Шахран старался не отвлекаться от разговора с Коджо, однако его взгляд периодически направлялся на древних ящеров, что бежали от катаклизмов. Удивительно, как все происходящее не трогало их с божеством, а потому Ран мог только посочувствовать Трашь. Возможно, он бы и хотел помочь пантере, однако понимал, что мало на что способен в сложившейся ситуации. Нет, ему нельзя упускать возможность вести диалог с новым Богом, и выбор был очевиден. Большой кошке придется самой спасать себя, а Бурый лишь мысленно вознесется к Амонкире, прося ее смиловаться и спасти несчастную. Возможно, старые Боги покинули их раз и навсегда, однако Шах знал, что они живы до тех пор, пока жива его вера в них. Но не исключено, что его посыл был отправлен в никуда, но более алоглазый на это не отвлекался. Его внимание вновь всецело сконцентрировалось на Коджо, который был более чем доволен планами Шахрана на будущее.
Волк немного расслабил плечи и шумно выдохнул. Все это время Бог держал его в напряжении, но сейчас, казалось, натянутая струна чуть ослабла и прогнулась, а беседа плавно перетекла в более комфортное русло. Однако расслабляться было нельзя, ведь ничего нельзя предугадать, а потому бдительность и концентрация Рана по-прежнему зашкаливала.
Коджо показался ему. То была огромная змея, величиной с небольшой вулкан. Волк неотрывно смотрел в огромные змеиные глаза, изучал тупорылую голову чудовища, скользил взглядом по гладкому чешуйчатому телу. Люди назвали бы эту тварь Василиском, но у Шахрана не было слова, которое могло описать увиденное. Тем временем Бог продолжал, позволив волку задать три вопроса, какие посчитает нужным. Струна снова натянулась: Шахрану надо было хорошенько подумать, ведь сказанного не воротишь, а спросить надо действительно что-то очень нужное. Возможно, нужное не только для него самого, но и для множества других.
-Позволит ли Дискордия найти свое место прибывшим переселенцам? Хоть один шанс, – Немного подумав, задал вопрос Шахран.
Наверное, это был самый главный вопрос, который будоражил умы всех переселенцев с того самого момента, как первые лодки причалили к песчаному берегу. Сейчас и люди, и звери пытались не только выжить, но и найти общий язык с местными. Кому-то это удавалось, а у кого-то получалось не очень. И все-таки, станет ли Дискордия хоть для кого-нибудь из них настоящим домом? Или это – лишь оттягивание неизбежного финала, и в результате всех переселенцев ждет один конец.
-С нами прибыли и наши Боги. Подвластен ли им здешний мир, или он принадлежит иному Божественному пантеону? Тому, частью которого являешься и ты, - снова подал голос Шахран.
Ему было важно знать, действительно ли его старые Боги обитали здесь, или же им было тут не место, и они стали не более, чем иллюзией в головах староверов. Если Коджо даст положительный ответ, возможно, Шахран пересмотрит свое отношение к нему и Варге, сделав последнего лишь призраком, который будет сниться по ночам, а новое божество станет для сына Фрактала путеводной звездой. Ран не хотел гнаться за несуществующими богами, возносить к ним мольбы и просьбы, если их не слышат. Времена, что Варга был с ним, были чудесны, но если далее Шаху придется идти без него, что ж, так тому и быть.
-Многие из нас владеют магическими артефактами, что имели огромную силу на нашем Острове. Но столь же сильны они здесь, или же стали не более, чем побрякушками? – Шахран перемялся с лапы на лапу и кристаллы, что висели на почти прозрачной нити на шее где-то под густой шерстью едва слышно звякнули.
Всякого рода кристаллики, талисманы и диковинные предметы на старом Острове способны были из калеки сотворить непобедимого война, но не опасно ли ими пользоваться здесь? Ран опасался, что старая магия может со многими сыграть злую шутку, и не стоит проверять это на своей шкуре.
Волк замолк. Он задал, как ему казалось, самые важные вопросы, ответы на которые были очень важны. О местной флоре и фауне он узнает позже, прочувствует их на своей шкуре, однако узнать, с ним ли его Боги или суждено ли ему вообще здесь жить, он может очень нескоро, если и никогда.

Шахран с вопросами не прогадал, и Коджо ответил, весьма полно и информативно. Внимательному волку оставалось только слушать и мотать на ус, а в его голове тем временем собирался паззл, который поможет ему в дальнейшем понять мир, в котором он чудесным образом очутился. С каждой новой божьей фразой у бурого складывалось более-менее понятная разуму субстанция, которую можно будет назвать настоящими знаниями о Дискордии.
Оказывается, они не очутились на новых неизведанных землях. Дискордия – давно покинутый ими дом, в который они теперь вернулись. За время их отсутствия многое изменилось, и нынешние обитатели острова не собирались делить его с прибывшими. Однако после услышанного у Шахрана значительно прибавилось уверенности. Он не будет ни у кого ничего просить, а возьмет свое по праву. Сын Фрактала, как и любой переселенец, имеет полное право жить здесь, ведь это было их домом испокон веков, пусть и почти навечно забытым. Волк стоял там, где стояли его далекие предки, отцы и деды его дедов. Кровь, что течет в жилах Короля, текла по венам и тех, кого он сейчас видел в виде бестелесных образов.
-Мы – не чужаки, - выдохнул он тихо, не намереваясь перебивать Коджо.
Действительно, они не являлись пришельцами извне, как думали все – и местные, и сами прибывшие на кораблях. Только об этом пока никто не знает. Никто, кроме Шахрана и Трашь. Они все – братья и сестры, некогда существовавшие вместе, но по какой-то причине отделившиеся друг от друга.
Один остров, один купол, одни боги… Полученная информация стучала по вискам острым топорищем, чуть ли не пробивая голову насквозь. Закипела легионерская кровь, зачесались лапы в преддверии быстрого утомительного бега. Шах не мог больше ждать, его распирало от того, что он только что узнал. Молодому волку не терпелось взяться за дело и найти свое место там, где оно всегда было, только его кто-то занял, пока бурый отсутствовал. Но теперь он вернулся, а значит, кому-то придется подвинуться, нравится это ему или нет.
И Варга… Варга с ним, он никуда не уходил и существует не только в голове Рана. Его мольбы и просьбы к богу Войны реальны, а сам он – не плод воображения отчаявшегося легионера. Осталось лишь сделать то, о чем рассказал Коджо, и вернуть былую силу и власть магии, что они привезли с собой, а вместе с ними и величие своих Богов. В отличие от остальных, Шахран всем сердцем желал, чтобы о Варге еще услышали, а потому он во что бы то ни стало найдет этого Тельши, отыщет Атолл и черепах, что там обитают, и сделает все остальное, что будет в его силах и власти.
Когда мир вокруг начал вращаться, Ран понял, что его встреча с новым божеством подошла к концу. Благодаря Коджо он многое узнал, что перевернуло внутри него все вверх дном, а потом тотчас расставило по полочкам.
-Спасибо, Коджо! – Прокричал Шахран в надежде, что вихрь не заглушит его слов.
Вера в этого бога точно возросла, а потому алоглазый собрался нести эту веру и дальше с собой. Вместе со знаниями, который ему дал Коджо, он отыщет Варгу, а дальше, с поддержкой двух богов, нести знамя легионерского война будет уже проще. Вся семья ждала от Шахрана великих дел, а теперь вся семья мертва, однако Ран от своего предназначения не отказался.
-Я рад, что ты жива. – Повернулся волк к кошке, что стояла рядом с ним не совсем в презентабельном виде. – Мне пора. До встречи, - волк знал, что они еще встретятся, но сейчас им было не по пути.
Алоглазый знал, что пантера сможет сама о себе позаботиться, а ему нужно отправляться в путь. С чего начать? Шахран не знал, но намеревался узнать. Он бросился в чащу джунглей, не думая останавливаться. Ему нужно было узнать больше о местных жителях, ведь только они подскажут, как разыскать Атолл и древних черепах. С них-то он и начнет, но для этого необходимо поработать над хорошей репутацией…

Сезон "Клятва на крови"
22 сентября 188 года

"Плач о потерянном исчезнет, стоит ему объявиться. Так это работает?"

Если бы только я умела вести дневник. Я бы начала его со слов: "Безразличие почти задушило меня". Я так давно не слышала слов, не понимала, жила ли вообще? И тут же отвечала: "Да, жила, из последних сил". Зачем мне продолжать путь, ради чего? Надежда, ты слепа, и я тоже.

Круги уже не вокруг, а внутри, я наворачивала их каждый день, убивая в себе спокойствие, сжигая терпение. Сколько слёз должно было пролиться, чтобы некто откликнулся на мой зов?
- Ненавижу - прошипела я сквозь зубы.
Я хотела, чтобы мир узнал, какая я сильная и озлобленная, и какими бы ни были удары, я стояла на лапах.
Тогда бы я задала вопрос тебе, дневник: "Что бы ты сделал, если б тебя хотели изжить со свету?". Ничего. Ведь мысли, заметки на определенном полотне - слишком жалкое зрелище с мнимой верой. Стоило мне такое сказать вслух, как я ощутила себя им. Это упрек или бред? Немного подумав, я продолжила: "Ты бы отдавал все, чтобы жить и наполняться смыслом. Тебе везет - у тебя есть причина жить. А от меня она каждый раз ускользает. Ты бы хотел стать мной, а я - тобой. Глупо. Глупо, что мы не ценим то, что у нас есть". С другой стороны, зачем ценить то, что причиняет мне боль?

Волны шипели, десятком когтей взрыхляя песок, они желали его забрать. Я устало наблюдала, как ненасытная вода пожирала его с каждой новой волной, которая обрушивалась на него. Открытая местность осталась позади, и я маломальски удивилась. Лапы довели меня до пещеры близ воды. Немного потоптавшись на месте, я решила отойти в дальний, сухой угол, куда буря не дотягивалась холодными стрелами из капель. Я легла за камень, который хоть немного сдерживал злобные порывы.

Я любила шторм, дома частенько наблюдала его с возвышенности. Ветер точно хотел меня унести, я боялась, что так и случилось бы, если б не опекун. С ним мне было спокойнее, хоть он и не разделял моих безумных тяг и желаний к разрушениям, стихиям и детскому, своеобразному безумию, ибо я очень хотела летать. Как листочек, я бы в один миг взлетела, подхваченная порывами, затерялась бы в грозовых облаках, увидела бы духов, которые раскрывали зубастые пасти и стреляли молниями. Что такое гром? Я думала, что это - ожесточенный бой между двумя волками, которые ударяли друг друга об своды небес, желая низвергнуть на землю, и проигравший становился бы смертным.

Шторм - симфония невысказанных слов, потаённых чувств, противоречия. Это не просто взрывы поднебесья, а возможность принять свои капризы, ругань такими, какие они есть, понять себя, как никто другой. Была ли я одинока? В глазах опекуна я видела замешательство и думала, что он не должен был тут быть. Он не понимал меня - не желал почувствовать бурю. Я подошла тогда к краю, совсем близко и... Я желала прыгнуть. Всего порыв или неосторожный шаг отделяли меня от верной гибели.

Безразличие внутри - передышка от всего того, что терзало меня. Я пролежала в своём укрытии не так много, в последние дни мне не приходилось нигде отдыхать. Мне не с кем было посоветоваться, поэтому я старалась отгонять навязчивое желание воспользоваться чужим опытом. Я скучала по дому, уютным норкам, относительно безопасным землям. Когда вокруг меня были волки, я не желала ни с кем знаться, а теперь хныкала.

Дневник, тебе никогда не приходилось оставаться в одиночестве по своей вине? Так знай: это не зависит от тебя, а только от того, нужен ли ты кому-то или нет. Все мы - объекты использования, я уж не могу отделаться от этого. У всех есть срок годности. Вопрос в том, как он вычисляется: по собственному желанию или делу случая? Все мы от кого-то отказываемся или от чего-то. Ужасно это признавать, дневник, но я сама такая. Мой опекун вкладывал в меня душу, отдавал всего себя, а я сбежала от него. Правда, я бы так хотела, чтобы он сейчас оказался рядом...

Моё тело задрожало под градом всхлипов, потом я заскулила. Мне станет легче. Я прижала уши к голове. Обязательно станет, просто надо поплакать. Я приоткрыла глаза, положив голову на лапы, и смотрела на крутой мыс. Ничего не случиться.
- Я хочу домой...
Я прошептала его имя:
- Господин...

Но, знаешь... Путь самоубийцы - путь лезвия и птицы. Путь мухи, путь мокрицы. Не станешь ты героем - твой страх заполнен гноем (с) Климбатика - Путь самоубийцы.

Случалось думать о смерти, когда бессилие нашептывало о прекрасном мире, в котором не было бы меня. Даже сейчас почти невозможно представить, как смотреть, если нет глаз, дышать, если ты - есть всё и в тоже время ничего, или жить без сердца. Наши тела - смертельный вирус, поразивший систему лишь раз, а перезапуск был отложен, но совсем не нами. Изначально мы рождены в рабстве и мечтали о полноправии. Оттого я думала, что суицид - шаг к освобождению... В пустоту.

Такая малая, а уже забиваешь голову всякой чушью.
И что? Зато нахожу повод улыбнуться.
Я ищу себя в мелочах. Будто пытаюсь воссоздать утерянный образ той девчонки, которая желала познать справедливость. Что есть она? Никто не задумывался об этом столь досконально, как я. Сначала мои поиски основывались только на том, чтобы повзрослеть поскорее. А теперь я уж не знаю, на какой стадии? Наверное, между взрослым и ребенком. Или ни чем. Ведь ума так и не прибавилось: наивность также бьёт мои лапы, а эмоции льются через край.

Мне случалось думать...

Случалось думать о том, что всем было бы хорошо, когда вина сжирала меня. Но мир не исправился б: не стало бы меня - гнобили бы кого-нибудь еще. Существовали в мире бесконечные циклы, один из них я знала хорошо: цикл добра и зла. Чья-то боль, мимолётное счастье, война иль перемирие, спасение и предательство - вот основа-основ Великих Рычагов, которые заставляли меня жить. Извечная борьба и неравномерный поток взаимодействовали также нескладно, как я реагировала на различные события. Мне никогда не удавалось насытиться, исчерпать смыслы или образы, и каждое воспоминания открывало со временем новые детали, дразнило паранойю и тянуло меня то извиниться, то дополнить ругательства. Ох... Сходила ли я с ума? Едва ли. Была в рассудке. Едва ли.

Случалось и отдыхать, как сейчас.
Я никогда не считала себя нормальной. Отнюдь, клеймо или призвание - сии понятия переплелись соблазнительными терниями меж собой. Клеймо давало общество, тот же опекун, нередко - сам разум. Призвание же я находила сама. Оно напоминало маленькую веру в себя. Сейчас я нарекла себя искательницей. Этот титул не давал мне пасть духом, и если б не воодушевленные голоса, я бы не набрела на столь огромное для меня убежище.

Девчушка оставалась хрупкой, фарфоровой куклой, но уже беспризорной и не такой чистой и привлекательной. Стихия буйствовала, не замечая хрустальных слёз. Капельки инея застывали на кончиках мыслей, и шерстинки нервно дрыгались, смахивая их. Они разбивались о холодный, тёмный камень и больше не возвращались ко мне.

Детство — забота. Я привыкла к постоянно теплому боку заботливого опекуна. Прерывисто затрепетала грудь, хныкая, подобно забитому, обиженному щенку, и тоска вернулась. Она с новыми силами обрушилась ураганом, хотя казалась прохладным, сухим бризом. Наивность никогда не была в плюс, и я снова обожглась. Снова нет его. Я ждала вопроса и теплое дыхание ласковых слов на ухо: «Что с тобой?». Я бы повернулась, а он улыбнулся. И я с содроганием бы замерла, услышав это: «Ты всегда можешь рассказать мне, что чувствуешь». Он был так мил. Неудивительно, что со мной, чертовкой, которая даже за собой уследить не может, никого теперь нет. Поделом. И никто не сохранит теперь мою тайну. Об одиночестве...

Я снова подумала о смерти.
Но глупо было бы умирать... Сейчас.

Сквозь раскаты донесся крик. Он когтями открыл рану, и тревога взвыла раненным зверем. Её чудовищный вой смешался с гулом ветра, но я уже замерла. Парализованная неизвестностью, я глядела перед собой. Маленькая точка сорвалась с обрыва вниз. В тот миг, когда тело находилось в одном миге от смерти, раскололась надвое черепушка. Я готова поклясться, что слышала хруст костей, низкий и гулкий "бух" об бетонную воду. И снова зашумели волны... Только в них теперь переворачивались кости и внутренности.

Я не могла избавиться от ужасной картины и подорвалась. Не желая более находиться у самого берега, к которому должно было прибить изуродованное тело, я выбежала из-под навеса и нашла путь наверх. Остановившись около камня, я в нерешительности подняла лапу. В моих действиях не было никакой логики. А что делать? На моих глазах какой-то волк разбился насмерть! Я и правда не знала, стоило ли позвать на помощь или остаться, надеясь, что тот выплывет? Нет. Тоже бред. Грудь кротко вздрагивала, и слёзы навернулись на влажную шерсть. Дождь скрыл мои кровоточащие ранки. Мне было больно: я не понимала, как вообще такое возможно? Это же страшно! Быть в пустоте...

Я так и не тронулась с места. Прижав уши к облезлой, мокрой голове в пристыженном жесте, я внимательно осмотрелась. Никакого намека на спасение средь белых гребней и темнеющих впадин. Он мёртв. Он был, чёрт возьми, мёртв. Утонул. Глаза закрылись.
- Совсем не знаю, что делать - прошептала я. - Совсем не знаю... Господин.
Он бы сказал, что стоит уйти подальше от этого места. Если совершено убийство, то проклятие мгновенно произрастает там, отравляя всё живое. Но как забыть то, что я видела собственными глазами? Как смириться с тем, что произошло? Мне так больно, так страшно! Я... Ничего не сделала. И за это снова... Ненавижу!

Отредактировано Аманотер (2020-11-08 02:43:25)

- Что я опять сделала не так? Что? Что я сделала не так, отчего ты не отвечаешь мне? Но я клянусь, клянусь, клянусь, всё исправлю! - короткими вдохами говорили мои озябшие уста.
Я не слышала ни раскатов грома, ни завывания ветра. Только перекошенная рожа неизвестного мне страдальца, как на зло, предстала моему взору. Я видела её: глаза, в которых копошилась мелкая рыбешка, оголодавшая в столь жуткий шторм, и пушистые ошметки водорослей. Другие же обхватили раздробленное тело: разделенный живот держался на двух кишках, которые чудом не порвались, в отличие от других, что парили, а на самом деле - шли ко дну. Я потеряла ощущение вкуса, но и рвать внутренностями не хотелось. Следом - застыло дыхание. Я хотела бы сказать, что и сердце моё остановилось, но оно билось. Всё еще билось, несмотря ни на что...

- Ха! - откашлялась. - Ради чего?!
"Ради чего ты погиб", хотелось мне сказать. "Ради чего предпочел зубья счастливому, следующему дню! Или ты это сделал... Не нарочно? Во имя кого-то? А этот "кто-то" так был тебе благодарен, за то, что ты сделал? Он о тебе даже и не думал, иначе бы побежал за тобой в бурю! Глупец!", меня взяла злость, та самая, которая затмевала любой страх. В такие моменты я переставала бояться своего господина и воспринимала его, как равного себе. Еще я знала, что это - не я. Я бы такого не сказала: не нагрубила бы, не повысила голос, скорее уж смиренно лепетала и пыталась бы понять! Но не сейчас. Это было несправедливо. Так несправедливо, что хотелось разнести весь мир, перевернуть его вверх дном, чтобы у него закружилась голова! Всё, чтобы доказать, что - несправедливо - лишать кого-то жизни в угоду себе.
Ах, видел бы меня мой господин!
И не узнал - пришёл бы в ярость и огрел по морде своими клыками.
Видел бы он такую меня - ушёл. Потому что передумал бы видеть.

Я активно дышала, расставив перед собой лапы. Еще выдох - снова вдох, через силу - вдох, испуская дух - выдох. Сжимаю зубы - хочу, чтобы стало легче. Не получилось - я слишком ничтожна, слаба, как и говорил господин. Все надо мной издевались, потому что я не могла дать сдачи - не было сил. В надежде, но исподлобья я смотрела на море - я не пыталась уйти. Не пыталась бороться. И так - всегда.
Подорвалась, и конечности поехали вперед, к волнам, что мечтали поглотить и меня. Ненасытное море, беспощадное, равнодушное и тёмное! Я вглядывалась в него, намеренно подчиняясь гипнозу. А оно только пуще шипело...
- Ха - устало теперь вырвалось у меня.
Кончено.
Собрала под себя кости, покрытые шерстью, включила Его, развернулась.

Бога сломил бы Умысел. Вселенную - собственный режим самоуничтожения. И я была подобна этим двум Величиям - они пели во мне. Так что внезапный топот не проник под озябшую шкурку жалкой переселенки (меня). Недобро сощурившись, она остановилась (я) и решила вроде бы подождать незваных гостей. Она слышала их ранее - заранее уготовила речь. "Гребанная игра", процедила в мыслях, сдерживаясь, чтобы не закусить губу. Лезвие в глазах сменилось на поддельно-детское удивление, и я заплясала на месте:
- А вот и я!
Мой хвост раскачивался активно из стороны в сторону.
- Но игра не закончена - более тише хмыкнула она (я).
Затем - рванула наискосок, туда, откуда забралась на мыс.
"Но почему бы не сделать так, чтобы прятки переросли в догонялки? Выбора-то у меня не так много. Да и у тебя. Не дрейфь, я знаю, что делаю", уверенно заявила Она (я), придавливая мощной лапой растерявшуюся девчонку. Дурочка малолетняя! В таких ситуациях - быть собой - той Тварью, которую так любил Единственный Господин - лучшее достояние, но обесцененное, к сожалению.

Отредактировано Аманотер (2021-01-12 15:49:40)

Ok er þau kómu til hans, þá kastaði hann orminum
Í inn djúpa sæ er liggr um öll lönd

Когда Аманотер очнулась, то летела на бешеной скорости вниз со склона. Лапы ругались, шкворчала подлая грязь. Как вдруг, острый камень так впился в подушечку, что малышка взвизгнула и потеряла равновесие. Она кубарем покатилась вперед, сама не зная, куда. Жар распалял грудь, пока всё тело содрогалось от настойчивых, грубых толчков со всех сторон. Будто некие духи этого места врезались в неё, чтобы лучше координировать падение. Она скулила, моментами издавала гавкающие выкрики. Кроме раскатов, ничего не было слышно. Хотя, ей казалось, что сквозь шелест доносился топот. Что-то неизвестное, огромное преследовало её, отчего сердце падало в пятки. Протяжный крик разбивался на отдельные ниточки, каждая из которых тянулась к другой; подгоняемые ветром, но безвольно вздергивающие ослабевшими шеями, сверкающие концы отлетали друг от друга, пока Ама совсем не замолчала, поперхнувшись собственным дыханием.

Падение закончилось, а волчица лежала, ни живая, ни мертвая. Теперь её тело колотила дрожь вовсе не от холода. Она замерла, парализованная болью. Она никогда не чувствовала себя такой беспомощной. Едва ли она могла вспомнить, о чем думала, когда отступала. Почему голос звучал так уверенно, а теперь едва ли напоминал единое целое... Едва ли напоминал звук, даже больше! А она, она была повержена самой собой. Встать в этот раз не так просто.

Откуда взять сил? Откуда обычно приходило мужество, освещая тернистый путь? Откуда... Аманотер не верила, но мама ни раз повторяла ей о том, что: "Дом, помни свой дом". Какими бы ни были опасными новые земли, и как бы гром ни пугал - тот, кто знал, откуда он родом был, всегда видел свою тропу. Это напоминало зов судьбы. Его можно услышать, даже если в голове царил бардак. Всхлипывая, малышка приподнялась. Каплями стекал с неё страх, что смешивался с грязью под лапами. Черные рубцы между фалангов - раны, наверняка. И единственным выходом...

- Да - тихо пролепетала она, глядя на море. - Как бы поступила я?
А может, тот бедняга сбросился с обрыва, потому что бежал от того, что и она? От неизвестности? Или самого себя? Тогда отделилась тень от живой материи. Благодаря Богам или собственному могуществу, полупрозрачная материя обрела свежую плоть, и эго уничтожило своего хозяина, забрало в свой собственный разум. Аманотер поежилась. Нет, такой участи она точно не хотела. Более того, это не поддавалось логике, ведь безумец осознанно сделал шаг за черту. Но здесь иная черта - линия двигалась навстречу. Тогда нужно переступить через иной рубеж. Волчица исподлобья посмотрела на море, а после - назад. Безумная идея посетила её голову.
- Шторм - еще не самое страшное. Захлебнуться - тоже. Но может... Мне удастся прилипнуть к одному из тех валунов, торчащих из воды? Каждый раз всплывать или...
Сама едва ли понимала, о чем рассуждала! Чтоб проплыть, жмурясь от морской пены, против волны...
- Да, Ама, только ты так можешь. Господин бы оценил. Хотя бы, потому что это не пришло б ему в голову.
Волчица приободрилась и с трудом заставила себя окончательно встать на лапы. Даже если останутся следы на песке - не проблема. Их смоет волна. Но тогда нужно отбежать как можно дальше и замести свои отпечатки хвостом, прежде чем ступить в воду и двигаться к одному из камней, стоящих в воде. И Аманотер приступила к осуществлению своего плана. Она старалась бежать, как можно быстрее, несмотря на боль и раны. А страх во многом играет на лапу - возрождает адреналин и великий инстинкт выживания. Выжить любой ценой. Но не сдаваться, нет.

Поражение чуть не сломило Аманотер. Она внушала себе, что способна была на большее, поднимаясь с земли от жестоких ударов, которые терпела от тех, кто был сильнее неё. А сейчас, в ненастную, зловещую непогоду, которая не давала ни намека на возможное преимущество, она решила испытать себя. Уже не просто бегство - стратегия, пусть самая рисковая, выпала на её долю. Переселенка не противилась ей - приняла своё одно из самых опасных испытаний с честью.

На седых лугах, под черной луною с косой в руках. Сквозь тени снов, да туманов сеть... Её танец прекрасен для тёмных глаз.

Цепкий взор Аманотер напоминал волчонка: вот увидел он бабочек - и побежал за ними, а увидел налетевшие на рифы суда - и за ними. Она сразу представила острые концы расщепленных досок, которые могли проткнуть её насквозь. Но всплывал трупом зловещим резонный вопрос: что дальше? И следующий: что осталось позади? А оно-то не оставалось, шло по пятам, как орда гниющих, воющих кошмаров, чей лик был до того ужасен, что для Амы достаточно их могильного дыхания в спину, чтоб бежать. Бежать-бежать-бежать!

Она стыдилась признаться себе в том, как ненавидела свою доброту, наивность, улыбчивость. Как же её бесила робость или замкнутость, коей пользовался её господин, а другие потешались над ней. Всем-то бросилась в глаза её несовершенность, и каждый норовил дотронуться да узнать, а как среагировала беззащитная девчонка? Верила она в добро, как же! Постоять за себя не умела и пряталась за единственной спиной, которая отходила в сторону. Тут-то Аманотер вспомнила, что он выступал только против тех, кто на его глазах пускался в оскорбления. Но только если оппонент был пешкой, то, конечно, рыцарь тёмной шкуры нависал над ним, подобно грозовой туче, и его рык клокотал громовыми раскатами на разные мотивы. В остальном волк старался закрывать глаза и пару раз говорил, что она уже не маленькая, вечно защищать ее никто не желал.

Он напомнил ей о том, как обошлась с ним его семья, которой вообще было плевать, грызли ли слабенького волчонка или нет, обижали или нет. С малых лет её господин познал отчуждение, и, видя роковой, ненавистный отпечаток в лице глупенькой Амочки, жутко злился. Вот, почему он оставлял её в кругу насмешек и ни разу не повернулся, когда она, заплаканная, проходила мимо. Это было очень несправедливо: за грехи прошлого не должно расплачиваться настоящее.

Аманотер сжала зубы от досады и разочарования. Одна из огромных волн, шипя от бешенства, взорвалась пеной на одном из камней. Размытые очертания корабля по-прежнему зазывали её и уверяли, что именно они бы защитили её от неизвестного преследования, от кровавого кошмара, от гнилых морд. Господин посчитал бы это слабостью - она снова пряталась, но уже в целом мире, в его деталях, добровольно показавшихся в одночасье. Но по её продрогшим костям каждый раз проходился дрожащий крик, а легкие захлебывались. Она так устала истязаться, и собственная слабость должна была стать силой! Она осознала, что только ей самой предстояло взглянуть в лицо самой смерти. Только она не догадывалась, что гнилой город не плелся позади. Он - в её лапах, что изнывали от изнурительного бега и не менее надоевшей ходьбы. Он томился кровавым туманом в мыслях, зазывая толпу за толпой, и твари появлялись, шли на неё и хотели убить. Они - бездумные, жестокие существа. Они - порождение её собственных, тёмных чувств. Едва ли она могла узнать в изуродованных, черепных, покрытых червями, страшных рожах свою морду...

- Господина тут нет - твердо сказала она самой себе.
Рядом действительно не было лап, хоть в это и мало верилось.
- Если я справлюсь, то стану другой.
Но рычание позади не соглашалось с ней. Оно тянуло в прошлое, снова туда, где существовало вина и торжествовали унижения. Она чувствовала их липкие лапищи на своих вычурных, поцелованных влагой, нелепых боках. Между ребер при дыхании образовывались ямочки, как будто внутри никакой плоти и не было. Ей хотелось есть, а еще больше - наконец-то уснуть и переместиться в беззаботное детство, туда, где её любили родители. Настоящие родители, эгоистично подчеркнула она, ведь мачеха ей совсем не нравилась. И плевать, что именно эта бедная волчица, брошенная своим супругом, любила её больше собственных детей...

Аманотер не чувствовала себя виноватой за те чувства, которые испытывала, и теперь поставила на этом точку. Она не боялась бури и, подпустив взбитую пену к своим лапам, пошла навстречу очередной волне. Та с рыком обрушилась на её грудь, обдав волчицу холодом, а промозглый ветер старательно хлестал облезлую, безобразную шкуру.
- Уродка! - услышала сквозь потоки она мерзкую насмешку.
Еще шаг, и следующий удар, не менее яростный, попытался сбить её с лап.
- Да у тебя ничего не выйдет, ты по жизни ни на что негодная! Негодная, да!
Последовал заливистый смех. Сколько бы ни пыталась волчица вспомнить, кому он принадлежал, так и не удалось. Но он был подозрительно знаком, будто принадлежал другу, который позже отвернулся от неё, чтобы не потерять остальных друзей.
Тогда она спросила себя весьма серьёзно: "Когда это чужие слова влияли на меня?". Как бы ни надрывались посторонние, она не менялась. И сейчас - что толку было останавливаться? - она шла по своему пути.
Вот поднялся гребень, и она быстро засеменила под него, а когда сверху обрушилась дуга, то волчицу подбросило вверх. И, вот, за считанные секунды одиночка парила, высунув голову над поверхностью воды.

Она поняла, что надо нырять, чтобы занесенный, взбешенный загривок и рухнул на неё, иначе будет больно. За счёт близко стоявших камней, волчица еле двигала лапами, подчиняясь не то течению, не то качке, потому что море было крайне недовольно, что помимо камней ему пришлось ударяться еще об какой-то мешок, который покинул берег. Аманотер решила идти до конца, к судам, торчавшим из воды вострыми, оскаленными пиками. Когда она приблизились к ним, то ужаснулась. Всё обстояло не так, как думалось раньше. Здесь оказалось еще больше отчуждения, чем там. Но глупышка мотнула головой и приказала себе во что бы то ни стало забраться на один такой. Осталось правильно подступиться, как одна из волн ощутимо ударила её, и соленая, жгучая пена попала в глаз. Она взвизгнула и хлебнула воды. К счастью, всего ложку или того меньше, потому что вовремя закрыла пасть, прежде чем уйти от гребня. Времени было в обрез, беглянка начала смещаться осторожно к огромному судну, что находился справа от неё. Она старалась подплыть к нему именно сзади, потому что по бокам, очевидно были расставлены подводные пики. Раз они снаружи торчали по бокам, то и на глубине покоились недалеко. Осталось словить нужную волну, нырнуть под неё, чтоб сила подбросила легкое тело на свободный участок такого свободного убежища.

Отредактировано Аманотер (2021-03-17 11:58:10)