>Темное озеро

Глупо, бессмысленно, безнадежно... Опустился до смутных слухов, недоговоренных гипотез. Как бестолкова была только сама мысль о этом! Все равно, что искать песчинку на морском берегу или мышь в поле - столь же глупо как и самоуверенно!
     Сколько часов я уже рыскал по Землям вдоль и поперек? Казалось, миновали годы. Я изрезал лапы в кровь и каждый шаг мой пятнал багровыми каплями лесную зелень, но мне было наплевать. Бока тяжело вздымались и опускались, язык вывалился набок. Должно быть, со стороны я выглядел не особо привлекательно: лесная шелуха вцепилась в шерсть и плотно увязла в ней. Глаза мои судорожно шарили по зарослям, веткам, поросшим мхом стволам - но знал ли я, что и кого я ищу? Лишь расплывчатый образ в голове подсказывал мне, что делать и куда двигаться; но я столь же разочаровался в своей интуиции, сколь и безоговорочно и беспрекословно ей верил.
    Но почему не довольствовался я почетной ролью праволапого? Что двигало мной? Мысль, что Дикий избавится от меня при первой же возможности, возвысив кого-нибудь напротив Тринидада? Вероятнее всего. Какая отрешенная безысходность овладела мной, я не ведал, что я творю, действуя лишь каким-то внутренним, до конца мне самому не ясным порывом.
    Меня трясло.
    К горлу подступала удушающая паника, отчаяние холодной удавкой сдавливало шею. Чтобы хоть немного унять безумную лихорадку, я на трясущихся лапах подошел к скалистому берегу реки и торопливо опустил морду к поверхности, судорожно лакая ледяную воду, от которой сводило челюсти.

...Это был запах кота. В горах я натыкался, бывало, на следы горной пумы, и сейчас запахи всполошили в памяти давние воспоминания. Это был шанс один на миллион, но я был прав.
   Серый зверек повернулся ко мне, и я увидел острую, пронзительную мордочку. Неудивительно, что Брут принял зверька за кошку - определенно сходство существовало, и особенно издалека. Однако теперь вблизи, когда я смог разглядеть существо поближе и чуял его резкий, отдающий мускусом запах, я больше склонялся к мысли, что этот зверь скорее грызун или же вовсе некое мне не известное создание.
Зверек произнес что-то, но поначалу я даже не обратил на это внимания. Лишь глядел на нее странным взглядом, в котором смешались все чувства на свете так, что разум был совершенно легок и пуст. Какая-то странная сила толкала меня вперед, а я будто с интересом глядел за происходящим со стороны.
Что видел серый зверь в моих глазах? Пустоту, торжество или пелену мрака? Сложно сказать.
- Привет. Я так давно тебя искал, - прохрипел я ломким, надтреснутым голосом и без всякого предупреждения рванулся вперед, чтобы сомкнуть зубы на горле зверька.
Один шанс на миллион всегда срабатывает.

Отредактировано Рокс (2012-10-13 22:57:55)

Серый зверек отчаянно трепыхался в моей пасти. Маленькие, но острые когти царапали мою шею и грудь: к счастью, шерсть достаточно густа и не пропускает большинство атак пленницы. А я просто стоял и не шевелился, боясь, что если дернусь, то иллюзия рассыпется на кусочки, а я очнусь в логове Легиона с умершей надеждой в сердце.
    Все мое внимание сосредоточилось на плененной серой, так что приближающуюся волчицу я заметил далеко не сразу, а когда заметил, из горла моего сам собой вырвался клокочущий рык. Кто это? Друг или враг? Последнее, пожалуй, наиболее вероятное. Цвет шкуры бежево-серый... Скорее всего, Оплот. Впрочем, даже если не это не так и незнакомка не является одной из бывших равнинцев, эта встреча все равно для меня весьма и весьма неприятна.
    Черта с два я позволю хоть кому-либо мне помешать.
      Собравшись и сосредоточившись, не обращая больше на вырывающегося из хватки зверька, я повернулся и торопливым шагом двинулся прочь, вглубь чужих земель, утаскивая за собой пленницу. Я двигался не суетливо, но поспешно, уже зная, как мне избавиться от волчицы, в случае если та вдруг решит последовать за мной.

>Камни чести

Начало игры.
Ничего не менялось, все по-прежнему, а для меня дни сливались в недели, недели – в месяцы.
И почему-то я продолжал это делать. Возвращаться, вновь и вновь, к этому месту, и каждый раз внутри меня все сжималось, будто бы я иду на верную смерть.
Зачем я это делаю, по сути? Неужели только одно чувство надежды гонит меня сюда? И, если так – дано ли мне будет хоть когда-нибудь понять, что все, что связывает меня с Элазаром, уже давно перестало существовать?
О, Антей, помоги мне разобраться в себе.
Мне не было, напротив – меня прошибал какой-то жар волнения, нервозные мысли заполняли мой разум постепенно, и я только держался из последних сил, чтобы не развернуться и не скрыться в столь знакомых мне и привычных территориях. Тем не менее, я каждый раз говорил себе, что встречи случайно, что он сам ищет меня, а я всего лишь исполняю свой долг, как и всегда.
Я не хотел признавать, что боюсь собственного брата, который всего лишь выжил из ума.
Я не хотел признавать, что у меня есть такой брат.
И потому каждый раз я предпочитал патрулировать Каменную реку один, чтобы никто, кроме меня, не учувствовал этого запаха соседей, вкупе с моим. Правда, сейчас с этим делом было проще – частенько на земли налетала свирепая вьюга, и заметала все следы за мной. Я был впервые рад такой суровой зиме.
Вздохнул глубже, прикрыл глаза и вышел все же из подлеска, спускаясь к берегу замерзшей почти полностью реки. Каждый раз я старался успокоить себя – лишь бы не дать этому ублюдку шанс на то, что ему удастся поколебать мои принципы и убеждения. Покуда я верю в общество, в справедливость, в мораль – этого не случится, черта с два. Я не желаю быть в рядах безумцев, ибо сам не являюсь таковым.
Сощурюсь, погляжу на противоположный берег, и, отринув последние сомнения, с собранным и серьезным видом сяду, весь в ожидании. Я приходил сюда каждый раз только оттого, что надеялся на резкий инсайт у брата. Неожиданно он осознает свою неправоту, и все будет как прежде – а, может, и лучше. Он вернется в Оплот, я открою ему глаза на правду, помогу ему перебороть свое слабоумие, к Элазару вернется умиротворение и все.
Меня перестанет тяготить что-либо, кроме моей стаи.
А на данный момент он – выпадающий винтик из моей идеально составленной системы, выпавший пункт из моего расписанного по пунктам плана. И я обязан, просто обязан восстановить равновесие в моей жизни, по крайней мере.
Теперь стало холоднее, я почувствовал свежесть этого солнечного пока что утра, будто растворяясь в этой снежной белизне.
Ага, конечно. Сейчас бурый и незаметный лишь слепым я растворюсь в снеге. Из меня вырвался нервный смешок, и я вновь вздохнул глубоко, успокаивая себя. Ничего ужасного не случится, ей-Богу, не случится.

Все, собраться бы поскорей уже. Приметив приближающуюся с того берега бурую фигурку, поначалу я почувствовал, что меня легонько замутило, будто бы мое тело тоже откликнулось на те волны напряжения, которые распространялись моим разумом.
Впрочем, первое, что я услышал от Элазара – вечно он изгалялся, нет бы приветствовать собеседника обычно, адекватно – заставило все внутри меня сжаться от нарастающего раздражения. Господи, он просто был пронизан аморальностью, жесткостью, сколько же несправедливости он совершил на своем пути?
Взгляд стал жестче, тон голоса – холоднее. Я, чуть наклонив голову, проговорил, как и всегда, в этот раз,
- Здравствуй, брат.
Сейчас начнется.
Ну уж нет, сегодня я буду первым, кто начнет эту нескончаемую, судя по всему, битву за взгляды. Оставлять всегда за Элазаром право на первое слово – верный путь к потере собственного мнения, если так уж поглядеть. Этот-то, змея подколодная будто, переубедит тебя как только хочешь, на все больные места надавит, и появится ощущение, что он знает твою жизнь куда больше, чем должен бы.
У меня уже давно было ощущение, что братец откуда-то еще, кроме меня, сведения получает. Хотя, наверное, он так меня, по крайней мере, в параноика превратит. Нет, нет, не буду об этом думать более, не буду. Я сжал губы, неотрывно следя за тем, как асассин с какой-то неотвратимой степенностью переходит границу. Только как он оказался рядом со мной – ох, Боже, опять эти его цветастые глаза, был бы я безумцем, так выгрыз ему один, клянусь – я вновь заговорил,
- Ну что же, расскажешь, как тебе живется у этих... убийц? Как тебе? Нравится верить в безумца? Нравится думать о том, сколько ненужной крови ты проливаешь, а?
Я говорил с таким по-настоящему детским вызовом, и это все, что я мог рядом с Элазаром. Я чувствовал рядом с ним себя ущемленно, ущербно, но дух мой все же был крепок и просто так я никогда не смог бы позволить ему переиначить мои взгляды. Ага, обойдется, старый дурак.
Такой же старый дурак, как и я.
Я отвел взгляд от глаз брата, неожиданно задаваясь достаточно бессмысленным, но любопытным вопросом – отчего он знает, что надобно прийти, именно сюда, именно сейчас? Неужто… Неужто, может, он еще не потерял всю связь со мной? Может быть, еще совсем не все потеряно, как иногда мне кажется?
Мысль эта облегчила меня, потому что я всегда знал, что могу найти повод на надежду там, где его могло и не быть. Ладно, я подожду еще. Я увижусь и вытерплю его столько раз, сколько потребуется до его просветления.
И все вернется на круги своя.
Конечно, все вернется на круги своя.
Иначе не бывает, в моей жизни – уж точно никогда.

Отредактировано Филин (2012-11-24 20:31:40)

Я, признаюсь, вовсе и не ожидал такого жеста от братца. Грубо говоря, он вывел меня из равновесия дважды – в первый раз, от несильного толчка в плечо я качнулся, но, поскольку итак был слишком напряжен, то более ничего не случилось, хоть брови и поползли от удивления вверх; позже, когда он ответил на мои восклицания простым утверждением, кажется, я почувствовал себя так, будто меня окунули в ледяную воду.
За все наше время общения я впервые задал столь провокационный вопрос, и надеялся в ответ получить что угодно – насмешку, отрицание, ложь, но только не это. Потому сейчас я понял, что дело обстоит куда хуже, чем я думал. Тем не менее, я не мог просто так откреститься от своей идеи, от своей надежды, а потому попытался взять себя в руки и нахмурился вновь.
И наконец убрал этот немой оскал удивления с морды.
Мне стало ясно, что проводимые мной до того душевные разговоры и позиция слушателя с Элазаром были чуть более чем бесполезны. Впрочем, я не знал, как мне действовать на него. Применение силы – нет; уговоры – возможность падения моего в глазах брата; мирный способ решить проблему – слишком сильное убеждение Элазара в своей правоте. Тем не менее, оставалось только думать, что с каждой нашей встречей брат постепенно вникнет в то, насколько хорош вариант жизни, когда ты адекватен и не проявляешь агрессии и лицемерия по отношению к собеседнику.
Ну, пустить дело на самотек, по сути.
Опустить… лапы?
Я покачал головой, несказанно огорченный, сбитый с толку, оглушенный. Последующие затем мои слова были сказаны тише, голосом, неожиданно охрипшим(мороз это все, мороз),
- Элазар, но это – жестоко по отношению к самому себе, больше, чем к другим. Вокруг есть тысячи возможностей, тысячи вариантов – а ты выбрал это? Ты ведь… Я…
Я будто бы задохнулся от наплыва мыслей весьма тоскливого рода, но, переведя дыхание, продолжил,
- Я знал тебя другим. Мы знали – молчащие.
Никогда бы не смог поверить, что Элазар начал свои игры до вступления в Асассинов, в те времена, когда мы жили в своем мирке – в мирке, ограниченном семейными узами.  Мне казалось, наивно, наверное, что раньше не было всей пакости этой, не было такого блеска в его глазах, и много чего еще.

Мне было привычно многое в его поведении, в его манере восприятия реальности, много в чем… Правда, я не думал, что братец окажется пораженным странной болезнью, которая лишает памяти. Однако, судя по всему, все же он болен, раз уж спрашивает меня раз в четвертый о моем вопросе веры. Ну, или вовсе меня не слушает, да.
Хотелось ему сообщить сейчас, в столь непринужденной и холодной манере, что он уже интересовался этим давным-давно, когда мы еще были… семьей, что ли. И, возможно, так бы я и ответил, будь на месте Элазара какой-нибудь аморальный тип, а ему я до сих пор так сказать не мог. Пожав плечами, я жестко отвечал, склоняя голову,
- В справедливость, Элазар. Ты должен бы был помнить.
Тем не менее, мне все же удалось добавить некую нотку ехидства, хотя, признаюсь, для меня подобные разговоры в принципе были достаточно сложными. Я не настолько остер на язык, а потому, как правило, свое недовольство выражал исключительно тоном, а не словами. К сожалению, не каждый собеседник способен был понять мое не слишком доброжелательное к нему отношение в таких случаях, однако, может, тем и лучше.
Я вздохнул глубоко, и продолжил, намереваясь лучше затянуть разговор о вере, чем о чем-нибудь еще. Все равно у братца я спрашивать не собирался, потому что знал, в кого он верит.
- Я верю в народ, в его разумность. Я верю в Оплот и его расцвет.
Мне семь лет, и я все еще жду некоего иллюзиорного, явно, “расцвета”. Можно было бы подумать еще, кто из нас выжил из ума, хотя, конечно, я был до сих пор стоек в своем убеждении. В конце концов, и тогда я не потерял надежды на воссоединение Равнин, а уж теперь-то и подавно, с таким-то вожаком.
С каким – таким?
Я, начиная путаться в своих же мыслях, в смятении тряхнул головой. Мне становилось холодно, и, кажется, меня могло скоро замести в снеговик к чертям собачьим.  Потому я встал, отряхиваясь и, щуря глаза, посмотрел внимательно на рассеянного и, подери его этот гребаный Шитахи, совершенно меня не слушающего брата.
Его нелогичность в разговоре меня порой удивляла и по сею пору, однако сейчас я был скорее несколько раздражен, поскольку не мог понять, на кой же он задает вопросы, а ответы на них от меня принимать то ли не желает, то ли не может.
Конечно, не может.
Потому что он нездоров.
Мой бедный, бедный Элазар всего только нездоров. Возвращаясь вновь к этому, я успокоился, глядя на собеседника, и немного улыбнулся. Волнение исчезло совсем и сейчас, пожалуй, я мог бы уже вернуться к своему постоянному доброжелательному амплуа. В юношестве я еще не всегда справлялся с обуревающими меня эмоциями, многие действия отдавались во мне резонансом, и я еще долго переживал их вновь и вновь. Теперь, конечно, в моей жизни было достаточно неприятностей, и моим делом было переживать их с наименьшим для меня ущербом.
И так и выходило, почти всегда.
Осталось пережить вот только эту бурую неприятность, которая сидит напротив, и все, не возвращаться к памяти. Для себя сейчас я решал, что, быть может, я найду в себе сил и в следующий раз уже и не вернусь к Каменной, ожидая прихода Элазара.
Я смогу?

Он говорил мне… Я уже слышал это, на самом деле. Я слышал уже этот тон, я видел уже это его выражение, пусть и слова чуть-чуть отличались. Смысл был сохранен, он вновь, пусть даже и не осознавая(да ладно, конечно, осознавая) пытается навязать мне иную точку зрения, заставить меня разувериться в том, что мне дорого.
Я скосил глаза, следя за метаниями братца, и внутри себя с неожиданной злобой торжествуя – ах, вот он какой, невыносимо спокойный Элазар, удалось же мне хоть как-то его растормошить. Конечно, в мою голову только потом, когда он уже закончил свой полный туманностей монолог, закралась мысль о том, что это все могло быть спектаклем.
В смысле, очередным спектаклем. Показушничество, лицемерие, ложь, ложь, постоянная ложь – что уж тут скрывать, Элазар в этом преуспел. Тем не менее, было уже слишком поздно, ибо в тот момент выглядел я все же неожиданно посветлевшим, будто думая, что выиграл эту борьбу морали и… и аморальности?
Нет, тут другое. Тут его, этот, как его, безумный божок. Шитахи. Божок, который, считается, занимается тем, что вербует будущих безумцев и фанатиков. А через одного из них он говорит, да? Вот продумали систему по затуманиванию чужого разума. И потерянный Элазар в ней попался, я сейчас начал жалеть, что тогда не удержал его рядом. Он остался один… Наверное. У него не было веры, не было идеи, не было цели. Точно, точно. Просто он попал не туда, конечно, а то, что он говорит сейчас – это его желание доказать, насколько теперь он целеустремлен.
Наверное?
Но эти мысли не успокоили меня, и, наконец вняв и приняв то, что сказал братец, я не смог сдержать исказившихся неверием, смятением и страхом черт. Впрочем, как и всегда, затем я нахмурился и отвечал так, сохраняя голос спокойный, будто бы отчитываю провинившегося прибылого,
- Не говори таких вещей, Элазар. Ты ничего не сможешь один, против Оплота. По крайней мере потому что там есть я, ты понимаешь?
Что значит “крайний”? Я не мог понять этой части монолога асассина. Я занимался тем, чем должен был, и на мне было ровно столько ответственности, сколько и предполагалось. Я изредка оказывался виноватым, нижестоящие в иерархии патруля волки никогда не выказывали недовольства и неодобрения того, что я делал.
Я прислушивался к ним.
Ибо справедливость – это хотя бы относительное равенство. По крайней мере, я никогда не считал нужным проявлять снисходительность и высокомерие, поскольку не ставил себя выше других, покуда это не касалось конкретно моих обязанностей.
Но, как бы я не старался, я возвращался к угрозе Элазара. Возможно, это пустое, но я слишком хорошо знал волка – я знал, что он редко бросал слова на ветер, но я не знал, имеет ли его слово вес в этом сборище безумцев, да и каков его статус. Возможно, сейчас я разговариваю с левой лапой Асассинов?
Хотя, я не верил в это.
Я доверял Элазару лишь потому, что во мне осталось к нему застаревшее и покрытое теперь уже плесенью чувство вроде братской любви. Или как там? В любом случае, любой другой, даже совершенный безумец едва ли доверил бы что-нибудь стоящее Элазару. Он меняет свои личины как перчатки, как можно возлагать на такого ответственность за что-либо?

Я, витая в своих мыслях, добавил рассеянно, продолжая говор только об Оплоте, ибо это было мне действительно интересно. Вопросы веры я не любил обсуждать с братом, потому что каждый раз это оказывалось какой-то пустой тратой времени, где мне сообщалось, что я до сиих пор не вырос и не избавился от всей наивности, а слушать мне это было не слишком приятно, признаюсь честно.
- Винсент… Сколько бы вас не было, есть Винсент. Покуда он жив, до Оплота Асассинам не добраться.
Только потом я понял, что Элазар продолжает гнуть свою линию. Тряхнув головой и возвращаясь в настоящее время, я удивленно вскинул брови, услышав именно отрезок слов, где я будто был бы рад смерти брата.
Господи, мне ведь действительно казалось, что он куда умнее. Иначе бы, зачем я каждый раз жду с ним встречи здесь? Признаюсь, если бы Элазар действительно отдал душу Антею, я скорбел бы так же, как скорбел тогда, думая, что не увижу никого из родных во время расставания. Кем бы он себя ни считал – он все равно оставался близким мне существом. Куда более близким, чем кто-либо из молчащих, пусть он даже выжил из ума и сейчас говорит о том, что не прочь бы и уничтожить мою стаю, которой я отдал всю свою жизнь в служении.
Тем не менее, мне верилось куда меньше, что Элазар и впрямь горевал бы в день моей кончины. Более того, у меня складывалось ощущение, что причиной моей смерти мог бы стать он сам – косвенно ли, прямо ли. В моей жизни не было личных врагов, конфликтов, мести, ненависти и действительного противостояния, кроме вот этого.
Противостояния идей?
Пусть это будет названо так.
Я покачал головой, говоря негромко, устало,
- Элазар, о твоей смерти я буду сожалеть также, как сожалею сейчас о твоем разложении духовном. Иногда у меня и впрямь появляется ощущение, что тот, кого я называл своим братом, давно умер, но, в отличии от тебя, я никогда не терял надежды и чаще это ощущение оправдывалось.
Я не мог понять, когда именно это произошло, и смог бы я в действительности вразумить Элазара, будь я тогда рядом. Наверное, нет. В конце концов, это ведь был его личный выбор, а я никогда не мог ограничить чужую свободу, не имея на это определенных причин. Возможно, будучи Асассином, он наконец чувствует себя на своем месте, в обществе таких же, как он сам. Да только внутри меня жил маленький Гейрт, который кричал, будто брат был принужден вступить в стаю, и подобное тому.
Очень хотелось верить, но это было почти что невозможно.
Я встал и отряхнулся, отвел взгляд в сторону земель Оплота, и проговорил, желая окончить разговор, который теперь мне был уже в тягость.
- Шел бы ты прочь, брат. Неужто у тебя нет важнее дел, чем чесать языком со мной сейчас?
Не дожидаясь более ничего, как и прощаний, я стоял и ждал, покуда брат не исчез в снежной пелене. Только затем я ощутил, будто с души упал камень и вздохнул полной грудью. Может быть, Элазар был прав..?
Ну уж нет.
В смятении и холодном ощущении угрозы над Оплотом и мною лично, я покинул берега Каменной.
=> Пока что непонятно куда.

Отредактировано Филин (2012-12-16 19:46:43)