Начало
На этот раз все было немного иначе, большое сердце кобылы было слишком неспокойно. Наверное многие бы заметили тревожное состояние большой пятнистой Мо, но она настолько обособленно держится, что о кобылице вспоминают лишь на совете. Так что вряд-ли ее изменение в поведение осталось замеченным.
Тяжело вздохнув, Мозайка медленно вошла в воду по пястье, наслаждаясь прохладой реки, прикрывая голубые глаза. Холодное течение успокаивало суставы, уже начинающие жаловаться на погоду, кстати о ней.
Табун мигрировал к югу, но для ранней осени слишком холодно было, на столько, что те кобылы, что еще не разродились и ждали своих жеребят в октябре, могли с абортировать и скинуть, побоясь не выжить. Что-то менялось. Это "что-то" витало в воздухе, играя с разумом в прятки, вроде появляясь и говоря "вот я! Смотри сюда! Грядут перемены!", но лишь ты ухватываешься за соломинку, как твой воздушный замок тает на глазах.
Пегая подняла голову к солнцу, подставляя мордаху последним теплым лучам, но тепла не было. Громко фыркнула, выгоняя с силой клубы пара из розового носа, сощурив глаза и помотав головой. Черная челка упала на глаза и сократила обзор как минимум вдвое, но и это позволило увидеть не так далеко от себя Смольного, который по каким-то своим неведомым причинам не подходил к матери. Снова тяжело вздохнула, широко и мягко улыбаясь. Как бы он не относился, но Мозайка любила сорванца сына, за все...за нрав, за этот взгляд.
Медленно повернувшись в сторону кучерявого, кобылица пошла к нему, непременно хотелось потрепать того за гриву, но тчо-то подсказывало, что старший будет недоволен. Он всегда недоволен. А для Мо, Кьярд навсегда останется тем жеребенком, что без устали носится вокруг, не давая покоя остальному табуну.

Мозайка достаточно медленно подходила к Смольному, успев для себя отметить, что сын-то недоволен "внезапным" появлением матери. Улыбка пропала с морды, а сердце неприятно кольнуло от обиды. Вот вкладываешь ты в ребенка всю себя, отдаешь без остатка, а потом видишь как от тебя отрекаются.
Отступать кобыла была не намерена, ведь если бы не она, то  К`ярд бы и позабыл кто его матерь. Остановившись подле вороного, кобыла громко, но не наигранно вздохнула, отворачиваясь в сторону и ища что-нибудь, что может угрожать ее кровиночки, что-нибудь такое, что может принести опасность табуну. Стоит лишь одному из их большой семьи подорвать с места, как все поголовно последуют примеру, понесутся прочь, сметая все на своем пути. Затаптывая несчастных, унося себя в безопасное место.
- Как можно уследить за жеребятами? - и не здрасте вам, ни как дела. В этом весь Смольный. Какие-то планы, дела, вечно ему нужно что-то делать. Пегая раздула розовые ноздри, разворачивая уши назад и внимательно рассматривая сына.  Неужели его волнуют чьи-то дети, с каких пор?
- Дай Бог сил несчастному, кто покусится на детей Табуна - достаточно мягко ответила пятнистая, подходя к курчавому и мягко беря губами прядь гривы и немного потянув на себя.
- Волки постоянно крутятся у стада и прогнать мы их не можем. - ах вот оно что. Отпуская черную прядь, лошадь улыбнулась лишь глазами, немного отходя в сторону.
- Мы не можем находится постоянно в состоянии войны. Посмотри на кобыл, что должны вот-вот разродиться. Да и жеребята... - холодный ветер ударился о морду, Мо помотала головой, перекидывая челку за ухо. Где-то сбоку послышался треск веток, крупная кобыла вздрогнула и посмотрела в ту сторону. Пока никого.
- Мы жили так векам, мой милый мальчик, этот союз всех устраивает.. - говоря достаточно мягко, медленно, словно с глупым жеребенком, Мозайка с материнской теплотой в голосе обращалась к Смольному.
- Тем более обрати внимание на погоду. Ох! Что-то совсем не так. Все изменится, мой милый мальчик. Все изменится. Мы на самом краю земли, тут пока тепло, но ты можешь заметить в каких количествах появляется подшерсток. - достаточно тихо запричитала Мо, кажется себе под нос, но в надежде, что Смольный услышит. Ее действительно волновала погода, впрочем, только из-за заморозка пегая и переживала, отгоняя дурные мысли по поводу волков.

Рагнхильд устроилась в небольшом приречном овражке. Хорошее место, укрытое от морозного ветра, что всегда гуляет над водной гладью. Да и от чужих глаз медведица сокрыта. Не то чтобы она боялась встретить тут кого-нибудь. Нет. Однако ей не хотелось наткнуться на кого-нибудь из Оплота. Объясняй им потом, что она здесь забыла. А ведь потребуют объяснений, серошкурые.
А ее ли в том вина, что ее лошади решили зайти на земли этой стаи? Да еще, похоже, заручились поддержкой Оплота. Ну, ничего, ничего. Травоядные не могут долго задерживаться на одном месте. На мерзлой траве долго не протянешь. Лошадкам придется скоро сняться с места. А на переходах слабые быстро теряют последние силы.Ну она уж настигнет павших.
Глупо пытаться напасть на них в открытую. Тонконогие, не ей тягаться с ними в пробежке. Конечно, можно было бы надеется, что какой-нибудь недалекий жеребчик вступит с нею в схватку. Уж с таким молодчиком она справиться. Да и мясо его будет куда вкуснее, чем павшего задохлика.
Еще в табуне есть пузатые кобылы, вот-вот должны ожеребиться. И это тоже очень-очень хорошо. Не все жеребята способны следовать за матерью. Да и не каждая мать уследит за своим постреленком. Нет, не зря Рагнхильд таиться и выжидает. Будет и на ее долю свежее мясо.
А вон, кстати, и ее лошадки. Ее лошадки, которые еще ничего не знают о Рагнхильд. Медведица мысленно улыбнулась, а желудок ее тихо заурчал. Ох, с каких это пор она стала такой злорадной? Нет, это все влияние Сета. Пару дней с ним проведешь, а после неделями ловишь себя на мыслях, тебе ранее не свойственных. И как это она терпела этого несносного медвежонка почти полтора года и не свихнулась?
Лошади о чем-то оживленно говорили, и до медведицы долетали лишь обрывки их разговора. Рагна разглядывала их сквозь ветви кустарника, прикрывавшего ее овражек. Крепкий жеребец, да и кобыла ему под стать. С такими пришлось бы сильно повозиться. Их не завалишь одним только весом – если конечно не запрыгнуть им на спину. Однако ж Хильда – не львица, подобной гибкостью не обладает. Вот Сета бы сюда…
Может, оно еще так и будет. Этот медвежонок точно околачивается поблизости. А договориться о том, чтобы разжиться кониной – это они смогут.
Но только если дело пойдет совсем уж плохо.
А пока… Почему бы не намекнуть им, что табуну уже пора трогаться с места? Лошадки явно застоялись. Еще может, отъедят себе бока и будут готовы хоть неделю по полям скакать. А Хильда – давай, лови ветер в поле. Врят ли они будут чувствовать себя в безопасности, если рядом обживается медведица.
Хильда лениво поднялась и, не скрываясь, стала продираться сквозь кустарник. Чего ей таиться? Нет, пусть увидят, приглядываются как следует. Может, бурая их и впечатлит.
-А волки вечно болтают всякую ерунду. – добродушно гаркнула она, в развалку приближаясь к лошадям. – Их слушать, что сорок. Всегда необходимо надеется только на свой нюх. Не так ли?

Мать не успела ответить на вопрос сына, зато это сделала незнакомка, хоть немного и не то, что хотел бы услышать вороной. Вытянув шею из-за Мозайки, Кьярд видел, как не спеша бредет к ним здоровенная медведица: сама сбитая, мордатая, лапищи огромные с длинными когтями. Такие быстро продырявят лошадиное брюхо. Но пегая кобылка не побоялась, смело стала показывать бурой, что приближаться к лошадям не следует. Смольный стоять столбом тоже не собирался, в его планах одна из лошадей должна была погибнуть от клыков волка, но не от медведя… Поэтому конь встал на дыбы, громко заржав в голос с матерью, предупредив тем самым об опасности тех, кто находился поблизости. Фыркая и прижимая к голове уши, вороной в мгновение сорвался с места и понесся напрямик, прямо на Рагнхильд. Казалось, что жеребец так и влетит прямиком в лапы бурой, но Кьярд вовремя остановился, вновь поднимаясь на дыбы, угрожая копытами, и повернул в сторону, уходя от столкновения. Это было предупреждением, единственным в своем роде, ведь Смольный правила знал – чуть-что и они с Мо понесутся к табуну и возвратятся к медведице уже не одни, а с десятком своих сородичей, которые не будут мешкать и избавятся от угрозы самостоятельно, не дожидаясь, пока недоброжелатель соизволит уйти самостоятельно. В единстве сила. Но сейчас Кьярд решил разрешить проблему сам, а вернее сообща с матерью. Мужик он, в конце концов, или как?!
- Много ли ты знаешь о волках, бурая?
Слова Рагнхильд заинтересовали жеребца, поэтому выслушать продолжение ее речей он был не против, главное чтобы самка держалась на расстоянии от них и не угрожала. В своих силах Кьярд был уверен, он сможет спастись, а вот на счет своей матери сомневался. Нет, Мозайка была кобылкой бойкой, но кто ее знает, как поведет себя мать, пытаясь защитить сына. Поэтому Смольный подошел к пегой, встав рядом с ней. Предупреждение медведице он сделал, и если та его не поймет и продолжит приближаться, то… конь был готов дать деру в любой момент.

Сын был намного смелее своей матери, бросился ведь на косолапую, грозно взбивая землю под копытами, хрепя и грозно вздувая ноздри, пыталась она ухватить его за хвост хотя бы, ну куда уж, не удержишь ветер голыми руками, а тут К`ярд, еще более неукротимый и неудержимый. Встревоженно посмотрев ему в спину, кобыла громко взвизгнула, топчась на месте, не хватает ей решительности для дальнейших действий.
Медведица, впрочем, не напала, а наоборот же, сохранив очень приемлемую дистанцию, уселась на вой мохнатый зад, начиная диалог со своим предполагаемым обедом.
Мо не решалась идти ближе, ее устраивало быть в зоне недосягаемости, навострив уши и все так же топчась на месте.
-Медведя что ль не видали никогда? - любой бы мог подумать, что бурая издевается, глумится над пугливыми лошадьми, но не Мозайка, лишь улыбнувшись такому общительному хищнику, она чуть успокоилась, но бдительности не потеряла, сохраняя дистанцию.
- Видели. И именно это заставляет нас себя так вести - тихий, спокойный и, даже можно сказать, мягкий голос вырвался из розовых губ. Кобыла с шумом выдохнула и топтаться вовсе перестала, но чувствовалось в ее теле напряжение.
Когда медведица начала свой рассказ про Первородных, кобыль и вовсе смутилась, ведь сама не понаслышке знала эту стаю, знала и уважала. Искренне восхищалась их вожаком Ирхиссом, который ее основал. Она молча выслушала, отмечая про себя, что косолапая не права, увидела лишь вершину айсберга, побоявшись засунуть свою морду под воду и увидеть огромную глыбу, коей и был Первый ветер.
- Ни силой они были прославлены, ни свирепостью добыли свои земли, уважаемая... - обратилась Мо к медведице.
- Дух ими движет! Вера! - только в настоящем времени, ведь если пали на поле боя тела белошкурых, их вера осталась, и есть те, кто продолжит движение под знаменем Антея. Пятнистая верила в это, она полагала, что расцвет стаи еще не наступил, а это не конец, а всего лишь пауза.

Ответ кобылы Рагне понравился. Вот, сразу видно, что в этой длинногривой голове водятся толковые мысли. Ее спутнику же такта явно не хватает. Нарывается он что ли? Думает, что детские подначки зацепят медведицу, и та слепо ринется вперед, подставив голову прямо ему под копыта? Да, Рагнхильд чувствует раздражение и настойчивое желание помять нахалу бока. Но она достаточно умна, чтобы ни чем этого не выдать.
Пусть себе гоношиться, она еще со всех своих лошадок спросить успеет.
Однако же эти травоядные явно что-то знают о Первом Ветре. Вон, кобыла даже возомнила, что соображает в этом деле куда лучше Хильды. Вера, ха, снегирям на смех! Во что-то они действительно верили, эти глупые белые волки. Но видимо верили недостаточно крепко, и их хваленые волчьи боги ничем не сумели им помочь.
-Верой цел не будешь. Коли только молитвами жить – так и от голода помереть можно, - решила она до конца играть роль недалекой хищницы. – Боги в пасть кусок мяса не положат, тут самим что-то делать надо.
Дело тут было вовсе не в вере. Первый ветер был слаб. Может от того, что помыслы волков были направлены куда-то ввысь, где на луне ютились могущественные духи. Может, их род просто выродился, уступая место более приспособленным и выносливым волкам Легиона. Как бы дело не обстояло, Рагнхильд считала, что исчезновение стаи вполне закономерно. Она не стала бы помогать перворожденным. Сильным жить, слабым уходить.
Однако это, конечно, не относится к ее дорогой Веледе. А тайны названной племянницы Рагна будет хранить ревностно.
-Где спасшиеся – то их дело, - резко отрезала медведица. – А ты, лихой да быстрый, откуда про земли первородных знаешь? Неужто сам пробовал тамошний заледенелый снег копытами топтать?
Это она и так знала. Одно радует – ее сынок тоже не сможет пробраться в мертвый белый край. А значит, ее владениям ничто не угрожает. Вернуться она всегда успеет.
-А что медведям делать там, где и клюкву под снегом не раздобудешь. Тут невольно и сам нос из берлоги высунешь, к теплу подашься. А про морозы – так дело привычное. Мне мать еще баяла, а ей ее мать, моя бабка, что бывали зимы такие студеные, что птица на лету замерзала. Тяжело тогда всем приходилось, а смотрите-ка, выжили. И эти морозы переживем. Полютует зима, да угомониться, вновь тепло будет. Может, еще даже до весны оттепель нагрянет.
Пока она никаких признаков грядущего потепления не подмечала. Однако не любила суетиться, даже тогда, когда дело было совсем дрянь. Переживет и эту напасть. Слава вереску, сила в лапах не перевелась еще.
-А боги – что боги? Месть должна на чем-то замешана быть. На несправедливости, скажем. Судьба же ветряных давно предрешена была. Тут и мстить не за что.

Отредактировано Рагнхильд (2014-02-11 20:08:38)

Говорила бурая складно, заслушаться можно. Редкость большая, чтобы у такой страшной громадины язык был так хорошо подвешен. Но доверие она по-прежнему Кьярду не внушала, да и матери его слова косолапой не очень-то понравились. Смольный знал, как Мозайка относилась к Первородным, и понимал, как может отнестись к словам бурки. Но кобыла была спокойна, ничуть не похожа на молодого жеребца, и казалось, что общение с медведицей ей в какой-то мере приятно, с жеребенком будто говорила. Но Кьярду подобные разговоры не нравились, и подобное к себе отношение.
- Не твое дело, - зло фыркнул конь Хильде, - Убиралась бы подобру-поздорову, пока кости целы, - и обратился тихо к матери, - Дела у меня, шла бы и ты отсюда к остальным.
Не дожидаясь ответа, вороной, тряхнул своей челкой, ударил оземь копытом и поскакал куда-то в сторону, обратную расположению табуну. У него были свои дела.

Персонаж выведен

Кьярд был не в себе, хоть и выглядел достаточно спокойно, но Мозайка была уверена, что внутри у него все колотит от  распирающей энергии. Проводив взглядом вороного, кобыла лишь тяжело вздохнула, смотря на медведицу.
- Не злись на него, бурая, он еще слишком молод. Горяч... - с шумом выдохнув облачка пара и тряхнув головой, она тоже подумывала возвращаться обратно, к кобылам, с ними как-то спокойнее, тем более что разговора с сыном снова не было.
Медведица поднялась с места, заставляя пегую немного напрячься, теперь, она осталась наедине с хищницей и никто ей не поможет. Навострив короткие ушки, лошадь встала на все четыре ноги, готовая в любой момент сорваться с места, но Рагна была настроена весьма дружелюбно, выдав небольшую тираду - потопала восвояси.
- До встречи косолапая - мягко попрощалась Мо улыбаясь и отворачиваясь, не нравится ей прощаться, даже с новыми знакомыми.
- Не стоит смотреть на то, как возьмут свое те, кто канул в небытие...не для наших глаз это...не для наших... - тихо себе под нос проговорила пятнистая, медленно вышагивая к табуну, задаваясь вопросами, которые так и остались без ответа.
----- Персонаж выведен

Пока поблизости не было никого из табуна, Цезон позволил себе предаться невеселым думам и воспоминаниям. Его голова была опущена, будто он что-то высматривал под копытами, на самом же деле, Ведущего обуяла тоска, да такая, какой он не испытывал ни разу за всю свою немалую уже жизнь. Светлые пряди гривы ссыпались по крутой шее вниз, чуть покачиваясь при каждом шаге. Было пусто и как-то до смерти грустно, рассудок искал решение проблемам, но вставал в тупик, пасавал, предоставляя вовсю развернуться отчаянию. Десятки мыслей крутились с белолобой голове, а душу его разрывали надвое и терзали сомнения.
Табун много-много лет назад заключил Союз и выполнял свое обязательство, но в чем-то К'ярд был все-таки прав - это было практически самоубийство. То есть он сам повел своих подданных на верную гибель... Это было тяжело, но сложнее было пережить последствия, чем само действо. Серый не сомневался в правильности своего решения. Был дан обет, и его необходимо исполнить. Любой ценой. Как только теперь объяснить табуну эту мысль, мол, вы должны теперь оплатить долги своих предков. Звучит пафосно, но для многих, таких как Кьярд, это всего лишь слова, ведь своя шкура дороже вопросов чести. И банальной благодарности.
Цез вздохнул и остановился у кромки воды, взглянул на свое отражение. Черт возьми, должна же быть хоть крупица благодарности за то, что их предки жили в мире и покое! Цезон гневно ударил копытом, разбивая серого жеребца в зеркале воды на сотни мельчайших кусочков.

Отредактировано Caeso (2014-03-07 21:03:43)

Разлетелись брызги, круги разбежались по воде, коробя отражение, но через минуту все уже было, как и прежде. Позади послышался шорох и шаги - приближающийся не скрывался.
Кажется, его-таки застукали за упадническими настрояниями. Не порядок, ведь он - все еще Ведущий, пример для молодежи, можно сказать. Тряхнув гривой и мысленно глубоко вздохнув, серый оглянулся через плечо. Вереск. Как любой хороший вожак, он знал поименно и в глаза каждого в табуне, сколь незначительным ни была его роль. Он поднял голову, вновь становясь выше и внушительнее, собираясь с мыслями. Юной охэнзи среди тех, кто участвовал в сражении, но и среди оставшгося табуна по возвращении он ее не видел. Возможно, занималась разведкой территорий, когда все произошло... Хотелось бы верить, но поведение Кьярда теперь заставляло подозревать всех и каждого. Закон уже был нарушен...да если бы один! И собрать осколки того, что осталось от былого - та еще работка.
- Здравствуй, Вереск, - поприветствовал буланую Цезон. Честно говоря, он не знал, зачем ей понадобился теперь. Ему грустно было смотреть в глаза любому из своего табуна...ну, почти любому. Но должность обязывала...хотя сколько бы он сейчас отдал, чтобы мчаться по лугу наперегонки с ветром и просто чувствовать ветер в гриве. - Ты чего-то хотела? Могу я тебе чем-то помочь?
Смешно...чем он сейчас мог кому-то помочь, если себе-то помочь не в силах?