- Привет, вы скучали? Я не знаю, как же сказать о своём самочувствии. Вам не казалось, никогда не думали, что вас просто нет? И речь не та, и дыхание вдруг не ваше. Отсутствие сил внутри - пусты мышцы, в них нет крови, одинокие сосуды гоняют искры, только ни одна искра не отбросит свой свет на грубые выступы, которые раньше образовывали защитные купола. Они как тоннели - в них совершенно другой мир. Он никогда не будет озарен. Мне так казалось, когда я в тишине приложил руку к своей груди. Я не знал, что значил для меня этот жест? Я сомневался: разве мне было тяжело? Почему я коснулся себя? Почему я смог это сделать? Да, знаете, иногда надо принимать себя таким, какой ты есть. И вся эта дурнота и даже дурь, все сомнения, что костью встали в горле - всё упадёт, разобьётся и воскреснет. Какой в этом смысл? Заткнуться. Очень полезный совет, который нужно регулярно себе давать, а не плутать бездарно, до бесконечности, пока разум не поехал.
Десяток одинаковых волков сидели во тьме, сверкая янтарными глазами. Они были в пушистых шкурах, с ранами и ссадинами. Они смотрели на него с пытливым, дерзким интересом. Он говорил им об очевидных вещах, которые они знали, но не желали признавать сейчас. Эдакий народ, который подчинялся единому разуму, но скромно, ненавязчиво выбивался из системы. Они дразнили его своей неотступностью и легкомыслием. Ведь так было просто подумать о смерти, например. Они безмолвно задавали вопросы: "И что с того? Назови одну причину жить. Мы, что, лучше станем? Ты исправишься? Чего ради? Плевка врагу? Или желания быть самым умным, типо пройдя через болота недоверия, сожрав почку того идиота, что говорил заумную проповедь и закусив типичной, безвкусной местью? Слишком скучно". А потом во все порванные глотки засмеялись, желая скрыть сомнения и стыд. Они продолжительно гоготали, поглядывая друг на друга, а на него - с вызовом. В перерывах, они добавляли: "Ну, что? Мы умнее тебя, не так ли?".
Бестиарий разошёлся ни на шутку, и Тарлаху стало смешно. Он распинался перед дебилами зря: чем меньше разума, тем громче слова. Пока клоны заливались, он стоял напротив них и думал, отчего такое неприятие? Нужно ли вообще говорить о нём именно так? Или ему и оно приглючило? Один из злополучных волков обратился к нему: "Ты так желал быть, как все? Или казаться дерзким, всем из себя, непобедимым? Где твои демоны, послушник? Может, не будь ты такой соплей, то никто бы тебя в яму не запихал, ты бы не потерял свою сучку, не завел бы себе пару дружков по сознанию. Ты до сих пор тупишь, придурок? Это все мы. Мы. Ты нас такими сделал. И мы голодны, мы питаемся тобой, нами самими, ведь всё, что тут - принадлежит тебе, значит, и нам тоже. Всё закончится, когда ты отпустишь то, чем жил".
- А если не отпущу? - задал он вопрос, который посеял долгожданную тишину.
Тихий выдох донесся с губ.
- В чем-то вы правы: я купался в песочнице, безумие очень обиделось на меня.
- Без умие, а не безумие - передразнила пасть, сверкнув чистыми, до тошноты, клыками.
- Ахах, пожалуй, в этом есть смысл - Тарлах улыбнулся самому себе. - Принять себя? Разрушить себя? Быть собой? Какая разница? Или кто там своим обосранным хвостом подметет за собой землю, подделает свои следы под мои и выставит меня полным кретином? Плевать. Знаете, впервые, на всё это, плевать.
- Ты думаешь, что всё будет так просто?
- Думать надо поменьше. Безумцами не это руководит.
- Да закопай ты это слово, как же оно бесит!
- Пусть! Но оно - часть меня. Нового меня. Нового порыва. Нового вдохновения. И я, пожалуй, начну с твердой улыбки.
- От придурок.
- Завидуем молча, девочки.
Голоса стихли.
Тарлах очнулся в той же крепости и впервые огляделся, так живо, будто его перенесло из того мира в этот. Он уже знал, чего хотел, но смог из уст выдать только растянутое "кхм". Что там было позади? Глупости, мягкость, разбитые мечты, эмоции и обиды? А еще жажда понимания, которое он всегда извращал. Братья всегда были к нему всей душой, а он не ценил того, что они давали ему. Рыжая валькирия, Нессель, дала ему понять, что капризы, замашки, какие-то желания, ожидания - шум, помехи. Он отбросил их всего на пару секунд и почувствовал всего себя, такого, каким он был в юности, тем энтузиастом, импульсивным до ужаса и настоящим, неожиданным и не всегда приятным подарком. Он почувствовал вкус собственной жизни.
Крепкая хватка легла на маленькую ручонку, и Вдохновитель на миг распахнул глаза. Он удивился, увидев Маури. Хоть глаза, полные замешательства и приятных искорок смотрели на него, а мысли все были у рук. Ладонь того была теплой и сжимала пальцы, которые задыхались в тесноте. И это отозвалось приятно внутри, переселенец оживился. В янтарных глазах возник маяк души.
Парень проследовал за ним, попутно слушая всё, что тот говорил. Он не заметил и шипящую Каллисто, которая влезла со своими ядовитыми, но такими бесполезными в данной ситуации словечками, что ему хотелось ответить в духе: "Двое разбираются, третий - в угол". Но ему снова стало смешно: волчица крайне дебильно-разумно себя повела. Он насилу подавил в себе кривую улыбку, но втайне позлорадствовал. Однако, когда он и мыслями, и взглядом вернулся к Маури, то снова ощутил молчаливое спокойствие.
Вдохновитель увидел страх, которому мог дать окраску: сдержанные Зольф и Маури и едкая Каллисто. Они были такими одинаковыми. И собственное, замкнутое, побитое состояние, которое он смог пережить, но был в нём. Он вспомнил записку: "Не верь". Он смог продолжить её в мыслях: "Не верь собственным, порывистым эмоциям. Не верь в долгую благодетель. Не верь, что упадёшь".
Когда они остановились у стены, Тарлах положил руки на плечи Маури, утвердительно кивнув. Когда тот опустился на колени, то паренек сделал упор на руки, что легли на стену, и твердо встал босыми ногами на него. На миг, он не сдержался и глянул на Каллисто, подарив той ни то усмешку, ни то ухмылку и чуть кивнув. Это не была издевка, его взгляд был ясен, а уголки губ не кривились. Не должно быть никаких сомнений. Только радость, дыхание и желание жить. Сейчас она могла выдохнуть, как и все. Уверенность Маури, тишина, безмолвное волнение Нессель, неравнодушие - всё подняло его со дна.
Забираться наверх было не такой сложной затеей. Ведь этот верх - не тот, с которого карабкалась униженная и оскорбленная душа.
Оказавшись рядом с Зольфом, он кивнул ему и посмотрел вниз, ожидая следующих указаний или действий. Он был готов просто действовать, без лишних предрассудков и с одной мыслью: всё изменится.
Отредактировано Тарлах (2020-05-14 21:04:57)