Спокойствие часто приходило на пару со смирением и подчинением. Это не особо приводило Дикого в восторг - он знал, что так должно быть, и улыбаться на это в ответ, хвалить или что-то еще - просто недопустимо. Так никто никогда не поступал в Легионе. Во всяком случае, при Диком, ибо Дикий вообще не считал нужным хоть как-то отвечать на подобное. Эти правила диктовала ему суровость жизни, которая дала ему шанс собрать могущественную стаю, которой уже многие боятся.
Солнце уже уходило, уходило и бешенство. Хотя нельзя быть уверенным в том, что в следующую секунду его опять не переклинит, и он не кинется на ближнего своего в желании выдрать ему печень. Хорошо было одно - Афина уже привыкла к подобному поведению, и была готова ко всему. Первой встречи с ней Дикий уже не помнит, была и была. В его мыслях не было важных фигур. Пожалуй, кроме Отто - единственного волка, которому Дикий доверял многое. После исчезновения Призрака он еще больше проникся к Праволапому доверием, и больше доверять в стае было особо некому. Доверять так, как себе.
Черношкурый даже не обернулся на пленника, который отправился следом за Крестом к озеру, сидел как изваяние, думая о том, как бы еще прижать белошкурых так, чтобы урвать у них еще один кусок земли. Завоевания на этом и строятся. Нужен был сильный и мощный удар, очередная неожиданная атака, которая застигнет белых врасплох, но о стратегиях надо обсуждать с Отто, которого, кстати, фюрер отправил в качестве почтальона на земли Валькирий. Отдать на попечение волчиц темнолунских сосунков, пока его стая завоевывает ради из будущего земли. Они - уже легионеры, ибо НЕлегионеров сами легионеры убивают. Рвут, калечат и убивают. А еще...
Вздохнул и обернулся, окинув присутствующих ну очень безразличным взглядом. Хотя хватит движения одного мускула, чтобы превратить это безразличие в неистовую гримасу. Дикого можно было легко прочитать по его выражению морды. Как ни крути.
Слюна наполнила пасть, стоило фюреру взглянуть на валяющееся тело койотки, но то, что было отдано пленнику, есть не собирался, и видя, что белому было абсолютно все равно на притащенную свежую пищу, черный поднялся, подошел к трупу и с ненавистью швырнул ее вниз со склона в воду. Жрать захочет - достанет.
Фыркнув, черный проследил за ходом мелкого и еще вдобавок гаркнул:
- Будешь тонуть - тони с закрытым ртом, - злорадно ухмыльнулся, ловя обреченный взгляд Креста.

Солнце начинало заходить за горизонт. Полуприкрытыми глазами волчица провожала его, стараясь запечатлеть двежение дневного светила, но оно ускользало незаметно, неслышно - как время. Они провели у озера слишком много времени, планы были нарушены, и урок охоты не состоялся. На какое-то время она ушла в себя.
Для каждой волчицы наступает время, когда следует задуматься о любви. Сколько видела Афина влюбленных сук, столько и презирала неокрепших мозгом дурех. В Темной Луне таких было - хоть отбавляй, влюблялись часто и без разбора. Это неистово бесило серую воеводу, влюбленного воина можно было сразу списывать со считов и отправлять куда-нибудь в охотники. Влюбленные - потеряны для волчьего общества. Они могут думать лишь об объекте своих "неимоверных, искренних" чувств, но никак не заниматься делом.
Вопреки расхожему в Луне мнению, Афина всегда была довольно романтична в общем понятии этого слова. Суки влюбляются в красивые слова - однажды, слова закончатся. Суки любили за силу и мускулы - со временем, они одрябнут. Афина могла полюбить исключительно за Идею. Вот что, по ее мнению, было вечным, и когда сдуются мыскулы и отсохнет язык, Идея останется. Наверное, поэтому серая всегда чувствовала какую-то внутреннюю тягу к службе - следование Идее вводило ее в состояние эйфории.
Арес в этом плане сильно подвел ее. Когда началось это кровосмешение с первородными, эти внедрения, переходы, смены цветов шерсти - все это вызывало возмущение волчицы. И его падение Афина считала закономерным явлением - когда умирает твоя идея, умираешь ты весь...
Перед глазами зашевилилось - серая и не заметила, как успела перевести взгляд на спину легионера, и его движение заставило ее также слегка встрепенуться, проводить Дикого задумчивым мягким взором. Когда поняла, что к ней обращаться не собираются, отвернулась обратно, и теперь она сама сидела ко всем спиной. "Идея... И недоступность... Скучно играть на поле, где все фигуры - твои." Послышался за спиной шорок, что-то небольшое падало с возвышения, и Афина резко обернулась, проверяя - не Кройца ли спустили туда? К ее великому облегчению, щенок был жив и здоров, и уже обиженно стоял у берега, в то врем как кобели, словно няньки, ходили вокруг него. "Все налаживается."
Нужен был просто толчок, порыв ветра, волна. Афина знала, чего хотела, и она хотела этого сейчас. Быть посвещенной, доверенной, и неважно, какими способами. Жизнь становилась скучной, когда было не за что бороться. И раз уж она здесь - будьте добры, позвольте подвинуться. Никто не мог видеть того, что произошло в следующее мгновение , и Афина воспользовалась этим моментом, чтобы быстро поддеть левой лапой нить на шее, под густой серой шерстью, почувствовать, как напрягаются тонкие нити, как впиваются они в подушечку лапы, и, наконец, разорвать ее и втоптать сиреневый цветок в весенний снег. [использован артефакт Фиалка] Одновремено с этим волчица набрала в легкие побольше воздуха. Далее она ожидала только одного - умиротворения.

Ох уж этот колючий взгляд... Дикий и без того уже давно понял, как этот голубоглазый щенок ненавидит его, как мечтает поскорей вырасти и порвать ему глотку. И эта мысль заставляла фюрера злорадно ухмыляться тому в глаза, дескать, мечтай, юнец, да про реальность не забывай. Помнится, как этот комок вцепился ему в нос, что его защипало, и это было, пожалуй, одним из тех мгновений, когда фюрер испытал чувство пристыженности. Ну а как же... столь мелкое существо отчаянно вцепляется ему зубами в нос, несмотря на то, что тот выдал ему перворазрядную трепку!
- Аррр, немедля забыть об этом, - будто приказал себе лидер, невольно поджав губы от внезапной вспышки гнева.
И забыл. Точнее, начал думать о другом. Какое-то неведомое чувство заставило его обернуться и взглянуть на серую самку. В глазах его читалось недопонимание и удивление - он словно впервые ощущал это. Ведь он смотрел на нее не как на ныне уже состайницу, не как на местную няньку и кормилицу избранника, не как на беспомощную среди толпы кобелей суку, а... как на волчицу. Свою волчицу. Белополосый попытался отогнать от себя эту дурную мысль и отвернулся обратно, глядя на черного мелкого щенка, но это дурацкое ощущение, его не отпускало. Он пытался с ним бороться, но заметил за собой, что снова смотрит на Афину. Стеклянные, ожидающие чего-то непонятного огненные глаза смотрели в глаза волчицы. Недовольный сам собой и своей столь мимолетной слабостью, фюрер поднял круп, хвост по привычке задрался кверху. Но сейчас он не стоял торчком, а изогнулся полукольцом, говоря о приветливом настроении. Да что с ним?! Его верхняя губа медленно оголила крепкие челюсти, но не в оскале, а безумной улыбке. Вот она, его волчица. Та, что принесет ему детей. Его детей.
Закусив меж резцами язык, черный двинулся навстречу самке. Упругая, уверенная походка, высоко поднятая голова, напрягшийся живот... Вот он уже обходит ее стороной, двигаясь к крупу, чтобы ощутить блаженный запах, ощутить его вкус и запомнить... Но вновь остановился, будто противился сам себе. Непонимающе лязгнул челюстями и взглянул на серую спину волчицы, ища ответ хотя бы на ней. Ответ пришел сам собой - он, пока что еще неуверенно, положил на нее лапу и перевел взгляд опустошенных глаз на голову Афины, ожидая, что та обернется. Может быть, он ждал ее "помощи"? Что ему делать с ней дальше? Где-то внутри, внизу пылало желание воспользоваться моментом и взять ее, но в голове... в голове витали мысли, отчаянно вторящие фюреру, что та должна прижаться к земле и скулить, как то подобает всякой волчице перед кобелем.

[Себастьян >>]

Персонаж выведен из игры.

<== Оленье Пастбище
Зольф бежал на почтительном расстоянии позади Амона. Вряд ли он делал это из уважения к "августейшей" персоне Воителя. Просто самцу было достаточно лишь чёрной шкуры товарища, реющей словно знамя впереди, чтобы не сбиться с пути. Сам же Багровый любил уединение. Поэтому любил бежать либо далеко впереди от остальных, либо позади, будто бы прикрывая тылы и охраняя. Но так как Старший, хоть и был уважаем некоторым числом Легионеров, занимал довольно-таки низкий ранг, следовать впереди ему удавалось ой как редко. Поэтому бело-чёрного волка почти всегда можно было видеть позади, словно тень.
И сейчас эта повадка сыграла воину на лапу. То, как Ра резко затормозил, заставило синеглазого сменить походку на тихую и крадущуюся. Бесшумно, Зольф подошёл к самцу ближе, дабы если что слышать его голос и ощущать на своей шкуре искры его эмоций. Багровый поднял льдистый взгляд, и представшая перед глазами картина заставила его морду вытянутся. Ой-ля-ля, какой интимный момент. Волк никогда бы не подумал, что достопочтенный фюрер станет крутить шашни с хорошенькой пленницей Афиной, тем более, с его то к ней  свинским отношением. Он мог бы ожидать это от кого угодно, да даже от себя, ибо с волчицей был уже знаком и дважды уже был в роли её пленителя. Но чтобы Дикий...
Самец издал свистящий смешок сквозь стиснутые клыки, но тут же, следуя примеру Амона, превратил его в судорожный кашель, прочищая глотку. Амон поравнялся со Старшим, весьма комично пятясь к нему задом. Многозначительно взглянул в глаза и пригласил вместе "оттрапезничать". Ох, как же вовремя Ра вспомнил о пустых животах. Зольф согласно кивнул, будто бы оба они не видели того, что видели и неторопливо последовал за черношкурым, не оборачиваясь. Да и не особо то хотелось. А зачем ему всё это? Сплетни распускать? Не царское это дело.
==> Орлиное Поле

Отредактировано Zolf (2013-04-21 19:10:22)

Неувядавший доселе цветок мгновенно скукожился, почернел и рассыпался, так, словно его сожгли, и на белоснежном снегу остались лишь похожие на пепел крошки, слишком сильно похожие на окружающую грязь. Афина не знала, чего ей ждать, но не могла удержаться от постоения всевозможных вариантов последующих событий. "Скорее всего, Дикий разрешит мне пойти к валькириям и даже не поймет, от чего вдруг так подобрел. А белый пленник? Может, поинтересуется о моем имени, если не знает его...". Волчица даже не стала вмешиваться в то, что происходило за ее спиной, покорно ожидая, наблюдая за желтеющим небом. Она предоставила мужчинам возможность самим решать свои проблемы, особенно Кройцу, который не сможет вечно прикрываться своим возрастом и должен научиться себя вести.
За спиной вдруг послышались шаги, и все умолкло - слишком резко и неистественно. Утихли голоса, и даже вожак не высказывал привычного недовольства. Только скрип и бульканье слякоти, на которые Афина повела большим серым ухом и скосила глаза в сторону, прекрасно понимая, что ничего не увидит, если не обернется полностью. Но нос привычно верно подсказал, кто решил подойти так близко. А после... Совершенно неожиданное и слишком мягкое для здешних, легионерских, земель, прикосновение. Невозможно было удержаться и не вздрогнуть от электрического заряда, прошедшегося по ее телу. Афина прижала к голове уши и неуверенно, с вопрошающим видом обернулась. И она не думала, не имела не малейшей мысли, что когда-нибудь увидет фюрера в подобном настроении, выражавшем дружелюбие и горяее желание одновременно. Волчице показалось, что момент недоумения длился невыносимо долго, хотя на самом деле прошло лишь пару секунд.
Она не могла оторвать от Дикого взгляда - наверное, и сама не подозревала, насколько сильны ее чувоста. Захватывало дух, и, в то же время, хотелось быстро отвернуться и уйти, чтобы уберечь себя от того, о чем впоследствии придется жалеть. Афина ощущала себя бесконечно крошечной рядом с возвышающимся над ней легионером, бесильной противостоять ему. Улетучились мысли об артефакте, да и обо всем в общем. Волчица немного пригнулась в спине и вытянула вперед шею: запах мускуса и силы кружил ей голову так, что хотелось лаского прикусить кобеля за шею, дотянуться до его скулы, прижаться к нему всем телом, но рассудок не позволял всего, заставляя все еще опасаться и даже думать, что все это лишь мерещится ей.
И тем ни менее, инстинкты были сильнее: Афина все так же, на разгивая лап, подалась вперед, приближая свою голову к груди легионера, прикрыла глаза, и, когда уперлась в жесткую шерсть влажным носом поняла, что назад пути уже нет. Серая сделала еще шажок, вперед и влево, незначительно огибая Дикого, разворачиваясь к нему всем телом, а затем начала немного поднимать голову, приближаясь к щеке - тепло, исходящее от разгореченного самца, горячило и ее.
Как вдург, по несчастливой случайности, в этот момент она окрыла глаза и явно увидела перед собой немного вдали черного волка, хотя ее легионер все еще был совсем рядом. За ним последовал и другой, намного более светлый, и тогда Афина отпрянула, словно ужаленная, проводила хмурым взгядом двух воинов и подумала о том, что меньше всего на свете хотела бы становиться проблемой Дикого.
В глаза невольно бросился и берег реки, на котором только что был щенок - теперь его видно не было, и, как на зло, одновременно пропал и белый нянь. Взгляд пошел чуть дальше, когда вдруг послышался треск, лед со стремительно ломался под лапами увесистого Кройца, глыбы проваливались под ледяную воду, затаскивая на глубину и воспитанника Афины. Ее глаза вспыхнули в ужасе, она прокляла все и всех в голове и звучно выругнулась вслух; серая не хотела рушить ту идиллию, которая лишь начала зарисовываться, ее голова приятно кружилась а тело дрожало от нетерпения, и, в то же время, решение было очевидным. Афина резко скользнула по телу Дикого с самым скорбным выражением морды, которое когда либо носила, и в несколько широких прыжков оказалась у берега. И не могла сделать ни шагу дальше - каждая льдина грозила провалиться до ее лапой. Кройца не было видно, серая начала впадать в панику, но все-равно двинулась дальше, на мелководье, погрузив на треть передние лапы, и остановилась, как только поняла, что течение может снести даже ее саму. Афина беспомощно начала водить передними лапами поочереди, словно пытаясь нащупать волчонка, а головой водила по воде в поисках вынырнувшей головы. А затем со страдальческим видом обернулась на Дикого - она не знала, что делать.
- Куда ведет течение?
Самое разумное, что пришло ей в голову - последовать за водой и выловить Кройца где-нибудь. "Выловить и убить самолично этого засранца, который никогда не слушается меня! Зазвездился?! Мертвый переемник - плохой переемник! Ух я тебе покажу..."

Отредактировано Афина (2013-04-21 22:26:15)

Пока волчонок плескался в воде, хватая ртом летящие во все стороны брызги, озеро пришло в движение. Словно сам ветер вдохнул в него жизнь, и теперь оно захотело поиграть с щенком в свою неповторимую игру, под названием смерть. Всякий зверь знает, какую опасность несут в себе замерзшие воды, способные разом проглотить крупного животного и не подавится. Увы, Кресту это было неведомо.
Грубая льдина уткнулась прямо в спину, заставив черного невольно обернуться. Увиденное заставило волчонка нервно сглотнуть, а и без того огромные глаза расширились от недоумения. Ровная, гладкая до селе белоснежная поверхность озера, припорошенная кристальным снегом теперь представляла из себя десятки огромных льдин с острыми краями, которые необратимо двигались и угрожающе качались на черной воде.
Резко обернувшись, голубоглазый бросился обратно к берегу, однако, путь был отрезан, а ледяная вода уже неизбежно тащила его к одну. Невероятная тяжесть навалилась на детские плечи, затягивая его в черную бездну. Крест отчаянно за молотил лапами и это помогло какое-то время держаться над водой, но очень скоро он начал уставать и захлебываться. Лапы больше не ощущали дна, он лишился всякой опоры и теперь просто барахтался в воде, жадно хватая воздух.
Льдина, нужно взобраться на нее...
Голубоглазый попытался ухватиться за дрейфующие рядом пласты, но они то и дело разваливались под его весом на мелкие куски и растворялись в ледяной воде. На мгновение, волчонок исчез из виду, полностью погрузившись под воду, как будто что-то схватило его за хвост и силком потянуло на дно. Трудно сказать, что в этот момент испытывал голубоглазый. Все его чувства метались в беспорядке, не позволяя здраво соображать. В какой-то момент, он просто перестал барахтаться и поддался течению, которое толкнуло его к огромной, тяжелой глыбе. Глаза волчонка слезились от воды, однако, он сумел разглядеть ее и оценить ее мощь.
Она слишком толстая... Не сломается... Выдержит...
С этими рваными мыслями Крест начал карабкаться на льдину, но все было не так просто. Силы были на исходе, тело било крупной дрожью от холода, не позволяя щенку ухватится за спасительный край. Он срывался, карабкался, и снова срывался. Вода хлестала о льдину, ударяя и щенка, стараясь накрыть с головой. Но Крест был не намерен так просто расставаться со своей, возможно единственной, надеждой на спасение.
Попытки волчонка спасти свою промокшую шкуру таки вознаградились, и ему удалось вскарабкаться на льдину, скрипя зубами. Она не трещала, не раскалывалась на куски, а вполне себе выдерживала мелкого пассажира, который обессилено плюхнулся на брюхо, отплевываясь водой. Только сейчас он ощутил, насколько промерз. Намокшая шерсть замерзла и торчала во все стороны, делая его похожим на ежа.
Гневный крик Дикого не внушал ничего хорошего. Кажется, ему крепко влетит за сей поступок, но сейчас это волновало Креста меньше всего.

Отредактировано Kreuz (2013-04-22 17:51:42)

начало.
Тихий шелест прозрачного. Вода обтекает время, мало задерживаясь в самом пространстве. Собственно, всё верно. Хотелось бы избежать существование времени, не задержав своё физическое существование на этом свете. В эдакую прострацию перейти, вот. И жить себе там, в собственном идеальном мирке. Накрыть его стеклянном куполом и пребывать в свободной нирване.
Небо раскатывалось, размазывался его прежний синий цвет. Ещё слишком рано до заката, однако первые его прожилки растянулись вдоль бледной размазанной линии.
Заинтересованный взгляд. На деле же ничего особого он не выискивал - лишь блуждал по стальному краю воды. Есть желание кинуться туда, честно. Испытать на себе, на своей сухой шкуре силу течения. Испытать на себе силу удара хрупкого тела об железную поверхность воды. Испытать боль столкновения с обжигающим дном. О, это, верно неплохо.
Волк невзначай подходил всё ближе к краю. Самоотрицание. Отрицание себе самому. Нежелание признаться в желании испытать на себе боль. Это ведь и проще можно сделать, досадив душкам-легионерам, однако не в этом есть прелесть ощущений.
Лапы касались прохладного камня с периодически попадающимися лужицами влаги. Выставив передние лапы вперёд, не желая оступиться - это таки тоже не исполнение задуманного, серый обходил берег едва ли кругом - то подходя ближе, к самому краю, то отходя на метр.
Изрядно недовольный вздох. За ним глаза ведь. Глаза здесь всюду, ибо он - всего навсего пленный, никчёмное создание, чья жизнь зависит от общества странного состава и иерархии. Лёгкая тоска по городу.
Серая морда отпила воды - та каплями повисла на краю чёрной морды. Выискивая своих "надсмоторщиков", взгляд уставился в сторону деревьев, где можно было укрыться.

Изжатое внутри. Ощущение не своих взглядов на шкуре, что уже временами кажется совсем чужой. Носим на себе чужую облезлую шерсть, измеряя пустыми не своими глазницами габариты ничейного физического имущества. Немощность сего чужими же камнями тянет на дно.
Притягиваясь, увлечённое несуществованием тело опускается к холодному каменистому дну. Погружается в гладь, разрушая целостность его вечного забвенного бытия. И бессмысленного. А мы с ней даже чем-то схожи.
Открываешь глаза - остался ничем, как и был всего навсего минуту назад. Ничего не изменилось и не изменится. Смирись же.
Серому взору услышались шаги - ныне его тюремщики уже не сильно скрывались. Обернув неотёсанное тело в сторону, откуда лился шуршащий звук шагов, волк смог узреть Дикого - имя сей груды костей, мышц и чёрной шерсти забыть было трудно, однако, ох, как хотелось бы... Как и вовсе об его существовании. На общем фоне присутствовала рослая самка, по видимому, именно самка Дикого. Хотя, насколько известно было серому, в Легионе суки не водились - чёрт их знает.
Но самым  увлекательным аспектом сей картины являлся пребывающий отчего-то в воде юноша молодых совсем лет - явно не было и полугода.
- Ты, олух недорощенный. - невесть откуда послышался голос Дикого, коий бодречком подскочил к серому. - Рванул за утопленником, живо!
Рвануть? За утопленником? Волку понравилось наличие суицидных наклонностей у юнца, однако вовсе не перспектива спасать задницу, желающую покончить с собой.
Однако повторный взгляд на разгорячённую морду Дикого, что была размером без малого со всего Изольда, или же инстинкт подчиняться тому, кто рангом и силой превосходит себя, зачем-то положенной природой, заставил волка сделать несколько теперь уже неуверенных шагов в сторону воды, однако же лапы, подскользнувшись на сыром камне, ускорили продвижения самца, немедля спустив его вниз.
Окунувшись во влагу, серый столкнулся уже с реальным и физически ощутимым дном. После того, как морда и верхняя часть туловища смогла сдержать равновесие над поверхностью воды, Изольд воистину осознал своё нехудшее положение. Ему было велено спасти суицидного щенка, что он в общем-то и собирался сделать.

--> по течению в Верхний сумрачный лес.

- Отошла!
Афина ожидала услышать более информативный ответ. Как это часто бывало, ее редкие вопросы пролетали мимо Дикого, от чего самка старалась задавать их еще реже. Знай она место, куда может прибить паренька, ломанулась бы туда и, скорее всего, выловила бы наглотавшегося холодной воды Кройца. Вместо этого она отошла, грузно передвигая замерзшие в вечерней воде и остолбеневшие от растерянности лапы. Что ей еще оставалось.
Отходила, пятясь назад, ориентируясь лишь по шуму создаваемых ногами волн да ветру, неприятно трепавшему мокрую шерсть. Наверное, Афина никогда не сможет смириться с традицией Легиона не помогать ближнему. В каждой волчьей стае, каждой семье учат взаимопомощи. Кто-то охраняет границы, в то время как другие охотятся ради общего дела. Казалось бы, и в Легионе все так, но что-то здесь смешалось, извернулось и извратилось, и помощь трехмесячному щенку стала непреемлемой. Афина осознала, что она любит помогать, любит, когда ей благодарны, любит делать вид, что ей это ничего не стоит, что это ничего не значит для нее. Ровно так же осознала и то, что привыкнуть можно ко всему.
Так они с легионером и пялились на бурлящую воду, пока из кустов не выполз светлый мелкий кобель. Серая обернулась на него, презрительно сощурив глаза и зажав язык между зубами. "Конечно, только тебя здесь не хватало, идиот." Он выглядел потерянным, неуверенным и слабым, и тот факт, что самец не вымолвил ни слова, пока Дикий в привычной манере рычал на него, только подтверждал это. Афина равнодушно смотрела на обоих: то ли перебесилась, то ли копила в себе бешенство, не рискуя психовать сейчас.
Впрочем, Дикий все-таки послал кого-то спасать щенка, а это не могло не порадовать волчицу, которая не удержалась и даже вильнула хвостом, исподтишка кидая на легионера благодарный взгляд. Возлагать на городского пленника большие надежды было бы глупостью, но "это" - лучше, чем ничего. "Сейчас он пойдет по течению, найдет Кройца, приведет в логово... Все будет хорошо, ничего не случ..." И в этот момент он прыгнул в воду.
Если бы кто-нибудь видел Афину в этот момент, то, вероятно, удивился бы тому, насколько резко может меняться выражение волчьей морды всего за секунду. Уголки ее губ резко опустились, глаза поникли, уши, словно ставшие вдруг тяжелыми, упали по обе стороны от головы. Еще и быстро осмотрела лежавшего в кустах Себастьяна. После этого Афина опустила голову и провела лапой по лбу против шерсти, потому как... "Вокруг одни идиоты."
Еще и Дикий вдруг дал вполне однозначные указания: сидеть в логове до самого утра, спокойно дать, пока этот белый полурослик не задавит своим телом черного щенка и их вместе не вынесет на берег, чтобы падальщики могли вдоволь поживиться их тушами. И тут же ушел. Серая слушала, поджав губы. Смотрела непонимающими глазами, готова была взорваться изнутри. К счастью, ушел он достаточно быстро. Афина оскалилась непонятно на кого, хотела было последовать за легионером, но, резко развернулась к логову, сделала пару тяжелых шагов по направлению к нему, так же резко остановилась. Выпустила носом облако пара,  постаралась успокоиться или хотя-бы принять спокойный вид, заставитьопуститься ощерившуюся щерсть. Вдруг развернулась, сделала прыжок вдогонку давно удалившемуся Дикому.
- Кретин!
Вырвалось, казалось, не из пасти, а из самой грудной клетки. Впрочем, даже если бы черный краем уха уловил сказанное, ему не стоило бы обижаться, потому как сказано это было всем: ему, двум городским и щенку. И самой ситуации. Почему-то полегчало. Афина опустила голову и затрусила к логову.
--------->>> Логово Легиона