Laibach – B Mashina
AWOLNATION – Burn It Down
    Виктор хорошо помнил Каннибала с юности, помнил его рассказы. Его тогда больше всего потрясло то, с каким спокойствием он мог говорить о многих страшных вещах. Интересно так же то, что он никогда не рассказывал о своем прошлом. Виктор, казалось, нашел в нем что то близкое и знакомое и почти сразу последовал тем же путем, что и Канн.  Но друзьями они никогда не были. И не смогли бы быть. Два эгоиста это уже слишком, они точно не смогли бы прийти к общему мнению, однако каким то чудом, все же порой объединялись с единой целью.
    Мало кто помнит как это случилось, но, как говорят, Виктор эгоистом стал именно под влиянием Каннибала. Но Виктора это ничуть не оскробляло, ему нравилось безумие, ему нравилась свобода от идеалов, ложных убеждений. Свобода в материальном мире дополняется свободой от моральных рамок. И к черту, что душа загнивает, со временем это привыкается, затягивает… Боль пропадает и, сначала, остается только безразличие и пустота. Мир перед глазами меняется, предстает извращенно. И затем, по-своему притягающе, погружает душу в грязь, гниль. Она принимается такой родной, словно только ее и ждешь всю жизнь. И вот после подобной процедуры ты становишься свободным. Холод внутри и холод снаружи не создают контраста. Боль внутри становится постоянной, окутывающей сознание. Она не заставляет думать о себе, но благодаря ей, внешние чувства перестают воздействовать. Они не мешают, не останавливают носителя. Но его тело все же смертно, ничем не отличается от тела рядового волка. А значит, что внешние воздействия все же наносят ему вред. Он не воспринимается, но существует…
    Все же, благодаря способности разума отстраняться, погружаясь в глубину холода и боли, безумец становится практически машиной, предназначенной как для убийств, так и для прочих желаний их бога. Своя стая, она же свора, становится единственной идеей, объединяющей их между собой. Прочие же идеи становятся враждебны. Те, кто обращается к ним становится предателем.
    Каннибал заговорил. С ухмылкой. Как всегда любил. Виктор следил за ним, за каждым его шагом, чуть нахмурив брови. – Ш-ш-ш-акалы… - С еще большей ухмылкой в ответ прошипел Виктор. Его морда исказилась, обнажив клыки, с которых стала капать кровь, оставляя следы на белоснежном снегу. Это была не чужая кровь, а его собственная. Он на столько сильно сжимал челюсти, что его собственные клыки прокусили нёб. Но это ничуть его не беспокоило. Боли нет. Холода нет. Есть только смерть. И она уже шепчет на ухо, стоит за спиной и ждет. Она слишком терпелива. Видимо не мешает своей марионетке. Она ей еще пригодится.
    Все меняется и перед лапами Виктора оказался лист. Совершенно необычный листок. Волк, выслушав аннотацию, молча взял его, но ничего не произошло на первый взгляд. Холод и боль, никуда не пропали, они всегда шли одним путем с ним. Но смерть, наверное, обрадовавшись, отправилась по своим делам дальше.
    Волк вытянул лапы, размявшись, и подняв голову, снова взглянул на Каннибала и громко рассмеялся. Так, что вороны в тот же миг взмахнули в небо, видимо напуганные этим ужасным воплем, а шакалы заткнулись, совсем не понимая шутки. – А ты в своем репертуаре, дружище. – Вик медленно подошел, задержался. Затем, сделав один прыжок, оказался прямо у носа Связного. – Но кое что изменилось. – Он немного повел головой в сторону, заговорив, его верхняя губа чуть приподнялась, но она выражала не агрессию, так всегда случалось, когда говорил что-то важное. – Меня ничего не держит теперь. – Он снова начал посмеиваться, но в этот раз совсем тихо. С наслаждением. Его новый образ чем-то даже подходил, эмоции казались выразительней, еще более ехидными и ухмылистыми, а смех по-настоящему «злодейский». Небольшой рост, наверное, был бы единственной проблемой, которая его беспокоила, но Вик пока еще старался не слишком критиковать этот факт, возможно в нем есть свои плюсы.
    Опомнившись, он снова продолжил. – Ты не должен считать меня предателем. Я понимаю твои чувства, но ты сам виноват, что не достаточно повлиял на меня… Но теперь этой проблемы нет, друг. Все изменилось. Теперь я чувствую боль. – Последнюю фразу он вымолвил даже быстрее чем обычно. Затем, скорчившись он снова сжал челюсти от злобы и отошел. Тут Вик заметил третью морду, что молча наблюдала за происходящим.
- Я не знаю тебя. – Он подходил, с интересом вглядываясь. Сначала наклонил голову в одну сторону, затем в другую. Оказавшись совсем рядом, он остановился и еще раз осмотрел волчицу от лап до ушей и снова посмотрел на Канна. Затем снова перевел взгляд на нее. – Какая прелес-с-сть…
    Вик вдруг остановил себя. Отошел и перевел дух, глядя куда-то в сторону. Но через какое то время все таки не выдержал и истерично вскрикнул, вернувшись на исходную. – Вы ведь знакомы!?? Да-да-да? – Обращаясь к Каннибалу. Вик почти взревел, ожидая ответа.

И каждый чертов раз ты никогда не жалеешь о содеянном. Ни она, ни он, ни все они. Никто, ясно? Никто. А ты попробуй вновь найти свою страсть. Попробуй сквозь эти века вновь распахнуть широко веки, вдохнуть в легкие не спертый воздух мира, а свежее дыхание жизни. Разница, понимаешь, везде можно найти какие-то отличия. И сходства. Сходства в том, что между всем противоположным есть пусть и маленькая, но крепкая нить сходства.
Разыщи их, будь добра.
И падешь, как воин с чистой совестью и сердцем полным холодной застывшей крови. Великолепие.

Никто и ничто не мешает подойти и вгрызться в плоть этого желтоглазого, разжечь кратковременную, но кровопролитную войну, но победить, победить, конечно же, во что бы то ни стало, чтобы в итоге сделать то, что предначертано кем-свыше. Кем-то таким родным и пустым. Именно так. Не иначе. Родным и пустым.
Иногда, порой, нет, как раз, очень часто. Нет. Всегда. Да-да, именно, всегда можно привыкнуть к тому, чего принять нельзя и почувствовать тепло излучаемое тем, чего нет. Конечно же. Конечно же. Да.
«Может обнимешь меня, а? Может я почувствую всю ту сладостную горечь боли от объятий клыков? Ну скажи это скажи, что ты сделаешь, если, если я посмею подойти хоть еще на шаг. Что ты сделаешь, серый предатель. А-а-а-а, звучит по-истине восхитительно. Предатель. Предатель. Предатель. Ты пре-е-едал. Я могу сказать это хоть тысячу раз. И в тысячи первый раз скажу и добавлю: сожри. Ну давай-ка. Давай я выступлю в роли подопытного. Как его там называют... а, точно, верно-верно, кролика. Я буду подопытным зверьком. Расчленяй. Ну же. Прямо сейчас, ублюдок, начинай!».
Зрачки скрылись где-то под верхними веками. Будто в какой-то странной агонии тело избила мелкая, но весьма и весьма частая дрожь.
О что это, что за дрянь, что за дикость, что за милая сущность. Опять желтоглазая шваль. Откуда взялась эта туша целого неизгладимого насекомыми мяса? Да брось... Он был здесь еще вчера, еще неделю назад, год, месяц, секунду, столетие, десятилетие.
О-опять что-то заставило окунуться в мрак и спрятаться в тайном убежище. Крыса. Непревзойденная крыса. Дырявая сущность. Где найти твои чувства. Где найти твои ощущения. Где найти тот самый вопрос, которому так и не суждено прозвучать на устах ее. Никогда.
Нет, сейчас. Скажи это сейчас. Не пожалеешь, вырастешь и родишься опять так и не сумев подохнуть. Это самое страшное. Когда в тебе рождается ты же сам, а старый ты умереть не может. И так много-много раз. Сказать бы матрешка. Да нет, подобное и то живее, чем то, что сейчас пошатывается от дуновения ветра между двумя виновниками псевдо торжества.
«А я знаю тебя. Толстокожий. Несуразный малек. Незре-е-елый и уже негодный. Него-одный. Нежеланный проданный тысячи раз, обменен, куплен. Твоя краска облуплена, слетела, раскрошилась в прах. Метал твоего тела стал ржавым и тонким. Я бы подарила тебе нержавейку. Да-а, ту самую, которой иногда так искусно пользуется двуногое пахучее мясо. В следующей жизни нужно становиться гурманом. Не успеем.»
Он стал в середине. Кость в горле. Поперек. Отрезал путь. Никак не дохнуть.
«Дай мне воздуха шваль! Я тут же вживлюсь в твое тело. А-а-а-а-а-а чертов воздух, дай дохнуть! Да-а-а-а-й! Что это ты творишь?! Встань с моего горла... встаа-а-а-нь. Я выгрызу твое...»
- Не трогай, не трогай, не трогай, не трогай... - миллиарды раз. Что на сей раз пошатнуло крепкое ее сознание? Арома-а-ат. Ну зачем было так внезапно рушить сценарий. Заче-е-е-м. Теперь не сдержится сволочь.
В котле бурлит кипяток вес сильнее и сильнее выплескивая шар воды наружу. Все больше гнева. Шипение и плевки ядом.
Широко распахнулись врата. Вылетели стаи летучих мышей из замка мрака, который стоял на небесной вершине в непревзойденном мерцающем лике неведомой комбинации света и тьмы.
Резкий грохот рычания. Очень низко. Настолько низко, что раскатывается высоко за пределы.
- Все... бу.. дет... не по.... пла... ну. Все... ка...к я... ска... жу... мо...й ход на...стал. Нас-с-стал. Нас-с-стал.
Пасть приоткрылась, уголки губ расплылись в гримасе немого смеха. Вжавшись в пружину, Разномастная осуществила бросок в сторону Каннибала, ухищряясь вонзить клыки в плечо, а после - в грудь.
«Отныне только так, предатель платит предателю вы-ы-ы-куп. Обороняйся и порази. Оно справа. »

Отредактировано Summersby (2014-03-02 00:51:25)

АЗабираясь под кожу, становится более теплее. Паразит. Всегда готов жить в чужом теле и высасывать все жизненные соки. И здесь речь идет не только о материальной прелести крови и плоти. Гораздо более изощренней можно придумать способ, как умертвить в сто крат болезненнее тело  изнутри. Почему-то именно теперь исключительно долго необходимо было выжидать. Выжидать что? Выжидать свой час. Свой миг, когда ты, ты, ты и только ты имеешь возможность сделать то, ради чего жил все это время. А ради чего все это время коротал ты?

- Хочешь скажу одну вещь? - где-то далеко. Где-то безумно тихо, но удивительно звонко.
- Слушая, я повинуюсь.
- Мир становится чудовищно глупым. Ты становишься ужасно уязвимой. Синее пламя сделало тебя... тебя... тебя... тебя... и его-о-о-о-о... бес-с-смертными. Га-а-ра-ха-ха-ха-ха... скитальцы, жалкие глупцы. Сестра Судьба умеет шутить над то-обо-о-о-о-ой. Она кричала вслед тебе "... кто ищет смерти  - получает бессмертие, кто ищет бессмертия - получает сладкую пулю в ло-о-о-об... челове-е-ечина-а... аха-а-а-аха-а-а-а...

Глухой шлепок о землю. Промах. Выстрел в пустоту. Хрипящий смех давил на грудь. В глазах изображение размылось, будто бы тело только что вынырнуло из пучины темных вод. Не было видно земли. Не было видно конца и края всему тому, что отзывалось на жалкое имя виновника этой никчемной причины. Причина выжить. Причина умереть. Он не мог отпустить. Держал в стальных объятьях своей пасти. Мир. Да как ты смеешь, жалкий урод?! Не отпустит даже под тонной упреков и просьб. Вжался, въелся, внедрился в плоть, будто бы и должен там быть. Она не ожидала такого хода. Хода ладьей. Хода пешки. С левой стороны так изящно вписался удар. И навзничь. Попробуй отворить двери в сознание сладостной правды. Что, правды? Сказочной лжи.
- Бегом... туда, прыгнем же. Наперекор. Костью в горле Судьбы. Смерть уплетает живые трупы. Но мы уже мертвы. Обманем Смерть, поглотим Смерть. Сожрем мы Смерть. Какая изысканная шутка. Смерть пала. Смешно и правдиво пока хоть один верит в свой успех.  Я верю. Ты тоже должен, ты обязан верить в несчастный финал. Великодушный потащит нас за собой в обитель обмана. - безвольный трепет, обомлевший гнев. Миллиарды свинцовых пуль продырявили плоть, прошили дух. А ты попробуй понять чем дышать и встречать то, что звалось невозможным до этого дня. Ты поставила цель. Вот, она увидела цель. Пусть сойдет все на нет. Пусть распустим мы прах. Догадайся. Ты попробуй узнать чем закончится бой. Поединок неведомой мощи безмозглых слуг, прогорклых сладостей обмана. Попробуй сделать все, что в силах твоих.
Мерзкий шепот, мирный топот. Пляски на углях жизни. Змеиный оскал.
- Все больше и больше слуг. Все меньше и меньше стай. Все глубже и глубже под землю. Разложим на горах вулкан. В вулкане создам я костер. Синего пламени лед. Сожжешь ты Антееву шерсть. Ахарссем ласс гра абаад. Проклятье возложим на прах. И жизнь там падет. Перевернется свет. Появится новый... новый. Где будет править наш Шах. - искренне больной хохот. Заливистые струны позаимствовали у грома щепотку внезапности.
«Ну а кто же не любит петь песни... а-а-а, песни жизни о смерти, песни смерти о жизни. Жизнь ради смерти и смерть ради жизни»

Низко опустив голову, Саммерс резко моргнула. Мгновение. Мертвенно-бледные очи уже не хранят в себе стойкую краску забвения. Они воспрянули одной-единственной искрой жизни, которая на самом деле была так же отравлена, как любые эмоции ее тела.
- Спли-и-ит, Викто-о-ор, как тебя звать? Ведь я ошибаюсь. Я всегда ошибаюсь, когда хочу увидеть дно. Ты идешь следом? Ты идешь своим путем? Ты прожигаешь время смыслом? Зря. Зря-я. Ты бы познал удовольствие потеряв главный смысл. Или ты его уже потерял? - тишина. - Не понимаешь о чем это я, а, Сплит, а, Виктор? Никто никогда не понимал моих речей. Кроме. Кроме... Исключений нет. Исключение одно.

Отредактировано Summersby (2014-03-23 16:26:03)

Насколько быстро все меняется. В некотором роде быстрая смена событий есть ничто иное, как лекарство, которое каждый из нас, наверное, воспринимает с великим упрямством и нежеланием. И все вспять тогда. Расправляем кожаные крылья, ведь мы летучие мыши, а Вдруг мы драконы? О да-а, вот смешно сказано "драконы". Аа-ай, как занятно. Кем ты себя возомнила, жалкая. Кем ты себя представить смогла? Зачем эту пыль ты вздымаешь до неба, чтоб вновь и опять за стрелой убежать? Как жалкая крыса, да, крыса и есть. Но опять. Кто тебя держит мертвой хваткой? Опять шутки шутишь, опять кидаешь смелое "Сме-ерть", ты звала ее, ты зовешь ее сколько бы тебе не было лет. Всегда. От конца до начала. От начала до конца. Что он тебе успел пообещать? О да, конечно же, сокровенное, ты была там, видела. О, золотое серебро того самого несокрушимого обмана. Как мило. Непобедимая, недвижимая скала пошатнулась. Накренилась. Крошки посыпались вверх, да-да-а-а-да, конечно, конечно, вверх, здесь нет ошибки. И чем больше пески времени вздымаются волнами в стороны, тем крупнее становятся крошки неминуемого краха скалы. Продолжай. Сколько строила? Сколько испытаний уже изобрела? И смотри-ка, все зря, абсолютно все и без особых там исключений. Он ушел. Кружил тебя долго вокруг твоей собственной оси. Все быстрее. Быстрее. Быстрее. Быстрее. И вот, вот оно, вот, вот, вот, вот, вот, вот. Ты больше не нуждаешься в "раскрутке" по-инерции дальше, дальше, ближе. Теперь куда угодно. А Он все стоит рядом. "А ты вертись, акула", - только и того. " А ты поймай меня, ты, ты, ты, услышь меня, ты... Улови арома-а-а-а-а-ат...". Один короткий звук. И Его уже нет, а ты все вертишься, хотя в доли секунды пытаешься уловить там движения какие-то, которые свидетельствовали бы о бегстве. А тебя закружило, а тебя взвихрило. Вертишься, а остановиться и догнать не можешь. Не сможешь больше ни-ко-гда. И никто тебе не виноват, что сама захотела вертеться в его тонких лапах, акула. Новое имя. Последнее имя. Ищи, дорогая, ищи, дерзкая сволочь, прощай и привет тебе вновь. Отвори и разбей все, что было отныне - лишь прах. Остановись. Если только ты сможешь. Тебе больше никто не поможет.

Кружилась целую вечность. Тысячи веков и столетий. А, ну конечно же, все это одно и тоже. Это только ветра. И скажи-ка по старой больной традиции "где же ты брат?". Писклявая тварь, нежное мясо. Сдавайся и закрой свою пасть, не ори. Рядом третий четвертый и пятый. Он первый, а значит он мертв.
Дикости полный смех грохотал очень долго. Дробленый скулеж. И вскидывай пасть ты к небу, чтобы просто навзничь упасть. Но нет, ты не падай. Затянутся инеем мольбы. Затянулись. Отныне одна. Отныне их сотни. Пропал и сбежал. Пропал и исчез. Жаворонок и беркут. Детеныш и варан. 
Эй, что это, кто ты, зачем там стоишь. У подножья небес тебя нет, ведь ты лишь только на вершине. Поднимайся вверх, ну же, давай, черт тебя сожрет! Бегом, быстрее, жалкий, вверх, ну, я жду! Мне нужно повиновение. Мне нужно кому-то поклоняться! Встань, встань быстрее вверху, у подножья. Ну... ну давай, я же жду. Поднимайся. Вверх! Почему. Почему ты дышишь. Скажи. Нет, ответь. Почему?
Какой слабой стала, какой разговорчивой, что с тобой, милая, что с тобой, сладкая, что с тобой, дивная? Просто воскресни. Просто умри.
Нельзя было глядеть в него. Нельзя было дышать в его сторону. Он опять был приравнен к Нему, как тогда. Так пусть тогда скажет, так пусть тогда выжжет. Просто завяжет. Нам намертво сны. Уперся взгляд предательски насквозь. Неужто приход слабости так предсказуем? Почему в тех глазах нет Смерти. Нет Смерти! Отныне есть чему удивляться. Есть к чему придраться. И спасать теперь есть кого. Есть кого спасать от. От. От. Высоты. Подножие. Его острота впилась в зрачки. Голову вскинула. Гаркнула победным ропотом. Будь птицей, упустила бы воздух из под крыльев и отпустила бы тело свое на растерзание земли. А все из-а секунды. Птица пала от секунды. Секундного прихода. Секундного прилива неописуемого, необъятного. Чего? Догадался. Зна-аем.
Томный свистящих выдох. Голова тут опала.
- Спаси-и-ибо. Неповтори-имо. Единственный раз. Последний раз. Спасибо. Пойма-ала. Выбивай из под лап моих грунт. Нужно еще. Но его больше не будет. Не будет секунды. Не будет. Нет. Нет, - он здесь и опять и опять и опять. Серый снова здесь. Он не замена. Он то, с чем можно двигаться к цели. К той самой жала-анной цели. Думается теперь, что даже он чувствует величественные волны стремления исходящие от Арс. Снова под боком. Снова в связке, как тогда. Но прошлый раз был недолгим.
«Клянусь, моя безупречная ненависть, я хотела тебя забрать с собой тогда, но... но Он повелевал уйти в единственном числе. Без твоей пряной туши. И знаешь что? Ты хоть на секунду подумал о том, что я, твоя ярость, что я - твой гнев вновь вернусь? Ты знал, конечно же знал, безупречная шалость, ты всегда был слеп, но невероятно тонок. Он приходи-ил к тебе, я знаю. Он не сказал тебе обо мне, да, конечно же, ведь это не входило в простой его план. О, простой, до безумия простой, и совершенно не коварный. Аа-а-а-ха-ха, соверше-е-е-енно не коварен. А, ну конечно же, о чем это я. В этот раз уйду не одна. Оставлю тебе сотню сюрпризов и... шестьдесят шесть голодных душ... прекрасно!».
Стояла далеко от него. Сознание обрисовало картину, будто бы вгрызается она в его сердце, да-а опять, и, кажется, что рыдает, ах нет, исходит смертный дух. Покрывает тело обильными осадками пустого ощущения. Она мертва, а Серый жив. Наоборот? Неважно. Случится-то как всегда не по плану. Виденье рассеялось, то ли его и вовсе не бывало. Такие речи, такие слова! Вдребезги, вдребезги, любезный, растворим.
- Они-и познают сочные, переспелые плоды безумия в то время, как кое-кто посмотрит в глаза... а-а-а-а-а, правосудие-е-е. Оно подавилось своей драгоценной честностью, оно отравилось правдой, оно захлебнулось в гордости-и. Прах. И горе. Море горя и печалей. Это ничто. Просто пыльца в наших соцветиях нижнего рая. Упаде-е-ем. Ха-а-а-аса-архассэльдара. Проклятье станет обетом и клятвой. Кровь на теле молитв прогниет. Восстанут из пепла все воины правды. И раны на теле отцов заживу-у-ут. ха-а-а-а-а-а-а-аха. Правда смешно? - мгновенное спокойствие и каменное, казалось, нерушимое равнодушие. Затем опять моментальное оживление. И опять монолит. Голова резко повернулась в сторону Виктора. Уголок губ вздернулся вверх и на три секунды застыл в новом положении.
- Друг станет... станет живым... как не прискорбно.
«О Вихрь, Серый серый-серый вихрь. Водишь хороводы вокруг того, кто вот-вот станет живым. Попрощайся... Лучше сейчас, чем никогда. О что это, конечно же, мертвец, сомнений нет, сомнений ноль.»
Лист трилистника взметнулся в воздух и приземлился чуть поодаль ее. Саммерс сотворив рывок на ровном месте, возымела то к чему особенно-то и не стремилась, хотя, что и говорить, вещица была очень кстати. Кое-кто больше не грел пустотой. Серый метался к передним краям света, а это значило то, что путь не далек, но бок о бок с ним длился вечность. Нам и нужна вечность. Ничто не состарит вечно одурманенных. Твоя шавка. Ты вечная слабость и сила. Алхимик. Лжехимик. Столько опытов. Столько сладостной... Превосходный хирург. Серебряное золото швов.

Отредактировано Summersby (2014-03-31 10:48:38)

Оказавшись в одиночестве, Крестоносец почувствовал себя лучше. Пребывая в приподнятом настроении, зверь уверенно продвигался по голодному лесу, важно задрав пушистый хвост. Холодные голубые глаза стреляли по сторонам в поисках того, что могло так напугать стаю птиц, что недавно впорхнула отсюда и поспешно скрылась в тусклых серых тучах. Но на удивление было пустынно и тихо. Черношкурый остановился и потянул носом, разбирая воздух на десятки запахов. Снова ничего, это было по меньшей мере странно.
Любопытство брало верх, и Крест продолжил движение. Огибая лысые, еще не одетые в весеннюю листву деревья, он опустил нос к земле, желая наткнуться на чей-нибудь след. Недавно, вероятнее всего утром, здесь прошла кабаниха с поросятами, вот их четкие следы, одни большие и глубокие, и две пары тех, что по меньше. Она двигалась в сторону болот, здесь их пути расходились, идти к протухшим источникам черношкурому не хотелось.
Откуда ни возьмись, подул легкий, прохладный ветерок, всколыхнув торчащую во все стороны шерсть на на загривке и шее. Крестоносец резко поднял голову и обернулся. Где-то внутри раздался ехидный смешок.
Тебя это беспокоит.. Здесь явно что-то не так. Слишком тихо для разгара дня. До подозрительности тихо.
Сказать, что черный испытывает страх, значит сильно ошибиться. Он был заинтригован до глубины души. Ему казалось, что все здесь не случайно. Не спроста он оказался близь голодного леса, а лапы и вовсе самостоятельно притащили его к месту, от которого веяло таинством и... опасностью? Все это можно было списать на глупое стечение обстоятельств и появившуюся невесть откуда паранойю, но так ли это на самом деле?
Крестоносец нахмурился. Отчего то ему казалось, что за ним кто-то наблюдает, бессовестно и в упор. Он чувствовал присутствие постороннего каждой шерстинкой своего крепкого тела, но лес по прежнему был пустынным...

Отредактировано Kreuz (2014-11-16 08:03:02)

Начало игры

Сильная боль сдавила волчьи виски подобно стальным тискам. Сквозь сон и бред Вираго чувствовала, как ветер касается ее тела изможденного тела, как звуки слишком громко и резко отдаются в ушах. Раскрыв глаза самка вновь с  силой зажмурилась- свет был слишком ярким и резал своим чистым естеством черную сущность темнолунки. Но все эти физические неприятности лишь напоминали о том, что она все еще жива и живее всех живых к разу.
Вираго собралась с силами и приподнялась на передних лапах, превозмогая боль закостенелых конечностей потянусь и, наконец-то потихоньку открыла глаза и осмотрелась.
Она лежала подле огромного поваленного дерева, прямо в лоно его корней. Бока самки были покрыты колтунами и струпьями грязи, однако ребер да бедренных костяшек видно не было, будто бы тело доселе поддерживалось неплохим питанием. Лапы хоть и болели, однако черная понимала, что это боль не от ран и ушибов, а все лишь от отсутствия движений. Физически волчица была в полном порядке, но вот... Что с головой?
Ведьма обратилась в самые глубины покрытого мраком сознания, однако разум не открыл свои тайны. Ясная картинка начинала будто тлеть, а после и вовсе исчезала, оставляя лишь холодную темную пустоту. И чем сильнее Вираго старалась обратиться к памяти- тем сильнее начинала болеть ее косматая голова. Темнолунцы, войны, пререкания стаи, Азазель и черный лев, горстка мертвых щенков, слезы и ненависть, грязь и кровь... Все соединилось в один огромный непонятный ком, который , казалось, распирал изнутри, так и намереваясь разорвать волчий череп.
- Твою мать...- прошипела себе в усы черная, стараясь хоть как-то упорядочить свои мысли, а так же встать с земли, да отряхнуться.
Последнее оказалось куда проще и довольно скоро Куцая уже твердо стояла на лапах, с упоением примечая, насколько приятно пролазит ледяная грязь меж ее пальцев. Мысли же, хоть и путались да темнили, все таки "выдвинули" на первый план огромного черного волка, что был ее братом и любовником. Азазель должен был быть где-то там...На землях луны. Наверняка по прежнему добро править темношкурыми братьями и сестрами. А возможно,  они уже захватили добрый кусок и чужих земель, возвратив себе былую славу, честь, величие и нынче внушают посмертный ужас в сердца соседей.
Повинуясь нарастающему желанию поскорее вернуться в родную стаю, Вираго подняв морду принюхалась, стараясь уловить хоть какой либо след. И, по правде говоря, была довольно сильно удивлена, когда в нос ударил четкий запах совершенно незнакомого волка. Это был кобель, причем явно молодой и пышущий здоровьем. Однако никаких иных запахов не было, ровно как и признаков того, что этот странник не одинок. Это настораживало и смущало... Но совсем не долго. Одиноко бродящий яйценосец не мог представлять для нее существенной угрозы. Даже если он и решит клыки пощерить, то темнолунка, в свою очередь, просто изнемогала от жажды испробовать свежей кровушки врага.
Ухмыляясь самой себе, а так же бормоча что-то под нос, Куцая бодрой рысью пошла вперед, доверяя своему чутью и наслаждаясь четкой работой своих мышц.
Долго ли, коротко ли продолжался путь в неизвестность, но когда до рваных волчьих ушей донесся гневный вопль, самка на миг притормозила.
- Один ли? Будь готова, старуха, испытать радости общения, хе-хе-хе.
Но возгласу никто не ответил, что позволяло предполагать, что тот самый одинокий кобель может быть вовсе не одиноким. Вот только где-то в своей голове. Но что твориться в черепной коробке незнакомца суку вовсе не интересовало, главное чтобы его клыки оставались за губами, коль он не хочет узреть цвет собственных кишок.
Осторожно двигаясь и аккуратно ступая, чтобы не наводить лишнего шума, Вираго спешно пробиралась вперед, пока глаза ее не уткнулись в фигуру обладателя голоса. Это был крупный переярок, то явно стремился вскоре стать превосходным статным волком. Морда его уже была исполосована рубцами, что могло говорить о его мужестве, но так же и о глупости, да безрассудстве. Более того, Вираго отметила про себя, что при столь юном возрасте удивительно, что столь борзый кобель все еще жив. Возможно он и не столь глуп, как может показаться.
- Эй ты!- рявкнула темнолунка выходя наперерез незнакомцу и придирчиво, чуть презрительно и надменно, осматривая его с ног до головы, - чей будешь?!
Запахов эта земля не носила, меток самка так же не приметила во время своего короткого путешествия. Эта земля должна быть нейтральной и любой, кто позарится здесь быть становится, в принципе, таким же бесхозным. Однако все таки хотелось иметь представление, с кем предоставилось иметь дело. Как минимум это дало было хоть малейшее знания о том, кого по сей день носит Остров, как максимум, темная шкура кобеля напоминала о родной стае и в сердце черношкурой теплилась слабая надежда о том, что этот зверь принадлежит к ее мрачному роду.

Подойдя чуть ближе и замерев в нескольких метрах от незнакомца, чтобы не орать подобно воронам в небе, но и не сближаться, что те безрассудные любовники, Вираго вновь, уже более дотошно, начала изучать этого кобеля, при этом вовсе не обращая внимание на его рявканье и игнорируя вопрос. Он был слишком молод, вряд ли перешел рубеж своей половой зрелости, однако природа добротно сдобрило его тело гормонами, позволяя вырасти в подобную "машину смерти". Он уже умудрился обзавестись шрамами, что могло говорить о его принадлежности к Легиону, вот только темнолунка знала, что из лап этих любителей мужских задниц мало кто уходит на своих четырех, да и шляться где попало им не дозволялось. Возможно, он был просто несчастным идиотом с хорошими генами, а эти увечья- плод неверных решений. Но... Что-то в этом кобеле казалось до боли знакомым, будто она видела его раньше. Ни глаза, ни крест на груди, ни черная шкура... Нечто иное, что волчица не могла пока что выделить,однако тягучее чувство любопытства уже успело захлестнуть ее.
Куцая потянула носом, чуть прикрыв при этом глаза, будто желая лучше распробовать новый, ни на что не похожий запах незнакомца.
- От тебя воняет стаей, как от побитой суки.- рыкнула Вираго не спуская взгляда с ярко-синих глаз незнакомца. Он или врал или недоговаривал, опуская принадлежность к стае, но запах не отобьешь простым шастаньем по лесу. - Под кем ты ходишь?
Внутреннее напряжение нарастало. Запах незнакомца выдавал в нем стайного, однако он так же не был знаком куцехвостой, вопреки тому, что ей были известны практически все метки соседей Темной Луны. Возможно ли, что за время ее отсутствия произошло нечто, что заставило стереть с лица земли братство давая дорогу новым волкам с новыми возможностями? Нет, Азазель не допустил бы этого, он был слишком хитер и изворотлив, чтобы пасть к чьим-то лапам и жертвовать своими амбициями. Не стоит даже и думать...
- Арес...- тихим шепотом прозвучало в голове Вираго, заставляя самку на миг дрогнуть всем телом от неожиданности. Но шепот исчез так же быстро, как и появился, оставляя за собой разве что неприятную дымку послевкусие,подобно тому, как оставляет яд, расползаясь по всему телу. Яд отсутствия знания.

Вираго холодно глянула на молодого, а так же очередной раз осмотрела его с головы до пят. Слишком молод и амбициозен, чтобы держать язык за зубами. Слишком дерзок и надменен, чтобы с первого взгляда усечь свое место. Слишком... Кобелиный тип, чтобы быть хоть кем-то иным, кроме как легионером. Оставалось надеяться, что мозгов у него львиная доля, а не ровное по весу его яйцам.
По правде говоря Ведьма ожидала от волка куда большего для первого раза. Ну как там обычно... Ощеренная пасть, клацанье челюстей, взгляды безумные, мол "знай свое место, самка". Так что та частица души, что все таки переживала за исход событий была более чем успокоена. Даже если этот щенок и решит через пару-тройку фраз выплеснуть свой тестостерон в мир, то уж она то в сим начинании его не поддержит. А толку кичиться и пыжиться, если на тебя никто не смотрит?
И да, зеленоглазая заметила еще один маленький нюанс, столь неприглядный с первого раза- интерес. Этот Меченный явно заинтересовался ею, от чего и не спешит на безрассудные поступки, да и смотрит как на свиной окорок, разве что слюней не хватает. Нельзя сказать, что Куцей это пришлось по вкусу, скорее наоборот. Не хватало еще, чтобы ее первый встречный же и признал, либо, хотя бы, оказалось, что наслышан. Подобное в планы Вираго не вписывалось, ровно как и любезное представление этому кобелине.
- Твое время столь же никчемно и ничтожно, сколь и мое. Так что будь другом, не пудри мне мозги своим трепом и просто ответь на поставленный вопрос. А заодно можешь сказать пару слов о Темной Луне, не будь столь жадным.- стальным тоном, под стать самцу, отчеканила волчица не сводя глаз с собеседника.
Однако, голос ее стал куда мягче, если не сказать спокойнее. Все же черная вступать в разборки не собиралась. По крайней мере не здесь, не сейчас, и не с этим молодцем. Ей бы всего-то узнать, где она, да что же там, с Темной луною и милым братцем...

- Что значит стерто?!- громогласно рявкнула Вираго на секунду замерев на месте.
Губы сами собою поднялись вверх, обнажая ряд крепких клыков, а морда исказилась в оскале. Покрытая серебром холка тут же взвилась вверх, возвышаясь теперь над опущенной головой самки, подобно уродливому горбу. Огрызок хвоста с остервенением начал бить по черному заду, будто сама Ведьма была виновата в грустном известии.
В ушах набатом били произнесенные незнакомцем слова, будто желали разнести ее голову в клочья и размазать пытливый мозг по близлежащим деревьям. Стаи нет. Темная Луна исчезла. Темношкурые канули в Лету, сдохли, испарились, покорились (упаси старые и новые боги), были похоронены, разбежались. Как?! Когда?! Почему?! А Азазель? Что с ее братом?! Где этот зеленоглазый дьявол, который был неподвластен ни времени, ни чьим-то утехам? Ее брат не мог просто так бросить стаю, он был слишком самоотверженно влюблен в нее. Он слишком, черт побери, любил свою Княгиню, чтобы пустить все на самотек. Темная луна не могла просто исчезнуть. Азазель не мог просто оставить ее... Нас предали.
Куцая рванула вперед, наперерез черному кобелю, не спуская с него зеленых, а уже и значительно озверевших, глаз.
А он, казалось, насмехался над ней, смеялся обладая неким знанием, которое не было получено самой темнолункой. Его наглая морда ждала дальнейшего развития пьесы с нетерпением и неким злорадством, которое доставляло яйценосцу немалое самоудовлетворение.
- Ты врешь!- заорала Вираго чуть ли не в морду черно-белому нахалу.
Сердце бешено колотилось в груди, глаза вращались в орбитах, будто собирались либо выпрыгнуть из них, либо воспламениться дьявольским огнем.
Невозможно!
Самка шарахнулась в сторону и снесла небольшое деревце, что возникло на ее пути. Когтями черная впилась в землю, оставляя глубокие шрамы-борозды, подобно тем, что украшали ее собственную морду и... волчица затихла, с ненавистью и непониманием всматриваясь то ли в лапы, то ли в землю.
- Как давно?- вскоре отозвалась бывшая княгиня, уже успев привести дыхание в норму.

Отредактировано Virago (2014-11-26 04:41:39)

Значит это были городские...Кучка жалких псин посмела раскрыть пасть на ее семейство, да еще так безбожно, так нагло. Их дело- слизывать дерьмо с человеческих ботинок, но, судя по всему, они решили пойти иной стезей. Что ж, напрасно, очень напрасно.
Клыки Вираго сжались сами собою в озлобленном оскале, а уголки ее губ поползли вверх, "украшая" морду уродливой улыбкой безумия. Глаза волчицы все еще сверлили землю под собственными лапами, и пусть создавалось впечатление, что черная впала в ступор, но в ее голове диким фильмом плясали множество умопомрачительных картин, то и дело сменяя один кошмар другим.
Городские вторглись на земли стаи, когда та была в упадке. Конечно, Азазель был растерян и разбит, а эти лживые твари избрали идеальное время для нападения. Как низко... А что же союзники? Где были эти мнимые "друзья" которых так старательно собирал вокруг себя ее брат? Которым от доверял секреты, с которыми обменивался информацией? Наверняка плевали с высокого утеса на проблемы темношкурых. А то и поджав хвост ютились в своих логовищах со своими бастардами. Трусы, предатели, лгуны недостойные даже самого низкого и грязного существования. Дорога в Ад им теперь заказана, уж она-то, Ведьма, самолично будет проводником.
Куцая подняла взгляд на нового знакомого. Но теперь в глазах не было скорби, печали, некого страха и неуверенности. Лишь холодная расчетливость, некий вызов, полное отсутствие страха. Самка смотрела на кобеля оценивающе, как на вещь, которая может пригодиться. И да, этот юнец был прекрасен в своем обличии. Его сила могла сыграть добрую службу в ее планах. Его взгляд не был помутнен жаждой бесовской власти. Пусть и пока...
- Княгиня.- отозвалась Вираго и начала движение в сторону самца, чтобы получше осмотреть его.
- Мой род происходит от самих Древних и Темная луна есть мое детище.- холодным голосом рассказывала волчица обходя черно-белого вокруг, - И если хоть какая тварь решила позариться на них- она издохнет в луже собственной крови и испражнений.
Остановившись перед волков Куцая внимательно посмотрела прямо в его глаза, заискивающе и нагло.
- Откуда ты?- через некоторое время повторила черная.
- Могу поздравить тебя, ты теперь вдова. Старая, озлобленная, опасная Черная Вдова. Да будет так...