Спокойствие Али длилось не особо долго, на его место медленно крались самые разные тревоги и предрассудки, ведь волк был настоящим параноиком. И пусть сейчас была довольно приятная, даже можно сказать нормальная обстановку, сердце Ала неустанно ускоряло темп, предвещая большую беду или разочарование. Слава Богам, хотя бы внешне он не выражал такую напряженность как раньше, и его хрупкое тело наконец держалось более-менее достойно. Он находился рядом с Альмой, почти что в плотную и это придавало еще больше уверенности и эдакое чувство защищенности, которое он не испытывал уже давно. Если сравнить их всех, то Али'ис напоминал мохнатое ничтожное существа, мало того что и был намного ниже остальных, так еще и выглядел каким-то угловатым и слишком худым. Даже в напряжении его тело не показывало никакой силы, так лишь, шерстка вздымалась, посему Али походил на крохотного котенка, который только и может шипеть да когти показывать, но вреда от него никакого. Так что немудрено, что его действия никто не воспринял всерьез.
     Из-за неловкости он ощущал и смущение, особенно от взглядов Альмы. Черная волчица смотрела на него не со скрываемым волнением, может даже и боялась за него, на все это волк реагировал одинаково: слегка отворачивался, жмурясь. Ему было стыдно за себя, за свою беспомощность, за то, что он так слаб и из-а его страха спутница могла умереть. Он стыдился своего слишком переменчивого характера, когда в нем просыпалась неожиданная храбрость, а потом, спустя несколько секунду, новая неверие в свои собственные силы; или когда он убежденно говорил, словно мастерский оратор, но тут же замолкал, чувствуя неуверенность. Он хотел извинится, просить прощение за все, что только мог, но, естественно, никогда не скажет. Али не был таким, он просто ненормальный волк, который все время нарывается на неприятности и не может дать им мало-мальский отпор. Как печально, как обидно и как грустно, он все отдал, чтобы убрать ветер из головы, отогнать странные мысли и навязчивые кошмарные сны.
     В разговор, пока что, Али не спешил вступать, зато занялся привычным делом: слушал и наблюдал - это у него всегда получалось на удивление мастерски, волчара был хорошим разведчиком будь он в какой-нибудь стае. Ал внимательно следил за серым, улавливал каждое новое слово Альмы, и при этом успевал осматривать местность - мало ли, кто еще пожалует. Лишних гостей и ушей иметь не хотелось, так как разговор потихоньку начал затрагивать личные темы и цели, а значит за пределы этой троицы он, желательно, не должен выходить. Сказав большее спасибо судьбе, что дала ему хотя бы чуток сосредоточенности, волк слушал. Он впитывал информацию, словно губка и каждое слово спутницы отпечатывалось у него в разуме.
     Дикий... Кем же был этот Дикий? Али'ис пару раз слышал это имя и отзывались о нем, отнюдь, не слишком лестно, и больше об этом волке с белой полосой, как выразился чужак, волк ничего не слышал. Но, вникая в суть разговора и понимая кем же был этот волк-убийца, Ал даже был рад, что ему повезло не встречаться с ним. Али многие любили пошугать, посмеяться, так что не было удивительно, если к такой «интересной» личности пристали бы. Задиры-волки не были особой новостью для леса, каждый желал выделится, но чтобы убивать городких... Хм... Это было выше понимая Ала, да и вообще любое беспричинное убийство вызывало у него тучу отвращения и неприязни.
     Надо было признать, что серый не промах, раз пожелал чтобы за информацию платили ею же. Сам Ал не собирался ничего рассказывать, нагло спихнув эту обязанность на Альму, как на главную в их маленьком отряде. Да, с его стороны это было подло, но, узнав немного волчицу, он понимал, что та более удачно подберет слова и решит, что говорить, а какую часть лучше утаить, нежели Али, который либо все разболтает, либо просто будет играть в молчанку.
     Ал услыхал чье-то тяжелое дыхание и быстрые шаги и тут же глянул в сторону источника звука. К ним приблежалась темно-серая тем, с виду вроде бы и пес... или волк?
     «Опять кого-то нелегкая принесла, да что же такое?..» - обреченно подумал Али, махнув хвостом и выйдя чуток вперед. - «Почему им всем дома не сидится?!»
     В нем опять заиграла смелость, энтузиазм путешественника и храбрость обреченного на скитание философа. Две личности разрывали беднягу, но он выдерживал эти муки и пытки, пусть и в глазах порой отчетливо виднелась странная грусть. Сила вновь на стороне городских и это не могло не огорчить волков, по крайней мере Ал незаметно занервничал. Новоиспеченный гость был весьма груб и сразу перешел к угрозам от чего Али'ис громко фыркнул. К счастью, никто к драке не перешел и Альма, спустя столько времени, смогла договорить, а Ал кивнул ее словам.
     Все было бы хорошо, если бы не слова чужака... Они прямо-таки резко сорвали маску молчание с волка и Али довольно-таки громко удивился, ведь только что услышанное не желало укладываться в его голове.
     - Мертва?! - громко спросил он. - Этого не может быть! Она могла где-то спрятаться или еще что-то... - Он прижал ушли и скованно поглядел по сторонам, не желая принимать правду. - Если бы она и правда умерла, то мы бы знали, слухи бы быстро разошлись. - взгляд скользнул по Альме, словно ища ее поддержки. - Мы должны сами в этом убедится или хотя бы выяснить что тут и правда было...
     Он замолк, глядя на двух самцов. Да... Им прямо-таки разрешат все развевать, конечно. Ну почему, почему все так неудачно складывается. Этот новенький, неизвестный, который только что к ним прискакал, уж точно не разрешит им пройти - это сразу видно. Так чего ему с Альмой еще ждать? Каких бед?..

Отредактировано Али'ис (2012-08-06 23:21:42)

Честно говоря, Альма не привыкла чего-либо не знать. Обычно её осведомленность была сама собой разумеющейся, и многие знакомые волки принимали это как данность. И вот сейчас волчице было чуть неприятно признавать, что она абсолютно не знает, зачем волкам понадобилось ни что иное как труп какой-то собаки. Ладно бы просто убили – тогда происшествие можно было бы списать на отголоски прежней битвы  -, но чтобы взять с собой труп? Ни один волк на памяти Альмы не опускался до того, чтобы есть собачье мясо, но больше-то незачем. Черная нахмурилась, пытаясь найти ответ. Хотя стоп, зачем ей делать это сейчас? Она получила нужную ей информацию, и ей больше не нужно говорить что-либо. Решение, принятое в голове, не нашло отголоска ни в морде, ни во взгляде – для всех волчица все так же усиленно искала ответ на поставленный перед ней вопрос, и через какое-то время все же нехотя, но признавая свое поражение сказала:
- Я не знаю, зачем им это было нужно. – Альма не солгала, просто, как часто делала, не сказала всей правды. Черная пока сама не была уверена, хранится ли ответ в неё в памяти или же нет, но серому и уж тем более кобелю знать об этом не нужно.
  Известие же о Рамии не удивило волчицу. Вряд ли эти пастухи человеческого жилища могли ошибаться. Что ж, она была хорошей волчицей, с которой Альме было приятно общаться, однако, услышав подтверждение её смерти, черная не испытала ничего, кроме секундного сожаления. Такова волчья жизнь, как бы банально это ни звучало. Али’ис же, в отличие от Альмы, был поражен. Возможно, виной тому молодость или отсутствие опыта, подобного опыту волчицы. Или он просто до конца верил в лучшее. «Нужно будет еще раз сводить ег сюда. Через некоторое время, правда. Пусть сначала примет эту новость, а повторный поход убедит его в её достоверности» - что ж, теперь у волков не осталось дел в Городе, и можно было смело уходить. Альма подумала, что все вышло даже удачно и сэкономило ей кучу времени.
- Али’ис, тише. – черная повернулась к своему спутнику, уже не опасаясь удара со стороны волка, но не выпуская из поля зрения пса. – Мне жаль Рамию, но если один из… городских говорит, что она не могла выжить, значит, скорее всего это правда. И тогда нам больше нечего здесь делать. Сейчас мы уйдем.
Альма правда собиралась уйти, оборачиваясь к серому, чтобы попрощаться (все-таки он дал ей то, что она искала), волчица не сразу среагировала на движение паса, слова же его вообще прошли мимо ушей черной. Что-то там угрожающее, бла-бла. Ну чего еще ждать от подобного субъекта? 
Сориентировалась Альма быстро. Оттолкнувшись лапами от земли, она врезалась плечом в бегущего кобеля. Конечно же, ничего, кроме как чуть отклонить он изначальной траектории, она бы и не могла сделать в таком положении. Тут же отскочив, черная, глухо зарычав, и не выходя из боевой стойки с широко расставленными передними лапами, прикрикнула на кобеля:
- Я же сказала, что мы уходим! Что за глупая манера все решать боем? Пошли, Али’ис. Оставаться рядом с презренной собакой и дальше не для волков, а уж обременять его своим присутствием…! – Альма не договорила, но злую иронию в её словах не заметил бы только слепой. Дождавшись (довольно символически дождавшись, ибо Альма не хотела получить ответный удар), пока Ал оклемается, волчица кивнула ему в сторону дома и пошла в этот раз позади, прикрывая тыл. Впрочем, Альма не думала, что волк и пес бросятся за ними. Оставшееся за ней последнее слово (рычание вслед за ответ не считается) немного радовало, хоть черная и знала, что поспешный уход подпортил впечатление. Но это все мелочи.
  Волчице о многом нужно было подумать. Благополучно добравшись до границы города, Альма догнала Али’иса.
- Прости, что так вышло. Я действительно думаю, что они правы насчет Рамии. Конечно, мы еще вернемся, но сейчас я должна кое-что сделать. Дорогу дальше ты должен помнить. Я найду тебя через какое-то время. Будь осторожен. – и, как всегда криво улыбнувшись, Альма, обогнав молодого волка, скрылась в лесу. Сейчас ей хотелось только одного: остаться одной и подумать, и лучшего места, чем любимый волчицей Сумрачный лес и быть не могло. Потому направилась черная именно туда.

--> Сумрачный лес

Больше всего на свете, даже больше волков, Сайлент не любил, когда им помыкали. Особенно когда приказы шли от собак. Будучи волком, Серый уже автоматически ставил себя выше их всех вместе взятых, ибо привосходил оных по силе, а зачастую и по уму. Дикий зверь, как не крути. Это осознание собственного привосходства делало его, пожалуй, одним из самых непослушных членов гильдии. Плевал волк на собачьи приказы, и зачастую ничего ему за это не было. А вылететь из славной дружины охотников он не боялся. В конце концов, от остыльных ее членов он помощи не получал. Разве что совсем уж в редких случаях.
Вот и сейчас реплика Нэйтона нашла лишь один отклик в его душе. Раздражение. Пожалуй, он и сам хотел вцепиться своими зубами в шкуры лесных волков, но сама мысль о том, чтобы делать это, подчиняясь чужому приказу, была противна. Тем не менее, когда волкособ бросился на мальца, Сайлент непроизвольно оскалился, посмотрев на волчицу. Инстиктивно, почти неосознанно.
Черная приняла мудрое решение, и направилась обратно, в сторону леса. Серый ожидал, что его душу одолеет уже привычное в таких случаях ликование, но, увы, его скорее постигло разочарование. Волк надеялся выудить из лесных информацию о Диком. Тем не менее, как говорится, не судьба. Серый резко развернулся и направился прочь из лесопарка, оставляя Нэйтона одного. Молча.
-----------> вывожу персонажа из игры.

Начало игры
Глухой визг своры пробудил Рене. Она, как это обычно бывало, тихо мирно спала в своем углу длинного помещения, называемого людьми псарней. Это прочная деревянная конструкция, поддерживаемая каменной основой, была предназначена для собак. В ней всегда держалось не меньше двадцати убийц, которые по ночам изредка подвывали в такт какому-то проходящему волку и, опомнившись, начинали громко лаять, что бы отогнать чужака. и каждый раз по своре проходило некоего рода соревнование - кто громче залает. Кельпи раньше тоже принимала в нем участие, громко рыча, лая, пытаясь показать свой звонкий мелодичный голос, но теперь это занятие было не для неё. Теперь её никто не поддерживал. Её лишь одаривали презренными взглядами. И только серебристый луч, исходивший от маленькой дырочки (окна) в стене под крышей, мог успокоить лайку и усмириться вспыльчивый характер. Она поднимала морду и смотрела на далекие звезды, вспоминая глаза того волка, который, наверняка, видел эти звезды каждую ночь. Теперь она поняла, что завидует его свободе, что готова променять ласковые руки хозяина на жестокою свободу. Иногда гуляя в загоне и видя лес впереди, Партизанка вспоминала запах хвои, который легко впивался в нос, одаривая разум своими ласкающими нотками. Ей казалось, что лес зовет их, их всех, вновь к себе, стать такими же, как и волки. Но этот тихий шепот леса слышала лишь Кельпи. Никто другой даже думать об этом не хотел, как это хорошо - быть свободным.
Но собакой она родилась и собакой останется. Мысли о том, что она не выживет в лесу одиночкой больно впивались в мечты и надежды, разрывая их, стирая радостные оттенки разноцветных желаний. Что будет есть? Как сможет защититься от других... с одной стороны - это было совсем не важно. Хотелось понюхать этот ветер свободы, позволить ему растрепать шерсть. Но с другой стороны - стоит ли жертвовать собой, что бы пять минут постоять под ливнем свежести другого мира? Стоит ли этого того? Вот и сейчас, когда свора подняла визг и радостное лаянье, Партизанка подняла голову, очнувшись от прекрасных снов о свободе, и поняла, что даже не может об этом мечтать. слишком уж это больно.
Грустный взгляд описал всю псарню в поисках причины переполоха. Дверь отворилась и яркий дневной свет развеял приятную темноту помещения. На пороге показались две фигуры. Это был хозяин и еще какой-то человек. Все псы, как это и полагается верным друзьям человека, вскочили с места, радостно лая и виляя хвостами. Разношерстная толпа в тридцать голов разделялась друг от друга небольшим расстоянием. Они все держались на цепи, поэтому проходил звон металла, бьющегося сам об себя. Каждый из псов хотел сорваться, что бы запрыгнуть на хозяина и облизать его, подарив моменты счастья себе, и по возможности ему. Поднялась пыль. Кельпи недовольно фыркнула, прочищяя нос от этой дряни и вновь посмотрела на хозяина. Тот медленно проходил мимо двух рядов посаженных на цепь убийц, улыбаясь и называя кое-кого по кличкам. Рядом с ним шел ещё один мужчина, который внимательно осматривал собак. - Вот она! - сказал хозяин, устремив все внимание на Кельпи. Она вяло помахала хвостом в знак того, что хозяин вспомнил о ней, но тут же по телу пробежалась дрожь - а вдруг он захочет продать сучку кому-нибудь другому? Но второй мужчина подошел к лайке и присел рядом. Это был всего лишь ветеринар. Он быстро осмотрел лайку, после чего поднялся и повернулся лицом к хозяину. - С ней все в порядке. он снял свои перчатки и вновь осмотрел Кельпи. Лайка поднялась на ноги и стала обнюхивать доктора. Её приучили запоминать какие-то запахи, что бы найти жертву. И вот сейчас, по своему обычаю, она стала запоминать запах этого ветеринара. Они ещё немного поговорили с хозяином, после чего ветеринар ушел. Хозяин присел на корточки и стал гладить Кельпи по голове, что-то говоря. Создавалось такое ощущение, что лайка слышала о чем скрипят мозги хозяина. На мгновение она оторвала взгляд от него. Сколько злости, ненависти и презрения было в глазах своры. Каждый хотел сейчас быть на месте Партизанки, каждый хотел ласкаться в руках этого человека, что бы пропитаться его запахом, что бы вспоминать о нежных прикосновениях. Но Кельпи этого не желала. Она лишь вяло мотала хвостом в качестве одобрения. Вскоре человек покинул псарню. По своре прошла волна негодования и тихого рыка, означавшего её злость на лайку.
Ренегат искренне надеялась, что теперь её оставят в покое. ведь охоты не предвиделось. Но двери распахнулись вновь. Хозяин прошел к Рене и снял с неё цепь. Он быстро накинул на собаку ошейник и пристегнул её к поводку. "Прогулка... может хоть она поможет поднять мне настроение и на мгновение забыть о своре злых псов, которые окружают меня каждый день. Ох, почему я не могу просто взять и убежать?" Она гордо шагала рядом с человеком, высоко задрав нос. Теперь Рене не упустит шанса поиздеваться над сворой, да и тем более сам хозяин взял её на прогулку. Одну. Никого больше.
Через некоторое время они прогуливались в лесу. Человек не спускал Кельпи с поводка, вероятно боясь, что она может напасть на других псов. Он знал её повадки и знал, чего можно ожидать. Ренегат - такая же убийца, как и все остальные псы из его коллекции охотников. Он знал, что стоит дать ей команду, как она тут же сорвется с поводка, что бы загрызть дичь, что бы вновь почувствовать вкус горячей крови. Ренегат была совсем не рада теории своего хозяина, но периодически опускала голову, что бы почувствовать запахи леса, возможной добычи. Внезапно, Партизанка почувствовала странный запах. Её охотничьи инстинкты сразу же проснулись и горло заклокотало. Рене подняла голову и посмотрела куда-то вперед, на что услышала голос хозяина, спрашивающий её о глупостях. Лайка навострила уши, принявшись вновь обнюхивать след. Волк. Невольно подчиняясь рефлексам, Кельпи пошла по запаху, навевающем ей о следах волка. Она стала рычать, и шерсть на холке приподнялась, рассказывая о ярости.

Голоса. Черт, как же от них избавиться? Они сливаются. Сливается все абсолютно: зловещий шепот, отдаленные крики, говор, пульс крови в ушах, шаги, шелест листвы. И их нельзя сбросить, нельзя переждать. Они будут повторяться вновь и вновь, изредка меня последовательность. Отрывки фраз, терзающих сознание, Лукаш уже слышал когда-то. Десятки, сотни, тысячи передач и фильмов, просмотренных за время жизни у человека. Все это оттуда. Пустые фразы, немые сцены или, наоборот, картины полного хаоса. Создавалось впечатление, что они так и норовят лишить его зрения.
Слух, оглохший от грохота мощенных улиц, вряд ли бы услышал далекий шорох. Глаза, так редко видящие солнечный свет, не различили бы силуэта во мгле. Дурак, что же он натворил. Теперь в диком мире он совершенно беспомощен. У него нет опыта ни в каком деле, который обычно подростки получают именно в 2-3 года. У него нет учителя и как такового статуса в стае. Он совершенно чужой им теперь.
А все ведь было не так плохо. Конечно, сейчас все уже не кажется таким темным, не видно замкнутого круга. Сейчас кажется, что вот оно, решение, лежало совсем рядом, а он просто не заметил его вовремя. И тогда все могло быть иначе. Он жил бы в стае, общими усилиями им бы удалось наладить отношения с другими стаями, они смогли бы жить в мире с людьми, и больше никто бы не умер от рваных ран или горячих пуль. Юношеский максимализм не давал смотреть на вещи трезво, но разве сейчас он хоть немного изменился?
Изолированный от города, он снова учился различать запахи. Вот этот яркий, но сомнительно приятный запах ели. Дерево наверняка старое, оно совсем рядом, а изнутри доносится запах подгнивающей древесины. Вероятно, растение пострадало от ливня, прошедшего неделю или больше назад, а влага просочилась сквозь потрескавшуюся кору.
Чтобы лучше усвоить абсолютно все запахи, серый закрыл глаза и  немного склонил голову. Как странно, но стоит только лишиться зрения, как все звуки, запахи, ощущения усиливаются чуть ли не в сто крат. Даже кажется, но если только это не биение его сердца, что он слышит шаги по мостовой. Выдох, снова вдох. Тишина внутри, зато шум вокруг. Если прислушаться ещё более внимательно, можно отчетливо различить шаги. Да, точно. Кто-то не торопясь идет по мощенной улице и приближается к парку. Походка словно бы летящая, а значит, это девушка. А вот торопливые мелкие шаги: наверняка ребенок семенит вслед за взрослым. Рядом с ними ещё и ещё, все снова сливается, потому Лукаш больше не думает о звуках, что доносятся с правой стороны. Он мысленно поворачивается в противоположную сторону, но тело серого неподвижно. Оттуда летит непонятный шум. Снова приходится напрягаться.
Что-то… Что-то не так. Этого запаха просто не может быть. Не может быть, нет, нет. Это было бы слишком трагично для одного дня самовольной вылазки. И даже не знаешь, сидеть ли так, или нестись очертя голову куда глаза глядят. В лес, но что в лесу? Там он столкнется с патрульными, которые уж точно не пустят его на территорию стаи, а если все только что произошедшее ему не мерещится, то неминуемо произойдет столкновение.
Так, спокойно. Нужно просто успокоится. Глубокий вдох-затяжка. Запахи проходят сквозь него, но один, особенно яркий, едкий и вызывающий, впивается в слизистую. Собака.
Медленно вдоль костей позвоночника поползли ледяные щупальца страха. Они так же размеренно закрутились вокруг позвонков, а после резко сдавили их какой-то непонятной силой. Казалось, что Лукаш просто потерял способность говорить. И это была не просто собака. Наверняка достаточно крупная особь. Свора, охотники, погоня.
Паскудное воображение с радостью вырисовывало картины расправы в самых ярких и подробных деталях. Открытая местность, а это значит, что здесь его шансы против борзой или какой охотничьей. И что же делать, если её спустят? Первичная паническая волна отступила, как отступает море. И все словно бы прояснилось. Ясное дело, что его уже услышали, а значит, бежать напрямую, в лоб или как-то предсказуемо бесполезно. Можно в обход, но куда? Ай, черт, нужно уже что-то делать, а иначе… Иначе все может кончиться печально. Тем не менее, серый решил не привлекать особого внимания. Бесшумно сполз с широкого пня, потоптался на месте и энергичным шагом, аккуратно ставя ноги на тропинку, чтобы лишний раз не зашуметь, он пошел прочь, стараясь попадать в такт шагов так, чтобы тень деревьев или хоть что-то скрыло его от людских глаз.
Лес должен быть недалеко, но путь этот кажется вечностью. Он совсем позабыл о запахе и тех странных шагах, которые так привлекли его внимание. Но почему? Любая походка человека имеет свои неповторимые черты, характер, поступь, но никогда она не сравниться с волчьей. И даже ходьбу морока внешне сложно отличить от настоящего образа. Тем не менее, в волках есть совсем иное, что отыскать сложно, но в принципе возможно. И вот сейчас Лукашу отчего-то казалось, что где-то он слышал эти шаги. Или нет, не слышал, но вполне мог слышать. Бред, никого не может быть поблизости, никто не полезет на рожон, никто не решиться приблизиться к людям на критическое расстояние, разве только абсолютный дурак. И, конечно же, сейчас таким дураком себя ощущал серый. Как было бы глупо потерпеть поражение спустя полгода фантастической маскировки.

И как он не пытался закрыть глаза на происходящее, попробовать сосредоточиться на реальной проблеме, которая может вообще для него закончиться преждевременной смертью, закрыть глаза и просто представить возможное отступление, ведь было бы глупо самому нарываться на зубы псины, натасканной исключительно на убийство ему подобных, а глаза все равно выискивали нечто интересное вокруг.
Желтая… Нет, определенно только золотой можно назвать ту пору, что сейчас опустилась на мир. Холодный ветер срывает уже поблекшие листья, но ведь опадая на землю, они все вместе складываются в невообразимую мозаику цветов, красок и всевозможных фигур, что диву даешься. И нет ни единого клочка, который хоть самой малостью был похож на любой другой. И лишь только серая лапа или черный кроссовок приминают под собой гибкий и хрупкий лист, почти сразу безвозвратно деформирующийся под тяжестью немалого веса, на том месте остается след. Неприученный глаз в жизни не отличит на затоптанной годами тропинке недавнее вмешательство нового существа, но сейчас он имел дело с ищейкой. И если её хозяин, вполне возможно, простофиля, то уж собака при желании вполне может разыскать его.
Лукаш часто думал о том, как нелепо это смотрится со стороны. Собака убивает волка или волк собаку. Абсурд! У них столько общего, они верны своим семьям, где выросли и родились, оба готовы стоять до последнего за то, что считают своей высшей ценностью. И у обоих рядов, в коих они числятся, хватает тех, кого по праву нельзя причислять к добрым особям, как бы банально это не звучало. Да, несмотря на то, как складывалась его жизнь и жизнь его семьи, серый все ещё хотел верить в добро. Но представления о добре и зле в последнее время едва ли не сливались в общую вязкую массу. Отсутствие какого бы то ни было общения привело к тому, что Лукаш почти окончательно замкнулся в себе. Ещё немного – и серый слетит с катушек. Конечно, было бы забавно узреть умалишенного волка, но самому ему было отнюдь не до смеха.
Этот месяц он только и прокручивал в голове свою будущую встречу с собратьями, но в особенности с семьей. Хотел бы увидеть приветливые улыбки сестер, холодный, но все же радостный взгляд брата, недоумение и счастье на лицах родителей. И снова бы все у них было хорошо, как в старые времена, когда не было такой яростной дележки земель, вражды, непониманий между волками. Как по нему, так объединились бы в одну стаю да жили бы на всех землях. Утопическая невероятная фантазия подростка, которой никогда не будет суждено сбыться. Но все же эти идеи хоть как-то согревали душу.
Дойдя до некоего дерева, Лукаш остановился и прислонился спиной к стволу, с глухим стуком ударившись ещё и головой о кору. Ощущения звуков снова вернулись. Он слышал свое тяжелое дыхание и удивлялся ему, ведь прошел так мало. Наверное, он просто не выспался сегодня, вот и чувствует себя несколько разбитым. Сглотнув, серый коротко обернулся, чтобы посмотреть нет ли за ним слежки или уже подоспевшей своры охотничьих. Отчего-то ему показалось, что он слышит в паре ярдов позади глухие раскаты рычания собаки. Резко повернув голову обратно, чтобы не высовываться слишком длительное время из-за широкого ствола дерева, Лукаш вдруг оторопел. Буквально перед его носом, словно из земли, возникла рыжая волчица. Не получится одной фразой описать то, что мгновенно произошло в голове серого. Во-первых, его крайне удивило, что ему подобный собрат вот так свободно ходит по городу. Живя в полнейшей изоляции, он и забыл, что каждый волк умеет наводить морок и обеспечивать себе безопасность. Вскоре он ощутил её запах, понял, что она из стаи Детей города, что бояться ему, вроде как, и нечего, что зла те волки не сделают. Но в душе что-то остро кольнуло.
Широко открытыми глазами волк смотрел на волчицу, но ничего пока что не произнес. То ли он привык молчать, то ли ему нечего было сказать, то ли он просто не хотел её перебивать. Она сказала, что не слышит его запаха как представителя какой-то стаи. Неужели он так долго жил с людьми, что запах стайного напрочь отбился бетонным смрадом мостовых и домов? И его больше не узнают даже свои. А чего он хотел, когда своевольно ушел из родного дома? Там наверняка изменилось очень многое, и сам он теперь чужой там. Страницы прошлого любого существа принято перелистывать и забывать. И вот стая – это одно большое живое существо, где каждый волк – страница её биографии. И стоит этому волку исчезнуть, как проходит один этап жизни стаи, связанный с этим зверем.
Такой простой вопрос незнакомки о целях визита снова ввел серого в ступор. Цели? Да он ведь просто живет здесь. Но тогда она спросит, что заставило его выйти из леса, а вот ответа на этот вопрос у Лукаша не было. Точнее он был, но чтобы его принять и понять нужно знать всю историю, а эта волчица… К слову сказать, она была старше серого, а значит, либо оказалась в стае не так давно, либо он просто не замечал её раньше.
Почему-то она требовала немедленного ответа. Какие, черт подери, могут быть разговоры, когда позади свора охотников? Минутная мысль гнева тут же сменилась холодностью рассудка. Спорить и причитать времени не было, да и не привело бы это ни к чему. Но все-таки почему же он разозлился сперва? Страх тут не причем, хоты мало приятного было бы повесить свою голову в трофейную дубовую рамку на стене охотничьего дома. Лукаша больше задело то, что ему предлагают вернуться в свой родной дом под конвоем патрульных, будто бы какого нарушителя границ. Серый все-таки попытался сохранить самообладание.
- Последние полгода я живу в городе, родился и вырос в стае, чьи цели сейчас продолжают добиваться Дети города. Я бы не отказался от твоего сопровождения, а свою историю лучше расскажу по дороге, если спросишь. Сейчас не то время, – спокойно и размеренно проговорил Лукаш. Он так долго молчал, что начал забывать звучание собственного голоса. Это был приятный баритон, начинавший постепенно грубеть. Ранее голос Лукаша был сравнительно высок в этом диапазоне, а вот к зрелости обещал разбавиться нотками баса.
Зверь стоял неподвижно, даже не поводя ушами и не тряся хвостом. Бежать – подвергнуться преследованию охотничье собаки и потерять всякие шансы на возможное воссоединение с семьей. Так что оставалось только стоять и ждать либо приятной развязки, либо разделывания собственной шкуры.

Вряд ли дикое существо, пусть даже в силу каких-то душевных нестабильностей и утратившее страх перед смертью, сочтет возможным просто стоять и дожидаться, когда Костлявая, вылитая из свинца или же представленная обычными мощными клыками бойцовского кобеля, сама подойдет и с нежным холодом проведет по шее. Но что самое странное: Лукаш хотел хоть раз в жизни успеть испытать это прикосновение чего-то вечного и такого величественного. Он услышал только первые слова своей знакомой, а после снова какая-то пленка перекрыла ему ушные каналы. Он слышал ровное биение своего сердца, какой-то перезвон в ушах, звук сглатывания слюны.
Она сказала, что нужно бежать. В голове по слогам отпечаталось это слово, но серый не понял его. Он замер и не шелохнулся. Секунда – и рыжая тень метнулась в бок. Почему силуэт померк и перестал быть таким ярким? Неизвестно чему повинуясь, Лукаш последовал за волчицей. Он бежал рысью, но как-то странно иногда подпрыгивал. Нельзя все же было сказать, что такой аллюр позволял ему уступать Акине в скорости. Хотя задержка перед своеобразным стартом все же давала о себе знать. И есть ещё одно обстоятельство.
Как знает смотрящий со стороны, в городе в таверне у пожилой леди жил молодой в меру привлекательный, но вызывающий отвращение своей болезнью парень. Врачей после возвращения домой мать ему не вызывала, но ведь все эти псевдознатоки, захаживающие в заведение пожилой дамы, знают куда больше, чем несчастная женщина! Все они так наивно верят в свои идеи, что невольно вызовут у вас улыбку. Кто-то говорит, будто парень страдает врожденным синдромом Дауна, но забывают несколько вещей. Им и на ум не приходит, что внешних признаков такого серьезного заболевания вообще не проявляется. У юноши ровный нос, нормального размера голова, а на руке, если уж он случайно повернет её ладонью вверх, можно увидеть далеко не одну линию. Что касаемо аутизма, то тут также есть нестыковки. Ведь это в большинстве случаев врожденное заболевание, а ведь сын старухи был абсолютно здоров до той охоты на волков. И, конечно же, никому и в голову не придет заставить женщину проверить своего сына у отца, ведь она ненормальная, как считают многие.
Зная не так уж и много о людях, Лукаш выбрал для себя второй вариант. Он редко опускает руки вдоль тела. Он даже научился искусственно сводить глаза на переносицу, но не в той степени, какая требовалась от него. Люди могли замечать, как парень, к примеру, мог цапнуть себя зубами за руку. Кстати, это избавляло его от необходимости придумывать оправдание своим процедурам мытья. Весь день он проживал каждый раз так, как это был день, два, неделю, месяц назад. Утром просыпался, завтракал, причем нередко руками или даже без них. Позже с невидящим взглядом смотрел телевизор. После пытался спускаться, но неизменно возвращался в комнату. Словом, у обычных людей вызывал лишь отвращение. Но ведь ему и не надо их любви. Достаточно того, что у него есть убежище, есть крыша над головой, есть пища и яростная защита хозяйки таверны от охотников.
Никто даже не задумывался, что делает мальчик-дебил тогда, когда его никто не видит. Наверняка опять с глупым видом машет руками или крутит в них различные посредственные предметы, что ещё от него можно ожидать? А времени зря он не терял. Едва силуэт женщины скрывался в темном коридоре, а по лестнице тихо отбивались её шаги, он опускал затекшие руки, крутил шеей, которую против воли приходилось несколько наклонять в бок – для полноты образа. С радостью моргал глазами, которые порядком устали созерцать мочку носа. Шумно выдохнув, зверь шел к технике, тумбам, кровати. Наибольший интерес у него вызывали те штуки, которые каким-либо образом могли издавать звук. К счастью, гам публичного заведения поглощал весь этот грохот сверху. Лукаш вспомнил, как однажды три часа просидел перед огромным круглым циферблатом старинных часов. Маленькая стрелка двигалась, но как-то очень медленно. Средняя изменяла свое положение через равный промежуток времени, но его отсчитать серый никак не мог. А вот самая длинная, тонкая стрелка очень быстро шла по кругу и не выходила за его пределы, сдерживаемая какой-то черной точкой в центре. Запрыгнув на комод, он носом сбил часы. Они упали на пол, стекло в дребезги разлетелось. Оказавшись на полу, Лукаш понял, что осколок застрял между подушечек лап. Ещё около часа ушло, чтобы извлечь его оттуда и не порезать язык. Но он все равно добился своего. В механизме, под этим белым циферблатом, были заключены круглые металлические штуковины с неровными краями, при этом другая их сторона образовывала ровное гладкое кольцо. Сцепляясь друг с другом, они медленно вращались, изменяя положение этих стрелок, на которые он смотрел совсем недавно. Небольшая красная стрелка, указывающая все время на цифру 12, приводилась в движение лишь через какой-то промежуток времени, а именно, когда короткая стрелка была направлена на эту цифру. Механизм красной стрелки был связан с какой-то кнопкой. Вывернув её, Лукаш услышал знакомый звук. Он приводился в действие взаимодействием шестеренок красной и черной стрелок, когда они соприкасались. И, как вы понимаете, за такое удовлетворение собственного удовольствия зверя не удостоили даже порицанием, о наказании нечего и говорить.
И вот сейчас ему снова приходилось изображать из себя дурачка, ведь не поймут люди, с чего бы это некогда нездоровый парень вдруг устремился за девушкой да ещё и без прошлых симптомов. Покачав головой и тяжело вздохнув, он снова принялся ломать старую комедию. Кто-то испуганно отшатнулся, а кто-то улыбнулся. Почему-то всех умиляла эта черта юноши. Когда он к кому-то привязывался, то стремился преследовать этого человека. На деле же им руководил лишь интерес, но никак не чувства. В последнее время Лукашу вообще казалось, что он разучился чувствовать что-либо, но это уже совсем другая история, о ней он подумает тогда, когда, черт возьми, за ним не будет гнаться двуногий с ружьем на перевес да с ручной собачкой. Но снова не страх, а какое-то детское любопытство гнало его.
Когда они выбежали за пределы города, дыхание Лукаша сильно сбилось. Он с трудом успевал хватать воздух. Как никак, а столько времени взаперти практически без движения напрочь лишили его физической формы. Он хотел ответить рыжей волчице, но не мог произнести и слова, после чего оставил эти попытки. Кстати, в это же время он перестал изображать из себя калеку. Вряд ли Акина увидела такое его поведение, ведь она бежала далеко впереди.
===> Катакомбы

Сознание медленно стало вырисовывать самые страшные сюжеты и образы, молодая голова имела безграничную фантазию, которая только усугубляла обстановку. Эми на уровне подсознания стала продумать план отступления, но он был до невозможности банален: развернуться и убежать. Однако только ее мышцы напряглись, чтобы рывком развернуть небольшое тело, как над малышкой нависла огромная и устрашающая фигура, которая что-то недобро прорычала.
Лапы стали ватными, Эми больше не могла сдвинуться с места, она просто задрала голову и смотрела в глаза своей смерти. Это был доберман, который в данный момент казался самым жутким из всех доберманов, которых Эми только доводилось видеть. Секунды стали тянуться, а сердце же наоборот еще больше ускорило свой темп. Волкособка еще толком не осознала своей печальной судьбы, потому что жуткий и сильнейший страх сковал ее мысли и тело. Она ничего не понимала, она просто боялась. Ей очень хотелось, чтобы весь этот ужас поскорей прошел, чтобы все закончилось.
Вдруг боковым зрением Эми увидела светлую фигуру, которая молнией поднеслась к ней и псу. Незнакомец сильно толкнул добермана в плече и что-то громко произнес.
Малышка не разобрала речи нового пришельца, но она поняла, что он ее спаситель, и поэтому, сорвавшись с места, она сделала несколько быстрых шагов в сторону того, кто решил ей помочь, и, остановившись у него за спиной, она, наконец, смогла начать отходить от первоначального ужаса.
Теперь, когда сознание более менее прояснилось, Эми быстро изучила взглядом своего спасителя. Это был очень крупный светло-серый волк.
В который раз лесные собратья спасали шкуру молодой волкособки. Это было удивительно, потому что в Эми от волка была только половина, но все равно хищники приходили к ней на помощь, увидев в ней волчьи черты. А вот собаки, которые вроде как были ближе малышке, наоборот часто старались впить в нее свои зубы, воспринимая ее как врага, как предателя, не думая о том, что у волкособки не было выбора, что она родилась такой, какая она есть.
Эми начало трясти, но шагу в сторону города, где было ее спасение, она не сделала. Возможно, какой-нибудь скептик скажет, что она находиться в шоке, но на самом деле где-то глубоко внутри на нее давило чувство совести и бесконечной благодарности. Да, ей хотелось убежать в город, где была стая, которая так любезно ее приютила, где было светло и уютно, где было безопасно, но разве можно уйти, не сказав «спасибо» спасителю? Эми почему-то так поступить не могла, хотя, наверное, это была ее детская наивность, быть может, будь она постарше, когда розовые очки уже разбились об первые камни, она поспешила бы покинуть это место, но кто ее знает.

Всё тело Соула была напряженно, правда, голова кудела от сильного удара в плечо, но вид не подавал о признаках боли. Пасть была обнаженна в страном оскале, которого устрашился бы любой. Мало кто видел этого самца в страшном гневе, но этот доберман, которого так страстно возненавидил светло-серый всего за несколько минут, познал гнев хищника. Волк был полностью уверен в своих силах и хотел испробовать их на собаке. Он серьёзно смотрел на будущий бой и, по виду кобеля было видно, что тот не раз был в схватке с крупными хищниками и, возможно, нередко выходил из неё победителем. Воин умел разглядеть слабые и сильные стороны противников и всегда думал головой, а уже его мозг оттдавал приказы лапам и челюстям. Лохматый хвост хвост хищника митался из стороны в сторону, мышцы во всём теле были напряженны. Весь вид воителя говорил о том, что он готов к любой атаке. Хотя он сомневался, что доберман бойдёт в лобовую атаку - как никак, этот приём для очень крупных созданий. Он ожидал какого-то рывка со стороны самца, думал, что он сейчас же провернёт какой-нибудь трюк и нападёт со спины - обычно так поступали собаки. Хотя и к любым другим действиям он был готов и с лёгкостью бы отразил любую атаку. Сакура научила его многому, и сейчас он вновь хотел продемонстрировать свои способности и доказать любимой, что он крепкий орешек. Он знал, что она наблюдает за ним где-то с того мира умерших и, возможно, гордится им. И он сейчас вновь хотел почувствовать её гордость и любовь учителя к ученку. Но и маленькую волчицу он хотел защитить: он представил, что эта малышка относится к стае первого ветра и впился презрительным взглядом в псину ещё сильнее. Маленькая волчонка не заслужила этого и она не виновата не в чём. Все волчата в детстве глупы и наивны, их переполняет любопытсво к окружающему миру и все они лезут куда попало. Лишь единицы осознают то, чего нельзя делать в детсве, и Соул как раз был таким. Он никогда не был проблемным волчонком и не доставлял никаких проблем родителям. Однако мать не ценила своих детей и не желала с ними общаться.
- Как ты смеешь, игрушка людей, угражать мне? Мне, свободному, подобно ветру, хищнику, не зависящему не от кого? Проваливай к своим хозяевам, глупая тварь, или я покажу, что значит связаться с волком! - его слова отдались громким эхом по тихому и, казалось, одинокому парку, а карие глаза горели онём от ненависти и презрения не только к этому доберману, но  и ко всему, что его связывает с этим городом.
Он кожей почуствовал страх волчонка. Она спряталась за него и полностью доверилась ему. Она не сомневалась в том, что Соул сумеет спасти её. И он почувствовал прилив сил - как будто это малышка внушила в него уверенность. Предупреждающий рык разадлся над парком и волк ещё сильнее напряг своё тело.