Циннамон считала эти территории своими. Волки юлили, валькирии пытались у нее что-то требовать, но тигрица была не в том настроении, чтобы играть по любым правилам. Мрачно она бродила по землям, отвергая любые попытки заговорить с ней; особо настойчивые удостоены её клыков и когтей. Славно поживилась однажды воронья стая, а отсутствие каких-либо претензий с волчьей стороны еще более раздразнили тигрицу. Они пытались господствовать на этом клочке суши посреди океана, надоедая всем и каждому; они гордостью своей и нахальством становились причинами катаклизмов. А эти игры с мерзкой магией? Циннамон скалилась каждый раз, когда встречала на своем пути волка с самой завалящей безделушкой. Ей не давал покоя, обжигал тот факт, что на её свободу посмела покуситься мелкая псина, что они называли себя этими громкими именами, присущими людям - лейтенанты, фюреры, рыцари, господа и рабы, слуги и хозяева; не было более отвратительного создания, чем волк, на этих землях.
В её полосатом разуме давно росла идея отмщения. Произрастая из эгоизма, обиды и мстительности, она была пропитана жаждой справедливости, как её видела Циннамон; до каких пор своры серых будут изгонять из своих земель другие семейства, до какого времени волчьи стаи будут навязывать своё видение мира остальным? Цинна не желала признавать их избранности; словно чума, они изводили жизнь на острове, досаждая даже людям. Недостойные правления, они тем не менее ставили свои метки на каждый куст, грызлись из-за каждого клочка земли и считали, что какие-то высшие силы дадут их врагам волшебный пинок под зад. Несомненно, магией остров был пропитан не только волчьей; даже воронья подруга тигрицы порой приносила что-то полезное. Несмотря на свое отвращение, тигрица не гнушалась никаких методов, однако позиция её была прямой и четкой. Здесь, в лощине, обитал единственный известный ей собрат, обладающий знаниями. Воронье часто судачило о его необыкновенности, но раньше Циннамон лишь задирала нос и обходила лесок стороной, однако, как прищемили ей хвост, так начала она искать любые пути. Тигрица готова была вырвать нужную информацию силой или лестью, и этот неудержимый полосатый комок переубедить не представлялось возможным. Она не стеснялась ветра и не скрывала своего присутствия; поэтому для её брата встреча была менее неожиданной, чем для самой Циннамон. Тигрица сощурила глаза и медленно осела на задние лапы, заинтересованно подергивая кончиком хвоста. Сколько она его помнила, Тетис всегда оставался полезным инструментом и довольно удобным объектом манипуляций; маловероятно, что он смог измениться, даже если дать ему сотню-другую лет.
- Не обманывают ли меня глаза, братишка? - проурчала кошка с немалым удовольствием. Это был истинный подарок судьбы - в нужном месте в нужное время.

Отредактировано Циннамон (2017-08-30 10:54:23)

Она наслаждалась этим чувством снова и снова, размеренно вдыхая прохладный воздух, отдающий торопливой весной и гниющими листьями. Их шаги приминали умирающий снег, смешивая его с грязью; за Циннамон оставалась четкая цепочка наливающихся угольным цветом глубоких следов. Тигрица не торопилась, растягивая и смакуя минуты; её вновь обретенная кровиночка была все в том же состоянии, в каком она привыкла видеть его. Цинна отдавала братику должное: как и вся их семья, он был одним из них, непохожим, но таким же до мозга костей. Правда, если сёстры откровенно кидали миру вызов, то беломордого сначала нужно было привести в необходимое состояние. Ей были неизвестны похождения Тетиса, и, в сущности, неинтересны. В самом деле, что было важного в его жизни до того мига, как их пути вновь пересеклись? Циннамон не любила долгих историй, однако вынуждена была в одну из них вляпаться.
- Тетис, - вместо приветствия позвала тигрица, то ли с вопросительной, то ли с хитренькой интонацией. Она прошлась вокруг, оценивающе окидывая взглядом родственника. Как заведено у кошек, первым делом в беседе - выявить главного. Тигры не устраивают стаи, не лижут друг другу хвосты. Один всегда нападает, а другой - обороняется. И сегодня расклад карт на этом талом снегу был однозначен. Червовая королева сияла на запятнанном белом бархате, вступая в игру с той же грацией, с какой ломала позвонки оленю.
- Я ищу спасения, - Циннамон плавно возвела взгляд к кронам деревьев, бесцельно скользя по силуэтам вороньей стаи. Птицы почтительно молчали, исполняя роль декораций. - Не только для себя, но и для многих.
Её лукавый глаз на мгновение обратился к брату, после чего полосатая кошка протяжно вздохнула. Она не торопилась раскрывать подробности своих проблем и уж тем более - просить помощи. Достаточно было позволить брату заглотнуть наживку так глубоко, чтобы крючок достиг его беспокойного блудного сердца. А все беды - бреши в доспехах, которые показывать Циннамон никогда не станет. Если есть громкая цель, как же неприметно можно спрятать неприятный повод за вескими причинами.

Отредактировано Циннамон (2017-09-04 21:33:22)

Нет, она не верила своим глазам и ушам. Он смел ей отказать? Онемевшая и ослепленная неудачей, тигрица прытко скакнула вперед, издав тихий свист-шипение. Её полосатый хвост вовсю избивал рыжие бока. Трус, ничтожество, слизняк! Цинна взревела брату вслед, но не стала преследовать Тетиса - слишком много чести. Отфыркиваясь, раздраженная королева топталась по поляне, пока белый не скрылся из виду. Надо же, этот гад одним своим появлением умудрился испортить настроение! Нервничая, Тирца хлопотала вокруг своей повелительницы, не издавая лишних звуков. Её черные крылья мелькали вокруг, пока кошка резким взмахом не уложила ворону на талый снег. Тирца замерла под бешеным взглядом Циннамон; казалось, та готова порвать пернатую за неимением иной игрушки. Но вскоре когти неохотно разжались, и ворона выскользнула под защиту тонких ветвей кустарника, охорашивая перышки.
- Пусть катится к своим сучкам, - зло промолвила кошка, поджимая уши. Волки, эти мерзкие создания, превратили её брата в еще большую тряпку! Несомненно, виноваты были они. Цинна вновь рыкнула, не скрывая своего присутствия; она не стеснялась самой себя, своих помыслов и убеждений, и горе тому, кто встанет у неё на пути.
Пружинистым шагом она шествовала по лощине, гордо подняв горбатый нос и воинственно топорща усы.
- Покажись, старик! - тигрица взывала к одному из собратьев, не отступаясь от первоначальной задумки. Не так много было у неё знакомых, кто смог бы говорить с ней, принося пользу.

От неожиданности полосатая вздрогнула. Тирца, уютно примостившись пониже лопаток тигрицы, захлопала крыльями в поисках равновесия и глухо каркнула. Циннамон эмоциональным, но непонятным взглядом уставилась на шамана. Воздух едва ли не потрескивал от напряжения вокруг неё. Продлилось это недолго; Цинна сощурилась, разворачиваясь к старому тигру, и встопорщила усы.
В его облике сквозила леность и терпение, не присущие здоровой и мощной королеве; словно взаимодополняющие части, они смотрелись довольно гармонично несмотря на поздний час. Самое время для сговоров, не так ли?
Тирца вновь каркнула, словно в подтверждение мыслей мастерицы.
- У тебя хороший слух, - внешне покладисто согласилась Циннамон, вальяжно присев непривычно близко. - И многое ли ты слышал? - понизив голос, осведомилась кошка. Её глаза слабо поблескивали в темноте; расширенные до предела зрачки спокойно осматривали собеседника. Она уже и думать забыла о брате-предателе, полностью вернув самообладание и прокручивая в голове свои планы. Однако если бы любой другой на её месте ринулся с места в карьер, то Циннамон предпочитала начинать издалека. Что она вам, волчара позорная, разговор начинать с самого потаенного?

Слава, слухи... Циннамон не любила, когда о ней говорят не в её присутствии, но что поделать! Чем крупнее камень, тем дальше расходятся от него круги по воде. Польщенная кошка смежила веки, облизнув края губ.
- Известность - что топкое болото, - изрекла тигрица, подняв взгляд к кронам деревьев далеко над головами собеседников, будто там сидела какая-то публика. - Меня не привлекает слава, - призналась она и добавила, чуть помедлив. - В широких кругах.
Тирца закатила глаза. Тирца нахохлилась. "Ну, началось..." Этот тигр умел слушать, а её хозяйка умела говорить. Значит, думалось вороне, застряли они тут надооолго. Птица неспешно чистила клюв о перья, вспоминая все те случаи, когда Циннамон, отловив какого-нибудь несъедобного бедолагу, битый час знакомилась с ним, а после лила в уши несчастного свои царственные речи. Вздрогнула. В последнее время роль этого бедолаги играла она сама, ведь великолепная была в дурном настроении и не желала видеть чужих. Помнится, случилось это аккурат после того дня, когда прижатый кошкой волк-одиночка грубо перебил тигрицу. "Ну, а мгновением спустя перебитым оказался его позвоночник." Ворона противно захихикала, издавая странное бульканье, будто овсянка выкипала из кастрюльки; Циннамон, занятая беседой, недовольно обратила на неё взгляд. Ворона заткнулась, смущенно опустив клюв.
- Так вот, - непринужденно продолжила Циннамон. - Масштабные желания приходят в голову юнцам, но они не способны воплотить их в реальность. Ограничиваются мелочным устранением личных проблем, тешатся иллюзиями, справляют телесные нужды... Некоторые так и не взрослеют, а после, повзрослев и набравшись опыта - отказываются от идей, что пришли к ним в молодости. И до старческого возраста - не в обиду вам! - жрут, бегают по земле и совокупляются, порождая все таких же бессмысленных юнцов.
Тигрица патетично вздохнула, покачав головой с явным неодобрением.
- Мало кто способен созреть до осознанного решения в нужное время своей жизни, - промолвила Циннамон.
"Сам себя не похвалишь - никто не похвалит," - подумала Тирца.
- Несомненно, мое желание истекает, первоочередно, из личной выгоды. Я не стану открещиваться от собственных нужд, изображая героиню всего Острова; мне нужен результат, в первую очередь касающийся меня, - понизив голос, промурлыкала Ци. Сейчас её слов не разобрал бы ни один, кто не относился бы к кошачьему племени. - Но всем живущим на острове, включая несуразное человечье стадо, будет спокойнее дышать, если кто-нибудь прищемит хвост волкам с их неустанной жаждой, извиняюсь, поссать под каждый куст и швырнуть икону своего бога на каждую гору.
Она все ходила вокруг да около, не изменяя своей привычке даже в такой несвойственный для неё день. Циннамон наслаждалась происходящим; а зачем иначе жить?

Тигрица неспешно двигалась в потоке, который увлекал их за собой. Её редко когда удавалось отыскать благодарного собеседника, однако она и не помышляла о том, что следует почаще выходить с кем-то на контакт. Приятность таких моментов состоит на большую долю из их редкости. Циннамон сощурила глаза, чуть наморщив нос. Постепенно беседа склонялась к делу.
"Ну надо же, солнце взойти не успело," - иронично подумала ворона, подобравшись и прислушавшись уже всерьез. И с каждым словом шамана Тирца все яростнее топорщилась и подпрыгивала где-то высоко на голых ветках, куда упорхнула, чтобы и не сдерживать себя, и не надоедать высшим созданиям. "Она не одна!" - гордо пищала ворона про себя. - "Революция, карр!"
- Мне не нужна армия, - деликатно, но все же пророкотала Циннамон. - У меня есть я.
На полминуты кошка действительно поискала в словах собеседника особый для себя смысл, но отбросила эти идеи.
- К чему толпа, если хочу ступать тихо? - философски отметила она. - Если даже собрать сторонников, всегда найдется тот, кто ничего не сделает, тот, кто предаст и тот, кто струсит, - на последней ноте глаза кошки неприятно сверкнули, а хвост сжался кольцом вокруг лап. Как бы она ни отказывалась от Тетиса, его бегство сильно уязвило королеву.
- Ты верно заметил, - продолжила она спокойно через долгую минуту. - Их очень много, слишком много. Их уши, лапы и хвосты повсюду, - голос тигрицы вновь скатился в причудливый кошачий диалект. - И не будет ли им подозрительно, что мне вздумалось изменить своим привычкам?
Цинна наклонилась чуть вперед, пронзая дрожащим от жажды действий взглядом шамана.
"Паранойя," - констатировала Тирца. Вновь молча.

Отредактировано Циннамон (2017-10-21 08:09:49)

Взгляд тигрицы наливался торжествующим блеском с каждой минутой все больше. Паровоз судьбы под названием "Циннамон" набирал ход, и горе тому, кто встанет на его пути! Сметет, раздавит и не поморщится. Полосатая королева растопырила усы, буквально ощупывая окружающий мир, которому суждено было прогнуться перед её намерениями. Прогнуться, поддаться и измениться.
"А у старика-то яйца потверже будут, чем у того недоноска," - отметила про себя ворона, похлопывая крыльями по бокам. Она зорко следила за округой, не намереваясь подпускать близко любое существо крупнее таракана. Если её госпожа желала поговорить наедине, она будет говорить в безопасности, Тирца похлопочет.
Циннамон выдержала истинно драматичную паузу, после чего изрекла одну короткую фразу:
- Ядовитому змию достаточно вырвать клыки, и станет он бесполезен и безопасен.
Полосатая морда опасно дрогнула, как всякий раз, когда доводилось ей вспомнить про её собственный крах и яд, текущий вокруг неё самой. Проклятая волчица осмелилась накинуть на неё удавку! Так поплатится же за это весь род!
Меньшей цены Цинна и не думала требовать.
- Даже человек не способен на те подлости, которые носят с собой волчьи хвосты, - с явной неприязнью промолвила кошка после. - И даже тигриный род прислуживает этим паразитам, ха! - Циннамон возмущенно рыкнула, прижав уши. - Мы не рабы и не слуги; а что делать с тем бахвальством, что волки разносят вокруг? О-о-о, наши могучие боги. О-о-о, наши восхитительные артефакты. Торгуя душами собратьев, они искажают естественный ход событий и карабкаются вверх по обломкам здравого смысла! Если умыть земли Острова от неблагонравной магии, то он способен воистину расцвести.
Тирца защелкала клювом сверху, негодуя вместе с хозяйкой. Птица не имела личных счётов с волчьим племенем, но речи тигрицы уже давно изменили её отношение к ним. Ворона легко приняла чужую ненависть, уже не догадываясь, что она является навязанной.

Отредактировано Циннамон (2017-10-31 17:57:56)

Крючок намерений и возможностей впивался всё глубже в душу шамана, что читалось по его реакции. Циннамон удовлетворенно улыбалась, довольная произведенным впечатлением. Первые шаги к намеченному были сделаны.
Раздался искренний смех, и на мгновение Цинна опешила. Вскоре собеседник разразился объяснениями, и отражение его веселья появилось и на мордахе тигрицы. Она самодовольно хмыкнула, расправив плечи; сама того не зная, она умудрилась заявиться в центр обожаемых волками земель? Отлично, сама судьба ей благоволит. Циннамон внимательно выслушивала старого шамана вместе с примостившейся на её спине вороной; птица нервно слетела вниз, когда внизу началось движение.
Наконец поступило первое оформленное предложение. Намёк, лишь шанс, не обещание - но королева уже ретиво просчитывала варианты, раздумывала над будущими последствиями и упивалась произнесенными словами. Более древняя? Более могущественная? Ха, оно нам только и нужно!
- Надо мной нет небесных господ, указывающих, что на пути моем будет грехом, - промурлыкала Циннамон. Воистину, эта кошка отличалась редкой жестокостью и беспринципностью. Тирца поёжилась, будто от холодного сквозняка. - Иногда горный обвал можно вызвать, колыхнув лишь один камень, - добавила тигрица. - Не одни лишь грубые методы могут стать решением.

Вводная часть завершилась; Циннамон с готовностью поднялась вслед за шаманом. Старый тигр взял на себя роль проводника, неспешным шагом устремляясь по лощине. Темные ночные тени скрадывали их силуэты; у двух зверей виднелись лишь светлые подпалины да не укрытая полосками шкура. Невидимые в этом сумраке, они растворились до того, как кто-либо мог их увидеть.
Тирца разрывалась от счастья. Она по обыкновению своему копировала и многократно усиливала эмоции своей госпожи. Сейчас Циннамон была довольна; ворона же блаженно приоткрывала клюв, не в силах летать из-за сковавшего крылышки чувства полной победы. Она перебралась на холку тигрицы, которая от движения покачивалась то вверх, то вниз; словно на гигантском волосатом и полосатом коне с когтями, Тирца путешествовала туда, куда не смогла бы добраться без своей покровительницы.
Старик произнес несколько слов; Тирца распахнула один глаз, почувствовав напряжение мышцы под собой. Цинна не любила говорить о случившемся некоторое время назад, и птица захлопотала, встопорщив перья.
- Хочешь посмотреть на размер моих яиц и попросить прощения у того, кто опытней? - внезапно выдала пернатая, замерев на месте. Громко раздался голос волка, чьё имя Цинна не запоминала; однако этого хватило, чтобы вывести кошку из задумчивости. Стряхнув с себя спутницу, она тихо и угрожающе рыкнула прямо в дырявый клюв.
Прошло еще несколько минут, прежде чем Циннамон ответила шаману.
- Причины мои ты знаешь, - с трудом скрывая раздражение, произнесла полосатая. - Но повод у меня более личный, - Циннамон сглотнула, прижав уши в слепой ярости. - В первую очередь меня интересует то, что порвет незримый повод грязной суки, а уже после - судьбы вселенных.