Broke up the family
Everybody cried
For what it’s worth
I have a slow disease
That sucked me dry
For what it’s worth
Come on walk with me
Into the rising tide
For what it’s worth
© Placebo

"Под знаком Кровавой луны"

Темно. Темнота теперь не покидает Остров ни утром, ни вечером. Молва ходит о том, что плохое это предзнаменование, очень плохое. Колум имеет тенденцию соглашаться и искусно, как всегда, играет озабоченность нынешней ситуацией. Не то, что его не волнует катаклизм, но причин в бессмысленной панике он не видит, если беде она не поможет. Но крошечная часть его сознания чувствует облегчение. Та самая часть, тот самый полный комплексов и страхов мальчишка, закопанный на задворках разума давным-давно, уступивший место матёрому красавцу с хрипловатым голосом, благородные речи и величественные жесты которого всегда расходятся с его истинными действиями. Запрятанный одомашненный волчонок находит в наступившей тьме убежище. Его красивая серебристая шкура не серебриться на солнце, не привлекает алчных взглядов прогнивших людишек, которые так и норовят протянуть скрученные пальцы к нему, хрипя: "Моё... моё..."
Кольт давно научился игнорировать этого мальчика внутри себя. Да, иногда он всплывает, напоминая о том, что родился он рабом, в противовес своей дикой природе. Но годы притворства научили Револьвера душить эту часть себя, без жалости, запихивая обратно в пыльный чулан памяти. Уверенному в себе, сильному и независимому Колуму не нужен этот мальчишка, не нужны его слабости. Зачастую он даже не отождествляет его с собой. Колум забывает, что тот мальчик - девяносто процентов его истинного "я", в то время, как вся его внешняя сила и сталь - парадный наряд, камуфляж. Кольт уверен в своей непробиваемости.
Он родился лжецом. Он умрёт лжецом.
Некоторые вещи не изменятся никогда.
Сейчас же в голове Колума нет никаких смутных дум. Его демоны не беснуются. Ну, может лишь копошатся слегка, как бывает всегда. В темноте его мех не отливает ни сталью, ни серебром, и Страж скользит мягкой дымчато-серой тенью, привычно прихрамывая на заднюю лапу. Его спутница точно заметила это, все замечают. А Кольт давно научился не стыдиться этого, невозмутимо держа нос по ветру. Если захотят нападать, приняв за калеку, Револьвер, даже учитывая его склонность не марать лапы кровью зазря и не портить красивую шкуру, докажет, что хромота не помеха для него. Вовсе не увечье, а физическое напоминание о твари, разбившей его сердце, которое само его тело не даёт ему забыть, подпитывая ненависть к коварству женского пола с каждым хромающим шагом.
Странно, что Цургуль доверил Колуму свою дочурку. Ему, волку, который ещё и года не провёл в рядах Креста. Конечно же, он точно не знал о его наклонностях... Хотя, Цур был безумцем. Быть может решил, что Кольт не сможет причинить ей вред больший, чем он сам, родной отец?
Откуда такие мысли в голове у Револьвера? Ну, он всегда был крайне проницателен. Да и Сапра была не без странностей. Те, кто носит в душе своего собственного неуёмного беса, чует это и в других.
Всю дорогу более старший волк не сказал ей ни слова, хотя размеренная вежливая беседа была всегда в его манере, вне зависимости от того, что он чувствовал к собеседнику: зародыши интереса или желание размозжить ему череп о ближайшее дерево. В сути, серошкурый страж даже и не глядел на Сапру.
Пара-тройка хромых шагов. Револьвер резко останавливается. Выдыхает в воздух небольшое облачко пара, беззвучно. Он всё делает аккуратно.
Самец разворачивается, впервые с момента выхода глядя на Змею. Серые глаза ловят какие-то крохи света, тут же слегка заискрившись жидким серебром. Во взгляде мышью под пологом опавшей листвы ворошится проблеск интереса.
- Почти дошли, милая, - бархатистый, но ещё более хрипловатый от длительного молчания чем обычно голос тих, но твёрд. Как стальное лезвие, спрятанное в шёлке.

Отредактировано Colum (2015-11-09 23:50:08)

Начало.

Веки были плотно закрыты. Под ними простиралась лишь вездесущая темнота, да наполненный видениями мрак. Изредка вспышки снов мелькали туда-сюда перед зрачками, затем наматывались на кору головного мозга, а дальше впитывались в нее своим ядовитым дурманом, успокаивая и будоража одновременно. Он видел ее, такую легкую и невесомую, объятую огнем. "Моя любимая... моя Мор." Она шерстила вокруг и около, показываясь то одним боком, то вторым, затем ускользала вдаль, а после внезапно появлялась настолько близко, что он мог будто бы почувствовать ее родной запах. Снова ткнуться большим черным носом в ее прекрасную лоснящуюся шерсть и забыться, потеряться во времени. Успокоиться. Дым от ее силуэта звал за собой. И он бежал. Так далеко за ней, следовал по следам, не теряя из виду прекрасную волчицу. Ее огонь до сих пор жил в его душе. Она грел изнутри. И так иногда хотелось, чтобы все стало как раньше. Но потерянного не вернуть. И внезапный грохот заставил Луциана пробудиться. Он лениво поднял голову с передних лап, навострил уши. Но не мог видеть близлежащего пейзажа, а по прежнему лишь ее. Губы растянулись в довольной улыбке, глаза снова сомкнулись. Волк сделал глубокий вдох и наконец пробудился.
В такую погодку не плохо было бы попасть под освежающий дождь, что пробирался под шерсть и порой достигал костей. Но вокруг лишь воцарился мрак. И почему-то это было вполне по душе Луцу. Он поднялся на ноги и вытянул голову вперед, чтобы затем поднять ее высоко кверху и потянуть сладковатый воздух, наполненный запахами войны. Что ж, вполне идеальная обстановка для очередной драки. Неминуемое событие, столько забавное и печальное, что не каждый способен пройти через него. Главное, не потерять себя. Ты либо слишком развеселишься и не заметишь, как силы в один миг покинут тебя... Либо слишком опечалишься, и в твою глотку вопьются клыки веселого противника. Черный осмотрелся по сторонам, хищно облизнулся и начал медленно потягиваться. Сытным ужином и не пахло, зато пахло кровью, на которую, кстати говоря, он уже опаздывал.
Да, так и есть. Собранный для освоения новых земель отряд уже отошел. Нужно было как можно быстрее нагнать их, иначе ждала либо смерть, либо изгнание. Цургуль, как это положено вожакам, интересный и не самый добрый из волков. Впрочем, взять за ними след - довольно не сложное из всего, что только могло достаться Ренегату. Рысцой, периодически переходящей в подобие галопа, он быстро начал сокращать расстояние. Уж кто-кто, а эти ребята провонялись запахами Юга на всю катушку. Он сам не мог похвастаться таким достижением, но и никем тоже считаться не мог. И тем временем, чем дальше в лес, тем интересней. Внезапно появляющиеся ветки и кусты хлестали по бокам, задевая давнишние шрамы, будоража кровь. Да и голод делал свое дело. Мощные лапы довольно быстро проносили тело по территории Южного Креста. Хотелось выть изо всей силы! На луну, на эту чертову стаю с их территориями, на законы и вожака. Кровь бурлила, как у юнца. Дело шло к драке, а волк уже давненько не проверял как следует свои навыки.
И вот... впереди показались два силуэта. Как хорошо, что он успел! Но не тут то было. Какая-то мелковатая тень промелькнула перед волчицей и впилась в ее плечо. Это тоже был волк, но, вероятно, из другой стаи. "Нет. Так дела не делаются!" Не сбавляя темпа, Луциан выскочил из близлежащих кустов и буквально за один прыжок нагнал нападавшего. Угольный вцепился в холку бурого, клыками проникая под кожу и наслаждаясь потекшей кровью. Такой хваткой в горло можно было бы задушить кабана, но глаза заплыли кровяной пеленой, поэтому Ренегат сдавливал холку, а не горло, интуитивно полагаясь на то, что шея "волчонка" сломается и тот наконец подохнет. Сознание ускользало из-под лап, как когда-то оно уходило от отца. И вместо обычного добряка наружу вырывался убийца.

Сквозь эту непроглядную угольную шерсть было не видно, как внутри бьется крупное сердце, сотканное из убийств и любви. Жизнь и смерть переплелись, одним плотным комком ядовитых змей они скользили друг по другу, кусая за хвосты, за головы и тела, совокупляясь. И все, что помещалось вокруг этого сплетения в грудной клетке горело алым пламенем ярости. Энергия, вырабатываемая жаром груди, переливалась в стальные мышцы, наделяя их недюжинной силой. Душа волка насыщалась действом, она могла бы реветь зимней пургой или выть буйным ветром. Она сметала бы на своем пути горы и разрывала бы землю на клочья. Он был готов, как никогда. И голод подогревал его внутренний интерес к борьбе, к убийству. Отродье еще не понимало, с кем столкнулось. Такому место в Пожирателях Смерти, быть Дьяволом там, возглавлять эту свору. Но он пошел другой дорогой. Не менее кровавой и опасной.
Взгляд разноцветных глаз пал на всех, кто сейчас находился по близости. Он заметил еще одного волка, не принадлежавшего Югу. То стало заметно по его повадкам, сейчас больше напоминающих кроличьи. Луциан глухо зарычал, и этот звук, исходивший из недр, скатывался сквозь пасть по телу защемленного врага вниз, затем разбегался, ударяясь о землю, и наполнял всю поляну. На губах появилась кровожадная улыбка с привкусом безумия, но ее не было видно из-за плотной шерсти волка. "Ты тоже не уйдешь отсюда живым, вшивая крыса!" Помимо зверя и суки рядом находился еще и Колум. Что ж, компания собралась уже более менее. Здесь не было место волчатам и им подобным. Наверняка кровавая сцена, что вот-вот произойдет, напугала бы их до смерти, те забились бы в углу, а остальных Луц ненароком бы порвал. Когда он атакует, разум стирает все границы дозволенного. Шкура, что до сих пор висела в зубах, решила действовать. Ренегат, наблюдая за странным нападением самки, хотел было и на нее огрызнуться. Она только мешала своим присутствием. Но Луц промолчал, он был слишком занят наживой. Зубы разомкнулись, выпуская шалопая из пасти. Но угольный не стал так просто отпускать щенка. Он вновь решил атаковать. Теперь пасть сомкнулась на спине недоросля, где-то в районе позвоночника, но не ради дальнейшего сжимания и задержания. Острые клыки вонзились в плоть и стали вырывать приличный кусок мяса, словно перед Ренегатом был не волк, а сытный олень.

Тьма нежно обнимала всю поляну вместе с ее недолгими обитателями, что продолжались суетиться в ней, решая вопросы, решая кто сегодня останется жить, а кто подохнет как последняя собака. И лишь один этот невзрачный мрак да легкая дымка не суетились, они плавно протекали по пространству, заполняя его собой, простирались вокруг да около тел, пытались скатываться по шкурам вниз. Они проникали внутрь волков с каждым хриплым вздохом и покидали их с предсмертным выдохом. Они были везде и повсюду. Эти двое неотрывно следили за действиями на поляне, готовые в любой момент забрать себе душу умершего. Словно жадные стервятники наблюдающие за жертвой, дожидаясь ее скорой смерти. Кружили вокруг. И звук их крыльев был почти не слышен враждующим, но стоило только остановиться, как он в миг оглушал. И эти ядовитого цвета глаза, наполненные безумством, сводили с ума. Нельзя смотреть в них, нельзя подчиняться своим собственным страхам.Но во тьме есть куда более ужасные персонажи, чем простой мрак и его подруга - дымка. Там живут настоящие монстры, охотящиеся за сочным бьющимся сердцем. И любой скрип ветви может оказаться совсем иным звуком. Не каждый сможет заметить одинокий силуэт смерти, залитый лунным светом. Не каждый почувствует тонкий аромат ее бездушных цветов, что следуют за ней везде и всюду, в каждом мире и измерении, во все времена, и даже много вод спустя.
Стоило Луциану оторвать этот довольно большой кусок плоти и мяса со спины волка, как мир на мгновение погряз в трясине безразличного удушья. Разного цвета глаза молниями сверкнули в темноте, осматривая всех присутствующих на пиршестве стервятников. Он видел тот момент, когда двое самцов из разных стай вцепились друг в друга, как бурый комок шерсти, еще недавно находившийся в клыках смерти, теперь душил самку. О да, этот мир совершенно сошел с ума. Здесь не осталось ничего хорошего. И свет, сейчас прятавшийся где-то на задворках созвездий, не пробьется, чтобы вновь пролить свет на кровавые оргии стай.  Ничто не остановит этих носителей острых клыков от жажды убивать. И Луциан был подвергнут этой болезни. Он так же убивал и был убитым уже давно. Сколько еще может продолжаться это безобразие? Пожалуй, до конца. И в этот времени миг где-то вдалеке возник небольшой костерок. Он диким пламенем плясал лишь в глазах Ренегата, заставляя опомниться сумасшедшего, найти нить связывающую его с настоящим. Волк потянул носом воздух, вздыхая ароматы ночи как можно глубже, и тут же замер. Стоило угольному моргнуть, как огонь пропал, но запахи преследовавшие зверя остались. К сожалению невидимого противника, ветер играл не на его стороне. Луц учуял запах кошки. Да и, наверное, каждый на поляне мог почувствовать этот запах природной опасности дикой и необузданной.
Когтистая тварь была либо больна на голову, либо голодна в крайне степени, что подошла поближе к своре из пяти взрослых волков. Она могла претендовать на падаль, но никак не на живых. Тем более, что впятером они легко смогли бы разорвать шкуру на мелкие части. Правда, если бы волки находились по одну сторону баррикады. Нужно было действовать не медля. Ренегат выплюнул за землю неподалеку от себя кусок мяса, ранее принадлежавшего более молодому и сочному телу. Кровь сполна обласкала пасть и язык, но теперь она лишь валялась на земле. А вот из раны молодого и зеленого сочились наверняка целые порции алой жидкости. Угольный мог не осознавать всю ситуацию до конца, но интуиция подсказывала ему, что нужно поскорее принести жертву когтистому созданию. Никогда нельзя недооценивать кошек. Да и то, что хищница находилась позади, не очень радовала зверя. Так как шея бурого теперь была полностью открыта, и из раны его сочилась рекой кровь, то он скорее всего не мог противостоять более сильному представителю данной расы. Луциан вцепился в глотку мальца, пытаясь поскорее задушить мелкого и отправить на корм кошке, ведь та уже наверняка почувствовала сладкий аромат крови не огромного угольного волка, а аппетитного полудохлого юнца.

Гортанный рокот вылез из пасти Луциана. Он ласкал уши умирающего в пасти волчонка, что наверное даже не успел повидать всех алых оттенков жизни, не успел попробовать на вкус смерть, не успел упиться ею и искупаться целиком в крови. А тем временем огни цвета янтаря и северного неба покрылись кровавой пеленой. Они горели во мраке сокрытия голым безумием. Диким и жадным. Они довольствовались добычей, жертвой, подношением волку одному. И в грозном волчьем оскале можно было заметить таинство улыбки. Душа мелкого угасала, она выходила из пасти того вместе с кровью, тихим рычанием и отчаянным дыханием. Что-то вырвалось из его поганого рта про Юг, но угольный особо не расслышал - что именно. Он вообще не хотел слушать ничего, кроме сладкого предсмертного стона. Ох, как знаком ему он был. Сколько раз приходилось ему слышать его! Сколько раз приходилось волку танцевать танец смерти на костях павших воинов. И это со временем начало забавлять Ренегата. Отступника от своей веры! Ни морали, ни совести! Лишь жажда наживы, дикая страсть и всепоглощающий огонь внутри. Была ли эта агония перед глухой старостью или просто сдвиг в черепушке - не важно. Сейчас волк был силен и озлоблен, как никогда ранее.
Но не успел он прошептать на прощание уходившему духу свой скромный ритуал, как боль пронзила спину и впилась своей когтистой лапой в бок. Громкое рычание вырвалось из груди Луциана. Он знал - это рысь. И она пришла именно по его душу. Но нет! Не дождется падшая кошка легкой наживы. Да и вообще, кто сказал, что эта носительница длинных усов и короткого хвоста переживет этот лихий час? Стальные мышцы не просто так переливались под толстой шкурой. Они прослужат волку верой и правдой до последнего дня! Ренегат резко начал падать на тот бок, куда била рысь. Ведь точка опоры у нее находилась в другой половине его тела, а значит корректно и правильно оттолкнуться и прыгнуть она не могла, лишь перекатиться через угольную тушу, а то и вовсе остаться придавленной шестьюдесятью пятью килограммами живого опасного веса. По мимо того, как Ренегат переваливался на бок, он тут же стал резко выворачиваться в сторону задней лапы, по направлению к кошке, чтобы не открывать эти легкоранимые места врагу и быстро перейти к атаке. Нет защиты лучше, чем нападение! Движения волка были молниеносными, ведь кому хочется, чтобы его внутренности вывалились наружу? С земли поднималась грязь и пыль, что оставалась непременно на шкуре. Ну да и Бог с ней, и пускай! Так и должно быть! А между тем, кошка оказалась в довольно близкой доступности к острейшим клыкам Ренегата. Его морда тянулась сначала будто бы к задней лапе, но потом, проходя за нее, Луц начал переваливаться, устремляясь прямо к горлу кошки. Рискованно и опасно, но получить несколько шрамов на морде от когтей лучше, чем на своей собственной шее от ее клыков. И вот передние лапы уже закрывают грудину, а задние согнуты и прикрывают живот. Довольно удобная позиция, чтобы по инерции быстро вскочить на ноги.