Внимательная мордашка серебристай менялась ежесекундно, отражая широкий спектр чувств, которые незамедлительно мелькали в теплом янтаре глаз. Дернув мохнатеньким ушком, облизнувшись украдкой от взора белоснежной, нетерпеливо перебирая передними лапками на месте, не дождавшись еще ответа состайницы, фриса вскочила на все четыре лапы. Интерес к съестному не просто занимал все мысли голодной волчицы, он напрочь пресекал любые другие. В короткий срок была поставленная одна единственная цель, которой добиться волчица вознамерилась любым путем, одна или за компанию с Лаф, второй вариант Лучистой конечно же более подходил во всех отношениях. – Угу, - пробормотала Фриса, уже переставляя лапы и поведя носом, улавливая запахи. – Не сидится, это ты верно заметила. – словно эхо, машинально отозвалась она, прикрыв глаза и концентрируясь на окружении. Ушки на макушке забавно, словно локаторы, начали выискивать посторонние звуки, но кроме речи белоснежной пока ничего особого не уловили, что вызвало досадливое фырканье и убеждение, что поблизости добычи явно нет.  – Ну да, я же сама же ее и распугала. – ответила сама себе серебристая и осторожно порысила в сторону реки, обнадеживая себя тем, что именно там можно встать на след какого-нибудь животного. – Уверенной в нашем мире в чем-либо, вообще быть не приходится. – добродушно отозвалась волчица удаляясь, а на последний вопрос уже откликнулась исчезая в порослях кустарника. – Туда. – не совсем определенный ответ, но все же.
Пробежав вдоль русла полноводной реки около киллометра, полностью отдавшись рысканью следа потенциальной жертвы, Фриса таки наткнулась на свежие отпечатки лап. Едва в нос ударил мускусный, терпкий, тяжелый запах, хищница замерла на месте как вкопанная, передняя лапа так и осталась зависшей в воздухе, тут же уши принялись «шнырять» и «вертеться» пытаясь уловить звуки и это не плохо получилось. От азарта, а может от пробравшего «до печенок» голода, казалось что и мордашка Лучистой заострилась, стала не просто внимательной, но приобрела черточки хищности. Янтарные глаза буквально приковались к стволу большого поваленного дерева, откуда доносилось фырканье и шуршание. Нервно сглотнув, опустив голову по старой традиции рефлексов, вперив взгляд в направлении потенциальной жертвы, Фриса постаралась бесшумно подкрасться к убежищу жертвы. Удалось. В рыхлой земле, между двух больших валунов, под стволом могучего дерева расположилась временная «резиденция» барсука, толстошкурое животное как раз завтракало, видимо проходило мимо и решило скрыться от посторонних глаз в своеобразном укрытии, не очень надежном, но лучше чем ничего. Перво-наперво, волчица принюхалась, потом прислушалась и в итоге легла на живот. Несколько минут она пристально вглядывалась в сумрак норы навострив уши, затем поползла на брюхе вперед, все еще сохраняя выжидательно-настороженное выражение собственной «физиономии». До сегоднящнего дня, сталкиваться с барсуками ей не приходилось как-то, а потому от этой животины можно было ожидать чего угодно, однако последняя стадия голода толкала отчаянную мамашу на подвиги. Сглотнув новую порцию слюней. Фриса просунула морду в темнеющее отверстие. Замерла. Затем, поскребя лапами, залезла уже по грудь и тут услышала ворчание и что-то отдаленно напоминающее шипение, это барсук вышел из терпения и угрожал хищнице, причем на полном серьезе, но Фриса не была бы Фрисой, если бы не оголила клыки, меж которыми показался прикушенный язык и не зарычала сердито в ответ. Злобное животное, притаившееся в глубине норы заурчало и фыркнуло, сверкнув глазищами, а волчица продолжала упорно лезть вперед, только уши поплотнее прижались к аккуратной голове, глаза потемнели, зрачки расширились, да рычание переросло в клокотание. Барсук не выдержал и с яростным визгом ломанулся на хищницу, вцепившись не большими, но острыми зубами прямо в нос Фрисе. Нужно было видеть, как отчаянно заработали задние лапы серебристой, как конвульсивно задергалось тело, как взмыл вверх, а затем спрятался под брюхо пушистый хвост, а довершил картину отчаянный визг и клацанье челюстей. С окровавленным носом, Лучистая вылетела из злосчастной норы, словно пробка из откупоренной бутылки и тут же уткнулась поврежденным органом в холодный талый снег. Фриса была рассерженна, взъерошена и вот теперь явно напоминала колючего круглого ежика, в глазах которого сверкала обида и негодование. Вопль Лучистой наверняка услышала и Лаф, которая должна была искать добычу неподалеку, но волчица была увлечена своей небольшой потасовкой, а потому не стала дожидаться состайницу. Обойдя «бастион» противника кругом, потоптавшись во всех местах, Лучистая вынуждена была признать, что жертву придется откапывать, открытие не порадовало, но что поделать, хочешь есть – умей крутиться. Сдавленно рыча, Фриса принялась за работу, нужно было немного расширить проход, чтоб иметь возможность к маневру, поскольку атаковать жертву в таком узком пространстве было бессмысленно, чревато и даже опасно.

Обескураживающая тишина напала, как дикий зверь. Фриса. Она уже умудрилась ускакать на поиски. Разумеется, один маленький кролик не мог прокормить… «Сколько там? Два? Три? А, может, пять или семь волчат? Разве одна маленькая тушка способна прокормить столько ртов?» Тяжелый вдох. Как же хотелось спать, а теперь иди вон, ищи еду. Голос серой волчицы ворвался как-то невзначай. «Туда значит?». Янтарь глаз посмотрел вперед, а потом в сторону, а потом и в другую. «Куда – «туда»? Куда хочу, туда и иду? Моя территория, что хочу то и делаю? Моя конфета, хочу - ем, хочу - отдам другому?». Легкая улыбка. Странно, но как только появилась Лучистая, на душе стало как-то легче. Вообще, стало интересно, это беременность на нее так влияла? «А, ведь, и вправду. Когда упала птица, она была такой серьезной, а теперь бегает, улыбается, не сидит на месте и очень хочет есть… Зато, скоро она подарит своему волку детей и станет в десятки раз счастливее, да?». И снова морда поднялась к небу. Не удержалась. Уж слишком она любила смотреть на этого вечного странника, который то и дело менялся в настроении. «Солнце уже начинает садиться… Небо, ты как и всегда, прекрасно. Стоит ли затевать охоту на ночь глядя? Охотники же должны что-то принести». Вопросительный взгляд… куда? Куда делась серебристая вообще? Лаф мотнула хвостом из стороны в сторону, будто проверяя, не атрофировался ли тот. Похоже, еще нет. Легкие шаги, плавные спуски с камней. И вот уже перед глазами куст. Самка принюхалась. Действительно, рядом особо никого и не было. Да, и тот кролик стал случайной жертвой, попавшейся на глаза белой волчицы. Молчащая усмехнулась своим же собственным мыслям. Может, стоило вновь пройти ближе к лесу? Там наверняка должно быть побольше живности. Да, вот только, лапы туда явно идти не хотели. Легкие шаги вперед, в кусты. Иного выбора все равно не было. Лаф дернула мордой, пробираясь сквозь колючие ветки, которые больно «пробегались» по шерсти и тонкой коже на морде. Небольшой след красноты на морде, но запах собственной же кровушки ворвался в нос. Белая поморщилась, проведя носом из стороны в сторону, будто это что-то, да изменило бы. Жалобно пискнув, словно маленький щенок, потерявший мать, Лаф двинулась дальше – выбирать-то не приходилось. Нельзя же было оставлять состайницу в таком положении. Но, единственное, что было на пути – колючие кусты, а дальше – деревья. В таком-то расположении вряд ли можно было бы найти что-то мясное. Зато в шерсти уже висело пару колючек, какой-то приставучей травы и еще несколько царапок на морде. Самка рыкнула от негодования. Неужели здесь всегда так? Неужели все время так пусто? Лаф втянула воздух… «Фриса?». Морда ее поднялась, уши встали торчком, мышцы напряглись. Она хотела сделать шаг, но застыла в этом странном положении «аля вроде иду, а вроде не хочу». «Это, ведь, только что она вопила?». Сердце болезненно екнуло. Надо было догнать сразу, надо было не отпускать одну, надо было… «Лаф, как же ты так, невнимательно-то?!» Ругань на саму себя, беспокойство и полнейший хаос в душе. Сломя голову белая волчица неслась в сторону звука, да, только Лучистая уже успела уйти весьма далеко. На самом деле, Лаф даже не разбирала как бежит, по чему бежит, только чувствовала, как в подушечки лап нещадно впиваются маленькие камешки, попадающиеся на пути. «Что, если ей грозит опасность? Что, если она напоролась на что-то?». Сотни мыслей. По сути своей, если с серой что-то действительно случиться, Лаф будет винить никого иного, как себя саму…
Картина перед глазами внезапно поплыла по полукругу. Гулкий грохот, и скулеж вырвался из пасти белой самки. Неудачно так наступила, а точнее прыгнула, на очередной камень, оказавшийся почему-то мокрым. Хорошо, хоть, кости не переломала. Боль. Она пронзила все тело. Кое-как белая поднялась на лапы, тяжело дыша. Хоть под землю проваливайся, не иначе. Прихрамывая, самка –таки нашла серую, занимающуюся…
- Нашла что-то? – и голос такой уставший, но спокойный. С Фрисой все было в полном порядке, если только не учитывать кусанного носа. Странно, тело как-то внезапно дернулось, будто по нему прошелся ток. Выражение морды оставляло желать лучшего. Ну, не каждый день так нехорошо падаешь, а за сегодня уже не один раз. Прямо напасть какая-то.  Где-то недалеко ухнул филин. Лаф повернула морду в сторону, дабы молчащая не увидела, что что-то случилось. Только… «Кролик?». Действительно, на местность выбежал белоснежный кролик, который, похоже, даже не видел, что здесь не один. Идеальная добыча, да, только, белая уже сомневалась, что сможет поймать хоть кого-то, в таком-то состоянии. Мурашки пробежались по телу, будто чуяла – что-то определенно не так.

Кролик… И не боится, совершенно. Даже не так, как будто играется с двумя волками. И пусть не видел, обычно лесные зверьки осмотрительнее. Ухо самки повернулось в сторону, а потом и морда повернулась в сторону серой состайницы. Да, картина была забавной, как та пытается добраться до заветной цели. Стало даже как-то интересно, что же серебряная там нашла. Лаф сделала было шаг ближе, да тело резко отозвалось тупой болью. Самка замерла, будто молнией пораженная. Странно, до чего же было больно. Хотя, с такими падениями, поди разбери целы ли у тебя кости, да органы. «Так и не дойду никуда вовсе». Легкая усмешка. Из-за своего же беспокойства и пострадала, как бы теперь это совсем боком не вылезло. Белая уже как-то и позабыла совсем о кролике, сидевшем рядом. Впрочем, компания бесстрашной добычи ей даже нравилась. Волчица опустила свой зад на прохладную землю. И так захотелось облокотиться о кого либо, да только никого рядом не было. Правда что – кролик? Да, разве удержит он тушу такую? Лаф прикрыла глаза, вслушиваясь в пение филина, шум плавно идущей своей дорогой реки… Да, только, продолжалось это не долго. Самка распахнула глаза, когда Фриса – таи решилась ответить, кого она поймала. «Барсук, значит?». Наверное, будь у нее силы удивляться, глаза скорее всего выражали бы неописуемый восторг и удивление. Но ничего подобного. Добродушный взгляд упал на серую самку. Стало даже ее немного жаль, ведь ради того, чтобы перекусить, она только что перерыла кучу земли. «Лапы болят небось?». Да, похоже,до цели своей серая еще не добралась в полной мере.
- Да, я с кустами немного..ээ… подралась, да, - взгляд в землю, будто провинившийся щенок. Закрыла глаза, погружаясь в темноту. – Отдохнуть? – легкая улыбка, которая так давно не появлялась на ее морде. – Я не устала, только болит все жутко, - последние слова произнесла так тихо, что собеседница вряд ли ее могла услышать. А, если и услышала, то и ладно. Вслушиваясь в то, что происходит в округе, поняла – Фриса продолжила свое дело. Нет бы пройти дальше, за пределами реки наверняка есть нормальная пища. Но, нет, ничего ты не понимаешь, весь азарт именно в копании и драке со зверем, который сидит в своей норе? А, ведь, бедный, сидел себе там, книжки читал, а тут бух, и решили съесть. Несчастная судьба.  Однако следить за этим процессом – достань жертву из норы – Лаф как-то не хотела. Она просто ждала, когда состайница закончит. Только вот, звуки, которые витали в округе, не дали спокойно посидеть. Самка открыла глаза, наблюдая картину вышедшей в победители, Лучистую.  Самка тяжело выдохнула воздух. Видок и впрямь был не ахти.
- Стоило ли оно того? Можно же было пройти чуть подальше от реки, думаю, там бы было чем поживиться., - голос такой уставший, но такой добрый и заботливый. – Неплоохо, - будто вспомнила про второй вопрос, произнесла белая, - да, вот только, не в нору же… А будь там не барсук, а змея какая? – будто мама, поучающая свое дитя. Белая замолкла, наблюдая резкую смену в лице серой самки.  Машинально, даже не спрашивая в чем дело, молчащая повернула морду. Да, так резко повернула, что аж пискнула от боли, которая вновь дала о себе знать. Там, на реке, стоял образ, если его можно было так назвать, конечно. Холод пробежался по телу. Нет, она не испугалась. (После увиденных богов, как –то странно было бояться) просто подумала, как будет убегать? Если в этом будет нужда? А что-то ей подсказывало, такая нужда явно появиться, если две волчицы не захотят стать ужином для странной твари.

Слова состайницы потонули в немом остолбенении Фрисы, поскольку последние брошенные в ее сторону обрывки фраз канули в неизвестность, так как мозг серебристой переключился на небывалое зрелище и временно просто атрофировался для понимания чего-либо вообще. Змея. Барсук. Все что угодно, на время просто перестало существовать кроме безобразия, которое оказалось живым и смрадным трупом. Едва мерзкое зловонье достигло тонкого нюха, как Фриса поморщилась, такой «аромат» вмиг привел ее в чувство и к реальности, словно нашатырный спирт, резко, терпко, «пинком» в мозг – то, что нужно. Волчица замотала головой, пытаясь прогнать наваждение, но неприятный запах одолевал, в горле запершило, а потому пришлось выплюнуть еще минуту назад казавшегося очень аппетитным барсука и прокашляться. – Что за напасть? Разве покойникам место в мире живых? Разве этому трупу могила не по размерам? – озадаченно прошептала волчица, рассматривая черношкурое отродье с «Приветом» из того мира. Янтарные глаза округлялись и округлялись по мере созерцания картины, однако дышать становилось тошно, не выносимо. – Лафейка. – сдавленно и тихонько произнесла серебристая, - Давай уйдем осторожненько отсюда, пока этот скелет мирно дремлет на воде, а?– чтоб не свихнуться произнесла Фриса и отвела глаза от мерзкого покойника, но буквально на секунду, поскольку неведомая сила заставляла возвращать взор к этой мерзостной картине вновь и вновь. По телу забегали мурашки. Тело словно похолодело, – Уходи, откуда пришел. – твердо просипела Фриса, сама удивляясь такому поступку, наверное это страх подхлестнул ее действовать так, - Тебе не место в мире живых. – осклабилась хищница, чувствуя угрозу, которая горела в глазах пришельца и нервировала, но кажется, мертвец имел какие-то цели, поскольку закрыв свои гнойные очи взвыл, да так, что шерсть на загривке и вдоль хребта у Лучистой встала дыбом, оскал нарисовался на встревоженной мордашке, а по телу пошла нервная дрожь. Зарычав и показывая неизвестному острые зубы, прижав уши и поджав хвост, волчица попятилась, не сводя янтарных глаз от того, кто когда-то был черным волком. Сзади раздался вой. Хищница вздрогнула и резво крутанулась на месте. Переполох, злость, непонимание, страх и ярость одновременно смешивались и разрывали на части изнутри противоречиями, хищница не знала куда податься и что делать. Неподалеку, теперь напротив нее, красовался в гнойном смрадном великолепии еще один жилец из потустороннего мира. – Да откуда вы только повылазили покойники?! – рявкнула волчица, что походило на нервную истерику, поскольку тело Фрисы дрожало, мышцы напряглись, а горло сдавливали спазмы и удушье. Серый мертвец оказался не краше своего собрата, такой же отвратительный, зловонный и разлагающийся. От зловонного запаха серебристую накрыл приступ тошноты, недавно съеденный зайчик попросился наружу и Лучистая не смогла ему отказать в освобождении, а потому, подаваясь рефлексам, она исторгла из себя остатки скудного ужина. В этот момент, усугубляя злободневность ситуации, трупы резво сорвались с места и угрожающе понеслись на волчиц, в коматозном состоянии, близком к обмороку, если такое случается у волков, Фриса толкнула что есть мочи Лаф в бок и громко взвизгнула, - С дороги. - в душе смутно надеясь на то, что «психи» стремятся уничтожить друг друга, а не полакомиться их кровью, в конце концов, она с ними была не знакома, а потому какие у них могут быть личные счеты? Сердце бешено стучало о грудную клетку, паника и разум вопили на разные голоса, но сохраняя толику хладнокровия, в самом закоулочку мозга, Лучистая старалась держать себя в лапах и не делать глупостей. В краткий момент времени, хищница только и успела, что отскочить в сторону двумя крупными скачками, развернуться мордой к недоволкам, пытаясь зрением следить за каждым участником, да оголить клыки, решительно давая понять, что просто так помирать - не намеренна. Еще чего, она дочь лесов, а потому хоть сам черт, но она будет сражаться за свою жизнь и жизнь детей, которые должны родиться, не щадя последних сил.

Брут

Она никогда не светилась именно догадками, которые, по сути своей, могли бы исправить все. Хотя, о каком все идет речь? Ну, отошла бы, ну вышло бы не так глупо. Никто бы и не решил, что она застыла в испуге, или в каком там состоянии? Все это было глупостью, только какая суть? Звучит уже как оправдание. Наверное, инстинкт притупился, самосохранения который. Решил, что и так хорошо. Или четыре месяца беспросветной тоски дают о себе знать? Это останется загадкой, даже для нее…
Лаф смотрела, как два трупа бегут друг на дружку, словно два врага, не знающих пощады друг к другу, а потом… Словно время на мгновение остановилось, будто мир крутанулся вокруг своей оси, хотя время еще не пришло. Вспышка света, яркая и болезненная. А потом… Вы когда-нибудь видели, как делают клеймо животному, чтобы оно не потерялось? Берут раскаленную железяку, а потом просто так, не мучаясь ни совестью, ни иными чувствами, подставляют на голое, чувствующее, тело. Вы видели, как мечется это животное? Тогда, наверное, поймете, каково было белой самке, когда огонь дотронулся до шерсти и прожег кожу. Казалось, будто на ее теле поставили клеймо и забыли хоть чуточку обезболить. Ей показалось, что мир стал кружиться быстрее, что какие-то непонятные черные мушки стали мелькать перед глазами. Так и хотелось задастся вопросом: ты что? что с тобой? Да? А вот волчица не задавалась, да и все вопросы, как сахар из порванного мешка, высыпались из головы. Молчащая так резко упала на землю, воткнув плечо в талый снег, будто ей по лапам ударили, и удержать не было шанса. Тело трясло, да как трясло. Будто двуногий, который мучается тяжелой лихорадкой. Та же картина. Скрутившись клубочком, белый комок шерсти закрыл глаза, продолжая поскуливать. О, да, она даже не слышала, как скулеж вырвался из пасти, как птица из открытой клетки. И как же в это время ей хотелось провалиться под землю, не знать ничего и не помнить ничего… А что? неплохое желание – все забыть. Шанс начать все с самого начала. Шанс завести новые знакомства, открыть для себя новые вершины, вещи, чувства… Да, только, мы выбираем не из того, что хотим иметь, а из того, что боимся потерять… А потерять Оплот, воспоминания о нем… Нет. Она не хотела так…
Лаф не знала, сколько времени пролежала вот так вот с закрытыми глазами, но, похоже, совсем не долго. Она медленно распахнула глаза, всматриваясь в очередной лежащий камень. Беспокойство серой волчицы. Точно, она слышала ее вопросы, но, ведь, ничего кроме плеча и всего туловища не болело. Ну, да, какая мелочь, не правда ли? Тихо выдохнув воздух, белая попыталась подняться на лапы… И ей удалось, с первого раза. Все четыре конечности тряслись, и успокоить их молчащая никак не могла. В глазах стояла пелена, сквозь которую она лишь заметила движение птицы… А потом крик Фрисы разорвал тишину, ворвавшись в чувствительные перепонки. Лаф зажмурилась, прижимая уши. Что это вообще? Как развалюха, не иначе. А потом, как будто невзначай, в сознание ворвались слова птицы. И снова должно было возникнуть удивление, не так ли? Но его не было. Пустые янтарные глаза уставились на филина. Странно, что именно в этот же момент, птица смотрела на белую самку… И все нутро ее сжалось от омерзения. «Боги, Фриса!». Наверное, такое бывает? Когда совершенно не осознаешь, что твой друг сейчас полез туда, куда не стоит, а ты просмотрел. Просмотрел как пошел, как что-то говорил, как залез в воду. Один мощный рывок. «Она что, слова этой птицы не слышала?!». Тело отозвалось невыносимой болью, но Лаф бежала к Лучистой. И откуда столько беспокойства о состайнице? Да и вообще – откуда столько беспокойства? Или это и называется, жить в стае? Холодная вода ударила прямо в морду, так резко белая волчица залетела в речку, направляясь прямиком к серой. «Неужели этот барсук дороже твоей безопасности?».

С шумом тело Фриски шлепнулось в воду, взметнув в верх фонтан брызг и тут же пошло ко дну, словно тяжеленный тюк с камнями. В первое мгновение хищницу объяло негодование и всеобъемлющее чувство досады на несправедливость жизни, поскольку в пасти не оказалось тушки воришки, за которой она совершила прыжок и вот теперь вынуждена уходить все ниже и ниже на дно реки. От печальных событий и изъянов жизненных коллизий, отвлекла нехватка кислорода и жуткий холод, который пробирал измученное за день тело до самых потрохов, а потому, завертев замедленно головой в темной воде, с горем пополам определив где поверхность, волчица отчаянно заработала лапами, пуская пузыри и чувствуя отвратительное жжение в легких. На счастье, в воде каждое движение было облегченно, но опасности утонуть – не умоляла. – Сейчас, сейчас. – стучали мысли в голове Лучистой, - Еще немного и я выплыву. Выберусь! – подбадривала она себя, когда воздух иссяк, а поверхность казалась такой близкой, когда пасть принялась открываться и закрываться в тщетных попытках вдохнуть новую порцию кислорода, но вместо этого, поглощая воду. Отчаянный рывок и водная гладь «разорвалась», голова серебристой показалась над поверхностью и нарушая тишину послышались судорожные хрипы, фырчание и плеск, поскольку передние лапы волчицы колошматили воду и взбивали вокруг тела хищницы пену и сотни разноцветных брызг разлетались в разные стороны. Фриса ожесточенно мотала головой, пытаясь освободить уши и заложенный нос от жидкости, посекундно рыча и поскуливая. Какие уж там совы, когда на кону собственная жизнь, по крайней мере в данный миг. Горло, легкие и глаза пекло, однако, едва справившись с учащенным сердечным ритмом и адской болью, которая словно иголки кололась внутри тела, Фриса постаралась сориентироваться в ситуации. Оказалось, что вредная грабительница сова, таращась своими желтыми блюдцами – глазами, совершенно мелонхолично сидела на ветке, равнодушно взирая на происходящее, в то время как Лаф, самоотверженно плыла на встречу «утопленнице». Не теряя времени, чувствуя как холод ледяной воды донимает до костей и вымораживает изнутри, Фриса заработала лапами и поплыла на встречу белоснежке. В голове Лучистой творился сумбур. Внезапно сильнейшее раздражение, словно стихия накрыла ее разум и оказавшись рядом с Лаф, волчица зло зарычала. – Ты какого лешего в воду сунулась? Тебя сюда кто звал? – челюсти клацнули возле самого уха белоснежной, в этот миг, глаза серебристой отражали лишь ее животную дикую природу: стеклянные, с сузившимся зрачком и холодные, такие глаза, которые порой присущи хищнику в момент атаки. Скалясь, прищелкивая зубами, Фриса напирала грудью на волчицу, толкая ее в плечо и назад, в этот момент совершенно необоснованное желание убить, порвать и утопить теснилось в грудной клетке. - Убей! Вглубь столкни!!! – засела в мозгу мысль, кричащая чужим страшным голосом, но в безумии, Лучистая не сразу сообразила, что голос совсем не ее, настолько подалась порыву, - Ты зачем пришла? – не унималась волчица, рыча и сверкая глазами. – Думала меня утопить? Или позарилась на мою добычу? – уже совершенно дикие слова срывались с языка и под воздействием игр сатаны, Фриса рыкнув укусила Лаф в область скулы, благо что длинная шерсть, да неудобство боя в воде помешали причинению телесного вреда. Фриса очнулась. Растеряно и испуганно поглядела на Лаф, потом, мгновение позже, поняла, что только что, оголила клыки против милой ее сердцу волчицы. Виновато прижав уши к голове, в сильнейшем волнении и панике, скуля, словно до смерти перепуганный щенок, отчаянно колошматя поверхность воды лапами, отфыркиваясь, Фриса жалобно взвыла. – Лаф, милая, прости! Мне страшно! Я не знаю, что это было со мной, поплыли скорее на берег. Прошу тебя! – впадала в истерику волчица, особенно сильно от того, что чужой голос, навязчивый и злой продолжал шептать в голове коварные мысли. – Нет! Я не хочу ее убивать! – взвизгнула вслух серебристая, чуть не плача, в то время как зубы выстукивали дробь от объявшего холода, - Лаф! Пожалуйся, прошу тебя, скорее плывем обратно!!! – протяжно взвыла Фриса и отчаянно заработала лапами, преодолевая усталость и желание утонуть на месте и больше не мучиться. Добралась в несколько рывков снова до Лаф и принялась ее толкать грудью назад, к берегу, при этом в янтарных глазах царил вселенский страх и паника. – Назад, белоснежка, назад! – лапы медленно немели, еще немного и тело могут сковать судороги и тогда все может закончиться совсем плачевно. – Чтоб вам тошно было. Фр, фр, фр. Покойники проклятые! – сквозь слезы горячилась Лучистая, вспоминая тех, кто стал виновником начавшейся мистической череды боли и неудач.

Брут

И Лаф почувствовала… А действительно, что она почувствовала? Радость? Что сейчас выйдет из холодной воды. Облегчение? Что с ее серой спутницей все в порядке. Или то, что страх понемногу стал затихать? Или это было очередным обманом в белой голове? Что, если « нечисть» отступила специально, чтобы дать передышку двум уставшим душам? Или они так не делают? Если добивать, то до конца? Самка мотнула мордой, отгоняя наваждение. Фриса что-то сказала, но молчащая ее даже не слышала. Нет, не из-за того что не хотела, а потому что в голове творился такой неописуемый кавардак, что словами не передать. Она даже на время забыла о своем плече, о своем самочувствии, да и вообще забыла о том, что еще несколько мгновений назад чуть не рухнула без сил… Ан, нет. рухнула же, просто поспать не дали. Да еще вся эта чертовщина. Боги разыгрались? Как малые дети у двуногих… Те совершенно не могут себя контролировать, достигая момента, когда понимают – шалость удалась. А последствия этой шалости остаются далеко за пределами их понимания. Лаф на мгновение остановилась, снова ощущая холод воды, еще не успевшей согреться. Да, разве могла она согреться в такую погоду? Взгляд янтарных глаз поднялся к небу. Уже потемнело, да настолько, что самка даже не уловила тот момент, когда маленькие огоньки стали появляться на бескрайнем пространстве. Наверное, речка не лучшее место для любования звездами, да? А ей понравилось: словно стоишь на небосклоне. Протяни руку и достанешь до света… «Достать до света?.. О чем ты, Белоснежка?». Странно, скажи она это вслух, получила бы именно такой ответ? Хотя… Лаф посмотрела на уплывающую вперед Лучистую. Она бы так не ответила, да? И белая снова заработала лапами; надо было выбираться из холодной глади. Спрыгнуть-то она спрыгнула, а теперь поди заберись назад. Наверное, в этот момент она бы начала проклинать все на свете, но не хотелось, или это было не в ее характере? Пожалуй, второе. Сильно упершись передними лапами о камень, белая с силой оттолкнулась от дно, но лишь назад плюхнулась в воду. Обожженное плечо заныло, будто в него вставили острый предмет, а тело вновь дало знать, что оно-то боль вовсе не забывало. Безумство. За день естественно уставать, да? Но не на столько же… Впрочем, не было причин, все это можно было бы назвать безумством. И Лаф пошла дальше по берегу, где взобраться действительно был хоть какой-то шанс. И в глаза снова бросилась фигура подруги. С самого начала следовало идти за ней, а не витать в облаках? Белая, снова напрягая мышцы, выбралась-таки на берег. Желудок внезапно запел песню, предупреждая всех окружающих, что волчица голодна и опасна. Уставший взгляд на Фрису. Ей-то куда тяжелее, а она еще в воду полезла. Мокрая шерсть казалось невыносимо тяжелой, настолько, что захотелось лечь и не вставать, но молчащая продолжала стоять, тяжело вдыхая воздух. Странно, но даже воздух казался ей холодным, как и вода, из которой они только что выбрались.
- Что со мной станется? – и улыбка такая грустная. Вопрос звучал так, будто в нем был подвох. Или лучше сказать, что  он был двусмысленным? – Лучше скажи, как ты себя чувствуешь?
Да даже если и так, единственное, что сейчас хотела сделать белая – отвести серую в логово. И где же интересно ее легионер? Вроде бы она ждала от него еды? И желудок снова отозвался своим: «ур».

Лежа брюхом на мокрых остывших камнях, дрожа от холода, словно осиновый лист, серебристая почувствовала себя такой маленькой, тщедушной и жалкой, словно окунулась в детство, в беззащитность, в то состояние, когда ты сам не в силах себя защитить. От таких ощущений ей стало не по себе, но сил сопротивляться не было, хотелось тупо остаться на месте, отдаться противной дрожи, что колотила тело и выстукивала зубами дробь. - Ты что-то сказала? - не окрашивая голос интонациями, словно эхо откликнулась Лучистая, не вникая в то, что говорит, на ватный звук голоса в своей голове, с запозданием понимая, что он принадлежит Белоснежке. Усилием воли, волчица подняла морду и заставила себя отвести взгляд от полыхающих на берегу небольших искорок, к которым хотелось доползти и прикоснуться, в слабой надежде на тепло, которое прогонит оцепенение и усталость. Медленно, янтарные глаза остановились на состайнице, Фриса несколько секунд отстраненно ее разглядывала и лишь спустя пару минут, в очах появилась осмысленность. - Лаф, ты знаешь что тут происходит? - задала она философский вопрос, а в голосе прозвучали первые нотки злого недовольства, которое было наверняка адресовано судьбе. При виде обессиленной и такой же жалкой, как и она сама белоснежной, Лучистая в конец разобиделась на невезучий день, в сердцах от всей души пожалев себя и Лафея, разве что не пустив слезу от такой несправедливости и того, что махинации клыков, как попытки возмездия, предъявить некому. Над головой хищниц послышался шорох крыл. Серебристая отвлеклась и задрала морду, чтоб поглядеть на нарушителя тишины, а дальше ее взор более не отрывался от совы, которая оказалась на редкость наглой и самоуверенной пернатой животиной, по мнению самой Фрисы. Птица же, явно издеваясь, спустилась на землю и без малейшего зазрения совести остановилась поблизости от двух несчастных заложниц проведения и словно отвечая на недавно заданный вопрос Фрисы, принялась мудро вещать. - А тебя,- легкая запинка, волчица чуть прикусила язык, - воровка, - и продолжила, - ни кто не спрашивал! - не проявила любезность Лучистая, зарычав и чуть вздернув верхнюю губу, ответила, однако сильнейшее переутомление сказалось на боевом ее духе и она даже не сделала попытку пошевелиться. Чувство справедливости, возроптало и потому, будучи раздражена, хищница не смогла сдержать язвительной фразы, - Я то наивно полагала, что беды посылаются как наказание за грех, так скажи же совунья, чем я сегодня не угодила богам? Или быть может моя пища была не моей вовсе? - чуть клацнула зубами. Сова ничего не ответила, лишь сверкнула своими глазами - блюдцами, оставила добычу Фрисы на земле и взлетела на камень. - Что, совесть заела? - усмехнувшись спросила хищница, но добычу свою взять побоялась, поскольку внутренний инстинкт бил тревогу, и в ушах отдавались эхом слова, - За пищу часто убивают... часто убивают... убивают..., а смерти своей, Лучистая сейчас явно не хотела. - Ну уж нет, я еще слишком молода, чтоб умирать. - внутренне возмутилась серебристая, хоть колики в животе напоминали адовые пытки голодом, - Лафей, - жалобно заскулила Фриса, - что-то мне не хорошо тут, может мы поползем к логову? Мне кажется у меня что-то с головой, либо это все происходит на самом деле? - хищница подалась панике, поскольку птица стала ухать, чуть раскачиваясь на большом камне. - Да замолчи ты окаянная! - почти взвизгнула она, чувствуя что уже начинает не просто нервничать, но на грани нервного срыва, что бывало в жизни этой молчащей не часто, но что вы хотите от измученной, беременной, голодной, вымотанной самки, которой устроила жизнь экзекуцию загробным миром? Тут у кого хочешь мозги начнут плавится и железные нервы не помогут, сдадут, слетят с катушек, а у Фриски они железными никогда не были, так что ее судить? - Можешь съесть этого барсука! Только умолкни и оставь нас в покое, вестница  с того света! - вскочив на отяжелевшие, дрожащие лапы, взмолилась волчица и тут же осеклась, услышав знакомый голос, зовущий ее по имени. Уши зашевелились на макушке и встревоженная морда озабоченно завертелась по сторонам. - Брут! - чуть не плача, выдохнула волчица, когда ее перепуганные, янтарные глаза, подернутые паникой и отчаянием, выцепили образ возлюбленного из общего хаоса вечернего безумия. - Наконец-то ты пришел! - с нескрываемым облегчением выпалила она, точно зная, что легионер никогда и никому не даст ее обидеть. В этот момент словно груз столетней давности рухнул с плеч, волчица даже позабыла все свои обиды, не высказанные упреки, голод, она представила как сейчас, в этот момент прижмется к телу волка, зароется носом в его густую шерсть и согреется рядом с ним, понимая, что все позади, все плохое позади. С ним, она забудет обо всем, внутренне сгорая от щемящего чувства нежности и сокровенного единения с тем, кто стал дня нее дороже остальных. - Брут... - позвала нежно Фриса в ответ и подалась вперед, делая первые шаги навстречу. - Брут... - хотела она начать разговор, но волк вошел в воду и поплыл, а волчица так и осталась с открытой пастью стоять, недоумевая, зачем он полез в ледяную воду. - Постой. - попросила она, чувствуя что голос сел и вместо слов идет сип, - Туда нельзя! - забеспокоилась и попыталась его окликнуть, но продолжала сипеть, а голос не слушался. - Да погоди же ты!-, тот же результат и новая волна слабости и бессилия. - Брут, у меня нет сил плыть за тобой. - срывался еле уловимый шепот, хотя в голове у Лучистой эти слова кричали, а страх за возлюбленного был сильнее собственной слабости, что толкал входить в ледяную воду. Лапы почти сразу онемели, едва хищница вошла по грудь, тело разве что не окоченело. - Брут! Черт тебя возьми, я же утону! - беззвучно руганулась она, поскольку голос пропал окончательно, а паника, беспокойство и страх росли, охватывая рассудок в тиски мутных, расплывающихся очертаний.