравняться к большинству Пожирателей и быть гордостью своего отца. Он ненавидел свою индивидуальность, но сейчас пытался увидеть в ней что-то положительное. Он подумал о том, что настоящий безумец кинулся бы с дубиной и начал шатать всех направо и налево, задушил бы веревкой первого попавшегося противника с особой жестокостью. Тогда бы в глазах загорелся долгожданный огонь. Сутулый желал, чтобы его душа, наконец, вспыхнула и унесла вместе с первым огнём все, что заставляло его дрожать, морщиться, смиренно молчать или бесполезно, по-кошачьи шипеть.
Только смысл в таком необдуманном рывке?

Сутулый наблюдал дальше, оставив избитую временем и обидами тему.
Ламии удалось изменить своё положение. Это учел змееуст, который посмотрел уже в сторону возившихся Шарки и Рау. Волчица подалась в бегство, но Пожиратель не отпустил так просто этот факт. Он переместился ближе к той стороне, чтобы видеть, куда улепетывала проигравшая. Он не исключал факта, что та могла привести подмогу, но не позволял себе покинуть поле битвы сейчас. Он подсознательно ожидал своего противника, для которого была уготована тугая, тёмно-зеленая веревка.
Парень всё еще оставался незамеченным и время от времени оглядывался по сторонам, в частности, бросал взгляды назад, контролируя обстановку. Засада - тоже стратегия.
Как-то раз, отец говорил ему о том, что пожиратель должен либо уничтожить свою жертву, как бесполезный кусок мяса, либо вкусить её живьём, со всеми криками и агонией, от которой сотрясался мир, вытащить душу и боль, вдыхать это необъяснимое торжество. Последнему он уделил особое внимание. Волк рассказывал это юнцу с таким смаком, что Сунгат запомнил это очень хорошо, но на практике так и не познал.
Он знал, что тут его жертвы нет, но не доверял тому, что видел.

В какой-то момент, Сунгат задал себе вопрос: "Что, если мне ПРИДЁТСЯ убить кого-то из этих?". Ему, рожденному в отрешенности и непонятной ненависти к самому себе и к окружающим, вдруг стало любопытно. Он помог Ламии - вмешался. Но завет отца всё лез в голову и не давал парню покоя. Засада начала казаться ему пустой тратой времени, бесполезным занятием. Он усомнился в своих действиях, но так и не сдвинулся с места.
Было еще кое-что, что Сутулый перенял от Яшкура - терпение.
Именно оно спасало его от ошибки. Или путало, уводя от правильного поступка?