К моему молчаливому неудовольствию, визитеры все продолжали пребывать, да такие эмоциональные, что мне стоило больших усилий не скорчить брезгливую гримасу, когда чужой возглас резанул по слуху. Только едва покачивающийся из стороны в сторону кончик хвоста взметнулся вверх, отрывисто хлестнув по земле, и затих. И все, никто бы не упрекнул меня в потере самообладания, которому вскоре предстояло столкнуться с еще большими испытаниями в виде начинающего обретать новый и более полный смысл слова "стая". Как могла ужиться вместе такая большая группа животных, каждый из которых сам по себе - яркая индивидуальность, подобная сияющим на ночном небосводе звездам. Ведь даже светила держали дистанцию между собой! Держаться рядом луну за луной, год за годом, отбрасывая свет и затмевая друг друга, ограничивая собственную свободу и свободу других... как можно жить так? Так могла бы жить Секира, так мог бы жить Безликий, так жила всю свою жизнь мама. А я не чувствовала в себе потребности в такой большой компании. Родитель, братья и сестра - вот пожалуй и все, в чем можно нуждаться. Однако моей семье предстояло жить так, значит, и мне тоже.
Впервые за долгие дни осознав это, я ощутила легкую грусть и совсем чуть-чуть - неизбежность. Если такова плата за благополучие родных, мне некуда деваться.
Погрузившись в свои размышления и пропустив мимо ушей добрую половину скучного разговора, я очнулась только тогда, когда почувствовала, как на меня легла чья-то тень. Медленно подняла взгляд на склонившегося ко мне и чуть наклонила голову вбок в знак легкой заинтересованности. Возможно, показавшийся мне простачком на первый взгляд чужак-главный был не таким уж и простым. Не сдержавшись, я тихо фыркнула при слова "плата". Необходимость говорить очевидные истины казалась немного странноватой в этой ситуации.
Наверное, со стороны шушукающиеся о чем-то взрослый волк и детеныш пантеры выглядели довольно колоритно и очень подозрительно, но у мамы было полно своих хлопот, пришедший последним явно был чем-то взволнован, а спутница вожака наверное чувствовала себя не в своей тарелке, не думаю, что кто-то придаст этому особое внимание.
- Даже могучие звер-р-ри, способные повер-р-ргать в бегство одним своим видом, даже великие вожаки и бесстр-р-рашные защитники когда-то были лишь беспомощными звер-р-рятами. Пр-р-рими нас как своих, сделай одними из своих и выр-р-расти как своих, и обр-р-ретешь самых надежных стр-р-ражей, - Я говорила медленно и с расстановкой, давая возможность переварить каждое слово обрисовываемой мной перспективы. Не знаю, как относились к этому Горыныч, Добрыня и Буян, да и вообще задумывались ли будущие "стражи" о том, что ждет их впереди, но в своих словах я не сомневалась. Все будет именно так, даже если придется направлять братьев на этом пути. - За добр-р-ро платят добр-ром. А я пр-рослежу, чтобы наша Семья не осталась в долгу.
Так как добавить более мне было нечего, я с чистой совестью переключила свое внимание на более насущные проблемы - возвращение былого лоска своей потрепанной последними безумными днями и некогда прекрасной шкурке. Не позволять же себе представать перед глазами всей маминой стаи растрепанным чучелом. К тому же, мерное вылизывание шерсти изрядно успокаивало нервы и восстанавливало душевное равновесие, так что спустя пару минут перспектива всю дальнейшую жизнь быть привязанной к южной стае уже не казалась мне такой уж грустной. Возможно, спустя еще несколько минут жизнь показалась бы мне довольно неплохой штукой, а грязь, болотная вонь и мерещащийся всюду запах морской соли и вовсе стали бы сущими пустяками, но тут ушей достиг голос Фрисы, знаменовавший продолжение пути. Подавив мысленный вздох, я легко поднялась с земли и с наслаждением потянулась, изящно выгибая спинку. Гудящие лапы требовали еще хотя бы минуточку покоя, но перспектива наконец добраться до укромного места и всласть выспаться казалась более соблазнительной. Чем скорее доберемся, тем лучше!
- Пр-р-росыпайся, маленький бр-рат, - Промурлыкала я, щекотя ухо человечиша своими усами. - Скор-ро мы будем дома и тогда ты будешь спать столько, сколько захочешь.

Лес, ярко палящее и ослепляющее солнце на голубом, кажется прозрачном небе, чьи лучи проскальзывают сквозь зеленоватую листву и танцуют в ней свой летний танец. Ветерок ласково поглаживает аккуратные, красивые листочки, которые дрожат от любого, даже самого маленького колебания воздуха. Трава под ногами сырая от утренней росы, а в капельках воды отражается солнце, от чего на поляне становится, возникает ощущение, что трава, украшена драгоценными камнями. Она ласкова поглаживает мальчишку по голым, обнажённым ножкам. Он не чувствует ни камней, ни песка под ногами, травка кук будто специально ложится или стелется ему под ноги, зелёным, мягким ковром. Деревья для парнишки настоящие "могучие богатыри", они закрывают его своими "руками" от солнца, и лишь солнечные зайчики играют на его радостном, детском личике. Волька бегает по полянке, хлопает в ладошки и радостно смеётся. По лесу эхом разносится детский смех... Смех... Смех... Этот смех, потихоньку перерастает в шум... Шум? Это шум моря, шум волн. Вот Волька уже стоит в порту, наблюдает за чайками, и вдруг... Отец, к нему подходит отец, только он очень не обычно выглядит. Он весь, довольно потрёпанный: замусоленная полосатая майка, как у матроса, потрепанные штаны, причём, штанина закатана на половину, волосы растрёпаны и развеваются на ветру, а идёт он... Идёт он по волнам, идёт без всего, просто идёт как по земле и смотрит на сына. тянет к нему руки, кричит, но криков не слышно, всё закрывает шум, шум моря. Волька не выдерживает и спрыгивает прямо в воду, но к его великому удивлению, он не идёт по воде, как и отец, он погружается на дно, на илистое, глубокое дно, становится всё темнее и темнее и вот.... Неожиданно, свет... Везде светло, всё белое и безмолвное, сплошная тишина. Мальчуган идёт и идёт, такое ощущение, что он вообще не сдвигается с места, но он упорно продолжает идти, идти вперёд. Вот он перешёл на бег. Минута, вторая, он бежит, но ничего не происходит и вдруг, он видит пчелу. Она летит из не откуда и машет своими тоненькими и изящными крылышками. Подлетев к Вольке, она садится ему на нос и что-то тихо шепчет, шепчет, но Воля не может разобрать ни слова... И тут, пчелка расплывается, размазывается, потом увеличивается в размерах и вот. на её месте сидит самая обыкновенная мартышка, в лапке которой желтый банан. Только теперь мальчишка понял, что находится не в белых, бесконечных просторах, он находится в зоопарке, в вольере с мартышками. Они очень забавные и смешные, они прыгают с ветки на ветку, одна даже подала мальчику свой банан, но почему-то, когда Волька протянул руку, что-бы его забрать, она отскочила от него, как ужаленная, а банан так и остался при ней. Парнишка обернулся, сзади него стояла Багира, она подошла к нему и начала тереться о его лицо и приятно мурлыкать. Голос её завораживал и ненароком, сам не понимая, как это получается Волька прислушался и.....
     Проснулся... Кто-то щекотал его ушко, он открыл заспанные глаза и увидел рядом пантеру. Она сказала ему, что пора в путь, домой. Волька сел, потёр руками глаза и сонным голосом сказал:
   - Ма! Мамулечка! Ма-а-м, а мам! А куда мы идём? - после чего он сел и скорчил очень удивлённую гримасу. Воля удивился тому, что когда проснулся, оказался на земле, а не в объятьях "пушистика". Но тут, он почувствовал, как в мягкое место, что-то очень сильно давит и впивается. Он встал и осмотрелся. Этой твёрдой "штучкой", которая впивалась в тощий зад мальчонки,  оказался какой-то осколок, а проще, обычный камень. Ещё немного посидев и покрутив головой во все стороны, Волька подошёл к Мистраль, хотя сам не знал кто это и как её зовут, и поэтому для него она была одной из "пушистиков", и просто не на кого не глядя, уткнулся ей в грудь прямо лбом, замер и ... Нос щекотали волоски и пахли так приятно, но всё же запах отличался от материнского... Видимо пацанчику показалось маловато, только уткнуться в теплую шерсть волчицы, он решил ещё и испробовать её на вкус... Без промедления он лизнул и... Уже через секунду он сидел на полу и "мычал", отплёвываясь и убирал изо рта грязными руками длинные волоски.
- Фу! Тфу... Тфу... Бе! А почему у теффя кожа волосатфффкая? - "промычал" проказник.
  Наконец, закончив эту процедуру, он сделал вывод, что больше лизать шерсть этой прекрасной волчицы не стоит, и теперь направился к рядом стоящему Глокси, белому волку. Волька ещё не знал, что любая шерсть, одинакова на вкус и любая шерсть прилипает к языку. Он решил испробовать на вкус шерсть и Глокси, который ничего не подозревая стоял неподалёку от Мистраль и вёл беседу с другими взрослыми.
  - А какая интелесно лучше и вкуснее? Белая или зелёная шелсть? - про себя пацанёнок смешал все цвета,  так как был ещё слишком мал.
  - Зелёной шерсти не бывает! - заметил Добрыня.
  - Нет бывает! - начал спор мальчик, но львёнок решил, что не стоит удостаивать большим вниманием такую "малявку".
  - Ладно, - решил "проказник", - потом с тобой разберусь! -
  - Агась, когда вырастешь! - ухмыльнулся Добрыня, но потом посмотрел на Вольку, как на загнанную мышку и решил, что Волька - не достойный его противник, даже в споре.
   Ни чуть не испугавшись, малыш подошёл к белому волку и пока тот смотрел на него, лизнул его. Через секунду, Воля смотрел на Глокси с глубочайшим разочарованием и непониманием. Ну как так можно?! - спрашивалось в его взгляде.
   - Тфу... Почему... Тфу... Твоя шел... Бе... Сть... Шелсть... Такая не... Тфу... Не вкусная? - спросил парнишка с набитым ртом волос, но почему-то не дождавшись ответа отбежал к матери и сказал:
   - Мам, а почему шелсть плилипается к яфыку? - когда Фриса ему всё объяснила, мальчик вдруг вспомнил, что обещался Добрынюшке показать,  на что способен. Ведь дети такие непостоянные, сейчас на уме совсем одно, а через секунду совсем другое, сейчас ребёнок идеально послушен, а через секунду, он отвратительный драчун или маленький проказник, никого не слушающий и прыгающий на одной ножке, увиливая от матери. Так вот, Волька, был из числа именно таких, но не сказать что прямо он там сильно дрался, нет! Просто каждую секунду у него в голове возникала новая идея или проказа, мысли, как пчёлы роились в его голове, летали туда - сюда.
   Подойдя к лежащему рядом с матерью Добрыне, мальцу вдруг отчаянно захотелось укусить за хвост львёнка, укусить за то, что он отверг его как стоящего противника. Не раздумывая ни минуты больше, он схватил братца за чёрный хвост и... Кусь... Бедный Добрыня не ожидал столь явного нападения со стороны мальчика, даже казалось бы, совсем безобидного мальчика.
   - Вот будешь знать, как обижать меня! - угрожающе сказал парнишка, но в тот же момент упал на землю от того, что львёнок толкнул "безобразника". Тут же вскочив на ноги, Воля попытался возобновить нападение, но опять оказался на земле.
   - Сдаёфся подлый трус? - прокричал пацанёнок.
   - Уйди лучше по хорошему! - спокойно прорычал Добрыня, хотя было видно, что и он чуть-чуть опешил от такой наглости. Он посмотрел на мальца строго, очень строго и этот взгляд подействовал.
   - Ладно, ладно! - сказал уже присмиревший мальчишка и отбежал за мать. Как только он очутился за спиной мамы, он тут же добавил:
   - Сдайся Доблыня! Я всё лавно тебя сильнее! - но Добрыня, опять таки, не удостоил брата ответом.
   Минуту или две, Волька слонялся как неприкаянный, он потихоньку остывал и совесть тихими, бесшумными шагами прокрадывалась в сердце мальчонки. Подойдя к львёнку, он сказал уже мирно:
   - Доблынюфка! Доблынь! Мил да? Ведь плавда мил, ладно? - последние слова он сказал уже почти шепотом. потому,  что на глаза его вдруг накатились слёзы. Он вдруг понял, что поступил плохо, что причинил боль своему брату, а теперь, стоял перед ним опустив голову и просил прощения. Но вдруг, строгий, чёткий голос матери, сказал:
   - Все домой! Живо, живо! Пошлите! - это было обращение к детям, так как все только и знали, что носились и веселились, прыгали, скакали и играли друг с другом. Волька неспеша подошёл к Багире, обнял её за шею и прошептал ей на ушко:
  - Пошли! Пошли сколее домой!

Отредактировано Волька (2014-07-22 18:06:41)

Их забивали в угрюмые углы. Их учили покоряться судьбе, прижимать хвосты и робеть перед законом. Испорченное поколение. Дети без внимания, без родительской опеки, сразу отданные жизни как совершеннолетние. Закон не слушал обиженных, не внимал молитвам о прощении, велел лишь уходить. Ты в этой рутине, подставляешь спину под удары, либо один — в чужом доме, кое-как ловя свой обед, зато свободный.
Нет, конечно, это очень мрачные краски. Там было и весело. Там было много масок, зато все яркие, и такие вежливые, порой чопорные, зато не дикари. Веселиться на карнавале под чужой личиной, списывая все грехи на выдуманный образ — разве не это ли отрада для трусливых крыс? Впрочем, если откинуть в сторону мораль, можно и отдохнуть в этой компании, построить вполне себе сытную жизнь. Если удастся договориться с местными семейными кланами, между которыми власть уже давно распределилась.
Ей снились уже неделю одни и те же сны. Страх наконец положить конец всей внутренней суете так сильно трогал, что уж лучше эти муки, эта неясная вина и необъяснимое настроение, чем то, что может ранить больнее пули охотника.
Глокси. Баст ему дорога? Он так нервничает, подбирает слова. Мистраль чувствует его дыхание, почти может различить удары сердца. Унынию мешала вырваться наружу гордость, здравый смысл. Да, наверное, по этим крупицам еще можно все восстановить, немного времени, уютная компания, и готово...
У неба свои планы на нас. Человеческое дитя двинулось право к ней, и волчица уже было инстинктивно отвела корпус назад, как от огненного существа, лишь сознание вовремя подсказало - «не глупи». Пускай...пускай. Посмотрим, как далеко можно уйти на этих крупицах. Недалеко, оказывается. Волна тревоги пронеслась по телу, разволновав все органы внутри, наверняка глаза ее стали сейчас шире. Дыхание участилось, его не хватало, но накативший к груди жар не душил, лишь приятно грел. Ребенок прикоснулся к ней, не побоялся приблизить лицо.
- !
Резкий вздох. Доверие и искренность юных созданий будили в ней не благодарность, как к взрослым, но лишь ей понятное беспокойство и...свет? Янтарные глаза пусто смотрели перед собой, но очень скоро к ним вернулась живость. Далеко, глубоко, в ней жили много чувств, которые пришлось задушить — они лишь глупый груз на службе. День ото дня груз тяжелел, утягивал в глухую топь, чтобы резко вырваться однажды наружу. Волчица поерзала, словно пристыженная чем-то, но быстро забыла о присутствии здесь еще кого-либо и опустила голову к ребенку, ласково проведя щекой по его шее и лизнув в плечо. Радость излучала каждая ее шерстинка, взгляд наполнила нежность к хрупкому мальчику. О чем она там, пару минут назад?...Да уже и не важно.
Она лишь тепло улыбнулась в ответ на действия человечка. Кажется, скоро это станет мейнстримом — пробовать на вкус ее шерсть. Приглушенный лукавый взгляд был брошен Декадалу — ну как, и правда не вкусная? Ну все, Глокси, наша шкура тестирование не прошла.
Но небольшого взгляда в сторону альфы хватило, чтобы почувствовать растущее напряжение. Нет, оно скорее трогало кожу, поселялось среди прочих догадок и шестых чувств, которые обычно не подводили.
Айдахо? Здесь? Она быстро покрутила головой, всматриваясь в дальние кусты и переплетения коряг. Черт...ох спецназовцы. Наставница не могла доверять им, потому факт об их присутствии здесь сильно разжигал недовольство. Но свое имя волчица вздрогнула — не внешне, привыкли, но внутри. Не от громкости звука, не от собственной важности, а от того, как это произнесено...Командно. Резко. Жестко. Даже не успев удивиться, темношкурая повернулась к вожаку, подходя ближе и слушая указания.
Сглотнула. Тон не был однородным, под ним пряталось нечто другое, от уже натренированного на такие вещи уха Мистраль это не ускользнуло. Кивнула, и...погодите, Орден!
- Дек! - еще шаг, позволивший подойти к волку совсем близко, позволить говорить почти на ухо — скрываясь не от Фрисы и ее детей, зачем! Айдахо не нужно слушать.
- Пару недель назад на границу приходила волчица из Ордена, искала некий «белый плод», - была бы человеком, поджала губы — черт, почему так сложно говорить кратко? Потому...просто уберем часть информации...да?
- Ей пришлось уйти ни с чем. Но плод действительно здесь.
Чуешь, вожак, как быстро бежит кровь по ее венам? Как сотни фрагментов выстраивают цепочку в ее памяти, со звоном руша одни теории и возводя другие. Врать мерзко, врать нельзя...правда жжет щеки, а правда гонит сердце прочь из груди. Мистраль опустила голову так, чтобы смотреть в глаза собеседнику. Это ведь зеркало души, так? Пусть он сам различит в нем нужные эмоции, выберет что сочтет нужным, ибо она не сможет этого сделать.
- Он у  м е н я.
Вдребезги. Одной тайной меньше. Волчица заметила, что Декадал отнюдь не добродушно отнесся к вести белошкурого переярка, похожая волна, только более сильная, грозилась обрушиться и на нее.
Все, поздно, пора действовать. Разговор будет в будущем. Приказ есть. Повернувшись к Фрисе она кивнула ей, широкие движения хвоста показывали готовность к шествию.

Длительная дорога изрядно меня потрепала физически. Чувствовалась слабость, хотелось упасть в эту грязь и забыться. Забыть все, что было на берегу. За время своего возвращения на родную землю, я шла молча, и думала над словами Дэлилы. Да, нарушила законы, и они были вправе убить меня на месте или еще раньше. Сегодня могла не вернуться домой, а вновь попасть к Амазонкам и навсегда закрыть глаза.
От этой мысли мне становилось не по себе. Силы были на исходе, выбрав более  чистое и сухое место, просто валюсь с лап. Оказалось, воды здесь было столько же, что и везде, брызги летят в разные стороны, чувствую прохладу, но ненадолго. С подобной температурой эта лужа быстро нагреется. Я любила это место, лапы интуитивно привели сюда и, в некотором роде, я была им благодарна. Открытая местность, дуновение ветра, одиночество. Напомнило детство. Я длительное время смотрела куда-то вперед, а после перевела усталый взгляд голубых очей на Цургуля. А я ведь могла больше не увидеть его, там, на берегу уже начинала мысленно прощаться с ним. Хотя я была уверена, что Эмет не оставит меня как дань.
Дергаю больным ухом и медленно поднимаюсь, прижимая пятую точку к земле. Моя шерсть уже не выглядела светло-серой, скорее черной. Шея, брюхо, лапы и бока были грязными, но меня это мало волновало. Всю дорогу не отпускало чувство страха, преследования. Я так и осталась трусихой, как в детстве, наверное, нужно было больше общаться со сверстниками, а не пребывать целыми днями в одиночестве.
Слышу шелест с левой стороны, дергается порванное ухо, сразу же следом быстро поворачивается голова. Напряглась, начинаю принюхиваться и поднимаюсь. Ощущаю тяжесть в мышцах и вновь сажусь. Охотничьи привычки не исчезают...

Чавк. Чавк!
Блеклые лапы по локоть рассекали знойную болотную жижу. Опущенная голова лиса болталась свободно как у сломанной куклы — белую переносицу, скользившую вдоль водной поверхности, уже заляпали серо-зеленоватые кляксы, пока телющие угольки глаз внимательно сверлили спины впереди идущих собратьев. Некоторые из них бросали на него косые взгляды и быстро отворачивались, поймав ответный. Тень скрывала большую часть лисьей морды, но то что угадывалось в слабых бликах казалось ещё более гротескным, нежели на самом деле. Хотя и без игр теней, зрелище было всё ещё достаточно впечатляющим: словно простыня криво и складчато обшитая резко взбесившейся швейной машинкой. И два алых глаза как две капли крови того, кто неудачно попытался остановить вышедшую из-под контроля машину.
Редкими уродливыми островками из водицы торчали трупы погибших на юге зверей. Их вонь казалась практически видимой в этой жаре, в виде танцующих в дрожащем мареве чёрных роев мушек. Пока прочие лисы аккуратно обходили эти неприятные препятствия, белый лис шёл «напролом»: проходил в считанных миллиметрах от острых пик сломанных костей или залезал на туши и грузно скатывался обратно в жижу.
Очередные грязные брызги полетели в сторону — на этот раз странный лис запнулся об чёрте что и почти скрылся под водой, только нос и торчит, едва отличимый от плавающего кома земли. Кто-то раздражённо закатил глаза. Остальные замерли, ожидая когда отсталый уродец наконец-то вылезет и позволит их группе продолжить путь.
Не вылезал. Только пузырьки и лопались вокруг носа.
Когда-то всё-таки переборол своё омерзение и подошёл ближе, чтобы помочь несчастному, тот резко подорвался на все четыре. Поднявшаяся волна запачкала «самаритянина», что уже пожалел о своём добром порыве.
— Так, хватит. Слушай сюда, дурень, - руководитель группы оттолкнул другую лисицу плечом и замер перед уродцем строгой черно-бурой скалой. - Ты понимаешь, что ты задерживаешь нас? Мы теряем драгоценное время, которого и так в обрез. Мы пошли тебе навстречу, взяв с собой, но если ты так плюёшь на нас, то можешь остаться здесь. Умирать из-за одного никто не хочет.
Белый лис, чья шкура бесследно скрылась под слоем болотной жижи и налипшими на неё осьминожьими плетями травами, неподвижно стоял с отвисшей нараспашку челюстью. Его глухое дыхание звучало мерзко в наступившей паузе. Только проблески алых глаз и позволяли понять, что эта странная фигура была более менее разумна. Хотя в это и трудно было поверить.
— Ты меня вообще понимаешь? - говоривший с ним лис говорил спокойно, но было заметно, что он начинает терять терпение. Его точно не обучали как обращаться с убогими. Даже с неразумным лисёнком было проще договориться.
— Или прекращай свои выкрутасы и иди вровень со всеми, или... - лис тяжко вздохнул. - Мы больше не будем останавливаться, чтобы тебя дождаться. Догоняй как хочешь.
Командир отвернулся и продолжил марш, и остальные лисы, что молча наблюдали за неловкой сценой, последовали вслед за ним.
Странный лис немо глядел им вслед, а затем с щелчком захлопнул свою пасть и засеменил в самом конце колонны. Комья земли и трав соскользали с его шкуры и с чавкающими звуками падали обратно в воду. Время от времени он напоминал о себе, шумно фыркая носом, когда туда попадали капли жижы.