От волка исходило тепло, от которого так давно отвыкло тело северного хищника. Стало чуточку уютнее и приятнее находится на этой неприветливой территории. Желудок тихонечко урчал, словно и не заглотал недавно несколько кусков мяса. Легкая улыбка появляется на морде, но вмиг исчезает; все равно ее никто не видел. Легкий ветерок, наступающий вечер и спокойствие – то, о чем так долго кричало ее тело, о чем так долго просила душа. Самка расслабилась, давая спокойствию разлиться по венам. В такие моменты больше всего хочется уснуть, а проснувшись, найти источник спокойствия рядом. Почему-то ей казалось, что если она сейчас уснет, то проснувшись, не обнаружит друга рядом. Сердце предательски сжалось с такой силой, как будто работало на износ. Сжимает челюсти, тяжело выдыхая воздух. Позволила себе прижаться к волку сильнее, чтобы точно ощущать присутствие Аквилона. И он был рядом, но разум все еще не хотел в это верить. Боги, неужели это никогда не закончится? Неужели настолько потеряла веру, что явное доказательство, лежащее рядом, уже не имеет никакого значения? Хотя кто знает, может это просто разыгравшаяся шизофрения? Никогда не знаешь, когда она начнется. Захотелось рассмеяться, но волчица просто-напросто сдержалась. А потом прозвучал его нежный голос, который заставил все глупые мысли уйти прочь. Не надо так! Сердце забилось быстрее, жар побежал по всему телу. Бишамон казалось, что она вот-вот может загореться. Открывает глаза, поднимая морду. Смотрит на Аквилона столь нежно и требовательно, словно он был чем-то ей обязан. И повисшая тишина не мешала, она была как раз уместна, как никогда. Брови слегка приподнимаются, потому что больше всего на свете она сейчас боялась услышать, что у него есть возлюбленная, семья и вообще все то, о чем грезит нормальный, не помешанный на глупостях волк. Да только от чего подумалось именно про это? Прижимает уши, заставляя желание прикоснуться к волку носом улететь на задворки разума. И отчего-то тяжесть свалилась на ее плечи столь резко, будто белая отказалась от своего счастья. Как все сложно!
Аквилон заговорил, но рассказ его был столь коротким, что проникнуться толком Биша и не успела. Лишь толчок носом в плечо заставил ее очнуться от грез и понять всю ситуацию. Вдыхает полные легкие воздуха, наблюдая за волком. Она молчала, потому что понимала, что это сейчас самое важное. Кто знает, что творилось в его душе, раз так пристально рассматривает небо…
Бишамон опускает голову назад на лапы, закрывая глаза. И казалось, что они остались одни в этом огромном мире, выброшенные на берег после хорошего шторма. И как ни странно, звучало все как правда.
- Когда наш дом стирали с лица земли, я бежала, как трусиха, - тихонько произнесла самка, закрывая глаза еще сильнее. В голове все так же стояла картина прошлого, и когда она уйдет- никто не знал.
- Я слышала их крики, понимаешь, все слышала… А голос матери до сих пор звучит у меня в голове столь ясно, будто это произошло всего несколько минут назад.
Она не открыла глаза, не стала смотреть на волка. Потому что, что он должен подумать о первородной, которая просто взяла и сбежала с поля боя? Слабак! Вот и все. Сжимает челюсти с такой силой, что буквально через несколько секунд ощущает солоноватый вкус собственной крови.
- Аквилон, мне так стыдно, что я погубила нашу семью, что думала, будто никогда больше тебя не увижу… Эти дни без тебя были такими пустыми и ненужными…
Тяжелый выдох, после которого она просто замолчала. Слишком много откровений для одного разговора.

Отредактировано Бишамон (2016-08-07 10:33:20)

Тело сжалось, будто белая приготовилась к сильнейшему удару в своей жизни. Не последовало, просто странная эмоция, заставившая сделать нечто подобное. Она не открывала глаза, потому что не смотря на слова собеседника, она ощущала свою вину. Бишамон определенно родилась не в том месте и не в то время. Хотя, если рассматривать именно с этой стороны, то их встреча с Аквилоном могла никогда и не произойти…
Укол боли прямо в сердце, нещадно так, будто организм решил добить своего злейшего врага. Предательские слезы застыли в глазах. Самка проглатывает комок, давая ему шанс провалиться в желудок, который сразу же ответил своим «урр». Прижимает уши к голове, позволяя наконец-то себе посмотреть на волка.
- А кто виноват? – легкая улыбка трогает губы. Давайте поищем виноватых? Это легче всего. Тем более если таковые найдутся. Да, можно было все скинуть на пришедший Легион, который и шел с одной лишь целью… Но куда смотрел патруль? Куда смотрели воины? Куда смотрели боги, когда их стаю стирали с лица земли? Где здесь виноватые? Кто здесь виноватый? Самка тяжело выдыхает воздух.
- Я одна из виновных, Аквилон. Смерть – не так страшна. Страшнее было бежать, понимая, что сзади один за другим падает вся твоя семья. Страшно, что никто ничего не мог сделать. Страшно, что могущественная стая, воспевающая о своей силе и гордости, так легко и непринужденно не смогла оправдать ожиданий. Нет, не то
Биша прикрыла глаза,  пытаясь собрать свои мысли в одну кучку, но получалось из рук вон плохо.
- Я живу с этим осознанием уже так долго, что перестала во что-либо верить. – разноглазая опускает мысль о стае, понимая всего лишь одну вещь – их слабость в их гордости. Гордость… какое громкое слово, какое тяжелое качество, коим никогда не обладала сама Биша. Сердце сжимается от его доброй и ободряющей улыбки. Буря внутри начала затихать, оставляя после себя очередные обломки реальности. Легкая улыбка на морде. Слезы начали высыхать, но явно намеривались появиться еще не один раз.
- Нас двое и это повод порадоваться, - тихонько произносит волчица. – И мы наконец-то вместе; еще повод порадоваться. Как ни крути, сейчас можно найти столько плюсов, за которые можно порадоваться, но… Аквилон, - пробует имя на вкус, смотря прямо в его глаза.
Где моя радость? Где она? Почему нет ничего кроме укола совести и грусти? Сердце ударяется о ребра, Бишамон поднимается с импровизированного лежбища, отворачиваясь. Вот что значит перегореть? Теперь она поняла это. Обнимает хвостом лапы, уставившись в землю. Сжимает челюсти, позволяя оскалу показаться на милой мордашке. Чувства настолько давно притупились, что она не может себе позволить даже искренне порадоваться воссоединению. Черт!
Вдыхает полные легкие воздуха, но лучше от этого не становится. Да и хуже не становится, все остается на своих местах. А он ждал от нее улыбки, а разноглазая никак не могла ее выдавить из себя. Мерзко и противно. Поворачивает голову в сторону самца, смотря на него обеспокоенными глазами. Напряжение в мышцах растет. Она поднимается на лапы, медленно подходя к волку. Смотрит прямо ему в глаза все с тем же беспокойством. А потом просто утыкается носом в мощную шею, намереваясь полакомиться теплом его тела еще немного.
- Мне кажется, с некоторых пор я больше не могу испытывать ничего нормального, ни радости, ни горя, ни веселья, ни печали. Ни-че-го. Как будто выключили изнутри, а где включатель я не знаю.
Говорит сразу, чтобы потом не было недопонимания.
- Нет, я могу все так же улыбаться, плакать, радоваться… но там внутри ничто не отзывается на все эти действия…
Мышцы напряжены до предела, и Аквилон определенно мог это чувствовать.  Самка не отстранилась, она просто ждала реакции, хотя уже даже предполагала какой она может быть.

Отредактировано Бишамон (2016-09-02 18:17:29)

Клейкий воздух, клейкая земля. Весь юг будто затянуло в сырое, пуховое одеяло, которое не давало дышать полной грудью, забивая лёгкие мокрой пылью. Ползущее со стороны моря, оно искрилось напряжением, обещая разрядить его этой ночью. Но южная стая уже давно пребывала в напряжении, большем, чем могла сулить майская гроза.
Неглект прикрыл глаза — из-за духоты тело лишний раз тратилось на тщетные попытки охладиться и  усталость начинала наступать на пятки. Но юный айдаховец не подавал виду, ведь патруль был далёк от завершения, а после него ждали другие дела, много дел, рутинных, привычных. На фоне очередных переворотов нормальных ход дней приносил если не физическое, так моральное облегчение. Неглект не смыслил в политике и потому не лез в «искусство», которое ему не сужедно освоить. И только сильнее раздражало его то, как политика вечно стремилась испортить течение его жизни. Хотя переярок не мог пожаловаться на что-то конкретное: его до сих пор жаловали в рядах южан, последние остатки фанатиков были вытащены со дна и изгнаны, в последнии месяцы не было битв и смертей. Даже сон вернулся — крепкий, безмятежный сон без сновидений. Неглект был без сомнения доволен таким раскладом дел, но извечная карусель стремительно сменяющей друг друга власти раздражала, как плодовая мушка, залетающая в ноздрю и которую всё никак не получалось прогнать. Словно назло, как раз в этот момент, ещё довольно свежая метка под глазом защипала сильнее, чем обычно, от чего Неглект на автомате опустил морду, желая избавиться от назойливого зуда, но вовремя одёрнул себя.
— Терпи, знак Смерти ещё долго не будет давать тебе покоя, - будничным тоном отозвался наставник, что сопровождал своего новопосвящённого ученика в этом патруле. Неглект ничего не ответил, только шумно выдохнул через нос. Наставление было очевидным и не вызывало в переярке сопротивления. Да, он должен терпеть. Это наименьшая плата за бремя палача, — ремесло, как известно, не самое почётное. За время своего обучения Неглект успел выслушать достаточное количество историй о том, как отмеченные смертью в смерти же и скрепляли свои узы со знаком. И пусть гибель казалось была неотъемлемой частью посвящения, Неглект был тем не менее благодарен высшим силам, что ему не пришлось ложить голову под плаху. Пусть он и вырос в условиях, где жизнь, как чужая, так и собственная, редко не стоила и гроша ломанного, жизнь он по-прежнему ценил.
Нижнее веко словно обожгло кислотой.
Ты не жалеешь жизни, которые по твоему мнению погрязли в моральной грязи, щенок, признайся, втайне ты был разочарован и рад одновременно, когда узнал, что рубить головы безумцев можно лишь с позволения вожака. Ты слишком далеко соскользнул по дорожке справедливости, не знающей границ законов кроме собственных, каждый день рискуя переступить черту за которой нет места благородству и чести, где остаётся только озлобленный, фанатичный самосуд.
Может, щенок, вся проблема в том, что ты просто боялся, что окунувшись в пустоту смерти, не вынырнешь обратно?
Неглект издал нечто среднее между рыком и скулежом и чуть было не споткнулся на ровном месте. К счастью, наставник был волком прытким, что вовремя подставил ученику своё плечо. Встретившись с хмурым взглядом матёрого айдаховца Неглект заметно сник, а от спокойного тона и вовсе потерял уверенность.
— Что беспокоит твои мысли?
Неглект сжал губы, словно отказываясь отвечать на столь прямой вопрос.
— Я никогда не думал, что стану как вы, борцы с безумием. А теперь... теперь меня наградили знаком смерти и я боюсь, что это было ошибкой.
Убедившись, что Неглект устоит на лапах и без его помощи, наставник отошёл на пару шагов и встал перед ним.
— Скажи почему.
— Я боюсь умереть, как все прочие носители этого знака. Нет, не так. Я боюсь умереть и... и... - Неглект запнулся, пытаясь подыскать наиболее точные и простые слова, чтобы выразить свою мысль. - ...Умереть и всё. Без воскрешения или загробной жизни, - Неглект кивнул пару раз, самому себе, удовлетворённый выбором слов.
— Все боятся смерти, окончательной и абсолютной утраты разума, даже мы айдаховцы. Ты это прекрасно знаешь. Тебя беспокоит что-то иное.
Неглект посмотрел прямо в глаза матёрому волку, которого всё это время называл наставником. Его проницательности могли позавидовать самые старые и опытные, она была подобна ножу, что без всякой анестезии вскрывал заражённую рану. Она отпугивала, но не Неглекта — только с этим волком он чувствовал, что может говорить в своей простецкой, дуболомно-честной манере, зная что ответ будет столь прямым и честным, без недоговорок и загадок. То, чего Неглекту так долго не хватало до встречи с Семьёй, наравне с чувством стабильных и прочных устремлений.
— Да. Я боюсь умереть, но меня не пугает необходимость убивать тех, кого... - Неглект снова сник, стыдливо прижав уши, но не отводя взгляда. - Кого сочту недостойным жизни.
— Тогда я повторю то, что говорил тебе однажды: палача от головореза отличает отсутствие предвзятости. Ты — инструмент в чужих лапах, не тебе определять цену чужой жизни, ибо твой залог — исполнять то, что тебе указано.
— А если я считаю указ несправедливым? - Неглект слышал, что пытался донести до него наставник, но они оба знали, что тому понадобиться повторить свои слова не раз и даже не десять, чтобы их смысл наконец-то отпечатался в голове переярка, перекрыв старые установки. Оба волка продолжали свой путь вдоль границ и уже подошли к краю полян, окутанных вечным туманом, что волнующейся стеной нависал над айдаховцами, словно наткнувшись на некую стену, которая мешала туману обрушить свою массу в виде одной гигантской, всепоглощающей волны.
— Тогда место должен иметь разумный разговор. Твоя обязанность не лишает тебя права...
Настанвик резко замолк и встал как вкопанный, принюхиваясь. Неглект тоже почуял — к границе с восточной стороны приближался чужак. Со стороны беспощадных, ненормальных волков, которые в своём неверии были не лучше прямых последователей Шитахи. Шитахи, как правило, плевать верит волк в богов или в букашек — его ядовитые клыки могут поразить любой разум. Айдаховцы синхронно оскалились и неподвижными статуями замерли, ожидая когда чужак покажется из плотной стены тумана, а стоит тому выйти из этого укрытия, как его моментально остановит рык наставника:
— Ни шагу дальше! Кто ты и откуда?

Отредактировано Neglect (2018-02-22 20:53:47)

Чужак выполз из тумана. По другому и не описать увиденное — молочно-белое марево неохотно расступалось, не желая выпускать своего «жителя» на показ. Поддёрнутые позолотой уходящего солнца, туманные отростки ватой клеились к шерсти, пытаясь удержать и вернуть живое сокровище обратно в своё лоно. Но бестелесные ниточки рвались слишком легко. У чужака больше нет пути назад — не туман возьмёт, так неутомимые айдаховцы загонят потенциального безумца. Семье границы не писаны и всё же...
Неглект прижал уши к голове, чувствуя как хвост агрессивно хлещет по шрамированному бедру, посылая по напряжённому телу будоражащие вспышки слабой, тупой боли. Наглость черно-бурого чужака ему не нравилась. Тот вёл себя словно барин, искренне не понимающий, почему чернь к которой он ворвался в дом не рада его визиту. Переярок молчал оставив разговоры своему старшему напарнику, потому что его дипломатические способности были в разы лучше неглектовых. Неглект вообще считал, что нечего точить лясы с восточным выходцем, ибо с ними разговор должен быть короток — повязать и под лапы вожаку на суд. Склонив голову, он коснулся кончиком подбородка магических пут, что скрывались в пушистом воротнике. Один рывок, один кристалл... Но тут Неглект был вынужден зажмурить один глаз — метка снова обожгла, призывая к терпению. На востоке полно нейтральных территорий и может быть незнакомец был лишь неприкаянным одиночкой. Больно наглым, но кого среди бесстайных отщепенцев не встретишь.
— Рвану, если не будешь отвечать на поставленные вопросы, - ответил наставник, не впечатлённый дерзостью Хашима, пока Неглект терзался своим раздражением. Матёрый волк настроженным и одновременно задумчивым взглядом ощупывал чужака. Воспоминания, которые тот вызвал, не нравились айдаховцу и тем не менее призрак прошлого был здесь и более чем материален. Хотя как знать наверняка — пути магических энергий неисповедимы.
— Но я уверен, ты прекрасно знаешь, что мы можем порвать тебе горло не только за нарушение границ, Хашим, - агрессия отошла на второй план, но голос наставника стал более холодным и отчуждённым. Показалось или совсем тихо, на грани слуха, послышался рокот грома? Невозможно, гроза ещё слишком далеко. Но напряжение чувствовалось даже Неглектом и оно было опаснее любой южной грозы. Переярок немного поутих, перестав стягать своё бедро, а уши вновь поднялись торчком, ярко сигнализируя о любопытстве молодого южанина. Говоря на чистоту, он пребывал в лёгкой расстерянности, ибо он уж точно не ожидал этим вечером узнать о неожиданных знакомцах наставника. Однако Неглект даже не успел что-либо спросить — матёрому волку хватило лишь одного взгляда ученика, чтобы начать объяснять:
— Когда-то Хашим был частью Семьи, как и ты, но в отличие от тебя, так и не осмелился пройти посвящение. - когда волк разорвал с ним зрительный контакт, обернувшись обратно на Хашима, Неглект удовлетворённо кивнул. Больше ему знать не нужно и, честно говоря, не интересно, ибо всё остальное он мог составить в своей голове сам.
— Я знаю твоё имя и, справедливости ради, раскрою своё, если ты забыл меня: Мёрдок, - представился матёрый айдаховец, и в его голосе не чувствовалось и капли гостеприимства.
— Неглект, - вторил ему переярок и вдруг перехватил нить разговора. - А теперь спрошу тебя снова: откуда ты? И что тебе нужно на границах Пантеона?
Неглект поднял голову, беззастенчиво буравя Хашима взглядом глаза в глаза. Ещё не выветрившаяся юношеская нетерпеливость жгла не хуже метки, но она была не единственной причиной для такого решения. Как только выяснились обстоятельства знакомства Хашима и наставника, Неглект ощутил странную ответственность лично узнать мотивы чужака. Он долго ждал возможности, когда сможет по-настоящему проявить себя и стать полезным для Семьи. Не на словах, а на деле. И пусть Неглект не был мастером тонких манипуляций с головокружительными психологическими познаниями, он был уверен в собственней напористости и стойкости. Он не позволит обвести себя вокруг когтя.
Мёрдок никак не показал удивления от того, что его подопечный решил проявить инициативу и лишь незаметно сделал шаг назад, предоставляя «поле боя» в полное распоряжение Неглекту.

Отредактировано Neglect (2018-04-27 15:27:47)