Новое начало.

Пробуждение было не из приятных: Горькая ощутила странное волнение, после - страх. Резко вскинула голову, едва не ударившись мордой о стену, к которой прижалась, засыпая. Потребовались секунды, чтобы она осознала, где находится и что именно происходит. Вероятно, во всем были виноваты сны, в последнее время тревожные и пугающие; несомненно, вызваны они были её новым, непривычным положением.
Она ждала детей. Эта мысль вызвала непривычное тепло, которое разлилось внутри, заполнило её до краев, угрожая расплескаться. Кривя в неуверенной улыбке тонкие губы, Горькая задумчиво смотрела вдаль, видя что-то несуществующее и туманное, вероятно, иллюзорное. Кажется, недавно ей снилась Арашу, но, кто знает, может ей привиделось? Тайный страх жил в душе волчицы, которая до сих пор отрицала, что явственно верует в богов: Горькая боялась, что рано или поздно сама Калахира даст о себе знать. Присутствие данной богини при волчице, что ждет детей - знак не совсем хороший. Да что там, абсолютно противоречащий благому исходу.
Мастерица прерывисто вздохнула. Вставать она не спешила, ждала, пока кто-нибудь появится в поле зрения. В последнее время белая редко покидала логово, чувствуя необходимость в этой обманчивой тесноте каменных стен и сухости песка под лапами. Высокие своды подземелья, напротив, навевали легкую грусть. Где то голубое, ясное небо, которому она поклонялась когда-то?
Очередная улыбка тронула её губы. Воспоминания о прошлом всё меньше терзали душу, ибо настоящее затмило всё. Это будет её первое потомство, первые её отпрыски, наследники, те, кто понесут в себе частичку её крови. И крови Сектанта, разумеется... Мысли вновь вернулись в привычное русло. Белому волку придется взвалить на себя заботы об Ордене, она сейчас занята другими мыслями, которые могут отрицательно повлиять на какие-либо её решения. Жаль, очень жаль, что так получается. Но променять власть на радость материнства... Быть может, это равноценный обмен? Она не знала. Пока не знала.
Облизнувшись, Горькая судорожно огляделась. Ей нужна была волчица, волчица желательно мягкого и доброго нрава, дабы она приглядела за теми волчатами, что неожиданно свалились на голову Ордена. В голове всплывала пара имен, но их обладательниц пока на горизонте видно не было. Вздохнув, Горькая устроилась поудобнее, готовая ждать живой души столько, сколько будет нужно. Выходить ей было не то, чтобы лень, но какая-то тревога засела внутри, не позволяя Горькой разгуливать по подземелью.

Перевела дыхание, а после - прислушалась. Кто-то неторопливо, вполне себе уверенно двигался по направлению к логову. Уши Горькой дрогнули, сама она сощурилась, чтобы различить силуэт входящего. Собственно, в душе её шевельнулась слабая надежда, что это - Сектант, что он пришел её навестить, лечь рядом, прижавшись боком, совсем как когда-то давно... Когда она, Горькая, нет, тогда еще Блуждающий Огонь, пришла в стаю белых и гордых волков, возглавляемых Самаэлем. Тогда они вершили суд, эти волки, зовущие себя первородными... Наверное, именно тогда Горькая благодарила небо за белизну своей шкуры. Первый Ветер до сих пор был для волчицы той силой, с которой, по её мнению, нужно было считаться всем.
Но теперь её собственная стая была защищена не только каменными сводами, но и богами-покровителями, что смотрели на всех этих суетливых смертных сверху вниз. Величественно смотрели, порой направляя, порой наказывая. До сих пор мастерица не могла понять, почему именно ей даровали вторую жизнь, почему? Быть может, она должна благодарить искренне верующего Сектанта за эту маленькую... Услугу?
Она качнула головой, разрушая все свои замки и мосты, что только что возвела в своих мыслях. В логово сначала вплыл запах, а после - и его обладательница. Глаза Горькой осветились теплом узнавания: пришедшей была Кайлих, еще одна нить, связывающая ткань прошлого и настоящего. Бывшая первородная, Кайлих последовала за ней, едва узнав о её "пробуждении". Горькая редко забывала такие вещи.
Она улыбнулась приветливо, чувствуя, как тревога сменяется умиротворением. Довольно сощурившись, белая волчица наблюдала за передвижениями сестры, а после доброжелательно откликнулась на слова волчицы.
- Всё хорошо, Кайлих, я не против твоей компании, - шевельнувшись, Горькая чуть подобралась, дабы представать очам своей собеседницы в более, гм, надлежащем виде. Всё-таки распластанная на полу пещеры волчица не слишком радует взгляд. Во всяком случае, так думала Горькая.
- Самочувствие? Честно говоря, я ощущаю себя несколько выпавшей из жизни Ордена, - мастерица качнула головой, выдавая бывшей первородной одну из своих тревог. Сидя здесь, в логове, Горькая невольно отстранилась от тех событий, что имели место быть в густо населенном подземелье. Сектант появлялся редко, новостей приносил много, но говорил как-то туманно, не давая Горькой вновь взвалить на себя груз забот и ответственности. Это немного раздражало. Всё-таки ей было не три года, а целых семь. Умудренная матрона, - хмыкнула про себя волчица, не сводя внимательного взгляда с Кайлих.

Горькая с интересом смотрела на Кайлих. В принципе, её кандидатуру мастерица тоже рассматривала, так что её появление здесь можно считать благим знаком. Глубоко вздохнув, волчица прислушалась. Тишина опустилась на логово, прерываемая лишь дыханием бывших первородных. Судьба, очевидно, любит шутить.
- Да, скоро, - Горькая чуть поморщилась, ощутив, как что-то (а точнее кто-то) толкнуло её изнутри. Время таяло, скоро придет время, когда ей придется заботиться не только о чужих волчатах. Подобная мысль вновь вернула её к некоторым проблемам, что образовались совсем недавно. В памяти тотчас всплыл и разговор с Авали, и короткая беседа с Ракшей. И если волчат Авали Горькая приняла с готовностью, то просьба черношкурой была для неё несколько... Неожиданной. Но сам факт того, что бывшей первородной, а ныне и бывшей темнолунке требуется её помощь, несколько смягчил ответ мастерицы. Волчата не выбирали себе родителей.
И вот: два выводка волчат под каменным сводами. За ними был нужен глаз да глаз, да еще и парочка не помешает. Почему бы не обратиться за помощью к той, что рано или поздно сама станет матерью? Горькая глянула на Кайлих несколько оценивающе. Мягкий нрав, пожалуй, слишком мягкий; но и защитить и наставить на путь истинный белошкурая сможет. Горькая в это верила.
- Кайлих, ты ведь знаешь о наших новых гостях? - еще бы она не знала. Все орденоносцы первое время только и делали, что посещали маленьких беглецов. Кажется, именно тогда Горькая впервые ощутила дыхание весны. Неужели именно это подтолкнуло её к материнству?
- Боюсь, что мне нужна помощь, - мастерица неуверенно улыбнулась. Это было так непривычно - просить кого-то об услуге. В данной ситуации Кайлих могла спокойно отказаться, ибо это была гибельная ответственность.
- Я, - кивок на раздувшие бока, - не способна уследить за этими чертенятами. А они, как видишь, не желают сидеть в логове постоянно. Я была бы очень благодарна, возьми ты на себя роль их наставницы.
Или приемной матери, - мысленно закончила волчица, наклоняя голову и испытующе глядя на Кайлих. Теперь всё зависело от её ответа, реакции. Горькая ждала чего угодно: от возгласа удивления до суровой решительности и готовности выполнить просьбу любой ценой.

Начало сезона "Новые боги"
Я свернулась в уголке пещеры, взъерошив белую шерстку, чтобы было теплее и уютнее.
За последние несколько месяцев собственное одиночество перестала так угнетать, как угнетало раньше. Ранее я привыкла к тому, что всегда нахожусь рядом с братьями и сестрой, мамой или Балиосом, но с нашим приходом в Орден многое изменилось.
Страхи, постоянно одолевающие меня, теперь были рядом и сейчас, но я смирилась, научилась жить с ними, смотреть на них широко открытыми глазами.
Приходилось жить самой, поддерживать себя самой, пусть это было сложно. Мне часто не хватало материнского тепла, родные катакомбы стали снится каждую ночь. Я привыкла к тому, что рядом находятся взрослые волки, к каждому из них я могла обратится за советом, но не более. Просить ласку и тепло я несколько опасалась, хотя порой хотелось бы подойти к теплому и белому боку Горькой, прижаться к ней лбом и так постоять некоторое время. Идеально было бы - чтобы она тоже уткнулась бы в меня носом, тепло задышала, прошептала бы что-нибудь успокаивающее... Я бы могла вспоминать мать.
Я безропотно согласилась прийти в Орден и называть Горькую матерью, потому что верила тем, кто был мне действительно дорог. И если отец с мать говорили, что так надо - значит так надо.
Меня разбудили голоса.
Говорили двое - Горькая, и еще одна белая волчица, в имени которой я была не уверена.
Я подняла голову и широко распахнула свои зеленые глаза, всматриваясь в полумрак пещер. Я не была уверена, что имею права слушать этот разговор, но речь шла обо мне, а точнее обо мне, Рене, Саммер и Агриэле.
Я поднялась, стараясь не шуметь, и двинулась к ближайшему валуну, дабы подобраться по ближе.
Неосторожной лапой случайно наступила не мелкий камушек... И замерла, понимая, что теперь уже точно буду обнаружена.

Белошкурая, может, и не подавала признаков того, что была обеспокоена свалившейся на ее непутевую голову просьбой Горькой, но на деле белая нервничала. Волчата, тем более те, что могут сами думать и принимать решения, вредные и непоседливые могут совершенно не принять неопытную Кайлих как наставницу. Но несмотря на это, неопытная охотница была готова попробовать. Рано или поздно с волчатами придется иметь дело, прекрасная возможность проверить себя в роли наставницы, стать чужим малышам защитницей и поддержкой, ведь на малышей столько всего свалилось в последнее время, стоит их поддержать.
Кай дернула ухом, когда услышала, как кто-то неосторожно пытается подслушать, но морду не повернула, решив, что дело совсем не ее.
- Да и в нашем подземелье слишком много мест, где малыши могут пропасть. И боги не спасут их, - эта фраза эхом пронеслась в голове и сестрица вспомнила треклятую пасть Калахиры, весь тот страх и ужас, там четырехлетка сама была как щенок, которого нужно спасать от влияния всего на свете.
- Мне просто нужна твоя помощь, Кайлих.
- Да, я понимаю, я буду стараться, надеюсь, что волчата примут меня положительно.
- я не буду взваливать на тебя все заботы.
Белоснежка кивнула и перевела взгляд туда, куда посмотрела Горькая. Очевидно, щенку не сидится на месте, непоседы.

Отредактировано Кайлих (2013-03-05 20:08:48)

Время текло медленно, но неуклонно. В душе Горькой боролась тревога с какой-то гибельной, отчаянной безмятежностью будущей матери. Хотелось зевнуть во всю пасть - широко-широко, положить морду на вытянутые лапы, смежить веки, забыться, ощущая приятное тепло. Но нет: даже спрятавшись за каменными стенами, она всё-таки не смогла уйти от тревог. Задумчиво взглянув на волчонка, что высказала довольно стоящую мысль, Горькая перевела взгляд на Кайлих. Что же, поисковой отряд уже отправлен, делать что-либо поздно. Оставалось надеяться, что Саммер не успела уйти далеко.
Волчонок тем временем торопливо исчезла, осторожно обогнув лежащую мастерицу. Что-то вроде разочарования всколыхнулось в душе белой волчицы, но та не произнесла ни звука, задумчивым взором провожая беглянку. Настроения её сменялись, словно волны в море: пару мгновений назад она была весела, а сейчас уже какая-то неясная тоска по былым солнечным дням прокралась в душу. Прекрасное время... Когда-то она с удовольствием смотрела по сторонам, глубоко вдыхала воздух, наслаждалась каждым мгновением. Сейчас же... Её загнали под землю, лишили прежних приоритетов, ценностей, лишили прежней жизни. Скольких она пережила, скольких? Исчезнувший Самаэль был первым ударом, предательство Ареса - вторым. Странно, но сейчас, вспоминая об этом, она уже не ощущает прежней ярости. Вероятно, жизнь бок о бок с давним врагом сослужила свою службу. Арес, что зовется теперь Шингаем, изменился. Она видела, она ощущала это, но, кроме этого, она осязала тот страх, что он испытывал. Он боялся её, вероятно, подсознательно и инстинктивно улавливая угрозу, от мастерицы исходящую. Это оправдывало его... Отчасти.
Она вздохнула, взглянула на Кайлих и улыбнулась.
- Последуй за ней, Кайлих, - пауза, - прошу.
Горькая положила голову на лапы и прикрыла глаза. Теперь можно было и поспать. Надеюсь, вы, боги, будете ко мне снисходительны, - устало подумала волчица, вновь ощутив неясный толчок где-то там, внутри.

На холодном полу пещеры мирно спит чёрный волчонок. Точнее, спал.
Агриэль нехотя приоткрыл глаза и неуклюже потянулся. Очередное утро в Ордене, рядом со своими родственниками... Но постойте. Их-то как раз не было.
Первое чувство после пробуждения - чистая детская обида. Они не разбудили его вовремя, не сказали, куда они направились и что собираются там делать. Правда, после эта обида сменилась удивлением: что же такое должно было произойти, чтобы Саммер не накинулась на черношкурого соню утром, или чтобы Хэттер, ранняя пташка, не попыталась спросить у Агриэля, спит ли он? Наверняка что-то серьёзное. Это вызвало беспокойство у щенка.
- Мне нужно найти остальных, а там разберёмся.
В логове, помимо Эля, отдыхала Мастерица стаи - Горькая. Волчонок хотел было спросить её, куда ушли все, но волчица выглядела настолько уставшей, что черношкурый не решился будить её. Искать надо было своими силами, а раз надо, значит надо.
Агриэль, уверенный в правильности своих действий, подошёл к выходу и втянул в себя воздух, пытаясь уловить знакомые запахи. Пользоваться своим обонянием как следует Эль ещё не умел, но он смог учуять Ренальда.
Робко выйдя из логова, Эль двинулся туда, куда вёл его запах.

---Леса Арашу

Разбудил её даже не волк, зашедший в логово, а неясный толчок, шедший откуда-то изнутри и несущий с собой тянущую, пока что слабую, боль. Подняла голову, пару раз ошалело моргнула, а после перевела внимательный взгляд на свой раздувшийся живот. В голове, до этого мгновения пустой, толкались и мельтешили мысли. Что, как, где, зачем и почему... Нельзя забывать, что это был первый и, вероятно, последний выводок Горькой.
Она с опозданием обнаружила, что в логове появился еще кто-то: резко обернулась, цепко оглядела волка, с некоторым облегчением ему улыбаясь. В искривлении тонких губ было какое-то напряжение, какая-то натянутость: Горькая была слишком далека от того, чтобы думать о чем-то, кроме своих будущих детей. Те, кстати, явно засиделись в животе: толчки продолжались, следовали с неровными интервалами. Судорога на секунду-другую пронзила волчицу: та вытянулась, засучила задними лапами, а после замерла, словно обмякла, настороженно прислушиваясь к своим ощущениям. Мышцы чуть ныли после подобной встряски, а в душе поднималась смесь из страха, тревоги и непонятного раздражения. Очередной взгляд, упавший на Вепря, так не вовремя пришедшего, был наполнен жгучим недовольством.
- Сектант... Где? - с выдохом вырвалось из пасти. Отец волчат должен быть рядом в столь знаменательный момент. Всё естество волчицы противилось тому факту, что рядом будет пусть и состайник, но всё-таки чужой волк. Будь Горькая сейчас способной встать на лапы, то она бы точно попыталась прогнать Вепря, в доказательство своей правоты приводя укусы. А так... Она способна была лишь ранить словом. Правда, разум пока побеждал инстинкт: Семенкхара был ни в чем не виноват. К тому же, вид у бурого волка был какой-то странный. То ли потерянный, то ли смущенный. Горькая не разобралась. Да и не важно ей это было.
Очередная судорога, очередной толчок. Белая вытянулась вдоль стены, замерла, часто дыша. Да, не зря матери так заботятся о своих отпрысках. Если после таких мучений дитя погибнет - что, вся боль была испытана просто так? Нет уж, дудки.

Мышцы вновь начало сводить, Горькая плотно сжала челюсти, дабы не оповестить подземелье о начинающихся родах. Мотнула головой, чувствуя, как что-то теплое бежит по задним лапам. Повернуться и посмотреть представлялось невозможным: казалось, что в позвоночник вставили металлический стрежень. Пара секунд отдыха, взгляд нашаривает бурый силуэт.
- Иди. Найди, - свистящий вдох, последующий шумный выдох. Очередная вспышка боли, очередной толчок. И тут спину отпускает: Горькой удается принять более удобное положение; заднюю часть тела в то же мгновение вновь пронзает боль. Да, опасное это дело... Горькая уже забыла о том, что говорила Вепрю только что. В следующие минуты, пока она боролась с болью и пыталась лечь так, чтобы облегчить свои муки, в логове царила какая-то неясная, нарушаемая лишь шумным дыханием, тишина. Очередной, на сей раз мутный, взгляд на волка и хриплое:
- Стой здесь, - уверенно сказано, без всяких там. Судя по всему, Семенкхаре придется выбирать самому.
А волчата тем временем явно торопились в большой мир, а у белой волчицы создалось впечатление, что внутренности малыши решили прихватить с собой. В глазах потемнело, сердце бежало быстро-быстро, но это лишь способствовало сокращению тех мышц, что должны были помочь малышам выбраться. Бока вздымались и опадали, губы то и дело обнажали клыки, слюна капала на землю: да, святое действо деторождения совсем не выглядело привлекательным. Может именно поэтому оно "свято"?
Облегчение наступило неожиданно: мышцы ныли, в голове путались мысли, сердце старалось выскочить из клетки ребер, но на этом... Всё. Горькая выгнулась и обнаружила рядом с собой кровавый комок: первый малыш уже неловко изгибался, похожий больше на гусеницу, нежели на могучего хищника. Горькая впала в ступор. И лишь инстинкт заставил её торопливо облизывать малыша, а после пихнуть себе под бок. Но на этом, очевидно, мучения волчицы не закончились: бока если и опали, то не намного; да и ноющая боль никуда не делась.