Когда камни вдруг заворочались, Ракшаса резко, чудом, кажется, не свернув себе шею, обернулся на этот не предвещающий, как думается в первую секунду, ничего хорошего звук. Оказалось, что булыжники действительно шевелятся, а отверстие меж ними, где минуту назад исчезла смольная, пропускало слепящее своей силой свечение, исходящее, по всей видимости, из глубины завала. Ох... суке страшно не повезет, если вся эта не самая надежная конструкция полетит сейчас к чертям собачьим. Но, кажется, обошлось: камни остались на своих местах, за исключением непосредственно обрамляющих проход – именно они и ворочались, тревожа мертвый сон остальных. В итоге тоннель, уходящий вглубь завала, расширился, предоставляя возможность пролезть даже такому крупногабаритному зверюге, как Ракшаса. К слову, на происходящее он смотрел широко открытыми глазами, похожими на две полыхающие огненные сферы, и не шевелился. Очередная волна непонимания, приправленного острой перчинкой раздражения, захлестнула каннибала и на протяжении всего недолго тянущегося действа закручивалась в его голове новыми спиралями. Он, однако, не рычал в слепом бешенстве, как немногим ранее, а молчаливо и внешне почти безэмоционально ожидал, когда камни, которым по природе положено быть мертвыми и недвижимыми, снова станут собой – бездушными кусками сероватой жесткой материи. В очередной раз эта проклятая пещера тыкала его мордой в простую и прозрачную, как капелька свежей утренней росы, неопровержимую истину: он не имеет здесь ровным счетом никакой власти. Здешний дух будто сам подставлялся под удар, нанизывая свое угловатое сухое старушечье тело на звериные зубы, дабы тот избавил его от мучительных оков невыносимо долго тянущегося времени. Пугающая инициатива, а ведь она может исходить только от того, кто готов покончить с собой.
Рен полез вслед за Ламией, и Ракшаса, выждав немного, тоже приблизился к лазу, вот уже дважды заглянув вглубь него. Однако черные лапы каннибала жестко остановились у самого входа в эту маленькую тайную комнату – он туда не полез. Представьте, как глупо выглядела бы их троица, всем скопом забившаяся, словно наивные мышата, в крошечное и чудом уцелевшее под каменным массивом пространство. Не в анус же друг другу дышать, право! Да и не будет от каннибала много проку там, внутри. Если смотреть правде в лицо, реликвию способен уничтожить разве что Рен, так зачем мешать – пускай себе зарабатывает расположение верхушки да славу, лавры и прочие прелести. Живоглот же, постояв немного с низко опущенной и частично просунутой в проход черной головой, вдруг развернулся боком и встал почти вплотную к наваленным булыжникам, почувствовав даже одно мгновение ребрами их жесткие грани. Ракшаса осел на задние лапы, и напротив прохода оказалась только его голова в профиль – исходящее из глубины завала свечение легло на жесткие черты ожидающего зверя. Он смотрел перед собой, обратившись в слух, и рваные уши его попеременно дергались, поворачиваясь то так, то этак. Волк ловил и звуки происходящего под завалом, удаленные и пока мало чего говорящие, и тишину, что окружала его снаружи. Внутреннее напряжение каннибала перешагнуло допустимую черту еще тогда, когда призраки гиен растаяли чуть ли не на его зубах. Живоглот, как говорится, перегорел, и теперь только тягучее ожидание развязки мучило его, обострив и даже вытянув некогда изящные, но изуродованные ни единственным страшным в своей звериной жестокости случаем черты.
Когда вслед за легким треском померкло странное свечение, Ракшаса будто очнулся ото сна: черная голова его дернулась в затянувшуюся прозрачным полумраком щель. Быть может, он обманывался, но нечто серебристое будто поблескивало в ее глубине, ненавязчиво так и даже, если позволите, повержено. Живоглот понял, что произошло, но ни слабейшего намека на радость в его лице, как ни странно, не проскользнуло, только пока смутно ощущаемое чувство легкости, которому, однако, сопутствовала тупая опустошенность. А потом зашептал ветер...
– Какого черта, – прошипел зверь, скользящим движением частично просунув острую голову в тоннель. Вплетенные в шепот ветра слова опустошенным его сознанием были восприняты чистым, лишенным смысла звуком, однако и от него по спине пробежал холодок. Если чертова реликвия и рассыпалась в прах, то пещера, по всей видимости, продолжала и дальше жить, сохранив в неприкосновенности свое сердце, гоняющее по ее жилам-щелям пульсирующую силу. А потому с замшелого борта этого проклятого корабля-призрака надо было убираться и по возможности скорее. Открытым оставался только один вопрос: где, мать его, Кройц?
– Вытаскивайте оттуда свои задницы, – небрежно бросил каннибал и, оторвав собственную от насиженного места, круто поворотил в сторону от тоннеля. Если это место хочет еще что выкинуть, то пускай. Нет, он не готов. Просто ему уже наплевать. А потому давай... Давай же!

Отредактировано Rakshasa (2017-02-22 20:26:29)

Шажок за шажком в позе лежа продвигалась, пусть и медленно, но зато вперед. Ползти было крайне не комфортно, особенно когда тебе по спине трет валун, а еще приятнее от мыслей, что этот самый камешек может переломать твой хребет как тростинку “хрусь” и все каюк, и останутся твои косточки гнить тут. Об этом, конечно же, думать вовсе не хотелось и в очередной раз несколько раз мотнула мордой из стороны в сторону, направляя все свои размышления лишь в одно русло - поскорей бы выползти, а еще лучше выбраться уже полностью из этой пещеры, двинулась дальше. Камень, что до этого давил сверху на спину, наконец, ослабил свою хватку, позволяя ей вздохнуть полной грудью.  Неужели конец близок, не тот, что ведет к гниению и червям, а тот, что позволит встать на все четыре лапы.
«Туда ли я ползу?», видя свет в конце тоннеля, эти мысли сами собой возникали словно вспышки. Но впереди ее ждали не райские земли, а небольшой, но просторный, от камней, пятачок земли. Наконец можно было выпрямиться.
- Где б ни было, но походу я нашла то, что мы искали, - смольная направилась прямо в центр, где и лежала реликвия, и стоило ей приблизиться к ней, как та начала переливаться всеми цветами радуги. Зажмурив глаза, чуть опустила морду вниз к лапам, проведя правой ото лба к носу, ибо свет, после темных тоннелей, уж больно сильно ударил по глазам. Пару секунд и Ламия вновь смотрела на Око Антея, что лежало пред ней. Раскрыла пасть и уже почти взяла побрякушку зубами, и нет не для того чтоб погрызть ее как кость, бес лишь намеревалась вновь проползти под этими серыми и столь приятными камушками, как за спиной загромыхало. Этот звук издавали камни, грохот, странный, походу камни зашевелились.
- Вот дрянь, - вырвалось из пасти, «этого еще не хватало» а завершилось уже лишь в ее голове. Но действовать самка начала быстрее чем говорить, а потому к тому моменты как ее язык начал ворочаться дабы выплюнуть пару слов, черношкурая уже успела отскочить в сторону. Дальше, вглубь, оказавшись по другую сторону от пьедестала, перед которым только что стояла, склонив голову с раскрытой пастью. Чуть припав на лапах, озираясь по валунам, но те лишь продолжали греметь, но падать судя по всему не намеревались.  И уж тем более раздавить ее, ну или пока, по крайней мере, но смольная все еще оставалась в напряженном состоянии. И тут из прохода появилась башка Рена, только сейчас обратила внимание именно на то, что ход стал куда больше, чем нежели тот, по которому пришлось ползти ей. Рен зашел в полный рост и явно даже не сильно напрягаясь. Целенаправленно приблизился к реликвии и выпустил на нее струю воды. Ламия только так, снова, успела отскочить, дабы ее не задело. Кто его знает, что произойдет потом. Но все оставалось вполне спокойно, лишь свечение артефакта померкло, а после и вовсе пошло трещинами, расколовшись, показывая то, что находилось внутри – серебристая пыль и только то.
Подул ветер, навострив уши, так как ветер в самом прямом смысле говорил. Что произойдет дальше, не хотелось даже проверять. Ведь, как уже успела понять смольная, тут ничего не происходит вот так просто. И словно вдогонку этих мыслей прозвучал голос Ракшаса, который решил остаться снаружи и подальше от всего этого маленького “чуда”. Но к тому моменту как прозвучало последнее его слово, перед самым ее носом приземлился кусок горной породы. Большими глазами, смотря на серое нечто, чудом оставшись живой. Моргнула. И пулей понеслась к проходу, в котором только что исчез переярок. Ее хвост лишь успел мелькнуть в проходе, когда упал очередной валун, а лапы несли ее подальше от этого места все быстрее и быстрее.
Выскользнув из лаза, заметила Кхаса, который точно так же намеревался покинуть это чудное местечко. Но чем ближе они были к выходу, тем темнее становилось, и эта темнота словно становилась материальной, которую можно было не только увидеть, но и ощутить, потрогать. И вот уже смольная не видела перед собой состайников, те растравились в этой густой черноте. Движение лап заметно замедлилось, словно конечности попали в некое болото.
И вновь эти голоса, мерзкие, противные и скрипучие, от которых уши желают свернуться в трубочку. Но говорили они на удивление очень интересные вещи, если конечно не намеревались этим самым диалогом не надуть пожирателей, сбив с толку. Помотав головой, вновь начала движение, ускоряя шаг, пусть и с трудом, но лапы все же слушались. Шаг за шагом и вот уже вновь виден “свет в конце тоннеля”, походу она скоро привыкнет к такому. Но оказаться на свежем воздухе было куда приятнее, и пусть теперь внутри легкие прожигал ледяной воздух, пусть холод проникал своими когтистыми лапами под шкуру, но сейчас на черной морде сияла лыба, ибо ни на что другое это не походило.