Мимо проскочило что-то... непонятное, и Дикий вскинул голову. Сначала фюрер подумал, что это какой-нибудь очередной койот, что решил вернуться за своей убитой напарницей, но мысль об этом потерялась. Черношкурый волк мгновенно напрягся и было ринулся наперерез, но его отвлек еще один новый запах. Заглянув в пещеру, фюрер принюхался, чуть вытянув морду вперед, и, издав глуховатое недовольное рычание, отпрянул. С южной стороны двигалась волчица, та, которую он приказал Хельге прийти к нему.
Помнилось, по его воле эта рыжая отправилась к Валькириям, хотя, вернее, по ее желанию, ведь она верещала о том, что поможет фюреру с Амазонками, что заставит их подчиняться Легиону... Славно. Не соврала.
Она сбавила темп и подошла к Дикому, покорно пригнув голову; тот и сам остановился в паре шагов от нее, но виду на жесты не подал. И без того так быть должно - негоже ему на такое вообще реагировать. К тому же, опасно было подпускать волчиц сейчас к этому психопату.
- Да, - как бы между прочим ответил белополосый, хмуро глядя куда-то в сторону - что-то мучило его, и он "притормаживал" с речью.
Или, может быть, он просто устал? Целый день на лапах, пора бы и отдохнуть... Но нет. В Легионе не отдыхают.
- Расскажи мне все, что знаешь об Ордене, - огненный взгляд резко перескочил на волчицу, но несмотря на бурлящую в нем "лаву" чувств, он оставался несколько холодным и безразличным. - Кто, где живут, чем дышат, с кем союзничают.
Одному Варге известно, что произойдет с ним в следующий момент. Но вот известно заведомо, что ждал Дикий очень развернутого ответа.

За все то время, что Ашлеша говорила, Дикий ни разу не моргнул. Смотрел ей в глаза и слушал, внимал ее речам. Вся эта информация не должна была пройти мимо Дикого. Ни одна мышца на его морде не дернулась, ни одна шерстинка не приподнялась. А стоило волчице закончить, как фюрер отвел взгляд в сторону. Прожевывая информацию.
Некто Сектант - альфа Ордена, чей дом находится под землей, имеет какие-то связи с Лигой, которая безо всяких сплавила Легиону собственных волчат... Значит, Лига определенно что-то знает про Орден, знает, где его искать, и кто они на самом деле. Дикий думал об этом стратегически, не выделяя особых целей. Есть стая, которая прячет у себя этих дрянных волчат, и наверняка не собирается их отдавать. И стоило ли не брать в расчет городскую мамашу, чтобы найти ее детишек? Если она сбагрила в Орден своих детей, значит, Городские ладят с подземной стаей. А подземная стая ладит с Лигой...
Фюрер тряхнул головой, сдавленно рыкнув. Не понимал он этой игры, но семя недоверия к Лиге уже посеяно. Стоило только понаблюдать немного, чтобы убедиться, все ли на самом деле так или нет. Хотя... Он уже послал одного из воинов к темным, пусть выясняет всю информацию. А если что соврут... Нет такого места на этом острове, где Дикий не нашел бы Князя Темной Лиги.
- Передай Валькириям, чтобы давали Городских. А как доберутся до главной суки... - впрочем и по взгляду стало ясно, что с ней надо сделать; Дикий приподнял губу, и стало непонятно - то ли он ухмыляется, а то ли скалится...
Дикий намеревался выбить дух и из Авали, и из детишек, которых собирался найти. Если Лига темнит, останется надеяться только на сук, что живут рядом и исправно выполняют свою роль. Обещались помогать - пусть доказывают свою необходимость.
- Иди,-  и развернувшись, побрел к логову. Он несколько забыл, что туда прошмыгнуло какое-то создание, которое он так и не успел рассмотреть.

----------- Логово

---------- Голая граница

Тяжелые мысли свинцом повисли в голове фюрера. Он возвращался домой, туда, где скоро станет невозможно жить. Жажда заполучить обратно свои возможности была прямо пропорциональна накапливающемуся разочарованию. Волки уже косо смотрели на вечно задумчивого фюрера, а ему лишь приходилось делать вид. Пугало.
Но нет. Если этот незнакомец сказал про сына, значит, еще не все потеряно. В противном случае, попробовать еще никто не запрещал - вдруг все же получится?
Пройдя границы, черный на пару секунд остановился, оглядывая Лунные холмы и принюхиваясь. Собирались тучи, вот вот ливанет дождь, но разве это могло остановить фюрера?
Кройц. Ему нужен Кройц. Названный сын, которого приписали к этому рангу без согласия лидера. Теперь он сам решит, какую нишу он будет занимать. Но увы, уже не в стае. Карнифексу нужна была чужая кровь - он ее получит. Благо, Дикому она тоже чужая, хотя кто знает, отдал бы он своего настоящего сына в обмен на "откат" или нет...
Черный волчонок, видимо, сам недавно подошел к озеру, куда приблизился Дикий, но не стал прижиматься к земле, как это делали остальные. Он знал, что он - выбор Дикого, несмотря на то, что нянька его носит настоящих его детей.
- Ну-ка иди сюда, - рыкнул фюрер, остановившись недалеко от берега. - Со мной пойдешь.
Силой утаскивать легионер не хотел, но если нужно было... Крест нахмурился, недоверчиво глядя на фюрера, и даже посмел спросить, куда.
- Какая разница? - Дикий лишь ощерил клыки, выжидая.
Помнил ли Кройц, что происходит, когда Дикий ждет? Видимо, да - вздохнув, малец двинулся вперед. Вдруг сам альфа покажет ему границы? Или будет учить его как воевать? Или может, там притащили вкусную оленину? Воодушевленный щенок, задрав хвостик, обогнал фюрера, а тот, убедившись, что никто ничего не увидел, отправился следом.
За тем, что принадлежало Дикому по праву.

------------ обратно на границу

<--- Логово Легиона
Всего несколько шагов, а длились они с вечность. Идти было уже совсем сложно, тем более по неровному песчаному берегу Темного Озера. Провалилась лапа в рыхлый песок - бац в пузо изнутри. Пожалуй, этот удар был одним из самых сильных за последнее время. Афина остановилась, огрызнулась и прижала голову к плечу, изогнув шею. Ее ноздри раздулись, из них вырвался бы клубень пара, если бы было прохладнее. Но стояла знойная жара, приятная волчице - и боль вскоре отступила, и вся заминка заняла не более двух секунд.
Но ей казалось, что этого хватит для того, чтобы стала заметна ее слабость - ненавистная, недопустимая, нельзя было демонстриовать ее. Афина подняла голову и бросила быстрый неуверенный взгляд нахмуренных глаз на Дикого, и, не отводя его, встряхнула шеей и направилась дальше. Подняла голову, выгнулась в груди - словно ничего и не было. Она только крепче сжала губы и старалась быть немного осторожнее, от чего пошла немного медленнее.
Волчица уже и не думала о брате, мысли вдруг переключились на щенков. Сколько там их? Успела даже посчитать и прикинуть, что им пора бы уже рожаться, но все толчки приносили лишь момнолетную, не продолжавшуюся боль. Это приносило облегчение и, оддновременно, напрягало.
- Все в порядке?
Спросила самка, оказавшись перед Диким - но на достаточном расстоянии от него - повторяя слова Трампа. Хотя и сама напрашивалась на подобный вопрос, почти что покачиваясь на своих лапах.

Стоило остановится, как лапы приятно провалились в мокрый песок, и захотелось упасть в него полностью: казалось, он обнимет тело, как сыпучая вода, точно по его контурам, и станет мягко и удобно. Афина смотрела вперед слегка прикрытыми потухшими глазами, и, признаться, не ожидала ничего плохого. Кому вообще может прийти в голову нападать на волчицу, собирающуюся рожать? Только самой последней твари, и Афина, с ее понятиями о долге, чести и благородстве не могла даже предположить, что кто-то пойдет на такое. Не то, чтобы она плохо знала волков... Просто надеялась на лучшее, и эти надежды со временем превращались в устаявшуюся и непоколебимую правду для самой волчицы.
Взгляд серой был направлен куда-то вниз, но стоило фюреру рявкнуть, как она подняла глаза - без страха, но с немым вопросом. К манере супруга вести разговор она привыкла и воспринимала это как должное - казалось, Дикому легче оторвать его хвост, чем заставить избавиться от привычки даже простые вещи говорить так, словно собирается убить тебя, - вот и в этот раз лишь немного напряглась. И не зря, ведь секундой позже, слишком быстро для нее, замедленной и замученной, вожак ринулся к Афине с предостерегающим оскалом. Она успела шагнуть правой лапой назад и назад податься, после чего припала на задние лапы, подогнув передние настолько, чтобы уберечь от касания с землей пузо  - самую малость. От неожиданности и неприятных ощущений серая плотно сжала челюсть и натянула губы в странном недооскале. Прикрыла глаза на несколько мгновений, а, когда открыла, взгляд был все таким же усталым, и теперь еще и хмурым за счет залегшей меж бровей складочки.
- Я не знаю!
Приглушенно рявкнула она в ответ в первую секунду, толком ничего не обдумав. Только чуть позже поняла, что, пожалуй, ответ был самым точным. Да, у нее была возможность соврать что угодно, и нельзя не упомянуть, что в голове ее созрело множество мыслей и идей: сказать, что она отправила его куда-нибудь; что он почуял что-то на границе и отправился проверить; что он спроваживает неопытную валькирию. Но она не могла врать - не Дикому - и знала, что брат не одобрил бы этого. В конце концов, правда раскрылась бы, и стало бы лишь хуже. Хмурость во взгляде медленно сменилась на обеспокоенность. Афина прикусила нижнюю губу.
- Рейх знал, что я с Трампом, иначе не сотавил бы одну...
Уже тише и спокойнее попыталась она убедить супруга и себя, что ему не о чем беспокоиться. Она понимала, что Дикий прав, но Рейх был слишком важным волком в ее жизни. В конце концов, какая нелепая мелочь: ведь с ней все впорядке, никто не посмел даже притронуться к серой, ничего плохого не должно было случиться. Наверное, стоило бы все это объяснить фюреру, но стал бы он слушать? Она уставилась на него выжидающе, мутными глубокими глазами, в которых читалась бесконечная усталость, пока он кричал Рейха, и даже не осмотрелась. Афина прекрасно знала, что брата здесь нет, иначе бы он бежал на зов сломя голову, и сложно было бы не почувствовать и не улышать приближение этой метровой махины. А когда вновь увидела горяжие фонарями глаза Дикого, по одному прижала к голове уши. "Где же тебя черт носит, братишка?" Подумала Афина, готовая отдуваться за брата.

Каждое слово рубило волчицу тупым топором. Каждое, что прогремело над ее ухом, и во всех смыслах. Крычащий голос давил на голову,  а смысл их рубил душу. Афина наконец поняла, насколько все это несправедливо, неблагодарно и неправильно. Ведь так было всегда: она старается, она делает все, что от нее требуется, и ею довольны. Сейчас все было совершенно наоборот, и она не могла понять, в чем же дело. Пусть только заикнется кто, что она не старается - не старается быть партнершей из тех, о которых мечтают; надежной опорой, матерью крепкого потомства. За все это время серая ни разу ни в чем не упрекнула Дикого, всегда была где-то рядом, когда ему приходило в голову звать ее, не доставала распросами о том, что произошло с супругом, когда заметила, что что-то изменилось. Была терпелива к оскорблниям, понимая привычки фюрера. Она все делала правильно, как и всегда.
Она чувствовала себя щенком, который радостно подносит взрослым бесценную безделушку, а его пинают за это до потери пульса. И тогда в Афине, вместе с чувством глубокой обиды и ненависти, проснулась та самая "темнолунская сука". Потому что однажды ты становишься тем, кем тебя видят.
- Нет, - рявкнула волчица, и на глазах заметно налились мышцы лап, впившихся в землю колышками, широко расставленных, хвост поднялся вверх, шерсть встала дыбом. Голова низко опустилась, самка оскалилась и выглядела так, словно собирается напасть, если бы не пузо, которое эту возможность отметало, - Это пустяк, за который ты НЕ станешь убивать моего брата. Прогоняй из стаи, если хочется, но его жизнь тебе НЕ принадлежит.
А Рейх? Афине захотелось взвыть, когда она осознала, насколько несправедливо пришлось отнеслись к нему. Он был предан стае. Не так, как все они, пришедшие потолпиться у озера и позыркать на зрелище - действительно предан. Он был горд тем, что его сестра носит щенком фюрера. Он верил Дикому и шел за ним, он убивал для него. И за это он сам будет убит?! За пустяк, за мелочь, которая ничего не значит! Афине не знала, чем там провинился Станнум - да и было ей на это довольно таки все равно - но была уверена, что убит он был не за то, что... Отлучился! На время, оставив охраняемый объект на состайников, которым верил.
Сейчас Афина была совершенно уверена, что сожрет себя сама, если это потребуется для спасения брата. Жертвенности ей было не занимать, когда игра действительно стоила свеч. Признаться, она до сих пор не могла поверить, что смерть Рейха - это событие, которое действительно может произойти. Но прекрасно осознавала, что ее слова, ровно как и ее смерть, не переменят решения Дикого.
А также, что если приказ супруга будет выполнен, она больше не сможет находиться с ним рядом.
Иронично, но, кажется, еще несколько минут назад она думала про такие ситуации, когда "копалась" в идеологии стаи. И Тогда она, кажется, решила, что, если будет необходимо, брат должен пойти на брата. Но Афина не видела необходимости в этом, и больше всего ее раздражала нелепость ситуации.
О, а эти увальни вокруг! Афина осмотрелась по сторонам одними глазами, не поворачивая головы, окинула взглядом эти разбойничьи морды. Им было все равно, кого рубить, они выполняли приказы. Но и Рейх делал то же самое - тогда почему бы не сдохнуть любому из них! И она была готова, готова прикончить хоть всех... Они, вероятнее всего, не слышали ее слов - как никак, а находились они далековато от озера, а Афина не кричала так, как делал это Дикий.
- Отзови их.
Прошипела она, явно находясь на грани, в противодействии со своим собственным, измученным телом, потому как глаза ее светились ледяным холодом, и в них не было усталости.

Афина многое понимала. Не все - чтобы говорить о таком, нужно быть большим безумцем - но многое, улавливала все эти детали и имела на их счет собственное мнение. Последнее время на свое мнение очень часто приходилось закрывать глаза. "Во имя общего блага" - твердила она себе. "Ты перестаешь быть собой" - аукалось в ответ. И усмирить этого аукающегося волчонка в своей голове порою было тяжелее, чем поймать коренастого оленя-самца. Афина ошибочно полагала, что волчонок мешает ее счастью, что это - тень сомнения, проникнувшая в сознание, которая заставляет ее жалеть о содеянных поступках. Ведь она, идеальная, не могла ошибаться!
Но теперь она была поставлена в тупик, ибо пошла, кажется, против того, что выбрала. Но разве не должен ли был супруг хотя бы оберегать ее? Он сам, а не его доверенный или кто-либо еще, будь он хоть трижды братом или другом? А если и нет, не должен ли бы он, вожак, заниматься делами стаи, а не перекладывать их на приблеженных, будь они хоть трижды закалены в бою? Афина и сама не понимала, искала ли она оправдания своей агрессии, или, наконец, рассуждала здраво, без пелены и без чувств. Но все это привносило привычную в старинку ясность ума. Все было разложено по полочкам, все вставало на свои места, все, кроме того, что изнутри ее рвало на части - вероятнее, больнее, чем это могли сделать внешне.
Афина не опустила хвоста, и шерсть ее не опустилась. Да и к земле она почему-то не прижалась, не прижала к голове уши, не убрала с пасти оскал. Все осталось прежним, и только глаза, ставшие неизмеримо синими из за сузившихся зрачков, исподлобья глядели на Дикого, лишь изредка примечая движения вокруг колкими, резкими, точными взглядами. Она слушала молча, переодически хрипло порыкивая, выслушивая эти пустые, привычные угрозы - беспочвенные, глупые. И по телу разливалось все больше обиды, неконтролируемой, отроческой. "Не заслужила я этого. Не я это заслужила!" вертелись в голове интерпритации одного и того же предложения. Серая чувствовала на себе дыхание волка, обычно - теплое и расслабляющее, с родным, привычным запахом, а сейчас - морозящее, как зимняя ночная стужа. Афина не вслушивалась во всю эту болтовню, искала хоть слово о судьбе брата. И нашла это "слово" в заявлении, что "ни одна самка..."
- Стоять...
Прошипела волчица тихо, незаконченно, так, словно должно было прозвучать что-то другое. Или так, словно предложение это не было окончено. Ее отвлекли две выдвигающиеся с разных сторон морды с отвратительнейшими выражениями. Двумя быстрыми поворотами головы она кинула на обоих торопливый взгляд, и, чуть вытянувшись, выпрямившись, снова повернулась на Дикого. Пока что те двое были достаточно далеко, а Афина по прежнему не кричала, а говорила приглушенно, почти шипела - до остальных доносились разве что обрывки слов.
- Хвосты, языки, лапы...
Прорычала она, заглядывая ему в глаза, словно ища в них что-то. И словно бы не находила ничего, что ей хотелось видеть и что она видела раньше. С глаз словно стянули розовые очки. И оказалось, что поле, в которое она рвалась, было стеной, об которую она билась.
Где же любовь, спросите вы? Хотя, лучше бы спросили, чего ждать от волчицы, достаточно безумной для того, чтобы любить Дикого.
- А ну вон!
Рявкнула серая по сторонам, замечая, что эти двое приблизились слишком близко. Вряд ли это заставит их остановиться, хотя, если это были типичные воины, обделенные мозгом, эти слова могли заставить их и призадуматься на пару секунд.
- Выдирай сам, уж если решил! Хоть что-то, наконец, сделай сам!
С этими словами ее хвост резко опустился от требовательных, настойчивых толчков изнутри. Словно бы волновавшиеся дети спрашивали, что случилось там, снаружи, почему так напряжена их мать, что всем им стало совершенно тесно? У Афины аж скулы свело, как от кислого, подступил ком в горло и глаза - на мокром месте. Вот уж перед кем ей действительно было стыдно, но за что - за сейчас ли, за то ли прошлое, за то ли, что и не стоило им появляться, что участь их будет не лучше, чем ее собственная. Каков би ни был исход, все одно: любо два увальня, приблизившись и начав исполнять свой приказ, получат отпор, либо Дикий решит напасть сам - падение на живот вероятнее всего окончится летальным исходом для кого-то из восьмерки в одном теле.
У Афины был шанс - скажете вы - но она расправила плечи, радуясь хотя бы тому, что ведет себя так, как должна.

>>> Серая пустошь
Вот только не Азора она провожала взглядом, а незнакомца.
Длинные лапы и легкое тело были идеально созданы для бега, посему очень скоро младшая сестра вожака оказалась в колыбели Войны. Предварительно предупредив о своем прибытии коротким воем - "вестник идет". По пути ей встретились одни хмурые морды, без любопытства или насмехательства, а лишь вяло провожавшие ее пустым взглядом. Странно. Ее никто не стал останавливать - может быть привыкли, а может не до этого сейчас. Кто был тот серый нарушитель? Какой верный дух присягнул ему в неравной драке?
Лакричный образ Литой ловко миновал лесные препятствия, все еще находясь там, на пустоши. Ей нечего бояться - она дома, здесь, пока нужна ее хитрость, водится безопасность. Бывшая сестра ордена и молчащая не заметила, как очутилась неподалеку от логова, у озера, и только резкий мужской запах заставил ее опомниться. Собрание?
- Дикий!- позвала она преждевремено, привлекая к себе внимание. Слова ранее до нее не долетали, разве что...рык. Ох, если она не вовремя, то наверняка уже половина стайных мысленно ей сочувствуют. Хотя, только если ее глупости - самке и так здесь делать нечего.
- На серой пустоши нападение, неизвестный волк смог побороть двоих патрульных, один из них вряд ли увидит рассвет. У него еще есть силы...и неясная мне...магия. Помогающая в бою. Азор просил оповестить об этом, - подошла она ближе, чтобы лишние уши не слышали. Магия? Сталеголубоглазая отчетливо помнила каждое движение - это был странный бой. Она не успела устать после бега, только частый подъем грудной клетки выдавал ее активность. Корпус прямой, хвост опущен, свободная поза подчиненного, увереного в правильности и необходимости своих слов. Она больше не прижималась жалко к земле. Легион научил ее стоять за свои слова.
Краем глаза она заметила знакомый темный силуэт...Афина?!
Что-то неладное на озере.

--> дикийлуг
- А, а, чую. Атмосферный, мать его, волк, - уже на подходах заслышав Дикого, трубевшего как сирена гражданской эвакуации, думал Норф, сопровождая свои шаги тяжелым сопением. Чертовски упорный дух злобы поднебесной за сегодня успел сточить десяток костей леволапого и успешно продолжал свою миссию все новыми, необъяснимыми фактами идиотизма в жизни Норфолка и его окружении. Иногда первое перевешивало второе.
Не сегодня.
Что хотел бы видеть леволап на месте "фюрера", если бы он - неважно, по какой причине, - был бы взбешен? Чтобы каждый подчиненный, который подходил, держал пасть на замке, да так что б посапывать только мог, да и то задыхался. Ну, комментарии излишни.
Припомнил озадаченные морды патрульных. А, салаги, плетутся позади. Раз Ренингтона звали с такой спешкой, значит, послали их тоже пинками под мягкое место, а значит - вовремя сообразил Норф, - надо изображать спешку. Вдох-выдох, вдох-выдох, задержал дыхание, шаг, шаг... Пока в горле не сжался комок, жалобно прося воздуха. Выдох. Можно ускорить шаги.
Норф от пределов видимости альфы до самого альфы бежал, как будто за ним гнались и поджигали хвост. Не добегая десяток прыжков, волк присел, тормозя по сырой почве и оставляя за собой переплетающиеся борозды, остановился, разбрасывая комья. Остановился да замер, как истукан, будто его тут десять лет назад закопали то так и стоит как стоял.
- Выслуживается, леволапый пес, - гордо подумал Норф о самом себе, раззадорив окончательно сгинувшее настроение на подвиги:  сгинуть еще дальше и подольше. Ну, констатация факта, впрочем, ничего не меняет. Это глупо, выслуживаться, чтобы выживать. В том нет души, нет искренности, вложенной в дело, так что даже самый яростно атакующий пес не сравнится с борцом за определенные идеалы, как догадался Норф.
Проблема в отсутствии идеалов, значит, живем, показушничаем, все как есть, будет как будет, катится куда катится, требуется только доля самореализации и ощущать себя воином не бумажным, а суровым, отрешенным, как добрая часть Легиона. Никто не предлагает подобного, никому не заменить ощущение близкой гибели, с ним ложишься, с ним просыпаешься, живешь, жрешь, дышишь, как воздухом, только солоноватой, уже близкой кровью пробитого горла.
Серый обвел присутствующих взглядом. по Дикому видно, что безопасная дистанция от него удаляется километра так на два, если думать не предвзято. Мелкая волчица, недавно, как понял Норф, привлекшая внимание к себе какой-то речью, давно стала воображаемой жертвой Норфолка - первой, на кого он набросится, если сойдет с ума или если фюрер помрет. Под видом неприметной тени эта подколодная змея высасывала соки из всех, с кем рядом терлась, сливая правды (и неправды) своему братцу - такая война Норфолку противнее, чем плешь и нарывы, чем гниль до самого костного мозга. Вдобавок, только что закончилась семейная сцена. Где-то неподалеку раздался вой Афины, - да, не второй, но пятой или шестой воображаемой жертвы. Она в какой-то момент сломала миф о Диком, являвшим Норфолку идеал воина, ибо воин, у которого есть семья, уже защитник и отец, а не воин. И тот, кто продолжает себя вести как прежде, имея и семью, поступает в глазах леволапого странно, да кто ж его спросит.
Норф развернул голову к идущим следом патрульным и Калиго. На Калиго зверь глядел, как бывалый мученик из ада глядит на подсыпанных в котел новичков, если вдруг такое место существует. Пусть смотрит, как по мелочи тут можно разменять свою жизнь.