Говорят, ищите и обрящите. Но никто не говорит, что конкретно.
Слушая скрип снега под лапами, я не смог не отметить, что день плавно идет на убыль. К тому моменту, как я ступил под крону деревьев Голодного леса, вечер уже уверенно вступал в свои права, и это событие одновременно и встревожило и обрадовало все мое естество. Это значило, что скоро тень накроет земли, и меня, и все вокруг окутает густой, тягучий мрак. В последнее время я чувствовал себя спокойно только в темноте: она убирала с глаз долой все лишнее. Меня это устраивало. Чего ты не видишь, того нет. Это странно, но это работает.
Впрочем, наступившие сумерки означали также, что близится ночь... Еще одна бессонная ночь. Я невольно содрогнулся. Для меня не существовало ничего мучительнее ожидания рассвета. Как там говорилось в той книге, что читала мне юная Шерри... Сон разума порождает чудовищ? Только никаким сном тут и не пахло. Только бодрствование и мучительные попытки разглядеть то, что притаилось во мраке. Удивительно, как темнота могла одновременно даровать немыслимый покой и в то же  время заставляла шерсть вставать дыбом от ужаса.
Задумавшись, я перестал следить за своими лапами, и те не замедлили воспользоваться случаем, чтобы устроить мне подлянку. Передняя левая зацепилась за какую-то корягу, и я чуть было не пропахал носом свежий снежок, в последний миг и не без усилий удержав равновесие.
Я чертыхнулся сквозь стиснутые клыки, подымаясь на все четыре, быстро мельком оглядевшись: не видел ли никто моего позора? Но за исключением парочки безразличных и сонных птах высоко на дереве, некому было укорить меня в неуклюжести. Что ж, хоть в этом судьба соизволила проявить свою благосклонность.
Хотелось остановиться, протереть лапой уставшие глаза, а еще лучше - сомкнуть веки и замереть. Восстановить дыхание. Собрать убегающие мысли в порядок. Посидеть так... Хотя бы полчасика. Послушать лес. Просто прийти в себя. Жаль лишь, такая роскошь доступна лишь тем, кто этого заслужил. Грешники вроде меня не имеют права на сон, пищу и отдых. Такие как я должны замаливать свои темные делишки и надеяться, чтоб Безумный Бог окажется достаточно благосклонным, чтобы грех отпустить.
Шаг за шагом, цель моя становилась ближе. Я ощутил запахи - какие-то более знакомые, а к каким-то лишь еще предстоит привыкнуть - и очень скоро я вышел на нечто вроде лесной поляны. Крайне крохотной. И я сделал пару шагов и остановился, безмолвный.
Я знал, что я выгляжу потрепанным, но меня это мало волновало. Я знал, что я выгляжу уставшим, но мне не было до этого никакого дела. Я замер в тени - в особо густой ее части - под деревом, почти прижимаясь боком к прохладной коре, будто это этот ствол мог укрыть меня от чего-то. Я уставился на Каннибала и Энью пустым, бессмысленным взглядом. Нужно было что-то сказать, но слова все, будто назло, соскочили с языка, и сколько не ворочал я им в пасти, нужных фраз не находилось. Тогда я сделал единственное, что мог сделать в такой ситуации - просто кивнул. Голова показалась мне тяжелой, что твой свинец, и я с трудом поднял ее и сфокусировал взгляд на двух серых волках.
- Приветствую, - произнес я наконец с запозданием, ощущая нечто вроде облегчения. Мне, конечно, хотелось бы сказать что-нибудь, прославляющего Единственного и Вездесущего, но это бы прозвучало тут мучительно глупо. Хватило и того, что я вспомнил, как пользоваться голосовыми связками. Да, я стал плох последнее время. Но в том не было моей вины.

Отредактировано Vorbis (2014-01-23 04:24:07)

Кислая мордаха Лиры и равнодушие нисколько не задели серого. Тот лишь хмыкнул. Он не ждал ничего другого, и оно не было ему нужно. Напротив, чувства были для него достаточно тонкой наукой, сквозь которую он предпочитал проламываться, как сквозь кустарник. Без них было значительно проще.
Заметив движение волчицы, серый подтащил зайца зайца за загривок поближе и уложил на землю, облизнувшись.
- Угощайся, - коротко предложил Вогт, отступая от тушки на пару шагов и усаживаясь неподалеку. Не то чтобы он об этом задумывался, но скорее инстинктивно понимал, что белошкурой нужно личное пространство. Иначе в Лире включается "маленькая бунтарка".
- Я же говорил тебе, - говорил ли? Должен был вроде, - что должен встретиться кое с кем без свидетелей. Эти волки бы тебе не понравились, - добавил Вогт, предвещая очевидный вопрос.
- Совсем бы не понравились, - произнес он с нехарактерной для него задумчивостью, при этом отчего-то оглядываясь. А ведь совсем недавно он сам хотел отвести Белую Шкурку к святилищу? Отчего же передумал? А оттого что знал, чем это вероятнее всего закончится для зеленоглазой. Но это он понимал и раньше. Просто раньше такой исход бы его устроил. Но не сейчас.
Уставшие лапы тянули прилечь, но усилием воли Вогт остался в сидячем положении. Он некоторое время помолчал, сверля взглядом стволы деревьев вокруг, как если бы они могли представлять из себя какую-то опасность. Зная его, можно было предположить, что он действительно в это верил.
Немного погодя Вогт снова заговорил. Будто бы неуверенно - по крайней мере так мог бы предположить тот, кто был мало знаком с серым.
- Ты помнишь, то видение? Призрака? Он явился в день, когда мы... - как бы это так назвать-то?  - хм, познакомились. Он звал на Север. И я хочу отправиться туда.
Вогт обернул морду к предполагаемому Северу. Да, он только что прибыл из тех краев, но... кто знает, что его ждало бы там? Отправься он туда на пути обратно, то кто знает, на сколько это его бы задержало? А ему бы не хотелось оставлять Лиру надолго. Юная самка, блуждающая в одиночестве, пусть и на нейтральных землях, не обретет на свой загривок ничего, кроме проблем. Странно даже, что эта своевольная волчица не успела найти себе неприятностей за тот короткий срок, что ее спутника не было рядом! Вогт не был бы удивлен.
- А ты? Пойдешь со мной? - достаточно резко серый обернул голову к Лире, и взгляд зеленых глаз вперился в переносицу самки. Требовательный тон подразумевал однозначный ответ на это... а было ли это вообще вопросом? Да, пожалуй. Было кое-что, что его смущало, а именно - подступающие холода. Это не было проблемой для него. В мыслях своих Вогт коснулся небольшого, но прочного древесного листа, что покоился, незаметный, на лапе среди кристаллов. А для Лиры путешествие на Северные земли могло стать реальной проблемой. Впрочем, можно было попытаться для начала просто сделать небольшую разведывательную вылазку.
- Место, где рождается волчья кровь, - процитировал Вогт слова видения, смачно прищелкнув челюстями в конце, словно пытаясь распробовать фразу на вкус, - попахивает Первородными, - сморщил нос серый. У него уже были мысли по этому поводу.

Отредактировано Vogt (2014-01-24 00:51:28)

Новый сезон. «Гнев Севера»
Отпустил дорогой, отпустил красавец. Расседлал вольную лошадиную кровь, подарил лошадке ветер.
Расстроилась. Ведь там было тепло, было настолько тепло, что хотелось срастись с корнями древа и вечно ощущать нелепые волны тепла и уюта, который дребезжанием холодных цветов, дарил нечто неописуемо-чистое. Кака-ая родная западня, како-ой родной капкан. И кажется, плоть словно теперь больше не плоть. И кажется будто бы кости теперь больше не кости. И кажется всем будто бы всажен в глазницы больше не туман, нет, а нержавеющая сталь капкана. Они все так же завлекали. Дар гипноза. Они все так же всем шептали "мы бесслезны", они немногих научили "быть красивым". Но как красивым? Да-а, опять же относительность. Какой может быть красота по меркам гниющего ублюдка в женском подобии? Верно. Ты станешь таким же красивым, как и она, ведь именно это и есть  дар легендарной красоты, как иначе? И, наконец, Шах, Император и Царь. Он обучал ее столько раз одному и тому же. Он забрал ее с собой в награду за победу. Он показал то желанное, то самое желанное, где все стремления ее упирались в тупик при достижении желанного, такого жгучего. Долго была там. Долго уповала. Лик больше не был растворен в виденьях и снах. Лик присутствовал рядом.  Пахло... да нет, конечно не серой. Аромат черного лотоса. Такого не существует. А мы взяли и вообразили. Там были синие маки. Но их же просто нет! А мы с Ним создали желанное. Там жили горящие птицы. Такого... заткнись. Проблема в том, что больше никто другой, что никто другой из вас просто не сможет так жить. Они не смогут так жить, как они, как она. Все слишком просто и катастрофически неясно для других, для простых тварей, которые попросту нелепо растворило чертово солнце. Его стоит дико ненавидеть. Из-за того, что свет его бел, как шкура праведного Антея. Его далекий призрачный мех провонял благоразумием. Его мысли разят чистотой, нет хаоса. Ну куда же мы тянемся, братья, куда? Если север закрыт стеной белой гнили.
Ах, что? Какая жалость. Какая дикая жалость. Теперь мы не имеем права так говорить, что ты сказал? Гром аплодисментов тем, кто это сотворил лапами никчемных приспешников трусости. Этот мир успел трижды перевернуться с тех пор, как блуждала она по диким садам всевластия. Зерна крови засохшей лежат на снегу. Этом бессмертном снегу, что дарил вам Антей. Больше нет, больше нет, поздравляю. Сколько боли и печали, но нет. Конечно же у нас. Да-да. Соболезнуем. Рыдаем плевками на останки этих белых тварей. Попляшем на коврах их иссушенных морозом шкур. Все будет прекрасно, восхитительно и исключительно ужасно, если учесть, что «Ха-ха», мы всего лишь проросшие зерна добра, да, добра-а, милости нашего бога.

«Кто любит вас? У вас одна же участь. Кто любит их? Мы все одни за одного. Кто ближе всех к Нему? Конечно я. И каждый скажет только за себя, как на бессмысленных людских выборах. Каждый отдаст голос только за себя. И верно, откуда ж мне знать кто так дышит, откуда ж мне знать сколько в вас пыли и зерен любви? А-а-а-а, любви. Кто окажется ближе всех к Идолу, Богу, Жрецу - все тому одному. Как зна-а-а-ать.»
Было поводов много. И их миллион теперь. Шаг за шагом по копоти пыльных дорог теперь. Сколько моря тумана ветров и дождя. Сколько было упущено все же не зря. Ни за что не цепляясь идем с ним вперед. «Даа-да.»
«Кого ты выберешь?» - ход ускоряем. «Нас или их, их или нас?» - откуда-то явилась язва на лице. Язва смеха больного. «Как будто еще мне здесь нужно выбира-ать...»
О да-а, и здесь ветер. Так внезапно явившийся. Сменил курс опять ради нее. Он поддержит. Тада-а-ам. Ну, скорее, подгони теперь. Подтолкни и опрокинь, братец. Ну же, давай.
Он сказал "вали туда, где не была туша ни разу, звени оковами в сторону сосен и вя-зов, только не сбейся. Встретишь брата - ты уже близка". Воодушевлял ее Черт, вдохновлял ее Запад. Сколько путей. Сколько дорог. Сколько плутов, обвивающихся вокруг ног. Здесь пахло ими. Жги их след. Послать бы огонь им вдогонку. Где ж сил тех взять, господа. Ты слабое бесхребетное, подвластное бессмертному лику Врача.
Вот-вот. Так-так. Бом-бом. Цок-цок. Цок-цок. Бом-бом. Так-так. Вот-вот.
Здесь. Пахнет. Раем его сути. Здесь серый Дьявол, резвый Воин. Остуди свой пыл, погаси свой жар. Нужно показать ему следы Императора, чтобы мстительные укусы его зубов коварных были слаще.
Четыре неистовых огня - для нее лишь спокойны. Две тени, два силуэта растворенных в пожаре чьих-то туманных снов. Они были здесь. Зерна в их душах давно уже стали вековечными соснами, ароматным лесом родного чего-то. Шаг, за ним второй коварный. Шатаясь на левой стороне всегда хочется упасть на правую, потому что рефлекс, потому что слева - сердце, а уж его хотелось -защитить, но только при наличии. О да-а. Но только при наличии.
Серый и серый. Два серых. Двоится в глазах. Глаза на самом деле ярко различают их. Каннибал. И ты. А-а-а-а. Превосходен собой тот, что рядом стоит. Восхитителен. Но ты... просто ударь, просто поддай прилив ленивой ртути в венах. Дай же ей фору, ты можешь, блистательный Воин. Так сделай же это ты прямо сейчас, а лучше знаешь что, знаешь, дай сдохнуть. Ей понравилось там, ей понравилось в снах быть с троими. Императором, кем-то и кем-то. Так-так. Догадался? Ты был с ней и никуда не девался. То ли дело Саммерсбай. С тобой-то ее не было. Поэтому жги ее шкуру нещадно, Шах одобрит твой шаг. Но будет он только с ней потом. Убей ты ее, ну, убей и останешься сам. Наедине с самим собой и миром. Пустым миром без Шитахи и ее... Сделай же сделай же это, спартанец, ты можешь.
- М-м-м, как пахнет туман здесь... В нем растворен твой дух, в нем растворен твой смех, в нем растворена твоя бо-оль, да, ты еще способен чувствовать, Воин. - взгляд переведен не некто. - А здесь ощущается запах... гниющего мяса. Прекрасный аромат, а главное твой. Как знать. Хочу знать из какого зерна же ты соткан, дитя Его.

Отредактировано Summersby (2014-01-29 10:10:58)

Dying Sun – Generating The Sphere

Я беру свою мечту и тщательно прячу от ленивых взглядов. Эти взгляды случайные ковыряют глубоко оставшееся отвращение. Глотку дерет от всхлипов и желаний что-то доказать. Напрасно; мы отвернулись от очередных скошенных улыбок, от шагающий в пустоту тел, сжались вокруг мечты, охраняя жадно, едва дыша. Убирая лишние слова, постоянно оттачивая мелочи, выравнивая биение сердца снова. Я держу в пасти свое сердце и медленно его пережевываю. Мы не можем жить без мечты, а мечты - это боль. Боль, о причинах которой сразу не вызнаешь, постараешься безуспешно заглушить, от нее не спрячешься в коконе мыслей или очаровательном вакууме безмыслия. Жуткое колыхание страха, еще один взгляд, знакомый когда-то, но уже позабытый; смотрим вперед, едва перешагивая с лапы на лапу от усталости, от пребывания на одном месте закипает ярость; взгляды переводишь - вроде спадает, но вновь и вновь нарастает и свистит тонко, словно закипающий чайник. Я беру свою мечту и прячу ее вне себя. Где-то там, далеко, сам не вижу, куда. Боль мечты, соль мечты - ее недосягаемость. Можно вечно жевать ее, хранить и любить верно и навсегда - самая чистая любовь; сродни богу. Мои мечты - мои боги. Только не говорили ли мы, что все наши мечты давно разбиты?
Киваю подошедшему воину вскользь, слова стоят уже в пасти, но утеряли звук. Он - Чужой. Слова звучат глупо, хотя ждать-то чего от полуумного? - Здра-авия.
Мы улыбаемся ему. Полуумные. Вся жизнь поделена наполовину. Все однобоко, сухо, невыразительно до скуки. Все это когда-то было, все дежа-вю, повторение безликих мыслей. Но мы улыбаемся ему. Просто потому, что так нужно. Серая псина, напыщенный урод. Я пожираю его слова до дна. Потому что своих-то нет, нет просто! Ничего своего нет, сам себя выжрал давно, ничего не оставил, жадный, жадный, голодный волк. Не задерживаясь, скользили взглядами, стараясь не запоминать, не всматриваться, не думать, не чувствовать; до тошноты перенасытишься внешним, до боли.
Замирать на полудвижении, слепо смотря вперед, отыскивая неудачно потерявуюся мечту, кричать "где?" и не получать никакого ответа; все привычно, все было когда-то. Где наши года назад, где они? Дешевая балерина в сгоревшем театре. Старая уже, с желтизной, с скрипящим сердечком. Вне танца глаза холодные, слепые, обездвиженные. Смотрит, задает немо вопросы в никуда. Замирает на полуслове, вопросительно глядит, и нет ни капли чего-то родного и живого в ее лице, пока не встанет вновь на сцену; замирает, пропускает часто вдохи, лишь бы чужое дыхание не пропустить; оно дарует жизнь, оно помогает стоять и дальше, дальше в теплой крови рукоплесканий быть. Сердце отчитывает свой ритм - живой. Тут пахнет тем самым последнем раем - вашими чувствами. Медленно растягивается кульминация танца, обжигает огнем конец его, финал ожидаемый, банальный, предсказуемый - богов-то не оказалось, не-ет.
А тут Она. Не та, что мы поклонялись, не хуже, не лучше Той. Другая. Глаза безумные, окаймлены солью, полукружья смотрят мимо, поперек, смотрят на Него, не на Нас. Смотрят, ждут ответа. Пасть ее раскрывается раной в словах больных, и мы пьем их, благодарим за прекрасный ужин, "спасибо, дорогуша!" Слишком много вкусного сегодня, слишком много подачек, слишком много сейчас развелось щедрых, и все как один, на лицо одни и те же. Ты смотришь на меня и не видишь во мне ничего, видишь во мне недостойного, и будешь права. Ты смотришь мимо меня, а мы кланяемся тебе. Великолепная. Не понимаю тебя. Рабы и аристократы. Просто кому-то повезло. Просто кто-то себя не потерял. Ты смотришь на нас, и не видишь ничего. Ты говоришь, что не видишь нас, а ведь и правда, где же, где? А нас не-е-ет. Игра в прятки.
Саммерсбай? Два неистовых огня смотрят сквозь. Сколько страданий, сколько боли испито и выброшено зря! Изменница, прекрасная изменница. Верный слуга должен защищать священника. Стоим, смотрим, чтобы было. Безумные огоньки, голое мясо под языком кипит в непроизнесенных словах кровавым потоком. Король говорит. Мы слушаем, медленно киваем, на замедленной схемке словно. Как в фильмах. Видели фильмы однажды? Такая же нелепость, силиконовость тут, глу-упость. Ты причинила ему боль. Все должно быть от мести. Что у нас сегодня в напитках? Холодная месть или отчаяние? Немой смотрит на стол и ничего не берет. Ему не рады на этом балу. Он ли-и-ишний, и всегда был им, наивный урод. Мертвечиной не кормят знатных гостей, испорченное выбрасывают на свалку. Саммерсбай, дай мне драгоценную пищу, дай.
Мы, Короли, Другие и Чужие. Раскидываем карты, смотрим на них. Ни одна не желает нам ничего хорошего. Ни-че-го. Аккуратное выжидание, еще сами мы не знали, чему будем следовать. Сидели с открытой пастью, вкушали, наслаждались.

Отредактировано Ennui (2014-01-27 21:42:35)

Представьте, что вы в полном одиночестве. Вы идете своим путем, сами того не зная куда. Мороз жжет. Ничто не обжигает так, как холод. Но лишь поначалу. А потом он проникает внутрь тела, наполняет тебя, пока не остается сил сопротивляться. Легче просто сесть и уснуть. Говорят, что, замерзая, перед концом не чувствуешь никакой боли. Просто слабеешь и тихонько засыпаешь, все словно блекнет, а потом как будто проваливаешься в море теплого молока, в мир и покой. Но не будем думать об этом, нужно бороться за жизнь, даже когда она бессмысленна, даже тогда, когда не осталось ни близких, ни друзей, никого, кто бы мог согреть в такую минуту. Ради чего бороться? Да черт его знает! Просто нужно встать и идти. Вы ведь понимаете? – И-хи-хи-ха-хах.
      Виктор открыл глаза, все продолжая лежать. Вставать не было ни сил, ни желания. Он был точно уверен, что слышал что-то, что-то, что разбудило его. –Вставать… Нужно вставать… Почему я в снегу? – волк не помнил как оказался в сугробе, помнил лишь, что держал путь на север. Там должно было быть что-то такое, важное, такое, о чем он давно знал, но никак не мог понять.
Странные вещи происходили последнее время, казалось, всего-то несколько дней назад было тепло и спокойно, но сейчас все окрестности покрылись снежной коркой, воздух остыл до скольки-неясно градусов, а небо скрылось под армадой облаков. Так бывает? Не бывает, но это чуть было не стоило Виктору, а с ним и Сплиту жизни.
      Что ж, отбросив рассуждения и философствования, он поднялся. В лапах почувствовалась острая боль в знак того, что волк, видимо, уснул на морозе и чуть было не замерз совсем. Но не подыхать же. Придется терпеть и идти дальше. Столько, сколько будет возможно. Это может показаться глупым поступком, но он твердо знал, что идет верным путем.
      Шаг за шагом. Он не спешил, ведь куда спешить? Зачем… Шаг за шагом, укол за уколом и вот он уже совсем рядом. - Я нашел тебя. – Виктор пошипел тихо, наклонив голову к земле и остановился. Его взгляд был направлен в одну точку, а слух навострен. – Ты вряд ли меня узнаешь…  Но мы слишком знакомы.
      И ведь правда, узнать Виктора было бы практически невозможно. Вместо крупного черного волка, побитого жизнью, но при этом непременно грозного, появляется молодой, небольшой серошкурый волк, который в обычном состоянии вряд ли выглядит устрашающе. Однако, сейчас его взгляд так и выражал желания и мысли первого: да он готов был убивать! Готов был прижать своих врагов к земле, вцепившись в горло. Хах! Да! Если бы не одно «Но», - со стороны это выглядело смешно. Словно маленький злобный, обезумевший карлик, совсем не пафосный, а просто обиженный жизнью. Отчасти Виктор это понимал, из-за чего, наверное, комплексовал. Но он же не виноват, что так получилось…

Здравия? Я сдержал паскудный смешок, лишь губа дрогнула неопределенно. Да, я раньше часто замечал у других существ нездоровые странности. Сострадание, например, или благородство. Вот кому не хватало немножечко здравия. Тогда мне казалось, что это признаки неизлечимой умственной болезни. Теперь же я понял, что все вокруг безумны, просто каждый по-своему.
А голос Каннибала заставил меня вздрогнуть. Я даже и не заметил, как появилась волчица. Почему я ее проглядел? Видно, зрение портится. Я все хуже вижу в темноте. Даже и слух с обонянием, и те подводят. Ничего, недолго осталось терпеть, скоро наступит утро. На рассвете краски и звуки снова возвращаются.
А пока я осторожно покосился на новоприбывшую. Что-то знакомое... Вроде бы я когда-то часто видел ее с бывшим Желудком. Может показалось. Память в последнее время любит выкинуть какой-нибудь трюк.
Как бы то ни было, похоже никто особо не рад был самку видеть.
И я вляпался в самое... в самые разборки. "Почему ты...?", "Ты должен был...","Я думала...". В несколько сумасбродном антураже, как положено. Как же я все это не любил. Нет, не просто не любил.
Я почувствовал, как в уставшем, безразличном сознании шевельнулось что-то... такое знакомое, такое привычное. Что-то, чего мне уже давно не хватало; оно встало на свое место, как шестеренка в забарахлившем механизме. Ах да, ненависть. Такая густая, такая обворожительно темная. Я наслаждался ей в этот краткий миг, как гурман с удовольствием вкушает восхитительное терпкое вино.
- Меньше слов, больше дела, - прошипел я негромко с насмешкой, почти с былой язвительностью, и переступил с лапы на лапу.
Я почувствовал, как на мгновение былые силы возвращаются ко мне, как течет по венам энергия и адреналин. Как змеятся мысли. Но увы, это длилось от силы пару мгновений. Чудесных мгновений, но нестерпимо коротких. Почти сразу же набежали тени, погрузили мир в ставшую привычной дымку. Вернулась тяжесть. Усталость.
Я опустил голову вниз, избегая встречаться с кем-либо взглядом, и принял совершенно невозмутимый, безразличный вид. Понурый, тихий, я являл собой образчик преданного слуги, которого не интересуют распри его господина. Равнодушный взгляд исподлобья лениво скользнул по присутствующим и снова уткнулся в землю. Ведь не дай Безумный Бог, Каннибал решит, что я проявляю недостаточное уважение? А ведь я всего лишь Ведомый. Новичок в своре, которому вдобавок ко всему еще и доверия нет... Что ж, если вы не вините меня в былых ошибках, то это чудесно. А то бывало тут всякое. Хоть в глубине глаз, да мелькнет колкое осуждение. Уж не поэтому ли я скрылся после распада в Городе? Потому что уж где-где, а там точно не ловил на своей шкуре эти осуждающие взгляды. Там не было знакомых морд. Недоверчивые, да, но не приевшиеся и не ненавидящие. Да, там я о многом успел подумать.
Хм, знал бы, что тут намечается выяснение отношений, я бы так не торопился сюда.
Без особо энтузиазма я слабо тряхнул хвостом.

Отредактировано Vorbis (2014-01-29 02:14:55)

Killus – Bastards

Раз. Два. Три. Да начнется же представление. Зрители верят в хороший конец. Но актеры-уроды не уверены, актеры-уроды не уверены. Мы открываем рты. Мы начинаем говорить.
Меньше слов, больше дела. О нет. Меньше слов, больше действий. Зевакам не хватает действий. Мы разразимся тирадами страстными, что пропустят они мимо ушей, так есть ли толк говорить? Ломаем сценарий, начинаем импровизацию. Но ты, ублюдок, закрой рот, прояви уважение. Я не зря вживался в роль так долго, что бы ты указывал мне. Но я оценил. Мне понравилось. Нам всем понравилось. Но ты проявил кротость в последний момент. Побоялся. О да, этот страх я оценил еще больше. Ты знаешь свое место. Но ты так дико хочешь показать и мне свое.
Разыгрываем драму. Актеры-уроды кричат нам, что они в силах сыграть любовь, а уроды в силах любить. Она приближается. Я выпрямился во весь свой могучий рост. Каждый мускул подрагивает от напряжения. Я не сдаю позиции. Я не отступаю назад, когда она совсем близко. Я раскрываю пасть, желая впиться в нее зубами. О, вгрызаться в ее беспомощное тело. А она будет не в состоянии сопротивляться. Это даже возбуждает в каком-то извращенном смысле. Я скалю зубы. Но знаю, что ее это не остановит. Зритель требует действия. Ему нужно действие. Длинные речи скучны и неинтересны. Но я не могу дать ему то, чего он хочет. В зале дети. Нет насилию. А так хотелось. Чертовы рамки.
Уроды в силах разыграть любовь.
Я разворачиваюсь и отдаляюсь от волчицы. Я смотрю на своих зрителей. Вы так прекрасны, мои маленькие черви. Клоун развеселит вас, о да, клоун развеселит вас. Клоун, но не я. До цирка дойти всего ничего. Пара кварталов. Я расскажу как, я расскажу как. Я помолюсь за вас. Клоун не должен сожрать ваши сердца.
-Мой старый, пустоглазый друг... - я улыбаюсь криво - ...отправляйся, отправляйся скорее к нашим товарищам. Не забудь взять с собой изувеченного, он купил счастливый билет. Лига ждет вас. Эти клоуны заждались. Да благословит вас Антей!
Провозгласил я, издав смешок в конце.
Мы будем одни, да, мы будем одни. Только я и ты. О... я, ты и... ты.
Но не все так просто. Никогда ничего не бывает просто. Новая фигура. Запоздавший зритель. Сейчас антракт, мой друг. А за ним следуют сцены для очень узкого круга лиц. Когда мне удалось разглядеть прибывшего ближе, у меня появилось странное чувство. Ощущение, будто мы с ним знакомы. Но я ни разу не видел этого волка. Но все в нем говорило об обратном.
-Приветствую. Что привело тебя сюда в столь холодное время? Говорят, будто бы сейчас все бегут на юг. А ты же, неразумное создание, идешь на север... Ищешь смерть свою? Или на самом-то деле гораздо разумнее любого разумного, а?
Я говорил привычно красочно, с выражением. Закончил с ухмылкой, как всегда. Мне не нравилось, что время тянем. Актеры-уроды уже должны начать, уже должны. Терпения могло не хватить.

Heaven In Her Arms – 縫合不全

Цирк уродов, цирк страха. Страх следует, душит, его горячие пальцы щекочут горло. Дернешься в неопределенном движении, уста сменяются на что-то нервное, кисло-сладкое, неустойчивое. Его пасть раздражает, пасть Воина. Его усмешка. Проглотили. Это - его язва. Каждый из них, каждый из нас - урод на этом представлении. Ее сложность вызвала нечто вроде сожаления, пасть открыта уже, впитывает Ее слова, ее голоса внутрь, нутро обжигает; шаг вперед, шаг назад, идем по кругу.
Наша сцена - арена. Наш сценарий - ее больные слова, которым доверились в первую секунду и не желали менять что-то - да и нужно ли? Наши трюки - ехидные усмешки и раны, раны, раны на горле от петли, привязанной к небу. Кончались ее слова, и на морде проступали капельки невообразимой жалости. Хотелось прильнуть пастью к ней, вкусить всю суть, познать эту вычурность манер сполна, чтобы они, эгоисты, могли получить высшее наслаждение родом из туманного прошлого. Усталым ощутить, вытянуть шею птенца, лапы кошки, короткие до уродства, выдохнуть хрипло.
Небо внутри недовольно было, скрутилось в тугой комок бурей; обними меня, обними, режь, давай покажем им того, что не видели еще они, даа. Оно ждало новых смыслов, но все стало до жути серым, ходы неверные, однозначные. На морде все примитивным стала, эта улыбка душевнобольного видна со стороны стала, и страх светился на ней, страх. Без ужимок полоснули Воина взглядом, хохотнули про себя, свернулись в теплый клубок дышащего, живущего чего-то, туманного. Она до боли напоминала нам Божка, и это вызывало пульс в висках, дыхание учащенное, небо скрутилось в ураган. Слова, дай мне свои слова-а-а. Больно.
Погодка сегодня плохая, правда? Ветер не с той стороны дует.
Стиснешь челюсти сильнее, крепче. Молчаливая, бездушная незнакомка, такой она была. Такими были многие в нашем цирке. Теперь у нас был новый бог, и что теперь? Ничего не изменилось ровным счетом. Боги продажные. Их можно купить, когда старые пришли в негодность. Их можно купить своей любовью, своей слабостью или же силой - валюты разные, цены разные, смотря какой бог и для чего он нужен. Мы купили Шитахи своей покорностью, Короля, наверное, тоже, хотя ему одному видно, какую цену он взял за то, чтобы стать богом для одного урода. Не покровителем, не, не ведущим, не вожаком - богом. Трудно быть, вероятно, богом. Спаси и сохрани меня, ха, давай же, ну! Люби меня, как я тебя, люби эти темные края, дай мне пищу, божество, всю до капли.
Король сказал что-то, то, что ожидаемо было. Скрипнули челюсти, свело губы в судороге. В темноте слепые ищут свой путь. Они смеются, ведь им дозволено только слышать. Смеются над клоунами в нашем цирке уродов.
- Как скажешь, - хрипло выдохнем, криво улыбаясь, подойдя ближе, шаг, шаг, вытягиваясь и дотрагиваясь щекой до худого бока мощей его, хохотнули глупо, по-детски - ваш-ш-ше величес-ство.
Новое лицо, незнакомо оно. Ну и ла-адно. Оно чужое, значит, интереса не представляло. Может, когда-нибудь. Не сейчас. Сейчас король устроит антракт, это время наше, нетронутое. Не посягай на него. Прочь, прочь. Они недовольны. Мы посмотрели мельком на Нее, попытались родное выцепить, оторвать и забрать на сердце себе, пригреть - нашли, но не смогли запомнить, словно выгоревшая память сдала вовсе, но увидимся еще. Восстанет из пепла, из своих снов, ласточка, птичка. Дорогая, лети, лети. В сердечке [оно ли было?] горит жгучая ненависть к ней. Она похитит его, она найдет эти ключи, оо. Не поддавайтесь хвори, ваше величество, врач нашего цирка вылечит вас. Самозванка, лжекоролева! Злобно полыхнули огоньки в прозрачных глазах, расплылись они, растеклись морем. Было сильное желание обернуться, оборвать секундную тишину криком, но какая-то тварь пасть открыла. Боги продажные. И ты богаче меня, да, и смысла больше в тебе. О, ты, бог мой, у тебя много имен, не покидай меня. О. Не покинь меня.
Он может и не идти со мно-о-ой. Иди прочь, гранитный выродок.
Зло сплюнули, сквозь зубы имя твое прочертили в воздухе, язык больно. Шаг, шаг, шаг. Сегодня представление закончилось, но начнется оно снова, и всегда будет это. Усталое раздражение по морде полоснет чужое. Лабиринт. Как чужая душа.

-> Болотные топи

Отредактировано Ennui (2014-02-01 19:11:59)

Изувеченный... Губа дернулась, сама, невольно и недовольно. Вот теперь моя отличительная черта, вот теперь моя индивидуальность. "Ну тот самый, да-да, ну урод со шрамами". Но ведь это нормально. Шрамы есть у всех. Просто львиные когти оставляют чуть более глубокие и длинные рубцы, чем любые другие. Наверное, те, кто сталкивался с медведем в поединке, меня бы поняли. Хотя что-то я не встречал таких. Или просто не хотел встречать?
Задумавшись, я не заметил, что невольно чуть повернул голову, так чтобы шрамы оказались в тени. А когда же понял это, то дернулся, возвращая скудные остатки дневного света на свой расчудесный лик. Уродлив или прекрасен, но я все же таков как есть. У людей есть пословица про кобелей, которых нельзя никак отмыть до бела. Как же верно подмечено. Вот что умеют люди, так это подмечать все эти закономерности и подлости жизни, облекая их в колкую оболочку слов.  Крайне остроумно.
...Я слишком рассеян. Энью уже уходит прочь, а я только сейчас понял, куда указует божественный перст. Темная луна?
- Лига...? - пробормотал я себе под нос, в смятении уткнувшись ерзающим взглядом в землю, как будто промерзшая почва и торчащие из-под снега корешки растений могли придать мне сил. Я быстро глянул на Каннибала - должен ли я сказать ему что либо? Что я не должен туда идти? Что мне нельзя?
Да кого это волнует.
В общем, я развернулся и торопливо двинулся прочь.
Пришлось чуть ускорить шаг, догоняя Энью, а догнав серого, я пошел с ним почти бок о бок, но все же позади. Просто чтобы соблюдать субординацию. А не потому, что я чего-то там боялся увидеть на его морде. Хорошо?
- Там теперь все совсем по-другому, - я старался, чтобы отчаяние не сквозило в моем голосе, когда я обратился к Компасу, - Там Азазель, - рассказал я ему, теперь уже с робкой надеждой (опять же, затаенной).
Я все еще избегал смотреть на его морду, поэтому глядел в пустоту. Пустота надежна и стабильна, она не обманет и не предаст. Ей можно доверять.

> Болотные топи

Отредактировано Vorbis (2014-02-02 20:00:22)