Когда еще на него так смотрели? Эти глаза, они как будто говорили на безмолвии, что отзывалось разными оттенками в распахнутом сознании переселенца. И вдруг стерлись прошлого грани. Другие фрагменты жизни же стали четче в несколько раз. И Новый Тарлах взглянул на себя. Жизнь пробивалась к нему через яркую дымку.
Братья-призраки и рой голосов. Сколько невысказанных мыслей душило в своё время его! Сколько слов, откровений так и не родились в долгожданном свете. Какой талант, какие мечты! И всё это срывалось поочередно в бездну: братьев-призраков и рой голосов, что кружили, ненароком задевая холодными порывами лохматые, крепкие плечи.
Первое, что ощутил он: то, что на острове осталось много неизученных мест. Так он вспомнил, как одна тропка привела к таинственному водопаду, где свежесть смеялась без стеснения. В нирване той он хотел бы найти покой. И тина под лапами бы не волновала, и назойливые птахи бы не тревожили своим щебетом, который с ветром проникал внутрь, и эти два потока стали бы единым целым. И сосуществование ранее противоречивых частей и ознаменовало бы великое бытие - раздробленное настоящее для Тарлаха. Так долго он искал то место, что уже совсем забыл, как выглядело оно. Но стоило ему оглянуться вокруг, как он осознал: снова, снова чудом нашёл свою нирвану скромную, только в бурю.
Не так уж много повидал он и тех, кого можно было назвать местными жителями. Дикарей видывал, едва ли различал жителей поднебесных, что теснились в тени деревьев. И если бы в лес пришёл волк, пахнущий морем, птицы бы тот час сообщили об этом, и вести бы эти разлетелись минимум через полчаса по всей округе. К чужаку была бы обращена сотня взглядов, и, конечно, их чтение кардинально бы отличалось. Так Тэлл всегда смотрел прямо, а на мордах окружающих сверкало недоверие и неприязнь - он сам научился так смотреть. Тьма не единожды разъедало его сердце, пока сама себя не отравила. Вот так: чего-то испил змей, отравился, принес яд другим. Зло постепенно слабело в душе. И Нови, порождение безумия, превратился в невиданный, тернисто-холодный, вековой мост равновесия. Он же стал и Гласом, что направлял не только Тарлаха, но и других.
Когда на него так смотрели? Никогда. Тарлах признался, что это был первый и последний взгляд, который принял его. И он, завороженный, не заметил, что с верою обращен был к ясным глазам девушки. Они будто говорили об одном, но испытывали тяжесть от разных событий. И если бы каждый высказался б... То собеседники побоялись признаться, что неслучившееся с ними осталось таким незнакомым. Они не обмолвились об этом.
Тонкая грань между настоящим пониманием и действительностью, которая диктовала иные законы. Увы, дыхание существовало только в момент того, как грудь наполнялась воздухом, затем оно исчезало, уступая место другому, выдоху. Ценно - вот, что ощутил Тарлах - мгновение сего действа. И осознание, которое наполнило его до краев, пело дивно. Парень подумал, а не лишился ли он рассудка, или действительно слышал чистый, божественный голос Атум?
- Я хорошо помнил только братьев. Остальные жители - безликие - ответил ей уже Тарлах.
Нови дал ему слово, а сам наблюдал. От искренности бывшего южанина зависело многое.
- Они единственные, кто хотел меня защитить. И даже не из принципа семьи, ибо я видел, как распадались пары, как со скандалом ругались между собой кровные братья и сестры в других семьях. Мы осознавали одно: мир нас будто не принимал, в чем я не был уверен до конца. Ведь только у меня не было друзей. Но еще кое-что, о чем я бы хотел умолчать. О смерти моей возлюбленной. Я винил несколько лет себя, пока не понял, что... Она не хотела умирать, причинять мне боль, которая впоследствии превратила меня в безумца. Сейчас перед глазами я вижу её грустный взгляд. Также - непонимающие морды моих братьев. Принимая себя, будь готов, что от тебя отвернутся многие. Все те годы я будто хотел заслужить быть рядом с ними, но они не понимали моих чувств. Вскоре я перестал верить в то, что вообще способен на что-либо, кроме масок, что я надевал каждый день. Я хохотал, злился, лебезил, издевался, и от всего-то получал удовольствие. Странно осознавать и это сейчас, но я пытался заслужить то, что никогда мне не принадлежало. Мой дом никогда не был признан мною, пока я не поблагодарил Бога за то, что встретил Нессель. Она поставила меня на лапы. И я поверил в то, что всё было не зря, и я перестал стыдиться того, что творил. Я проникся к самому себе, даже к безумию, что не долго торжествовало...
В тишине прозвучал обрывистый "цок" - это был Нови, который очень уж не любил самовлюбленные речи. Хоть Тарлаху удалось выбраться и то не полностью, то это не давало ему никакого права на расслабление.
- Дом - то, где ты принимаешь себя и всё, что вокруг тебя. Каким он был? Он научил меня многому. Он ломал меня и направлял, он открывал мне новые и новые впечатления, которые я вбирал весьма ненасытно и жадно. В этот раз обязуюсь быть более чутким и разборчивым к тому, что буду чувствовать - закончил Тарлах.
И тут же заговорил Нови:
- Я бы не назвал домом раздробленность. Тэлл цеплялся вовсе не за тех, даже за братьев. Он очень хотел быть кому-то нужным, а его отталкивали, не воспринимали всерьёз, зачастую - потешались. Он не сразу принялся за маски и стал наигранной душой компании. Всё-то Тэлли наш делал, чтобы быть кому-то нужным. А по-настоящему он всё испытал только с Нессель, она питала к нему искренние чувства, а не все те, за кого он топил. Это был его выбор. Братья в какой-то момент стали подгонять его под стандарты. С другой стороны, каким бы ни был тот дом, он бы не увидел истины. Тот дом даровал ему знания о самом себе, не больше, воскресил недавний стыд, который и породил существенный коллапс. Я благодарен дому за то, что он научил чему-то Тарлаха.
В глазах Нови всегда плясали искорки, а Тэлл скрывал проступающие слезы. И это невозможно не различить. Они были такими разными - как тихое секретное местечко на острове Прошлого и тутошняя обитель - но такими близкими по духу друг другу. Они будто говорили об одном и том же, но смыслы кардинально отличались.