Схватить противника за горло получилось, но этого мало. Гаррисон понимал, в какой невыгодной ситуации находиться и что с его хватки легко  выбраться. Он даже дал себе обещание, что если отсюда уйдет цел – будет активно тренироваться. Не рассчитал свои силы, потерял хватку и этим поплатился своим позорным положением. Но в тоже время, это заставляло его действовать. Он не собирается просто так лежать и ждать, как какой-то перверяк его придушит. Нет, он попытается его сбросить. Гаррисон не настолько сильно стал слаб.
Серый волк попытался дернуть головой, чтобы сделать большее южанину и тем самым ослабить его напор. Вместе с  этим, Гаррисон попытался подняться на лапы, вместе с нависающей тушей. Нужно просто подняться на лапы, а дальше будет проще.
Пленник Легиона знал, что в драках главное не дать повалить себя на землю, устоять на ногах и тогда шанса победить будет больше, но он допустил ошибку. Он позволил себя повалить на землю и тем самым сам же сделал невыгодную ситуацию. Теперь Гаррисон понимает, что нужно было действовать сразу, а не ждать. Ах, как же изменила его жизнь одиночки. Только сделала слабее, а он даже этого не заметил, но, он все исправит. Прямо сейчас и здесь будет исправляться.

Кеноби не хватило стремительности, и уклонение прошло неудачно. На самом деле ему даже и говорить не следовало, а напасть первым самому. Отшельник уже не в том положении, чтобы вести бессмысленные переговоры, заранее зная, что они проваляться. Когда ты одиночка, то тактика забалтывания работала вполне успешно в большинстве случаев. Однако когда дело касается стай, то она можно сказать, вообще не работает. Пора уже перестать жить так, словно заботишься только о себе самом. Хотя возможно он был просто трусом, который прикрывался благими намерениями. Ведь матёрый не был так хорош, как он себя показывал, как многие о нём думают. Благородства в его действиях нет, лишь расчёт и сейчас он сильно просчитался. Кеноби прожил так всю свою долгую жизнь, от этого старые привычки было пересилить трудно. Теперь он пожимал поды своей беспечности. Если он переживёт эту битву, то второй такой ошибки он уже не сделает.

Нессель была хитра и умна, она не стала держать Бена за морду слишком долго. Она знала, что в ближнем бою у матёрого кобеля больше шансов на победу. Именно поэтому она прибегла к уловке. – Дьявол. – Подумал Кеноби, когда посмотрел себе под ноги. Он знал о дурмане, так как встречался с его действием. Нельзя прожить шесть лет на этом острове и не попасть под действие дурмана хотя бы раз в жизни. Все звуки и запахи исчезли, как и волки, свои и чужие. Перед Кеном был абсолютно пустой и тихий лес. Он знал, что всё это галлюцинации, но сделать с этим уже ничего не мог. По памяти он представлял, где идут бои, но на их месте видел лишь пустоту. Неприятная ситуация, очень неприятная. Дурман действовал не долго, но и за это время можно было сделать очень многое. Оставалось лишь надеется, что Неглект и Тарлах продержаться пока Кеноби не выйдет из мира чужих грёз.

Что бы уж совсем не стоять на месте, даже не зная, что происходит, Кеноби сдвинулся. Он обходил стороной битву Неглекта и серого легионера, медленно к ней приближаясь. Опустив голову к земле, Бен шел, вглядываясь в пустоту, словно видел то, чего не должен видеть. Он будто бы крался, хотя его все видели и он это знал. Наверное, он хотел привлечь к себе внимание. Если его атакуют, то волк хотя бы будет знать что враг рядом. Рискованная затея, но лучше чем стоять на месте, ожидая, когда пройдёт действие дурмана. Своим нужна помощь и он предоставит её в тот момент, когда сможет. Он дал себе слово, прямо здесь и сейчас – не убегать.

Отредактировано Кеноби (2017-04-16 21:03:49)

Клыки легионера сомкнулись на шкуре Неглекта жалкой хваткой, ибо в своём не менее жалком положении у не было особого выбора. Переярок находился в выигрышном положении и оба это отлично знали. Легионер совершал некие странные телодвижения, словно барахтающийся утопающий, при этом упрямо держась за густую шерсть на шее южанина как маленький ребёнок за юбку своей матери. Со стороны западник выглядел комично в своих попытках усидеть сразу на двух стульях: и за шею Неглекта держаться и делать что-то, что видимо в воспалённом легионерском мозгу должно было походить на попытки встать. Лёжа брюхом кверху, ему для начала стоило бы потрудиться перевернуться на спину, а это значило отпустить переярка и в буквальном смысле открыть ему свой тыл.
Но какими неумелыми не казались действия Гаррисона, Неглект не собирался расслабляться. Из-за скользкого снега вертящийся ужом легионер представлял угрозу для равновесия ещё удерживающего верх южанина. С ним нужно было заканчивать и быстро. Боль от пронзённой и теперь ещё и растягиваемой противником кожи не волновала переярка. Будучи воспитанником Легиона одним из первых уроков он усвоил, что чувствительность к боли - порок, который необходимо подавлять в бою. Если не умеешь, так какого чёрта ты вообще забыл на поле боя, нежный червяк? Лучше ползи прочь да побыстрее, пока тебя не разорвали пополам одним когтем. Неглект резко дёрнул головой назад, рывком высвобождая свою шею из слабой хватки, и молниеносно, словно гадюка во время броска, поддался обратно, впиваясь зубами в морду легионера. Он беспорядочно наносил укусы своему врагу, разрывая тонкую кожу на переносице и губах, грозясь в один момент попасть прямо по глазам.
В эти миги для южанина не существовало никого кроме Гаррисона. Ещё во время броска переярок словно отключился от внешнего мира, не видя смысла в том, чтобы постоянно следить за всем вокруг. Поэтому он не видел уловки, применённой Нессель против Кеноби, но даже если бы и видел, не бросился бы на помощь матерому. Для такого поступка нужно быть уж совсем пустоголовым со следами мышиного помёта вместо мозгов. А ещё нужно совершенно не уважать матёрого Переговорщика, чтобы думать, будто он не справиться с действием какого-то там мелкого артефакта.
Поэтому о вмешательстве валькирии в его бой, Неглект узнал только когда её юркая лёгкая туша врезалась в его. Скорее от неожиданности, чем от силы удара, переярок потерял то хрупкое равновесие, которое всё это время пытался сохранять. Неудача, спровоцированная подлым приёмом трусливой волчицы, только рассердила Неглекта, от чего тот ещё сильнее сжал свои челюсти на морде легионера, упрямо отказываясь его отпускать, несмотря на своё скользское положение. Челюстей Нессель он практически не ощущал: слишком мелкой она была рыбёшкой, чтобы на полном серьёзе пытаться удержать, удержать! Неглекта. Впрочем, распылять своё внимание ещё и на вторую противницу, южанин не стал, решив просто дождаться пока её не сдерут за шкирку с его холки. Пусть Неглект и не знал, что произошло с Кеноби, раз волчица внезапно освободилась для нападения, но в нём теплилась уверенность, что с ним не произошло ничего столь страшного, что могло надолго вывести его из боеспособного состояния.
И снова внезапный толчок. Неглект даже не успел подумать, что опять за чертовщина на него напала, как окончательно подкосился на ненадёжной земле и свалился прямо паралелльно своему противнику, вынужденно выпуская его морду из своих челюстей. Душевный лёд держал его сердце в таких прочных тисках, что южанин даже ничего не испытал, когда в голове пулей пролетела мысль о том, что Тарлах видимо тоже потерпел поражение в бою и теперь сын фюрера решил присоединиться к расправе над белошкурым предателем. Визгливый вой полный невыносимой боли казалось только подтверждал это безрадостное предположение. Чувствуя приближающуюся волну безнадёги, Неглект сжал зубы и зажмурил глаза, готовый терпеть боль до последного вздоха, искренне недоумевая что же стало причиной такого быстрого падения южного отряда. Но против мимолётных ожиданий, зубы волчицы ранее с беспощадностью стального капкана державшие его холку, ослабили свою хватку и никаких новых укусов не последовало. Не понимая, что происходит, Неглект не стал разлёжиться и мгновенно поднялся на лапы, предусмотрительно отскочив от легионера и валькирии. Нос, которому больше не мешала плотное нахождение рядом со шкурой врага, учуял запах ещё одного отряда южан, в два раза превышавшего размера их группки. Лимонно-жёлтые глаза ещё успели уловить картину убегающих с поля боя волков, отпустивших словно маньяком-мясником вспоротое тело сына фюрера.
Мёртвый фюрер, мёртвый сын - судьба видимо откровенно ненавидела семью Фрактала. Не смерть наследника вражеской стаи не тронула сердце Неглекта. Скорее способ, коим нежданная подмога разделалась с юным легионером, ужаснула белошкурого переярка. Лёд принялся покрываться трещинами и раскалываться на куски, больно ранящих своими краями душу. Быстрый взгляд был брошен на поднимающегося Гаррисона - а ведь Неглект хотел поступить с ним также... Тряхнув головой, отгоняя непрошенный наплыв эмоций, переярок снова посерьёзнел и найдя взглядом Кеноби, приблизился к нему. Матёрый кобель мог ясно прочитать во взгляде своего подчинённого искреннее неудоумение, но Неглект не стал задавать вопросы, как например, почему, Варга его дери, появился ещё один отряд, о котором их никто не предупреждал. Выяснять кем были сие малознакомые благожелатели не стоило на виду у врагов, а на пути домой. Ибо Хэйтем, духовный лидер западного отряда, был мёртв, и теперь на стороне южан было численное преимущество. Можно сказать, что они одержали победу.
- Мы убили вашего командира, - первым прервал гнетущую тишину Неглект, озвучивая очевидное, но от этого не менее страшное. - Проваливайте. - в его голосе не было даже намёка на сочувствие, только пронизывающий холод.

Отредактировано Cortana (2017-04-23 16:00:10)

Гаррисон понимал всю никчемность ситуации и своего положение, но мириться и сдаваться не хотелось. Его мучила собственная ошибка, и ее хотелось исправить. Подняться на лапы, сбросить беломордого и уже вгрызться в него. Жажде мести не давала спокойно размышлять, да и зачем это в бою? Он уже додумался и из-за чего оказался прижат к земле, словно щенок. Противно. Это был позор для серошкурого и никакие оправдания не помогу. Даже физическая боль, вкус собственной крови, не могла заглушить внутреннее недовольство и разочарование в самом себе. Его морду рвали, а он все пытался выбраться, подняться на лапы, чтобы уже начать свой бой, которой проиграл.
Гаррисон ничего не видел и не слышал, что происходило вокруг. Он даже не сразу понял, что Нессель пришла ему на помощь, да и зачем? Он бы и сам справился, ведь так? Да и казалось, вмешательство только хуже сделало. Челюсти противника сильнее сжались на морде пленника и тот зарычал от боли. Становилось все сложнее терпеть боль, он ведь, не толстокожий.
Ситуация изменилась очень неожиданно. Откуда-то появились еще волки. Они быстрым смерчем налетели на дерущихся, то ли останавливая, то ли просто мешая. Но кто бы это не был, он толкнул южного волка, тот не удержался на лапах и упал, позволяя Гаррисону высвободиться и наконец-то подняться на лапы.
Пленник Легиона растеряно посмотрел на происходящее, не понимая, что же происходит. Откуда-то появилась стайка волков, набросилась, загрызла одного и убежала? Что за чертовщина? Правда, теперь стало еще хуже. Раненый волк и волчица против трех здоровых кобелей. Но Гаррисон хотел наброситься на своего недавнего противника, продолжить бой и теперь показать, что беломордому просто повезло.

Всё произошло слишком быстро: обычная битва превратилась в резню, причём какую резню!.. Подлую, нечестную, и стражу показалось, будто их подставили свои же. Они вмешались и убили не кого-то, а именно Хэйтема. Удовольствие от смерти врага сходило на нет, Тарлах был в растерянности. Стоит ли так радоваться победе? Он, конечно, был внутри мерзкой тварью, которая никого не жалеет, особенно дохлого и никчёмного врага, который при жизни хвалился и сверкал своими достоинствами, точно медалями, но сейчас к нему приходил рассудок. Его рассудок, который в коем-то веке давал оценить ситуацию не просто по достоинству, а по её сущности, по её действительности: принять её такой, какой она была. Они загрызли не кого-то, а Хэйтема, следовательно, всё было специально подстроено? Именно подстроено, ведь, как помнил сам герой, о подмоге не было речи. Да и если бы была подмога, стали бы они возиться с одним белым переростком? Они бы, в таком случае, загрызли бы эту мамашу-одиночку с её лохмозадым напарником. Но нет. "Чёрт", выругался про себя герой, сдерживаясь, чтобы не сплюнуть в отвращении в сторону. Интересно, что думают об этом другие? Заметили ли они подвох или намек на него? Тарлах не знал. Он потерял ко врагу какой-либо интерес, но присутствие волчицы и её напарника учитывал, по-прежнему стоя напротив них подле Негклета.
Но сожаления не было, и он продолжал сверлить беспощадным и бессердечным взглядом волчицу, которая запрокинула голову к небу и завыла скорбным, пронзительным голосом, взывая к кому-то, кто мог бы её утешить. Н-да, самки такие эмоциональные, мамик не горюй: лишь бы поголосить в важный момент. "Собрала бы в кучку мозги и убиралась бы восвояси", представление начало раздражать волка, он не считал эту самку артистом, скорее жалким и недоделанным подобием. Решила тут похороны устроить, рыжая бесстыжая. Ладно, стоит подождать и дать ей высказаться. По крайне мере она не брюзжит ненавистью. Когда песнь окончилась, волк всё также терпеливо ожидал скорейшего итога, к которому сводилась битва. Ему было плевать теперь на них: они потеряли, и пока не в силах перебороть эту потерю в себе. Он тоже терял, но эта потеря не могла сравниться с тем, что он потерял, поэтому он без жалости или сочувствия смотрел на чужое горе. "Ничто его не вернет", константировал безжалостно факт он, не замечая, как внутри начинает резать по сердцу, по старому шраму, острый нож. Откуда он взялся сейчас? Волк быстро выдыхает. Да, возможно, кое-где эта ситуация напомнила ему о прошлом, которое в настоящем еще не умерло до конца, не иссушилось ненасытным и вечно голодным временем, которое пожирает медленно, но верно воспоминания. Оно пожрало детство, но не юность: та рана, оставленная ему, была бессмертна. Избавиться от неприятных ощущений не составляло труда, сейчас  в себе это чувство стоило перебороть. Он коротко вздохнул, взгляд стеклянных и равнодушных глаз ни на миг не стал теплее или мягче. Таков он, Тарлах: на чужое горе закроет глаза, зато своё будет лелеять и скрывать всеми силами. Он не нужен этому миру, давно уж понял, но живёт он ради семьи, ради твари, которая не даёт ему умереть уж который раз. Что бы ни случилось, оно повсюду с ним, и присутствие этого существа было дорого юному заплутавшему переярку. "Ты сама приволокла безмозглого переярка, который на слова дерзок, а на деле показал себя опрометчивой шпаной", оскал медленной чертой плывёт по его морде, точно делая в каменном выражении лица свежую рану. "А обвиняешь нас. Обвиняй тогда меня, я был одним из тех, кто приложил лапу к этому засранцу", странно, но в змееныше проскочила искра благородства. Или это просто игра его собственных непостоянных мыслей? Тарлах громко хмыкнул, чуть приподняв надменно голову, показывая всем своим видом, что ему плевать на слова волчицы. Ему вообще плевать на всю ту сборку, что она притараканила с собой, но он промолчал. От его слов точка зрения хвостатой не изменится, так что не стоит на неё тратить драгоценное время и навыки, пускай бьётся в конвульсии от потери. Так ведь куда лучше будет, верно?
Однако, Тарлаха хватило огромное возмущение, когда на поляну ворвались другие волки, видать, из Альянса. "Вас не хватало, упыри вонючие", холка на гордо приподнятой шее встала дыбом, и волк напрягся, сверля взглядом пришельцев. Всё, без базара будет бой, однозначно, чего не избежать. Он чуть наклонил голову, пытаясь концентрируясь на новых фигурах. Беспорядочно, быстро лились слова с разгоряченных оскаленных морд, их пасти пылали ненавистью и, казалось, одно неверное движение, и некто спустит собак - ненависть - с цепи. "Позвать подмогу?", подумал Тэлл, чуть глянув на белого напарника, но тот будто не реагировал на всё происходящее. "В транс не смей впадать только", шутливо осклабился юный страж, переводя снова взгляд на бесноватых легионеров. Он чуть раскрыл пасть, когда увидел, как один из волков напал на Кеноби. "Твою мать, чёртягая некрещеная", оскал сорвался с его морды, и он обернулся к тому, на кого напали. Ему хотелось вмешаться, эти уроды слишком много себе позволяют. Спорить с идиотами бесполезно, хотя так хотелось рявкнуть громогласно, как его отец, на этих шавок, чтоб у них хвосты поджались к их бессовестным задницам, чтоб припали они к земле, повинуясь этой невиданной силе, тёмной силе, которая будет в будущем пожирать их сердца; он желал, чтобы их уничтожило это великое и вездесущее оружие - безумие. Ему было плевать, что думают об этой ситуации легионеры, он просто хотел их уничтожить. Но подводить своих же тоже не хотелось, особенно Негклета.
- Но и это не даёт вам никакого права нападать на того, кто в этом невиновен, - прорычал в свою очередь Тарлах, уже не скрывая своего грозного и прямого отношения к этим утыркам, которые только по количеству кажутся опасными. - Или вы сначала делаете, а потом думаете?!
Он рявкнул, не сдержавшись, а лапы, казалось, начнут снова дрожать от ненависти, от злости, которая медленно, но верно, начала застилать глаза. А эта рыжая... что, в стороночке теперь отмалчиваться будет? Он снова обернулся на потасовку, в которой был Кеноби и один из шакалов легионеров.
- Для нас он никто, он противник, который шёл на этот бой осмысленно, и если он погиб, то судить явно не вам, а тем, кто тут был, так что поумерьте свой пыл и возьмите себя в руки, - он коротко облизнул оскаленные белоснежные зубы, вступаясь за состайников.
Иной раз он бы промолчал: нехай, пусть сами разбираются. Но не сейчас. И на этот раз всё было серьёзным.
- И если хотите видеть убийц, то умейте ждать, - добавил он холодно и сдержанно, поддерживая Негклета, затем более грозно рявкнул. - И отвалите от моего напарника! Нашли, чёрт возьми, козла отпущения!
Он рванул в сторону дерущихся и остановился, пытаясь зацепить зубами за бочину волка, который грыз Кена, но лишь зацепить. Он не кидался, лишь дал понять, чтобы те кончили свою бессмысленную потасовку и заняли свои места.

Отредактировано Tarlach (2017-05-09 15:57:54)

Нессель никогда не делила мир на чёрное и белое. Она знала, что есть тот заманчивый серый цвет, который необъяснимым, совершенно нерациональным образом будет менять её отношение к поступкам окружающих - неизменно и наперекор всему, что казалось ей истинным. Именно это смешение плохого с хорошим заставляло её незаметно для самой себя грустить из-за смерти Дэлилы и провожать Велеса восторженным взглядом. Эта совокупность принудила её пощадить первородного и дезертировать с поля боя, и она же помогала валькирии искренне любить свою стаю, несмотря ни на какие ошибки прошлых вожаков, умело позволяя сочетать эту любовь с лёгкой грустью из-за мнения, сложившегося о Западе. Она не считала себя и своих товарищей святыми и шла в бой, готовясь отнимать одну жизнь, защищать другую при необходимости и провожать состайников в последний путь к Калахире. Она имела горький опыт прошлых сражений для этого, она была готова, уже не сомневаясь, как раньше в юности, не вздрагивая от вида умирающего противника. Несс потеряла брата и сестру на войне, она знала всему этому цену - хорошенько знала! И никогда не ставила себя или Валькирий на слишком высокий пьедестал, помня, что все рано или поздно закончат одинаково. Однако...
То, что вы привыкли быть посреди боя, не терять самообладания, хоронить товарищей и не сомневаться в себе в ответственный момент, не делает вас однозначно хладнокровной машиной для убийств. У Нессель было оправдание тому, что она делала: она не просто защищала свою семью, она оберегала историю Валькирий, их несгибаемый дух, святой союз с Легионом и плод этих усилий - Шахрана и Хэйтема, а теперь ещё Солея и Луну. Они не были богами, которым она поклонялась, нет. Волчица могла быть ими недовольна, не скрывала своего неудовольствия, если оно у неё было, не идеализировала детей Фрактала. Они были с ней наравне, но в то же время в будущем они будут вести обе стаи. Кто так решил? Эту семью многие поддерживали, потому что это гарантировало порядок. Несс ненавидела хаос, Несс помнила Хэйтема ещё малышом, Несс наблюдала, как этот малыш растёт и совершает ошибки. Так что его смерть - это не только смерть её надежд, планов на будущее, одной из жизненных целей - это прерванные воспоминания, насильственно разорванная на клочки любовь. Вот почему она чувствовала такую боль, как будто вновь потерла мать или Рахо с Эстией. Тут речь не только о слепом патриотизме. И такое не так-то легко забыть, особенно когда ты сама до этого неоднократно отказываешься проливать понапрасну кровь. А тут не просто убийство обеим стаям во вред, тут смерть переярка, совсем ещё мальчишки, недавно вышедшего из невинного детского возраста. И зачем ТАК?.. Право, лучше бы убили её. Больше пользы.
Нессель не могла сейчас рассуждать здраво, как требовали от неё ситуация и её роль в этом фарсе. Она была на грани отчаяния, и только жажда мести поддерживала её боевой дух. Кому вернее всего будет мстить - волчица и не думала. Так что когда пятеро товарищей ворвались на поляну, скалясь, плюясь слюной и поливая южан самыми сладкозвучными проклятиями, валькирия и ухом не повела. И когда Зар атаковал только-только отошедшего от дурмана Кеноби - она не заступилась, как ей то велел принцип "не бить лежачего". Ей доставляло это такое удовольствие, что волчица невольно ужаснулась сама себе, но и не пробовала сопротивляться этому чувству. Так было проще. И боль ненадолго утихла. А когда один из легионеров в лоб объявил Югу войну - и воспринимай Несс это адекватно, она бы моментально отреагировала - единственной эмоцией рыжей амазонки была безумная усмешка. Хотя они не могли сейчас воевать. Их вожаки были за многие километры от дома, их товарищей губила неизвестная болезнь. Всё внутри Нессель возмущалось такой глупости, однако ей так нравилось совершать эту глупость... Прямо-таки щемящее сердце, сладкое как патока удовлетворение.
Казалось, она сейчас полностью погрузится в это своё безумие, однако, как бы смешно это не звучало, собраться с мыслями, протрезветь, задуматься её заставил Тарлах.
- Но и это не даёт вам никакого права нападать на того, кто в этом невиновен. Или вы сначала делаете, а потом думаете?! - Рявкнул он.
Это настолько рассмешило валькирию, что на его рычание она ответила задумчивой улыбкой, преграждая Гаррисону путь к Неглекту прежде, чем тот смог активировать артефакт и ринуться в бессмысленную, как ей думалось, атаку. За действия легионера, атаковавшего Кеноби, она не могла отвечать, но тихим ворчанием попросила его повременить с исполнением задуманного. А затем с той же насмешкой в глазах вновь обратила внимание на выскочку-южанина. Пусть похвалит себя, он, похоже, выиграл своей стае время...
- Для нас он никто, он противник, который шёл на этот бой осмысленно, - продолжил Тарлах. - И если хотите видеть убийц, то умейте ждать.
Несс помолчала с секунду, мельком заметив движение со стороны Неглекта и лишь знаком сообщив легионерам и амазонкам быть настороже. Кто знает, откуда нагрянут эти крысы - с севера, с юга, с запада, с востока?
- Раз так, я призываю убийц наследника на ваш суд, - пояснил свои действия волк.
И тут в наступившей тишине рыжая валькирия звонко рассмеялась. На истерику похоже не было, однако в смехе было столько презрения... Она даже не злилась уже на них!
- То есть... Ахах! Простите! - Запнувшись, поправилась она. - То есть вы хотите сказать, что вы не отвечаете за действие своих состайников? Вы, значит, не собирались убивать Хэйтема, вы просто мирно смотрели в сторонке и ни о каком соучастии и речи не идёт?
И Нессель ласково, ободряюще улыбнулась. Только дурак бы поверил этой улыбке. Она тут же сменилась ледяным и бесчувственным:
- Вы хоть понимаете, как нелепо это сейчас звучит?
А затем она глянула на Неглекта, сощурившись, и спокойно спросила:
- Ты так легко отказываешься от поступка товарищей и перекладываешь всю ответственность на них... Так за шкуру боишься? Я ожидала от Юга большего.

Отредактировано Нессель (2017-05-14 00:55:59)

И... и ничего. Обманула юного воина голубка, не вернулась, ведя за своим белоснежным силуэтом подмогу. Разочарованный выдох покинул губы переярка, стоило ему понять, что зря он попытал своё счастье с магией, этой капризной и своенравной пройдохой. Но как ещё, Варга его дери, им теперь выкручиваться из этой трясины, которая в любой момент могла захлестнуть их головы гнилостной волной? Отчаяние собиралось в груди всё большим и большим клубком беспокойных червей, чьи тела копошились (пока что) где-то за пределами кулис неглектовой апатии. Как бы сильно ему не хотелось, он не мог проникнуться духом этой ситуации, где южане были вынуждены балансировать в смертельном танце на тонкой леске, нещадно режущей их ступни. Ринувшуюся было к нему тень доходяги-новичка, чей ещё не пропахший хорошенько Легионом мех Неглект осязал и обонял минутами ранее, переярок не удостоил даже прямым взглядом. Только скосил жёлтые глаза, которые словно спрашивали что за мушка там надоедливо жужжит над ухом да бестолково отвлекает. Если бы не своевременное вмешательсво Нессель, собственная нерасторопность обошлась бы дорого белошкурому южанину, но жест волчицы он принял без благодарности, а как должное, мол, так и было задумано в этом театре абсурда.
А о чём была эта пьеса, ещё раз?
Препирательства, ругательства, яд и желчь - всё в честь мёртвого наследника, растерзанного южанами, которых не помнили даже свои. Здесь нужно вставить злобный и циничный закадровый смех... Или уже не нужно: рыжая валькирия с лихвой компенсировала наигранный, выученный смех огромной толпы. Но Неглект не любил комедии и поэтому он не прислушивался к словам Нессель, уличающих его в трусливом перекладывании ответственности с себя на других. Ему хватало ума понять, что всё её вопросы и якобы "разочарование" в южанах были не более, чем дешёвой провокацией сходящей с ума волчицы. Впрочем, разве можно было её винить? Неглект сам ощущал, как ещё дальше, дальше, чем даже склизкий комок безысходности, с насмешливой неспешностью разверзаются ворота безумия, касаясь души влажным и горячим воздухом, тянущим в черноту. Какая ирония, что самым здравым в этой шайке идиотов оказался именно тот, на чей лоб состайники размашисто прилепили клеймо безумца. Неглекту было так странно ощущать поддержку этого волка, ведь обычно он презирал подобных Тарлаху, но тем не менее он ощущал прилив благодарности, отражавшейся в жёлтых глазах, каждый раз когда он кидал взгляд на серого стража.
Прислушиваясь к горячим и злым речам стража, Неглект решил и дальше не вступать (по крайней мере, по-настоящему) в склоку южан и западников, предоставляя разговоры Тарлаху, чей язык был не в пример лучше подвешен нежели неглектов. Слишком хорошо понимал Неглект, какую катастрофу могли обрушить его привычные грубость и хамоватая прямолинейность на головы его товарищей в их нынешнем положении. Это было также причиной тому, почему переярок всё же воздержался от того, чтобы поддаться на провокацию Нессель. Неглект был из тех волков, которые задают вопросы ради ответов, но провокаторам, как известно, ответы не нужны. Нужна только брешь в словах и душах, чтобы поковыряться в ней грязным когтем.
Игнорируя существование Нессель, также как и существование Гаррисона, Неглект сосредоточил внимание на другой валькирии - той, что прожигала его враждебным взглядом - пялясь на неё безэмоциональным взглядом в ответ. Кажись, негласно теперь она среди западных за старшую.
И тут её соседка выпалила фразу, которая впервые за это недолгое время вытянула из южанина сколько-нибудь адекватную реакцию на происходящее. Неглект несколько раз медленно кивнул, соглашаясь со словами молодой волчицы и, неожиданно, улыбнулся. Улыбка молодого волка выглядела натянутой и вымученной, словно кто-то против его воли заставил уголки его губ подняться вверх. Любой, кто даже плохо был знаком с Неглектом знал, насколько улыбка - редкое зрелище на его морде. Но эта улыбка, пусть и совершенно беззлобная, была неестественной и вызывала ничего кроме омерзения, заставляя невольно задуматься, что за бес сейчас нашёл на переярка.
- Раз вы желаете, чтобы за действия нескольких южан отвечали все южане, то будет только честно если я позову как можно больше южан сюда, - и снова это был не ответ, а банальное пояснение своим следующим действиям. Как только последнее слово слетело с его языка, Неглект задрал морду вверх и громко завыл. Попытка номер два, ага, ведь не работает один способ, надо попробовать другой, пусть и более старомодный. Ибо других идей у Неглекта попросту не было - его командира вот-вот сделают калекой, а благородная попытка Тарлаха это предотвратить была пресечена на корню. Они были беспомощны вдвоём. Занавеса апатии брызнула осколками как проломившее под натиском снаряда стекло - вой переярка был злым и требовательным, отчаянным и безысходным, перемешивая все эти чувства в совершенно новый клубок и взывая к помощи других южан, одним лишь звуком своего голоса давая им знать как остро они нуждались в их помощи. Калахира их всех сожри, совсем рядом было их логово и если снова его зов уйдёт в пустую, это будет началом конца для всего Южного Креста.
Одновременно с пронзившим напряжённый воздух кличем, с передней лапы переярка осыпалась слабо переливающийся на солнце порошок активированного талисмана силы, окутавший южанина своей аурой, что должна была, хотя бы ненадолго, удержать горячие западные головы от мысли заставить предателя захлебнуться в своём вое и замолкнуть навсегда.

Отредактировано Neglect (2017-05-19 18:22:25)

Тарлах, преисполненный гордыней и неведомой, присущей только его яркой натуре, честью ринулся на защиту Кеноби, за которого вдруг так вскипела душа; неудержимый нрав молодого бойца наряду с безумием делал его кометой, которая стремительно несется, рассекая пространство тёмных и отрешенных звезд, которые в этом мире серы, а с виду сверкают ярко; он, как и комета, полон сил и энергии, которую направил на свой удар. Считал ли всё это он несправедливым? Точного понятия справедливости для этого подлеца нет; он мог себе представить воображаемые идеалы и назвать их справедливостью, но это будут только его идеалы, только его ценности, которые он будет выдвигать на первое место и придерживаться их любой ценой. То есть они не будут чем-то глобальным, они не проникнут в этот огромный мир. А зачем? Они растворятся, точно маленькие частицы, которым так и не удалось стать чем-то значимым. И, возможно, он чувствовал, какие неоднозначные эмоции получают окружающие от его бесподобной игры: он, молодой и отважный, врывается в гущу событий и наводит свои порядки. Он, который только вошел во взрослую жизнь, уже умеет постоять за себя и защитить других. Героя переполняла гордость и радость за самого себя. Он чувствовал, что не просто играет, он действует, он поражает всех. Вот он, стремительный и опасный, непредсказуемый и буйный зверь! И ему хотелось поразить всех, а врагов поставить на их места, чтобы они замерли, пораженные его грозностью, чтобы они были под его контролем. Он так любил манипулировать всеми, особенно вниманием общества. Так почему бы не ворваться в чужой монастырь и не показать себя во всей красе? Это и исполнял Тарлах.
Вдохновитель уже хотел было исполнять задуманное, как ему помешали. "Какого чёрта?!", в ярости прорычал самому себе он. Его пыл ни сколько не убыл, пусть атака была неожиданной. Скорее наоборот, это возмутило до невозможного юного стража-змея. Внутри снова закопошились черви: ему стало злостно и одновременно хотелось выпустить на волю своё истинное "я", разочаровав разом всех. Ах, если бы шипение внутри него придавало ему, обычному смертному, небывалых сил, которые идут от его самых тёмных и неизведанных уголков души, он бы тут же заставил этого выскочку, который решил тоже показать себя, страдать. Страдать, как страдал чёртов Хэйтем, который за своё высокомерие поплатился. "Тоже хочешь лежать на земле бездыханным трупом, да?", в его глазах блеснуло оскалом лезвие. "Я могу тебе это устроить, чтобы твои состайники еще над твоим трупом поплакались. Им же мало этого клоуна, который добился своего", из пасти Тарлаха донеслось глухое хихиканье, а он сам вроде бы расслабился. Вроде бы... Вдруг он метнул взгляд, полный безумия, на державшего его легионера. В глазах не была ярость, а жадность: он взирал на него с искренним и ни чем не скрываемым голодом, в глазах пылал огонь, который готов был сжечь врага до тла. Сжечь и поглотить. "Да начнётся веселье, мой милый компаньон"
- Что, голосок уже дрожит? - морду окрасила безумная улыбка, от которой может пробежать холодок.
Брыли резко приподнялись, обнажая ряд острых зубов, а уголки губ заострили свои кончики в злобной и сумасшедшей усмешке.
- А ты знал, что надо дарить улыбки? - прошептал он, чтобы слышал только его противник.
Он коротко облизнулся. Вот, снова его великолепная игра, от которой душа трепещет, поёт, точно соловей, складно; от получал удовольствие от себя, от мира, в котором ему хотелось жить. Он любил и ненавидел, всё так страстно, всё так быстро! Ах, жизнь актёра бесподобна, и только знающий себя певец властен над своим голосом, а актёр над публикой. И он хотел завладеть теперь не только вниманием, но и плотью, настоящей душой. Он хотел увидеть страх, который присуще только его жертве. Он пялился, не отрываясь, тем же безумным взглядом в глаза легионеру.
- От щенка слышу. Вот сам и не лезь, коль не знаешь моих подлинных намерений, - не убирая своей безумной улыбки,
сплюнул он, затем подался назад и резко подпрыгивая, тем самым пытаясь вырваться из хватки противника.
Кеноби вроде начал действовать. Но Тарлаху некогда было сдавать назад. Веселье только начиналось.
Услышав вой Негклета, Вдохновитель не придал ему значения; он более чем знал, что эти шпионы не вернутся, если только белый не решил позвать подмогу. Но откуда им ждать помощи? Они тут единственный отряд, которому успели испортить положение свои же. Неужели он рассчитывает, что они вернутся? "Они трусы, раз сбежали. Не на тех рассчитываешь. Теперь нам стоит быть прилежными детишками или же безжалостными убийцами, которые будут драться даже с таким числом противников. Или ты так просто отдашь им эти земли? Да не поверю. Ты припрятал что-то, или просто нам сфортит свыше", не отвлекаясь от своего дела, подумал герой.