Комья снега, оседающие на шкуре, гул ветра в ушах и скользкая тропка под лапами. Секунды складывались в минуты, минуты – в часы, но Свабу давно потерял счёт времени. Подшёрсток пропитался ледяной влагой, лапы налились свинцом от усталости, а вокруг всё так же вились снежные спирали и бил по бокам ветер. «Этот подъём когда-нибудь кончится?» - спрашивал себя капеллан. Он не переставал дивиться тому, что до сих пор не угодил в пасть бездны.
Но как бы туго ни приходилось волкам - пути назад не было. Только вперёд.
И они шли, упрямо карабкались по камням, превозмогая усталость и холод. Свабу был настолько сосредоточен на том, чтобы не свалиться, что не сразу заметил исчезновение снежных волков. Но всё-таки время от времени твердь уходила из-под лап капеллана, и тот каждый раз ощущал, как сердце падает в пятки.
Однако наступил момент, когда буря прекратилась. Точнее, когда орденоносцы поднялись выше громоздких снежных туч. Воздух здесь безжалостно царапал лёгкие. Но в глаза перестал лететь снег, что значительно облегчило дальнейший путь для Свабу.
А после показалось то, чего они так долго ждали – вершина горы. Свабу дрожал от напряжения и холода. Оказавшись на площадке, волк с трудом подавил желание рухнуть прямо в снег. Но он устоял на лапах, слегка шатаясь и тяжело дыша. Стряхнув с шерсти иней, да более-менее придя в себя, капеллан поднял глаза и увидел тигра.
- Райна? - услышал Свабу голос своего спутника.
Но капеллану говорить что-либо не хотелось. По крайней мере, пока.
Проследив за взором хранительницы, Тень поражённо округлил глаза и приоткрыл пасть. Это было поистине чудесное зрелище – все Земли как на ладони. Свабу переполняло восхищение и благоговение при взгляде на эту удивительную картину. Интересно, видят ли боги Остров таким же крошечным?

Гиены наступали, а Каллисто злорадствовала. Хищно облизнувшись, она ждала того момента, когда сумасшедшие защитницы Антея расправятся с неугодным гостем. Только вот напрягало разноглазую, что в отношении нее звереныши поблажек не делали и даже не думали брать ее в долю. А как же план о совместной трапезе, а далее терками между выжившими? Гиены были настроены более чем враждебно, не думая идти Пожирательнице на уступки.
«Может, я ошиблась в своей уверенности?» - Промелькнула в голове, а по телу пробежала едва заметная дрожь.
Могла ли Каллисто ошибиться? Так ли силен ее артефакт, как она надеется? И поможет ли он ей против шайки ненормальных фанатиков? Тут послышался голос Дэл. Конечно же, она чувствовала, чем пахнет дело, а потому пыталась выудить Листа на свою сторону. Зря стараешься, старая калоша, разноглазая лучше сама подохнет, чем поможет тебе бежать. Не за этим она сюда тебя привела.
-Не слушайте ее, сестрицы, эта упитанная барышня сама не понимает, что несет. Альфы у нас нынче аппетитные, - оскалившись, молодая волчица щелкнула клыками рядом с задней лапой Ведущей, будто намеревалась укусить ту.
По большей мере Каллисто храбрилась и отвлекала все внимание гиен на бурую, сама тем временем думая, как же ей остаться в живых не попасть под раздачу.
-Неприятно, когда вторгаются на вашу территорию? Знали бы вы, кто еще планирует аналогичный поход, - прошипела Пожирательница, надеясь заинтересовать хищниц.
А знала ли она, кто собирается посетить Антеев взор? Конечно же нет, более того, она даже не была уверенна, что сюда кто-то еще хотел прийти, кроме ненормальных Валькирий. Почему бы разноглазой просто не пустить в ход свой тайный козырь? Нет, она решает с ним еще повременить и посмотреть, сработает ли ее уловка на этот раз.

Сколько сказок в темных логовах рассказывали старые волки юным щенкам об этом величественном месте. Сколько громких слов было сказано здесь первородными в уши Антея и первых богов. Исток мира, колыбель жизни, лоно первородных...
Величественная гора как и ранее встречала путников сухими порывами ветра и вековечными ледяными склонами. Все такая же неприступная и непреклонная, холодная и отчужденная как и столетия назад. Легенды гласили многое, но что было из них правдой, а что ложью не знал никто. А те немногие, что поднимались на склоны ее умалчивали о тайнах покоренного до последнего.
Мьелль не стала задерживаться у основания горы, не стала придаваться мыслям и воспоминаниям. Ее сердце по прежнему билось ровно, а разум оставался кристально чист, как и темные для иных помыслы. Волчица уверенно шла вперед вдыхая холодный горный воздух, что некогда качал ее на мягких лапах как в колыбели. Она шла, погруженная в отсутствующие мысли, изредка оборачивая то одно, то другое ухо назад, туда,  где по стопам ее шествовали посланники Смерти и Ночи.
Где-то здесь, на недосягаемой высоте стояло извечное Око. Глаз мира всего, источник силы и могущества. Лихо знала о нем лишь по рассказам отца, а путь к нему как и прежде был занесен северными снегами. Однако не смотря на это нечто вело белоснежную, подобно наваждению. Она точно знала куда идти.

Прошло некоторое время, и широкие стопы уже не ощущали податливой земли с иссушенной травой, сухая почва сменилась грубой скалистой поверхностью. Словно из-под земли, перед волками возникали неприступные и холодные снежные вершины гор. Воздух стал до омерзения чистым, слишком чистым, по сравнению с теми местами, откуда они пришли, где каждая скрюченная ветвь, каждый замшелый камень пропах смертью. Грешник представлял, как по этим заснеженным скалам бродила Первородная падаль, тонувшая в собственной гордыне и напускной чистоте. Тринити сморщил недовольную гримасу и едва слышно фыркнул. А теперь, одна из них, так безжалостно, прытко, своими деяниями привела в некогда родные земли самых жестоких и гнусных палачей, которые после себя оставят лишь руины, измазанные кровью их врагов.
"И горы склонятся перед ним, и воды расступятся подле лап его..." Вновь пророческий говор безымянного Бога раздался в голове беса. Эти же слова произнёс и одноглазый хищник, шевеля лишь одними губами, не роняя и звука. Такая безмолвная молитва, которая предназначалась одному лишь Кресту, Дьяволу, облачённому в волчью шкуру, которому некогда Помешанный присягнул на верность до скончания своих дней в этом обречённом мире. Через приоткрытую пасть в лёгкие поступал холодный воздух. Наполовину втягивающиеся когти с негромким отзвуком клацали по каменистой поверхности извилистой тропы.
Когда на пути оказалась пещера, широко разинувшая пасть перед пятёркой Пожирателей, и до ушей донёсся столь желанный голос Крестоносца, Варвар повёл единственным ухом, поднимая лобастую голову. Он, единственным янтарным глазом, уставился в смольно-чёрную спину своего предводителя, ступившего во мрак, вглубь, ради того, дабы в один из дней, вскинув могучую голову, да взобравшись ввысь, касаясь пернатых облаков, разразиться громогласным воем, извещая о появлении нового правителя - белогрудого волка, с честью носящего крестообразный знак. В преддверии этого часа, без толики сомнения в будущем, Тринити сразу же последовал на голос Вожака, медленно облизывая передние резцы, не срывая с морды скальной ухмылки, сдобренной ядом и уверенностью.

"Священные земли Первых," - услышал, наконец, свою мысль Хашим, почувствовав резкий перепад температуры по характерному покалыванию на пути вдыхаемого им стылого ледяного воздуха.
Лишь у самых гор он окончательно пришёл в себя, словно стряхнул какую-то тёплую вязкую дрёму. Прежде, чем вслед за остальными ступить на горную тропу, волк притормозил, хмуро оглядываясь. Какая-то часть его пребывала в лёгком замешательстве. Несколько лиг знакомой, исхоженной вдоль и поперёк земли... Куда, чёрт возьми, они канули? Зелёный глаз подозрительно прищурился, зрачок легко пробежался по сторонам. Нутром зверь чуял обман. Странная, неведомая ранее, паранойя. Опустив морду и прижав её к плечу, он мрачно наблюдал взрытый когтистыми лапами след от десяти пар конечностей, быстро исчезающий в темноте позади. Ветер уже зализывал эти раны, оставленные Пожирателями на снегу: скоро ничто не напомнит об их пребывании здесь. Зверь замер ненадолго, прислушиваясь. К чему? Даже сухого хруста снежинок под стопами его сородичей не было уловить в гудении вихрящегося среди древних камней ветра. Но что-то сильно заботило его, хотя неизвестность эта не вызывала опасений. Он изнанкой своего ума чувствовал: то, что забрало часть его пути, извне вряд ли ему покажется. Оно действует из глубины его самого, хитро обставляя. Безголосо хмыкнув, чёрно-бурый развернулся и бегом последовал вслед за ушедшими.
Небольшой отряд тёмным пятном пробирался по заснеженной суровой окраине их резко ограниченного со всех сторон мира. В свою бытность отшельником, волк захаживал на север, поглядывая откуда-нибудь с перевала Тихих шагов в затуманенную даль за обрывами и думая о том, где могла бы заканчиваться эта живая солёная громада, о том, как могли бы выглядеть прочие земли, так же скованные в бесконечной толще воды. В их существовании он не сомневался, ведь приходит же откуда-то корабль? Воспоминания привели его ко встрече с женщиной, Марго. Столько всего после с ним случилось, что Хашиму казалось, будто с того дня прошло не меньше года. Бес рысил по лёгкому рассыпчатому снегу, а в голове одна мысль сменялась другой, и все они были далеки от этого места. Это всё из-за молчания. Вот уже долго никто из волков не проронил ни слова.
Забираясь всё выше и выше, Порченый изредка поглядывал по сторонам, чувствуя какое-то благодатное спокойствие. Даже среди царящей в мире темени яркие белые снега здешних вершин светились своим собственным лёгким призрачным сиянием. Он любил Север, хотя сам был уроженцем южной части Острова. Здесь было спокойно, тихо и холодно. Молчаливые и старые, как сам Остров, горы возвышались над остальной его частью, особняком стоящие среди вечной войны, интриг, круговорота жизни и смерти. Они лишь стали местом запуска всей этой круговерти, давным-давно. Теперь здесь царит только вечная зима и её покорный слуга - старый жестокий ветер, почти не ведающий отдыха. Но хищник любил её, зиму, особенно теперь. Ему казалось, что крепкий морозный дух заставлял непознанный волком мрак его души отступить прочь хотя бы ненадолго. Хашим был благодарен святыне Первородных и не стыдился тому, что шли теперь по их земле звери с запятнанными душами. Но разве не были Пожиратели такими же потомками первых волков, как и прочие? Разве не имели права уверенно поставить свои стопы на земли пращуров? Зеленоглазый вдруг совершенно осознанно вгляделся в темноту слева от себя, туда, где лежали земли Альянса. Слишком близко отсюда. Ближе, чем клочок тёмных территорий. Нутро вдруг сковало ревностное и злобное чувство. Что, если в этот самый момент легионеры помышляют о захвате очередного лакомого куска от свободной северной земли? Из раскрывшейся пасти вырвался короткий трескучий хрип. Зверь почувствовал лёгкое ментальное прикосновение чего-то порочного, но родственного. Он не слышал приказа Кройца, хотя даже если бы и слышал, ничего нового для себя не взял, но зато хорошо видел, как тьма пещеры поглотила Ракшасу. Каково это, быть сожратым, черномордый? Пасть в непроглядный мрак, в который ты так часто отправляешь других? Хашим вновь отхаркнул трескучий звук, ныне похожий на смешок. Он последний стоял перед разверстой пастью горы. От неё веяло теплом - так ему показалось. Так должно было быть. Живая утроба всегда тепла. Волк уже было занёс лапу, чтобы шагнуть внутрь, когда не столько услышал, сколько почувствовал в голове, как кто-то настойчиво попросил:  "- Подвинься". Мгновением позже Хашим ощутил собственную двойственность и одновременно истинную целостность. Впервые за долгие месяцы. Или за всю жизнь?
- Я слышу тебя, - вдруг сделавшись невероятно спокойным, Хашим уверенно пошёл вперёд, - не Кхаар - Хаархус, - неслышно для других произнёс своё имя незнакомый, более глубокий грубый трескучий голос. Но он так же принадлежал Хашиму, как и та тьма, что вышла шагать с ним в ногу, чтобы говорить вместе с ним от его имён.

Пещерный воздух был не столь свеж, как на заснеженных горах снаружи. Насыщенно-янтарное око Тринити с любопытством скользило по каменистым стенам обители того, ради чего был организован весь этот поход. Тишину шествия дьявольской пятёрки нарушали лишь глухие клацанья хищнических когтей о холодную каменную тропу, по которой их уверенно вела белоснежная волчица.
"И в подобной дыре, причём буквально, когда-то жил-поживал знаменитый Первородный выродок Антей?!" В голове Помешанного стал раздаваться гогочущий смех его Бога, с явными нотками истерии. Это, некое подобие, смеха оказалось отнюдь заразительным, из-за чего Грешнику стоило немалых усилий, чтобы не начать также истерически рвать глотку, при том валясь набок и судорожно дрыгая всеми четырьмя лапами в конвульсиях сумасшествия, и не стесняясь в выражениях относительно Первородного. Однако, пусть разумом Нити, в какой-то мере, овладел его безымянный Бог, впустив ядовитые корни, изуродованный огнём Пожиратель ещё не настолько лишился рассудка, чтобы позволить себе подобную выходку, тем более перед Дьяволом в таком важном для всей стаи деле. Старыми, а порой и вовсе забытыми, легендами исправно кормил серого хищника бывалый вояка, в далёком детстве, будучи учителем серого зверёныша. Он говаривал о Божествах, о тех, кто создал Остров, о том, как появлялись первые волки. И сейчас, в этот самый момент, что-то неприятно защемило в груди, а в пасти волк ощутил мерзкую горечь. Воспоминания. Они нагрянули в самый неподобающий момент, всплывая яркими картинками перед глазами до того, как Пожиратель лишился всех, кто был дорог.
Самец мотнул тяжёлой головой, напрочь разбивая то, что так долго хотел забыть, сжечь дотла в своей памяти, обращая пеплом ту прошлую жизнь, до встречи с его Богом, который сейчас приутих, что не могло не насторожить Тринити.
"Мы здесь не одни..." После этой короткой фразы, в чуткий нос вдарил отвратный запах чужаков, или правильней сказать, живущих в здешней обители. Втягивая их аромат, Помешанный из раза в раз водил единственных ухом, улавливая шумы их передвижения. Определить их точное количество оказалось весьма трудновато, из-за разделявшего их расстояния, но их было примерно столько же, сколько и Варваров, в чём удалось убедиться, когда волки прошли немного дальше от входа. Был ли Грешник удивлён таким поворотом событий? Разумеется нет, ведь то, ради какой вещицы они проделали такой неблизкий путь, да и к тому же, кто за ней отправился - одни из самых кровожадных и беспощадных убийц чуть ли не всего Острова - явно говорило о том, что скоро здесь будет жарче, чем в самых глубоких закоулках ада. Адреналин со скоростью звука растёкся со телу, смешиваясь с кровью. Помешанный вновь загорелся этим безумным желанием, в нём проснулась жажда, давняя и такая сладкая, сравнимая с тяжёлой истомой. Даже зубы немного свело от того, что волк захотел впиться ими в податливое тело, вкушая горячую кровь, отсчитывая последние секунды жизни своей жертвы.
Прорезавшая уродливую морду, улыбка, словно застыла, не дрогнул ни единый мускул. Не сбавляя темпа, обожжённый зверь сменил траекторию своего движения, подаваясь немного вправо только передней частью корпуса, не нарушая образованной цепочки, чтобы в скором времени узреть тех, для кого сегодня их родное, когда-то, пристанище станет могилой до скончания веков, если они посмеют пойти против пятёрки головорезов.
"Да впитают в себя эти стены предсмертные хрипы этих несчастных существ..." Надменно усмехнулся про себя Тринити, на мгновение обернув к Ракшасе и Хашиму расчерченную скальной улыбкой морду, после чего вновь устремил взгляд вперёд. Одноухий, как и все его состайники, готовы открыть свои губительные объятия и погрузить в них нерадивых врагов.

Он искал. И искал жадно. Он рыскал глазами в поисках сгорбленных хохочущих теней, запах которых раздражал его широко раздутые ноздри. В предвкушении бойни каннибал нетерпеливо втягивал, пробовал воздух, а после с прерывистым глухим смехом выдыхал его через пасть. Он ворочал черной головой, щупая погруженное в непроглядный мрак пространство, и аритмично шагал сбоку от своего короля.
На крошечные осколки камня, посыпавшиеся вдруг с потолка пещеры, Ракшаса внимания не обратил, но когда стены, кажется, ожили и задрожали, он приостановился, задрав голову. Чем-чем, а осторожностью каннибал не славился, потому его взгляд в потолок был максимально равнодушным. Единственное, на чем он был сосредоточен, - это гиены, но и они, показавшись наконец, загоготали да разбежались. А следить за всякими странными вибрациями в стенах - это уже выше его сил и, о радость, не входит в его обязанности. Ракшаса слишком беспечен для сей сложной миссии. Он ни секунды не думал об опасности, которую представляли каменные стены, такие на первый взгляд холодные, бездушные и бессознательные. Однако их веселая компания оказалась в месте непростом, мистическом и наверняка нашпигованном разнородными хитроумными ловушками. Они в логове бога, черт возьми! Пускай и мертвого, но все же бога. И даже будучи развеянным по ветру пеплом, уж он найдет способ укрыть то, что некогда ему принадлежало.
Итак, Ракшаса бросил взгляд в потолок, плоскость которого искажалась от густого мрака, который клубился, двигался и... падал?! С гулким звуком нехилый размером камешек влетел в пол в полуметре от каннибала, а второй и, зараза, такой же массивный, больно заехал по пепельному плечу. Ракшаса беззвучно оскалился, прижав к голове изодранные уши, и отшатнулся, однако в следующую секунду получил еще один удар - по спине, ближе к пояснице. Он неуклюже попятился назад, но, сделав несколько шагов, остановился и поднял глаза на Кройца. В этой чернильной темноте, которая становилась еще гуще, плотнее и неяснее по мере того, как расходился дождь из булыжников и нескончаемого щебня, что непрерывно сыпался с покрывающегося трещинами потолка, черношкурый вожак, однако, был хорошо заметен благодаря северной девчонке. Ее светлая шуба контрастировала с обсидиановым зверем с крестообразной щелью в груди, и его мощный силуэт хорошо читался на ее фоне. Ракшаса задержал на Крестоносце взгляд, в котором не было страха, зато плескалась растерянность с примесью откровенного бешенства. Все их планы рухнули за какие-то секунды. Почти идеально сбалансированный карточный домик зашатался под действием направленного воздушного потока, и разномастные карты полетели вниз, точно как эти гребаные булыжники. Ракшаса шагнул было к вожаку, когда от потолка откололся, быстро полетев вниз, здоровенный кусок, заставляя пепельношкурого сделать резкий рывок в сторону. Возглас Тринити стал окончательным пинком под зад, развернувшим черномордого к выходу, и, выплюнув в пустоту пару в высшей степени скверных словечек, каннибал сорвался с места. В последний момент тот самый здоровенный кусок, врезавшись в пол, разлетелся на более маленькие, но не менее увесистые, и один такой кусок влетел в пепельный бок, вспоров острыми гранями кожу и оставив неглубокую, но кровоточащую рану. Ракшаса завалился набок от неожиданного сильного удара, однако сумел устоять на заплетающихся, но крепких лапах, и размашистыми прыжками двинулся вслед за серым хвостом Тринити, что спасительным маяком мелькал в этом беспорядочном круговороте булыжников. Боль, злоба и мрачная тоска, еще только закрадывающаяся в его сознание, - все это смешалось в одно грязное неопределенное чувство. Он бежал, подстегиваемый этим чувством, но бежал не затем, чтобы спасти свою гнилую душонку... Он бежал, чтобы вернуться.
Пещера выплюнула тройку побитых пожирателей и захлопнула пасть, перекрыв рядами каменных зубов выход оставшимся внутри зверям. Редкие булыжники еще падали, скатываясь с каменной гряды, и с гулким звуком ударялись об однородную поверхность. Еще немного постонав, пещера в конце концов утихла, и северные горы с победоносным молчанием воззрились на убийц, сгорбившихся у заваленного входа в древнюю святыню, где под грудой камней остался их предводитель. Горькую цену заплатили пожиратели за свою дерзкую идею, а взамен не получили ничего, кроме шишек и ссадин. Страшная неудача, которая в будущем вызовет взрыв злобы и негодования. Они и сейчас кипели, угнетенные, но не раздавленные. Произошедшее нельзя ни забыть, ни простить. О, этот проклятый край их запомнит!
Ракшаса, вырвавшись из захлопнувшегося за его спиной капкана с зубьями-камнями, резко затормозил, чудом не навернувшись, и осел на задние лапы. Из раны на пепельном боку медленно стекала кровь, а менее значительные побои неприятно, но терпимо саднили. Почувствовав на себе взгляд Тринити, черномордый поморщился и отвернулся. Его глаза недолго прожигали каменный завал, по другую сторону которого остались Кройц и уроженка Севера, после чего зверь приподнялся на непослушных ногах, побитых и изрезанных острыми камнями, и с низким утробным рычанием повернулся на все сто восемьдесят градусов, встав лицом к пещере. В его голове беспорядочно клубились мысли, по своей опасности сравнимые с роем обезумевших пчел, и нет таких слов, которые в полной мере описали бы его злобу.
Мотнув головой, Ракшаса круто развернулся всем корпусом в сторону земель Пожирателей, и, бросив мрачный взгляд на Хашима, потрусил вслед за удаляющимся в том же направлении Тринити.

Отредактировано Rakshasa (2016-09-30 05:51:19)

Ракшаса преимущественно смотрел вниз, прожигая взглядом огненных глаз ненавистную ему землю. Благородный север со своей слепящей чистотой никогда не был близок его гнилой душонке, однако так, как сейчас, черномордый его еще не ненавидел. Его раздражало здесь все: от обжигающих льдом стальных небес, угрожающе нависших над головами путников, до стылой земли, одетой в свою каменную броню с колкими многогранными камушками, что то и дело попадались под лапы и ощутимо жалили чувствительные подушечки. Ракшаса будто и не покидал север. Ноябрьское происшествие слишком уж живо запечатлелось в его больном сознании. Воспоминания били по разуму до раздражения насыщенными цветами раз за разом всплывающих картинок. По мере приближения к недавно найденной разведкой еще одной пещере, Ракшаса все больше верил, что тот обвал произошел не месяц назад, а буквально вчера. Разваливающийся на куски дробный рассудок каннибала принимал эту ошибку мыслительного процесса за правду, и злоба, с каждым новым шагом поднимающаяся в нем масляными пузырями, была пугающие свежей. Будто находясь под сильнодействующим коварным галлюциногеном, Живоглот воспринимал все слишком уж остро. Хорошо, если другие члены отряда более рассудительны, у этого же с жутким скрежетом ехала крыша.
Еще только расходящийся снегопад присыпал темные волчьи спины с намерением, должно быть, стереть до девственной белизны грязные разводы, что невесть как появились на безупречном полотне цвета хрустящего снега. Неудивительно, что этот святой край их точно так же не жаловал. Пожиратели были для него нежелательными чернильными кляксами, что безнравственно нарушали строгий ритм безупречно выписанных букв. Потому Север, любовно качающий в колыбели бездыханные тела своих белошкурых деток, конечно же не выкажет восточным гостям должного почтения. Скорее уж он равнодушно будет смотреть на то, как их медленно пожирает жесткий бескомпромиссный холод, а то и взбунтуется, спустив с цепи верных псов – потоки воздуха, что налетят на них ледяным кусачим ветром. Еще немного, и разойдется снегопад, закружатся в смертельном танце цепенящего холода снежные хлопья. Север лишит невежественных гостей зрения, швырнув острые осколки звезд прямо в их мстительные кровожадные глаза, лишит слуха, облепив их горячие тела прочной ледяной коркой, отберет под ногами и без того ненадежную почву, приведя в движение неустойчивые снежные массы... Он наверняка попробует их похоронить, к слову, в прошлый раз у него это почти получилось.
Но не сегодня. Север посмел раззявить пасть на Восток – он проглотил и переваривает теперь его короля. Но восточные демоны мстительны, просто так они это не оставят. Нужно нечто посерьезнее, чем жесткий каменный дождь, чтобы спугнуть жадных до этого благородного края захватчиков. Север же их только разозлил.
Ракшаса наконец вскинул черную голову и одновременно отвел назад изорванные уши, в миг ставшие загнутыми рогами не знающего пощады демона. Из его горящего злостью нутра поднимался, становясь все громче и отчетливее, глухой прерывистый рык, а на изуродованном жестком лице явно выступила обезображивающая печать оскала. Живоглот провел бледным языком по резцам верхней челюсти и замедлил шаг, с откровенной неуемной ненавистью взирая на горные уступы впереди, пока надежно скрывающие от его испепеляющего взгляда черную щель пещеры.
Жестко поставив передние лапы, Ракшаса остановился, и снег под его весом захрустел, грубо придавленный когтистыми стопами обозленного зверя. Напряженные доселе мимические мышцы расслабились, только ненавязчивая складочка осталась на переносице. Живоглот небрежно обернулся, бросив ничего не значащий взгляд на шествующих следом состайников. Он возглавлял этот небольшой и в некотором роде спасательный отряд на правах одного из Жрецов, однако ему эта должность со всеми вытекающими из нее обязанностями на фиг не сдалась. Со своей хаотичностью и неоднозначностью Ракшаса меньше всех из их крепко сбитой троицы (имеются в виду Тринити и Хашим) подходил на подобную роль. Однако его колоссальный опыт и пульсирующая в нем энергия, вытекающая мощным потоком из жалящих очевидным безумием глаз, оправдывали этот выбор более чем. Живоглот и раньше пользовался определенной известностью благодаря своему абсолютно антиморальному поведению, остро приправленному опасными склонностями, и нездоровым пристрастием к каннибализму. Однако вместе с тем Ракшаса небеспочвенно является одним из самых ярых идеалистов этой темной стаи. Он не просто крайне сильное, а необходимое для поддержания работы столь хитроумно устроенного механизма звено. Без таких вся эта на вид прочная система рассыпится на составляющие.
Ракшаса снова посмотрел вперед – каменное тело горы, по острым формам которого они взбирались, мерно скрывалось под слоем свежевыпавшего снега. Он возобновил шаг, только когда за его пепельной спиной, присыпанной искрящимися осколками белесого зимнего неба, послышался отчетливый хруст шагов. Подаваясь вперед, Живоглот с болезненной ухмылкой произнес:
– Что вы чувствуете, находясь так далеко на севере?

Отредактировано Rakshasa (2016-10-16 14:20:11)