Ждать всегда противно, правда? Нет, я не говорю о том, что не существует ожидания приятного, ласки, тепла в зимнюю ночь, возвращения друга после долгой отлучки. Но ждать противно, и лично тебе, так ведь, мой воробей? Ждать вынуждают. Ждешь всегда не по собственной воле, ждешь терпеливо, и даже когда терпение наконец лопается, как воздушный шарик, со звонким хлопком, ты все равно не сможешь это ожидание как-то скоротать. Это не в твоих силах. Это не способно ускориться. Это не в твоей власти. Что уже слегка подбешивает, согласись. Суть ожидания зачастую уподабливается клиническому бессилию, а это еще более противно. Ненависть к бессилию, страх бессилия, бешенство по отношению к нему – все это естественно. Не опускай красивую морду, не жмурься, не сжимай оскаленные зубы. Смешок здравого смысла успокаивающе звенит в голове. Все в порядке. Никто же не говорит об отсутствии потенции. Надо просто уметь пользоваться своей разумностью. Или хотя бы учиться.
Голос змеи выводит из оцепенения, и прежде сонно прищуренные карие очи устремляются на бурого альфу. Да, верно. Мне так всегда говорил отец, когда вопросов моих было слишком много – а это было всегда и всегда будет. Когда отца не стало, этому пришлось учиться. Правда, рядом всегда была Сильва. Но и она говорила тоже самое. Сейчас вопросов много. Но отвечать на них ты, Хор, предпочитаешь сам. Сколько еще осталось союзу одиночек. Мало. Безбожно мало. Снова понимающая усмешка, и наглый карий взгляд с треугольной головы змеи перестраивается на Эмета. Давай, спрашивай. Спрашивай, недоделанный командир, или десятимесячному щенку придется сделать это за тебя.
Эмет вопросов решил не задавать. Эмет решил, судя по всему, поиграть в самоубийцу. Устраивая перед змейкой, в несколько с хвостиком раз превосходящей его по весу, параметрам, и, что уж там, по интеллекту, потрясающую сценку "я самый храбрый, самый сильный и самый дерзкий". Да ты даже пикнуть не успеешь, хмыкает логика, чертов идиот, как она тебя сожрет, переварит и выплюнет. Хоть одна извилина есть в твоем мозгу или… Не буду излагать вслух, выдает в голове здравый смысл, свои комментарии. Там сплошь и рядом нецензурщина. А ее в последнее время и так слишком много. Волк отходит от опасного – а сейчас, мать твою, вдвойне опасного пресмыкающегося – в мою сторону. Из горла вырывается спонтанный резкий рык, и шерсть на холке снова встает дыбом. Поза моя представляет из себя примерно следующее: стойку нападающего. Широко расставленные передние лапы, оскал белых зубов, прижатые уши. Зеленоглазый говорит мне что-то, и под конец фразы меня чуть ли не выворачивает от бешенства и идиотизма фразы:
— Иди приказывай своему южному отребью, а с собой я разберусь как-нибудь!
В голосе угроза и презрение. В голосе бешенство и бессилие. В голосе слышится точная инструкция, как дойти отсюда в места не столь отдаленные. Гребаный идиот, да хотя бы свали отсюда побыстрее и не беси умных существ – ну, фыркает неожиданно весело здравый смысл, насчет тебя я не уверен, но змейка точно. Змейка. Все-таки вопрос любопытный, и его даже стоит задать. Принцип работы. Чтобы работал. Снова успокаивающая усмешка здравого смысла. А точнее, чтобы не рванул.
Сильный корпус принимает свое нормальное стоячее положение. Взгляд снова перекочевывает на черные змеиные, но резкое дергание левого уха показывает, что бурый кретин все никак не свалит. Теперь их величество король дураков – замечательный и все отражающий, кстати, титул – изволил сообщить о своих поистине интересных путешествиях. Ни капли здравого смысла, фыркает вышеупомянутый. Говорить тому, кто может убить тебя в любую секунду, оскорбления. В любой, мать твою, форме. Идиот. Просто идиот.
Последний мой оскал на шуршание кустов, и резкий поворот на змею. Не то, чтобы речь моя продумана, но времени нет и обстоятельства вынуждают:
— Южному Кресту осталось мало. Зачем задавать вопрос тому, кто знает ответ? — жду, пока змея повернется ко мне и говорю спокойно и мирно. — Я прошу тебя не трогать волков этих территорий. Если ты голодна – мы договоримся лучше.
Но мой ответ на вопрос не точен. Не знаю, почему её мнение авторитетнее моего. Наверное, снова просто чертово любопытство. И вопрос задать стоит.
— Так сколько?

В груди до сих пор искрит бешенством, в подсознании клубится страшным голубоватым туманом страх, а сердце от количества адреналина колотится не часто, но звучно, а здравый смысл с ледяным спокойствием топит все это в спокойствии и крови. Вдох. Спокойнее. Еще спокойнее.
Резко вздрагиваю от хлопка. Реакция змеи совершенно предсказуема – как и реакция любого другого в данной ситуации. Взгляд ненадолго мечется за змею, в воду, на свою недавнюю собеседницу, и мозг на доли секунды затормаживает все процессы в организме, включая мыслительный. Завораживают розовые круги, расходящиеся от лежащего где-то на дне трупа. И в голове через эту долю секунды мелькает странная ненормальная совершенно нелогичная и в тему мысль. Надо потом её похоронить. Почему так подумалось, логика вдумчиво сворачивается клубком и начинает пульсировать, анализируя ситуацию. Нравственность взыграла? Или поигрывает исключительно педантичная брезгливость? Да нет, насмешливо улыбается здравый смысл, и снова дергаю ухом, на секунду закрывая глаза. Просто совесть.
Змея бросается вперед, за волком, шаг назад, дабы случайно не попасть под раздачу. И не то, чтобы логика забрасывает мозг приказывает уходить – но такая гипотеза периодически в голове всплывает. Есть же время и возможность уйти. Но есть время и возможность остаться. Есть время и возможность поговорить с вполне себе разумной змейкой. Она ведь может напасть на кого угодно – волчат, стариков, волчиц. А так с ней можно договориться. Ну да, конечно. Альфы поджали хвосты и сбежали ко всем чертям, а отдуваться за все кому? Правильно, мне. Сваливают все переговоры на переярка. Хотя, собственно, ничего нового.
Змейка тем временем, сообщает мозг, бурого волка догонять не сочла нужным – и правильно, а то заразится этим потрясающим по концентрации идиотизмом – и, выдав угрожающую фразу вслед улепетывающему альфе, разворачивается и двигается в моем направлении. Успокаиваемся, приказывает здравый смысл, и быстро. Подыхать – так без дерганий. Доведет тебя твое любопытство, не упускает возможность вставить шпильку логика, хотя и в данной ситуации мы поступаем в известной степени логично. Теперь главное, чтобы логика – и неплохо бы, если причинно следственная – действовала и на загадочную пресмыкающуюся.
Змейка подползает. Обвивается вокруг. Осторожно переступаю с лапы на лапу, ибо моментально возникает ощущение, что они затекли. Усмешка, слабенькая, но усмешка. Нервы. Спокойнее. Все в порядке, все нормально, пока никто тебя жрать не собирается. Ты боишься неизвестности? Боишься? А ну по затыкались все, рявкает здравый смысл. Никто никого не боится, поговорим и разойдемся, как приличные люди. Хотела бы сожрать – давно сожрала бы, правильно?
Фраза змеи встряхивает мозг, и карие глаза сразу начинают искать черные глаза змеи. Увидишь пустоту – станет легче, насмешливо, но неожиданно серьезно проговаривает разум. Да, так. Ты болен, воробей. Ты ей просто болен, а черные бездонные змеиные зрачки так на неё похожи. Это похвала? Нет, бестолочь, это констатация факта, усмехается логика. Ибо первая твоя фраза на высокий интеллект ну совсем никак не намекала. Ну прямо совсем никак.
Странно, но мое предложение змея пропустила мимо ушей – буде таковые найдутся, любопытный взгляд карих глаз быстро шарят по бокам треугольной змеиной головы. Предложение выгодное и разумное – уже одно обещание его чего стоит. Как можно поступить – от змейки защита, от нас территории. Иначе её в любом случае завалит войско – числом, усмехается здравомыслие, а не искусством. А так добыча, покой, мир, дружба, фестиваль. Короче, хмыкает логика – если змея не желает этим предложением воспользоваться, то пришла она сюда с совершенно иными целями. Ага, фыркает мозг. Например, тебя сожрать. Да далось тебе это "сожрать". Просто успокойся. И просто нормально ответь, хорошо?
— Южный Крест – союз одиночек. Он по определению не может быть долгим, — спокойная улыбка, не отрываюсь от темных бездонных глаз. А в груди все снова медленно, но верно возгорается бешенством. — Иногда чтобы сломать систему, мало одного только кончившегося терпения.
В убийственно спокойном голосе звенит горечь и нарастающая ярость. На свой чертов возраст, на апатичных союзников, на одиночество свое и на себя. На то, что ничего не могу поделать со стаей, потому что за мной никто не пойдет. За щенками вообще никогда и никто особо не шел. Авторитет, сила, ранг. Ничего. Щенок без роду и племени, у которого есть глупая здравая справедливая мечта.
Пустота, почему все обязательно так глупо?

Бредберри — Девушка в сундуке

А самое забавное в том, что ты любишь спорить. Так ведь? В споре рождается истина, спор – логика, анализ и аргументация напополам с эмоции. Одна из самых замечательных субстанций великой Пустоты. Которую ты до конца и без остатка понимаешь. А давай поспорим, что у тебя есть страхи?
Отсутствующая усмешка уголками губ, глядя прямо в черные бездонные глаза чешуйчатой собеседницы. Давай. Давай по вспоминаем перед смертью. Святые Советы, воробей, иногда ты даже для меня слишком оптимистичен.
Ты боишься боли? Нет, усмешка расползается чуть шире. Когда её слишком много – к ней приходится привыкать. Кожа под черной короткой шерстью исписана уже белыми рунами старых расползшихся по телу змеями шрамов. Безумно древними. Еще с времен Темной Луны, с Торквата, с той жестокости, с которой писалась моя история с арийской кровавой историей Лиги вперемешку молочными клыками чистокровных щенков. Мизерная сила против еще более мизерной, какой идиотизм. А когда боль мешается со справедливостью, начинаешь даже получать от нее удовольствие. Страдать за правое дело – какой интеллигентный честолюбивый мазохизм, смысл которого, впрочем, не меняется. Я не боюсь боли. Мне она даже нравится.
Смерть? Слышу, как в голове дико смеется логика, и спокойно улыбается здравый смысл. Опыт, дорогуша. У меня в жизни было слишком много смертей, чтобы она не превратилась в привычку. А приравняй смерть к потере – ничего не изменилось бы. Родители, о которых я ничего толком не знаю и которых почти, погибли, братья пропали… Как мне надоело перечислять этот бесконечный список, которы приходится помнить. Прошлое надо помнить. Потому, что без него ты не стал бы таким как есть. Нет. Я не боюсь смерти. Моя обязанность её помнить.
Про одиночество я, пожалуй, промолчу. Одиночество, как ни крути, это дар, которым надо просто научиться пользоваться. А тьма… Тьма пришла издалека, еще из лигийского логова, огромная, ватная, наглая тьма, украдшая твои мысли, твой разум и навсегда забравшая твою душу и сердце, далеко-далеко. В бесконечность. За ней даже бессмысленно бежать. Ты любишь тьму. Никак не боишься.
Как-то даже начинаешь забывать про адскую жару и змеиные глаза напротив. Но  погружаться в мысли – это мягко говоря не вариант. Надо ждать ответа на свои ответы, ждать упорно и спокойно. У меня судорожно подрагивает, но это по инерции. Чувствую, мне уже и на это плевать. Разучился бояться, Эрик, усмехается мозг. Еще посмотрим.
Кольца тяжелого чешуйчатого тела сжимаются сильнее, теплая змеиная шкура касается лап. Выдох. Не двигайся и слушай. Вряд ли ты уже что-то можешь и вряд ли ты что-то успеешь. Тебе остается только успокоиться, неужели это так сложно? Это твои решения, воробей, твои и только твои. И о них уже просто бессмысленно жалеть.
Змея шипит и слушаю, внимательно, чуть опустив лобастую голову. И мне много чего хочется сказать. А… Какая, в сущности, разница?
— Крест в общем смысле никогда не был союзом. Пацифисты и восходящие, – улыбка, глядя в змеиные глаза. Не лучшая пара, по правде говоря. Бестолковый союз. — Тогда нет смысла сохранять в стае пацифизм. Стае пора становится под военными знамена, чтобы дать достойный отпор?
Не знаю, с какой интонацией произнесена последняя фраза – с вопросительной или утвердительной. Это просто уточнения.
Все-таки проблемы понимания – самые интересные вопросы в мире.

Это идиотское чувство. Нет, чувства сами по себе идиотизм, не спорю, но вот это сочетание, гадостное неописуемо и нелогичное – идиотизм воистину. Спокойствие и боязнь. Тревога, стадом сороконожек расползшаяся по широкой груди и здравомыслие, рычащее от бешеных ритмов стучащего об ребра сердца. Инстинкты, которые, как говорилось когда-то давно, в прошлой жизни, матерью-природой выдуманы потому, что ей так проще. Реакция – раздражение, которым даже посредством головы и простейшей причинно следственной логики невероятно трудно управлять. Кстати, из неспособностью управлять причиной не всегда следует неспособность управлять следствием, а может, мы прекратим философию, для которой сейчас, мягко говоря, не время, рявкает здравый смысл? Ладно, давай. Давай мы попробуем, твою мать, просто успокоиться. А с другой стороны – на кой черт? Не думаю, что осознанно, судя по всему, говорящая, разумная соответственно змея руководствуется тупыми инстинктами – ну, у нее-то есть возможность ими вообще не пользоваться, с такими-то габаритами, и реагирует спонтанно – ну, что-то типа дернешься – автоматически удушит. Ну, логично, более менее спокойно выдыхает разум, будем на это надеяться. И да, слишком много "ну" в последних мыслях, усмешка, взгляд в темные ничего не выражающие глаза. Чертовы нервы.
Лапа, задняя, левая, импульс в мозг, резкий глубокий вдох, на несколько секунд закрыв карие глаза. Выдох, спокойно. Змея, конечно, откровенно издевается, как-то сердито и обиженно выдает мозг – хочешь сожрать, ну сожри. Хвост сжимается на лапе, с огромной ощущаемой силой, боли пока нет, но хрен ты теперь уберешь из организма противную мелкую дрожь в грудной клетке, сведенные судорогой челюсти и путаницу мыслей в лобастой голове. Мышцы сводит. Что за мать твою. Пойми себя, пойми себя… Легче сказать, чем сделать. Меня начинает тихонько потряхивать от возникших на горизонте перспектив, но в голове по прежнему спокойно, холодно.
Похвала вперемежку с шипением. Упоминание имени. Как, моментально вскидывается разум, что за херня. Память? Память послушно копается в себе, и по счастью вспоминает, что Холли имя мое произнесла один раз, когда была здесь. Вот это память, восхищается разум, для такого пресмыкающегося. Слушай, а ведь змейка эта весьма любопытный объект. В том числе для наблюдений. А ей подобные существуют? И много ли их на этом острове? Что ж у нас все подряд говорящие, взрывается наконец мозг, и слабо улыбаюсь на его возгласы. Змеи говорящие, мыши говорящие, воробьи говорящие, грифы говорящие – или кто там это был, орлы?
Наконец привыкнув к данному мне случаем положением вещей, слегка расслабляюсь, снова осторожно переводя взгляд на черные глаза чешуйчатой. Интересно, получится ли с ней договориться насчет сотрудничества со стаей? Разум странным образом перекидывается на сей вопрос, снова задаваясь им. Правильно. Очень логично – меня сейчас сожрут, а мы задумываемся о политике – из чистого любопытства. Я тебя убью когда-нибудь, воробей, с многообещающей ласковостью улыбается здравый смысл. Если, конечно, наша чешуйчатая знакомая не сделает это раньше.
Следующая фраза. Север, север. Некогда. Черт побери. Кто это может быть? Вариантов, по счастью, немного. Ну, давай подумаем – анализ, от радости даже переставший трястись, как старый холодильник, умчался в глубины мозга – анализировать. Север. Исконно там обитал Первый Ветер, затем по большей части переметнувшийся в Орден. Потом Заблудшие. И все, список в общем окончен. И кто имеется в виду. Самое забавное, что скорее всего Заблудших – ибо лозунг "не бывает бывших первородных" ярко показывает, что север мил им и сейчас, а не только некогда. Что же она имеет в виду? По логике заблудших, но проверить не помешает.
— Заблудшим или… — небольшая пауза. Спокойно, не дергаясь. — Просто ветреные всегда лелеяли надежду вернуться в северные земли. Но я склоняюсь все-таки к ним.
Будем надеяться, что к словам я не просто так цепляюсь.

В голове свиваются в клубок и разбегаются по краям черепа разномастные хвостатые мысли. Жара, да еще и тепло, исходящее от змеиного тела путает ощущения в широкой грудной клетке. Ты успокоишься уже или нет, мать твою? А смысл, спокойно усмехается логика, и здравый смысл плавает по мозгу с беззвучной насмешкой над моей маленькой слабостью – сожрут так сожрут, и какая разница в каких эмоциях? Да что ты заладил, воробей, вдруг рявкает анализ, почему она должна тебя жрать? Ну включи мозг, ухмыляется здравомыслие, если змейка разумная, говорящая, и помимо всего прочего говорящая осознанно – то на кой черт ей вести с тобой столь продолжительную беседу, если в этом нет ни малейшего практического и даже теоретического смысла? Хочется – чистейшей воды бред, садистские замашки могучего хищника – уже более вероятно, но все же не то. Тем более, первопричина, тыкает логика пальцем, и взгляд на мгновение мечется за голову змеи на розоватую еще воду реки. Она не голодна. Если бы ей хотелось есть – трупа неизвестной волчицы здесь давно уже не было бы. Или мясца посвежее захотелось, саркастично усмехается мозг, нервно подергиваясь. Говорящие змеи – это еще куда ни шло. Но вот змея-гурманка. Перебарщиваешь.
Вдруг змеиное тело чуть раздается в стороны, освобождая пространство, что дает повод для тихого, незаметного выдоха облегчения. Фраза. Чуть склоняю голову на левый бок, задумчиво дергая соответствующим ухом. Откуда такая закономерность? Может, это вопросы подсознания? Кстати, а почему нет – первая пришедшая на ум мысль относительно какого-либо мало-мальски знакомого предмета это сочетание работы автоматики мозга, а этот механизм безбожно редко ошибается. Что же, пусть правда. Здесь главное понять, какая мысль первая. В данном случае – это бесспорно заблудшие, и не только потому, что это – верный вывод недолгих логических изысканий – это первая мысль, высказанная вслух, а значит, имеется в виду именно она.
Отшельники. В черных глазах нет ничего. Отшельники. Если без связки, то таких в стае безумное количество – практически весь Оплот состоял в основном из одиночек. Если же речь о Заблудших… А, мать твою! Никого не помню. С этим еще можно разобраться. Можно покопаться в памяти, можно порасспрашивать общительных щенков.. Разберемся. И вдруг разум усмехается во все воображаемые тридцать два, логика хмыкает – скептически, но весело – а если речь о тебе, воробей? Может быть. Может. Связку забыли. Не совсем.
В грудной клетке уже практически ничего нет. Ни волнения, ни боязни. Сердце лишь изредка соскакивает на рваный бег. Жарко. Но мне плевать. Мне интересно, что будет дальше. И следует вопрос. Спокойный вопрос. На морде не вздрагивает ни одна мышца – внутри меня передергивает от упоминания южан. Да змея наверняка уже давно сделала вывод: от моей презрительной ненависти к вожаку креста, от презрения в рыжих на солнце глазах, в насмешливом тоне. Нет, не достойна преданности слабая стая разобщенных атомов. Не достойна слабость почтения. Слабость – смерть, которая не вызывает ничего, кроме сострадания или презрения. Но это крест. Не Семья. Не мои мечты, справедливость, разум и кровь.
— Моя преданность – моя стая, — отвечаю, смотря в черные глаза пресмыкающейся. И по тону слышно все: презрение к Оплоту, мечта о далекой справедливости. Зло на апатию и слабость южан, бессилие от осознания того, что за мной в силу возраста никто не пойдет, хотя бы и за здравым смыслом, черт побери. И тоска по единственной моей Родине, по Семье, по восходящим умам моих состайников. Маленькая гордость этого мира. Дыхание пустоты. Восьмой круг ада. Великолепие, которому не было равных. Не отрываю карего взгляда от глаз змеи, но губы беззвучно произносят одно слово. Один раз. Четко, без сомнений и обиняков. Преданность. Родина. Святыня.
Инферно.

И что самое противное и гадостное – я не могу предсказать реакцию. Психология – пока явно не мое, а на одной логике нервная система не строится. Загвоздка в том, что между причиной и следствием ничего нет. Нет и никогда не было. А как же существа разумные?
Ведь каждая мало-мальски значимая реакция – индивидуальна. Тебя обзовут – и ты огрызнешься. Или уйдешь. Или ударишь. Или промолчишь. Или посмеешься. Или знаете какой длины может быть этот чертов список? Может, дело в другом. В структуре и сути следствия, почему нет. Определенная реакция на раздражение, по разному проявляющаяся в жизни. Может, цепь из трех звеньев, только и всего? Причина, следствие как причина, следствие. Суть логики в другом. И реакция на испытываемый страх всегда суть одна – выделение организмом адреналина, неважно в каких количествах. Правильно понимание логики – упомянутая одобрительно хмыкает – никак не означает, что у тебя хоть что-то будет получаться в науке, связанной с хирургическим вмешательством в любую мелкую душонку. Психология. Чертов рассудок.
Змея мягко шуршит, изредка перетираясь чешуйками колец. Уже плевать? Быстро же ты отходишь, кивает, впрочем, довольно одобрительно, здравый смысл. Так и должно быть в общем и целом. Ни капли смысла в попытке бежать, и ни одной весомой причины, по которой стоило бы предпринять подобную попытку. Интересно, что будет дальше. Какой вопрос она задаст следующим. Чем это закончится. Стоит всего лишь увидеть в чешуйчатой собеседника, сардоническая мысленная усмешка – и пожалуйста, начинает просыпаться извечное любопытство. Анализ выжидающе квакает, требуя новой информации. Сейчас она будет. Еще как будет.
Змея вдруг резко дергается, заставляя автоматически вздрогнуть и с силой выдохнуть – удар кончиком тяжелого хвоста пришелся точно по колену. Боль обжигает, разгорается чуть сильнее и начинает потухать. Спокойнее. Еще спокойнее. Неверный ответ. Почему? Что могло не понравиться пресмыкающейся? Тон? Суть ответа? Неопределенность?
— Спасибо, — спокойная тихая благодарность за данную столь щедро вторую попытку. И только сейчас понимаю, что не знаю, что отвечать.
Что? Южный Крест я ненавижу, как стаю и как систему, потому что нет ничего более противного в этом мире, чем пацифизм в условиях войны и отсутствие справедливости, когда она так нужна. Инферно – моя первая и последняя истинная Родина, которая, хоть и грешила недостатками аппарата управления, но разум покорила навсегда своим блуждающим огнем. Так что отвечать? Соврать? Слегка подрезать края? А может, просто ответить честно?
— Хорошо, я… Постараюсь, по крайней мере ответить честно, — еще более пристальный взгляд в черные бездонные глаза, будто ища там, в непроглядной тьме, намек на одобрение. К черту. Сейчас уже нет никакой разницы. Тем более, железным успокаивающим тоном проговаривает здравый смысл – дана вторая попытка, значит, будешь жить. Как связать две мысли? Ты нужен как собеседник, воробей. Это логично. А поэтому, пожалуйста, постарайся не сбиваться.
— Моя стая – это Инферно, – выдыхаю наконец, собравшись с духом. — За Южный Крест я буду биться, если будет надобность, но… Я никогда не назову его своей Родиной. Это не моя система. Если она и дальше будет оставаться обществом атомов – её разобьют. Не будет справедливости – развалится изнутри.
Все, стоп. Этого достаточно. Спокойный и ровный голос умолкает, и внимательно смотрю в глаза змеи, ожидая её реакции. Не сказана причина, по которой я еще остаюсь в Южном Кресте, но она здесь роли не играет. Ответ на поставленный вопрос более чем развернут. И правдив. Прости. Ты, может, хотела услышать совсем иное, но сказано как сказано.
Мне просто надоело врать.