Иногда, чтобы добиться своей цели, необходимо пойти на крайние меры. Иногда, может быть, эта крайняя мера может стоить жизни. К слову, чтобы спасти свою стаю, не грех и пожертвовать чем-то, и Лу, рискнув всем, сделала свой выбор. Других она к этому выбору не подталкивала, лишь озвучила, что нужно делать.
Вода - стихия опасная и непредсказуемая. Ледяными объятиями, она сжимала Лу все сильнее и сильнее, проникая в ее тело, обжигая легкие и уничтожая их. Каждую секунду. Нужно успеть. Если волчица не успеет вынырнуть, похоже, стая обречена.
Лу барахтается изо всех сил, пытаясь плыть, но силы стремительно покидают ее, и она просто останавливается. Лапы ее не слушаются, а мысли путаются. Через минуту ее сердце остановилось,а она обмякла.

Лу очнулась, медленно открывая глаза. Тело болело, а мысли все еще хором отзывались у нее в голове. Казалось, будто она все еще спала, но волчица ощущала, что что-то изменилось. Она чуть приподняла голову, осознавая, что она ничего не чувствует, кроме боли. Сплошная боль, пронизывающая ее насквозь. Она даже не могла встать.
Место, в котором она оказалось было странным. Будто пещера, но чрезмерно светлая, блестящая изнутри. Воды, как ни странно, нигде не было, и как она оказалась посреди замкнутого пространства - оставалось загадкой.
Казалось, что Лу так лежала вечность. Когда она свыклась с собственной болью, что уже почти не замечала ее, она медленно поднялась на лапы, пару раз упав на живот, и осмотрелась уже тщательнее, пытаясь найти хоть какой-то намек на выход. Она решила, что было бы не плохо двинуться дальше, поскольку простаивание результатов никаких не принесет, а коли она жива, то нужно пользоваться подобной удачей по полной.
Она двинулась вперед, пока не обнаружила, что пещера начала сужаться. Она уже ползла на брюхе, решив, что останавливаться не стоит, и это всего лишь очередное испытание. Она ползла до тех пор, пока могла пролезть, а после, когда узкие своды пещеры сковали ее, она почувствовала невероятную тяжесть, давящую на нее сверху. Медленно гора сдавливала ее в своих объятиях, что Луна невольно заскулила, стискивая зубы. Она чувствовала боль в разы сильнее, чем тогда, когда очутилась в пещере после погружения в воду. Кости захрустели под весом многотонной глыбы, и скулеж перерос в пронзающий крик, Лу пыталась пошевелить лапами, но потеряла сознание, когда гора сломала ей спину. Сердце Лу снова остановилось.
Луна очнулась в высокой траве. В небе уже светила луна, а прохлада приятно обволакивала ее тело. Встать она, конечно же, не могла, но боли она уже не чувствовала. Да и разве мертвые могут чувствовать хоть что-то? Она смотрела на звезды краем глаза, не в состоянии даже повернуть голову, и пыталась понять только то, провалила она задание или нет. Кажется, что она лежит так не минуты и не часы, а уже более суток. Начало светать, а после поднялось солнце, знойное и палящее, а она все также лежала, не в силах ничего сделать. Казалось, что она была трупом, который был в состоянии замечать мир вокруг себя.И вот наступила ночь, долгая, бесконечно долгая. И вдруг в шею Луны вцепились чьи-то клыки. Она совсем обмякла, а потому даже и пискнуть не успела. Эти клыки душили ее до последнего, она лишь почувствовала, что кровь у нее все еще горячая. Она тихо вздохнула и дернула лапами. Последнее, что она видела перед смертью это то, что ее шею сжимал Мансур.

«У смерти нет власти, как и у девы,
Чьи слезы обманут уши твои.
Они словно волны в бушующем море,
Которые бьются о камни скалы.
Где взорван рассвет - цветут там цветы,
Дождь плачет на щеки, пронзая стрелою.
Они уже там – в плену пустоты.
Ромашка растет прямо в череп герою.
У смерти нет власти»
Воды сначала медленно, а потом стремительно выжимали жизнь из тела Микаэля. Это был долгий процесс, широкая грудная клетка молодого волка удерживала много кислорода, как у профессионального пловца, но в данном случае это лишь усиливало агонию... Но спустя несколько минут отчаянного барахтанья в потоке, в глазах окончательно потемнело и сознание отключилось. Густая шерсть, намокнув, потащила его ко дну. Умирающий мозг подкидывал рваные отрывочные образы того, что было в жизни самого дорогим для него. Озорные искорки в сестринских глазах, так похожих на его собственные... Чувство надежности и молчаливой поддержки, исходящее от Фернанда, когда они стоят бок о бок... Звук смеха Сафари, тихий, мягкий, редкий, а от того ещё более бесценный... Тепло материнской шкуры, вызывающее щемящую нежную тоску в сердце... Отцовский запах, сложная смесь чего-то пряно-острого, холодного ветра, морской соли и мирта...
Веки защекотал яркий свет. Неужто загробный мир?.. Но он не видел перед кончиной Калахиры, как же так... Однако тепло на морде дало понять, что источник света ничто иное, как солнце. Калле осторожно разлепил веки, щуря яркие светочувствительные глаза. Втянул воздух ноздрями, и шерсть вмиг защетинилась на его загривке от наплыва удушающей кучи запахов, которые с детства ассоциировались с опасностью. Зверь подскочил, растерянно оглядываясь по сторонам, а вместе с рывком раздался и лязг. Мика снова вздрогнул, глядя себе под лапы и видя цепь, прицепленную к ошейнику, опоясывающему шею.
«Как я здесь оказался?!»
Широко распахнутые глаза лихорадочно глядели по сторонам, видя перед собой проходящих людей. Изумление грызло Микаэля изнутри. Однако, двуногие существа не обращали на него внимания, некоторые лишь удостаивали скользящего взгляда. Шлепанье быстрых ног сбоку могло принадлежать лишь человеку, ни один зверь не станет так беспечно шагать, не маскируя звука своих шагов. Калле резко повернул голову, ожидая наткнуться мордой на наставленное на него дуло ружья. Но нет, к нему приближался ребенок. Без тени страха, он поставил что-то перед мордой молодого волка и удалился. Голубоглазый зверь проводил его настороженным взглядом. Постепенно, привычные спокойствие и собранность возвращались к нему. Хотели бы убить, уже убили бы. К тому же, он уже умирал, после этого смерти он и вовсе не боялся, сейчас даже исчез фактор неизвестности... Однако что же делать теперь? Куда идти?.. Неужели он так и останется зверьком на привязи?.. Калле перевел взор на принесенный мальчуганом предмет. Металл. Однако вражеский для зверя запах перебивался более приятным. Странное нечто внутри плошки не выглядело, как привычная пища. Вязкая, слегка неоднородная масса. Что-то похожее родители отрыгивают молодому потомству... Субстанция даже тоже пахла мясом!
В животе забурлило. Микаэль продолжал оглядывать незнакомую пищу с сомнением, однако, что ещё ему оставалось?.. Голубоглазый опустил морду в миску и принялся глотать. На вкус очень даже сносно...
Резь пронзила живот. Калле вздрогнул. Следующий приступ боли был интенсивнее, заставив его сцепить зубы. Два последующих,не дав передышки, свалили его с лап. Организм, инстинктивно знающий, что нужно сделать с отравой, вывернул недавний обед наружу. Но на этом приступ рвоты не останавливался. Мика давился и задыхался, чувствуя, как уже желчь жжет глотку. Тело сотрясали конвульсии, внутренности жгло. Когда Микаэль умирал во второй раз, его голову не посещали никакие мысли. Мозг охватило странное оцепенение, ждущее лишь того, когда это все закончится. Ждущее смиренно...
Очнулся возле Стены, на этот раз уже вне Города. Наверное, это к лучшему. Микаэль поднялся, однако тут же со стоном привалился плечом к холодному камню высокой тверди... Все тело болело, отказывалось слушаться, мысли были в тумане. Калле помотал головой, пытаясь отогнать слабость. Кажется... Кажется, он опять готовился расстаться с жизнью, теперь уже сразу после очередного пробуждения. Зверь всегда инстинктивно ощущает приближение кончины, вот и с Микаэлем было так же. Однако, стоять на месте нельзя... Нужно двигаться, двигаться дальше.
Крыса. Крысы... Откуда их столько?,.
Боль пронзила лапу. Калле лишь досадливо поморщился, чуть ускоряя измученный шаг. Боль усиливалась, крысы вцеплялись в лапы, одна умудрилась впиться в бок.
«Оставьте меня... Я должен идти... Они ждут меня, лекарство... Не хочу, чтобы Хаста плакала из-за меня, даже если есть хоть малейшая вероятность этого... Пустите...»
Но крысы не пускали. Легкая добыча в виде издыхающего зверя была слишком соблазнительна, чтоб упускать. Вскоре рухнувший на землю молодой волк скрылся под десятками маленьких пронырливых тел. Кажется, они уже почти доглодали ноги. Не встать. Калле попытался ползти, оставляя за собой кровавый след. Но дальше двух метров не вышло, тело сдалось. Мозг ещё нет, но он отключился от болевого шока. Умирая в третий раз, Микаэль не ощущал ничего, кроме бесконечной усталости...
Когда Микаэль проснулся в очередной раз, его посетило чувство, что что-то не так. Нет, в этот раз больше, чем обычно. Он открыл пасть, чтобы в очередной раз вымучено вздохнуть, но из груди к его изумлению донеслось... карканье. Калле заозирался по сторонам, с опаской для здоровья своей шеи, и в полном недоумении уставился на... крылья. Свои крылья. Белые. Неужто?.. Урсус?.. Он оказался в теле Урсуса? Как?..
«После всего произошедшего, это должно волновать в меньшей степени...»
И тут Микаэлю показалось, что он слышит голос Мансура. Сердце радостно екнуло в груди. Мика попытался побежать в направлении звука, но ничего не вышло, он лишь растянулся грудой перьев по земле, растопырив крылья. Нет, тело птицы отказывалось подчинятся ему. Но Микаэлю было не до этого, он должен был найти своих спутников!
Неуклюже то хлопая крыльями, то прыгая на тощих птичьих ногах, несчастный добрался до места. И увидел Фюрера, который старался привести в сознание Луну. У него похолодело в животе.
- Она в-в-в п-порядке? - собственный голос звучал узнаваемо, тем более с заиканием, участившимся от перенесенных потрясений, и интонациями, только "р" было по-вороньи растянуто. Микаэль правда и не подумал, что Манс не признает его...

После того, как Мансур последовал за Луной, утопившись в горном ручье, с его телом стало происходить явно что-то неладное. Фюрер не понимал, что происходит, и каждая новая картинка оказывалась чуднее предыдущей. То Манс своевольно срывается со скалы, то оказывается рядом с Хёршем, испытывая к нему настоящие братские чувства, но почему-то все-таки его загрызая. Последнее, что помнил Сур, так это обмякшее тело Луны у себя пасти, но он ничего не успел сделать, прежде чем его прошила пуля.
Очнулся Мансур в незнакомом месте, по всей видимости, где-то в одной из горных долин. Рядом лежала Валькирия, причем она не просто мирно спала: Луна выглядела так, будто ее швырнули, точно тряпичную куклу. Фюрер бегло оглядел волчицу, выискивая пугающую рваную рану на ее горле, ведь в памяти еще были свежи воспоминания о ее умерщвлении. Однако  шерсть волчицы была чистой, но она все-таки не торопилась приходить в себя.
Сначала Манс отошел в сторону и покосился на лежащую амазонку. Он чувствовал себя молодым отцом, которому впервые подсунули новорожденного пищащего щенка, и у которого был единственный резонный вопрос: «и что мне с этим теперь делать?». Вот и сейчас Мансур понятия не имел, как приводить молодую волчицу в чувства, что с ней произошло и почему это должен делать именно он. По своей натуре фюрер был далек от сюсюканий, а уж от возвращения в сознание тем более.
Несколько минут Манс растерянно смотрел на разбросанные лапы Валькирии, на ее бок, которые еле-еле поднимался и опадал, что было единственным подтверждением того, что волчица все еще жива. Прошелся взглядом по ее шее, все еще боясь увидеть окровавленную шерсть. Задержал взор на аккуратной точенной мордочке, на закрытых веках. Вздохнул, подойдя ближе, неуверенно ткнул передней лапой в бедро Луны.
-Эй, - буркнул фюрер, - эй, просыпайся. Луна! – Голос стал более настойчивый, громкий.
Мансур подошел еще ближе, в буквальном смысле нависнув над волчицей. Вцепившись зубами в меховой воротник на шее волчицы, серый дернул головой, пытаясь пробудить Валькирию.
-Что нам делать дальше? – Только сейчас Манс обратил внимание на то, что ни Микаэля, ни Саундвейва рядом не было. Карда тоже, но на его счет фюрер сомневался: он был почти уверен, что старший легионер за ними не последовал. А куда же отбросило переярков? Голубоокий осмотрелся, но здесь были только он и спящая Луна.
-Вставай, Валькирия! – Рыкнул Сур, уже теряя терпение.
Он понимал, что амазонка спит не просто так, что ее сознание где-то далеко, но что делать ему? Как ему вернуть это сознание в тело и что делать потом? Манс был недоволен, ему казалось, что его водят за нос, оставляя наедине с неизвестностью.
Склонив оскаленную морду над головой Луны, фюрер прикусил той ухо, настойчиво потянув: может, от небольшой боли она все же очнется?

«Я очнулся рано утром,
Я увидел небо в открытую дверь.
Это не значит почти ничего,
Кроме того, что, возможно, я буду жить.»

«В сонном царстве теней»
20 февраля 188 года

Радость от воссоединения оказалась недолгой. Тело, и без того инородное, легкое и хрупкое, внезапно перестало слушаться. Голову пронзила дикая боль, заставившая его чуть ли не потерять сознание, ослабеть духом и словно бы наблюдать за своими действиями со стороны. Микаэль понимал, что это он взмахивает крыльями, беснуется, кидается на Фюрера, впивается когтями ему в морду, но вместе с тем, он не хотел этого, испытывая странный шок от того, что впервые в своей жизни ранит другого волка. Вместе с тем он ощущал... Луну. Чувствовал холод пола, на котором она лежала, чувствовал страх, шок, панику. Словно бы её сознание льнуло к нему, пытаясь спрятаться от чего-то, а вскоре и вовсе начало будто бы давить на самого Калле, вытеснять его, причинять боль. Пожалуй, сейчас Мика был наиболее близок к страху, чем никогда раньше, чем предыдущие свои три смерти. Полная потеря контроля над собой и чувство, будто само его существо жгут каленым железом не были сравнимы ни с какими ужасами...
Клыки Мансура поймали птицу, челюсти буквально смяли хрупкий скелет, и Микаэль ощутил эту боль. Мучительную, пронзающую позвоночник, но милосердно быструю. Она угасала, вместе с сознанием Калле... Уже знакомое приближение смерти, почти что родное. Сейчас оно казалось избавлением от всех забот.

Гвалт голосов оглушал, топил его собственный голос, не давал сосредоточиться. Однако было ещё что-то... Какое-то присутствие, чем-то похожее на ощущение близости Лу, но не совсем...
Наконец, Калле услышал голос, громче остальных, четче. Знакомый!
- ...Я С… с… имя не помню. Скажи мне, кто я, пожалуйста! Здесь так… безумно, непонятно и одиноко.
Молодой волк молчал несколько секунд, собираясь с силами, припоминая слова.
- С-Саундвейв?.. Это я.
Мика словно бы затаил дыхание, с надеждой ожидая следующих слов неведомого голоса, надеясь, что он не ошибся, и это действительно был Саунд. Но почему он не помнит своего имени?.. И действительно ли это он. Быть может, это очередная уловка? Несмотря на эти мысли, Калле не видел альтернативы. К тому же, он просто не мог не сделать все возможное, чтобы спасти Саундвейва.
Калле спохватился, решив, что если рыжешкурый даже имени своего не помнит, он просто может не понять, кто с ним сейчас говорит. Поспешно, голубоглазый выпалил:
- Это я, Микаэль...

Ей не хватало воздуха, а остатки сознания жадно обжигали ее изнутри, пытаясь полностью вернуться к своему хозяину. Лу выплевывала из себя вороньи перья, ощущая подкативший ком рвоты у себя в глотке. Очистив глотку, Луна услышала дикое рычание, однако, повернувшись, никого не увидела.
Он ощущала жар чужой энергетики, понимала, что рядом кто-то был, но как бы она не приглядывалась, никого не было. Она начала прислушиваться, пытаясь понять, насколько звук близок к ней, кому принадлежит это грозное рычание, пыталась собрать саму себя по кусочкам...
Через несколько долгих минут, она начала осознавать, что утробное рычание стало громче и протяжней, оно не останавливалось ни на секунду, а мир вокруг ее тела начал сужаться. Пустота поглощала все, что было рядом: траву, горы в дали, камни под лапами, рыхлую почву. Темнота даже поглотила звуки ветра и журчание воды. Луна ощущала себя невероятно одиноко, и это чувство было всепоглощающим, страшным, изнывающим ее изнутри. Ее тело затряслось в лихорадке, ей вдруг стало больно и страшно, и все, чего она хотела - прижаться к своему брату Солею, который никогда бы ее не оставил. Никогда. Он бы никогда ее не бросил, он всегда был бы под ее боком, согревая ее ночами и поддерживая в лучах солнца. Он был ее личным солнцем. Волком, который впитал в себя последние лучи, а она.. первые сумерки. Сейчас она ощутила дикую скуку по нему, ей не хватало этого сильного плеча рядом, ей не хватало того, кому она могла бы просто сказать "сейчас я очень слаба", а может быть и промолчать, но устало посмотреть.. и он бы все понял.
Луна тяжело вздохнула, тихо заскулила, а после, набрав в себя воздуха, широко открыла глаза, отгоняя от себя страх. Она пыталась так очень долго, казалось, что целая вечность прошла. Но громогласное рычание становилось тише, а пустота стала возвращать обратно все то, что окружало Луну. Она вдруг увидела перед собой Мансура, вся его морда была окровавлена, с зубов стекала слюна смешанная с кровью, а на губах остались перья. Лу чуть отвела взгляд, видя вокруг себя множество белых перьев, однако вопросов это у нее не вызывало. Она поднялась с удивительной легкостью и кинулась к Мансуру, прижимаясь к его шее.
-Прости, что так долго.. - Лу прижималась к его теплому воротнику, утопая в его мехе. Ей было все равно, что он зол, она этого не чувствовала. Она сделала пару шагов назад и обомлела, осознавая, что фюрер слеп, - Манс, что.. что случилось? - Лу только сейчас осознала, что вокруг лежат перья Урсуса, однако досада о его смерти ее не глодала, она чувствовала, что ворон еще жив, состояние ее учителя волновало ее куда больше.
-Здесь есть горное озеро, пойдем, я помогу.. - Лу немного нервничала, она не могла бы и подумать, что когда-нибудь попадет в такую ситуацию, она аккуратно прижалась к Мансу и пошла вперед, не отрываясь от него, чтобы он мог следовать в нужном направлении.
-Ложись, - твердо сказала Лу, когда они подошли к небольшому озерцу, она подтолкнула морду фюрера, чтобы тот опустил ее в воду. Как ни странно, вода не облегчила его боль, а усилила в разы, и Мансур вдруг услышал страшный шепот откуда-то со дна озера. Адская боль будто разъедала его, и Лу, поняв, что вода причиняет ему боль, чуть прижала его, слизывая с его морды остатки воды.

Манс чувствовал облегчение, но и слышал чужой голос, все также со дна озера.
-Что вы тут забыли, смертные? - шипит голос и грозится вырваться из-под водной глади.

Было больно. Было невыносимо больно, но ему было плевать. Он упал, но разум его отчаянно цеплялся за одну-единственную букву, она была его спасательным кругом, она была, как веревка для скалолаза, застрявшего в пропасти, она была единственной зацепкой, всем, что осталось от прошлой жизни.
«С-с-с-с», - весь разум был заполнен этой буквой, все сознание шипело, и как же Саундвейв боялся, что упустит эту подсказку, этот обрывок, что может вывести его из темноты, вернуть ему память о том, кто же он на самом деле такой.
Эта буква была для него всем. И стала мгновенно ничем, стоило ему услышать «Микки».
Это повторял тот голос, тот единственный голос, казавшийся знакомым. Он Микки. Почему нет? Голос не может ошибаться.
- Микки! Микки! – радостно трезвонил Саундвейв, наслаждаясь звуком собственного имени. – Я – Микки! Все сходится! Точно!
Он и сам не мог понять, с чего вдруг решил, что это имя – его, но в том, что он Микки, был твердо уверен. Саунд поскакал к озеру, осчастливленный обретением себя. Уже на берегу, заглядывая в хрусталь воды, с удивлением обнаружил, что он не таков, каким привык себя видеть.
- Ой... – сказал он себе под нос. - Как интересно… а глаз почему бирюзовый? Шерсть… ну, наверное, так надо. Я же Микки.
Эта мысль радовала его безмерно. Доставляла эйфорию, слепила положительными эмоциями настолько, что ему уже было плевать на голос, пытавшийся что-то там ему доказать. Он и не слушал его, любуясь своим отражением. Саундвейв казался себе по-особенному прекрасным, и прекрасна была даже эта содранная переносица. Еще бы, ведь он Микки!
- Какое красивое имя, - Саунд смотрел на себя, почти уткнувшись носом в водную гладь. – Микки. Микки! Я Микки. Как классно!
Он почему-то вдруг оторвался от созерцания себя, обратив внимание на противоположный берег. Еще волки? Какие-то они знакомые. Или нет. Саунд не успел развить эту мысль, потому что резкая вспышка боли ослепила его, вырвала визг из горла, он повалился куда-то в глубину, отчаянно молотя лапами.

Он слышал ее невинный, озадаченный голос, волчица явно не понимала, что произошло. Слепой Мансур лишь рычал на нее, пытаясь сориентироваться, где Луна находится.
-Змея! Паршивая гадюка! – Рычал Манс, преисполненный желанием сорваться с места и кинуться наугад, надеясь сбить Валькирию с лап и разорвать, как только что он поступил с ее вороном.
Но амазонка не боялась его угроз, или боялась, но пыталась с ними совладать, решив отвести фюрера к какому-то озеру, вероятно, промыть раны. В этом серый не нуждался, и все, что ему было необходимо – зрение и месть обидчику. Первого ему уже никогда не получить, а вот второе принадлежит ему по праву. Но все-таки какая-то неведомая сила воли заставляла Сура идти рядом с Луной, позволяя ей прикасаться к нему. Такая идеальная возможность – взять и напасть на нее, вцепиться в незащищенное горло и трепать до тех пор, пока Лу не отправится к своим предкам. Идеальная возможность, которой Манс не воспользовался.
Он почувствовал запах воды и остановился. Вероятно, они дошли до диковинного озера, и Суру не нужно было подсказок, он и сам хотел опустить голову в прохладную воду, надеясь облегчить боль. Когда нос коснулся водной глади, волк погрузил в водоем всю голову до ушей, позволяя ей проникнуть в раны и обжечь их, но вместе с тем принести облегчение. Однако вместо ожидаемого ощущения фюрер почувствовал лишь жжение, нестерпимую боль и чувство, будто череп сейчас лопнет. Мансур хотел было выдернуть бошку из воды, но сверху ее предусмотрительно прижала Луна.
Сур начал метаться, точно пойманный в капкан зверь, припал на передние лапы, пытаясь вытащить голову на поверхность. Ему даже послышались голоса, такие далекие, но пугающе близкие, будто кто-то был нос к носу со слепым Мансом.
Серый на мгновение замер, пытаясь стерпеть боль, что обуяла его, только ради того, чтобы вновь услышать странный голос. Как только Манс успокоился, болезненные ощущение отступили, и вновь в его ушах зазвенел голос, раздающийся откуда-то из недр озера. Суру показалось, что сейчас в его морду вцепится чудище и утащит за собой на дно. С этими мыслями легионер резко вскочил, и уже никакая Луна не могла заставить его и дальше плескаться в этом озере.
-Куда ты завела нас? Нам здесь не рады! – Прорычал Мансур, поворачивая мокрую голову к Валькирии.
Кровь из разодранных глаз вперемешку с водой струилась по его щекам, но сейчас это почему-то отошло на второй план. Голос, что волк услышал со дна озера, волновал его куда больше.
-Найди Саунда и Микаэля. Мы уходим отсюда. – Подытожил Сур.
Он понятия не имел, где сейчас молодые воины, но бросать их было нельзя. Еще неизвестно, в какой заднице оказались они. В любом случае, для Мансура все кончено. Без зрения он не сможет продолжать путь, а потому надо вернуться, чтоб предстать перед судом Легиона и решить, что делать после того, как он изберет себе нового вожака.