- То, что ты Бастет, мне еще не ясно, - оскалилась Серркант, довольно грубо ткнув волчицу в область шеи носом. – Ты пахнешь как она. Как Сакура. И выглядишь также, как и она.
Целительница приподняла голову и навострила уши, выслушивая сказанное Асдис и Алисой не слишком внимательно, но достаточно, чтобы уловить самую суть. Они так быстро простили эту белую волчицу и поверили ее словам. Но с Кант все будет сложнее, и если эта псевдо-Бастет все же решится заслужить доверие херувима, ей лучше начать прямо сейчас.
- Бастет, сестра Северина, - произнесла Кант так, словно смаковала каждую букву. – Что ж, Бастет, - она сделала ударение на имени, обходя белую кругом и останавливаясь напротив нее, - тебе лучше говорить правду и ничего не скрывать, по возможности. Ты знаешь кому принадлежало это тело? Кто говорил твоим языком и кто смотрел на нас огнем презрения и превосходства?
Целительница смотрела на Бастет, не отводя взгляда. И не нравилось ей все, что было связано с этой хрупной ветренной волчицей, которая пришла туда, откуда и началась вся та запутанная история. Серркант прекрасно помнила и миг, когда они с Сакурой ушли из стаи, как расставались, как и последние слова, произнесенные духом. Нет, этого не забыть и не просите! Такое не забывается.
Холодок весенней поры поднимался от самых лап к глубине души. И было совершенно не понятно, то ли это зависело от Бастет и его прошлого, то ли Серркант еще не созрела для такой пасмурной и влажной погоды как эта. По морде вдруг скользнула неожиданная улыбка, и херувим перестала казаться такой взбешенной и строгой. Может быть, дело было в том, что она вспомнила своих дочерей..?

Они удивлены, и Бастет это понимала. А как иначе? Все это можно было ожидать. Она пропала, ее телом использовали другие, и вот, она вернулась, но больше схожа на Сакуру, чем на себя, но ничего изменить уже нельзя. Первородная уже решила, ей нужно встретится с братом, поговорить, и тогда все решится. Будет она в стае, или нет. Конечно, мысль о том, что она должна будет покинуть любимую стаю сильно давила на сердце. Это ее дом, семья.
На вопрос птицы, Бастет только легко мотнула головой, безмолвно отвечая, что и сама не знает ответ на ее вопрос. У нее только догадки, с которыми она не хочет еще делиться с ними. Больше за всех, ей не доверяла Серркант. И, наверное, правильно делала. Только, ей уже это не нравилось. Да еще и действия целительницы, были слишком грубыми, но Бастет спокойно выдержала толчок в шею.
- Это тело, - начала первородная, прижав уши и немного оскалилась в сторону белой волчицы. Нет уж, она не позволит такое отношения к себе, - это тело принадлежит мне, дочь Сандро и сестре Северина. И всегда мне будет принадлежать, но то, что им решили использоваться духи, еще ничего не означает. Я не Сакура, и ей не буду, она ушла, - Бастет замолчала, еще что-то обдумывая. Ей придется долго привыкать к тому, что ее будут считать Сакурой, а плохо это или нет, покажет время, - я хочу поговорить с вожаком, и имею на это полное право, - вот и все, теперь надо ждать, поступится она и приведет ее к Северу или нет. Но что скажет Северин, если узнает, что они не привели его сестру, которая вернулась и захотела с ним поговорить?

Они поверили ей, белошкурой, кто бы то ни был. Сакура умела убеждать, Бастет играла из себя невинную жертву. И сказала, что это тело принадлежит ей. Не то ли же самое говорила ее копия? Она прижала к голове уши и оскалилась, показывая свою агрессию к целительнице. Серркант обнажила собственные клыки, она была на несколько лет старше обеих волчиц, в стае к ней относились с должным уважением, ведь это ей было решать лечить или убивать. Смысл был выражен несколько грубо, зато как правильно. Полукровка хотела сказать что-то резкое, но передумала.
Бастет, Алиса и Асдис в один голос твердили, что необходимо повидать Северина. Серркант тоже считала, что странную волчицу необходимо показать альфе. Но было одно «но». Вдруг это Сакура хочет пробиться к вожаку Первого Ветра, чтобы нанести стремительный удар по самому сердцу стаи? Истинных причин ухода белой никто не знал, а чтобы дух из прошлого ушел по-мирному.. это выглядело по-детски. Кант поклялась защищать нового альфу и его самку, даже пусть ей это не нравилось, однако.. она вздохнула и навострила уши.
- Память о Сакуре, хоть и жива в наших сердцах, это совершенно другая жизнь, в дебри которой мы внедряться не будем, да Кант? – произнесла Асдис по-своему строго.
Херувим не любила, когда ее называли редуцированной формой полного имени.
- Не факт, что это другая жизнь, - взмахнула целительница хвостом. – Вдруг она хочет подорвать стаю изнутри? Ничто не мешает ей притворятся ничего не знающей и ни о чем не подозревающей, ведь так? Скажи, - это уже к Бастет, - скажи хоть что-нибудь мне, что поможет мне поверить тебе. Что-нибудь, что мы обе можем знать. Но чего не могла знать Сакура.
Херувим чувствовала себя неуютно. Предводительница охотников и Око Ветра стояли на стороне незнакомой знакомки, единственным мешающим фактором была Серркант. И эта роль не слишком ей нравилась. С другой стороны она живет на Землях уже очень долгое время, повидала всякого. И опыт прошлых лет не дает ей успокоиться. Может быть, она слишком подозрительна, но даже случайно забредшего в Туманные Низины волка она бы не так остро восприняла, как Бастет.
Усевшись, Кант ожидала ответа, смотря только в глаза белошкурой.

Кажется, уже все согласны былина то, чтобы отвести Бастет к Северину, но только не Серркант. Казалось, что она вообще никуда не хочет вести волчицу. Ну, зачем повторно возвращаться Сакуре? То, что она должна была сделать, она сделала, и душа нашла покой, но, эти волчицы, волки этого не знали, это только чувствовала Бастет.
«- Ведь я это чувствую. Душе спокойно, и легко», - подумала первородная волчица, едва сдерживая желание это не сказать. Но им-то, зачем знать? И так не поверять, и еще больше воспринять за Сакуру. Может, на самом деле ней назваться?
Асдис, раскрыла крылья, собираясь улететь. Может, если Бастет не хотят отвести к Северину, то пусть она его приведет? И он уже все решит. Не признает, она уйдет, и они больше о ней не услышат. Белая сам уже приготовилась к этому, и ей казалось, что так и будет.
- И ты мне скажи, зачем это мне делать? – спросила Бастет, посмотрев на Серркант, - скажи, зачем Сакуре разрушать стаю, если она дочь Ирхисса? – первородная не отводила взгляда от целительницы. Что она может ответить? Что может не знать Сакура? А если она знала все то, что сама Бастет? Ее воспоминания стали частью Сакуры, когда та вселилась в тело, ведь, это возможно? В этих землях слишком много мистики и необъяснимого, здесь возможно многое.
- Помнишь, три года назад, - задумчиво начала волчица немного прищурившись. Интересно, будет ли целитель это помнить? – за мной ухаживал один волк, но я никогда не обращала на него внимание. Один раз, он этого не выдержал и напал, тогда, он меня неплохо потрепал. Ты тогда за мной ухаживала.

Я тяжело вздохнула. Закрыв на пару секунд глаза, я, словно вернувшись в прошлое, увидела Сакуру. Отчетливо, ясно, мне кажется, даже дотронуться бы смогла. Но нет, пары секунд мало и картина из головы быстро исчезла, вернув меня в суровую реальность. Бастет, Серркант, Асдис и множество удивительно загадочной флоры. Небольшое волнение, которое окутывало меня вначале пути в это место вновь вернулось и чуть покосилась назад. Со стороны это выглядело немного странно. Не хотелось бы, чтобы меня считали чекнутой, поэтому я автоматически повернула голову в сторону звука. Бастет оправдывалась перед Серркант, напоминая ей моменты из их когда-то общей "беды". Удивительно, раз они были подругами, почему Серркант не может признать в ней Бастет?
Все очень странно. Ну или до тошноты просто. Смутное чувство, не знаю даже, как объяснить мое состояние. Я села недалеко от них, рассматривая каждую по отдельности. И после этого я наконец, смогла облегченно вздохнуть. Асдис решилась на первый шаг и взмахнув своими мощными крыльями, полетела за вожаком. Значит скоро будет шоу, остается только молча наблюдать за происходящим. Я миловидно улыбнулась Бастет, стараясь глазами вселить в неё надежду, что все будет хорошо.

Поляна у логова -->>
День неуклонно близился к финишной прямой. Тень птицы на земле становилась все отчетливее в ярких лучах угасающего солнца. С глубокой сини небосвода в мир сочилась темнота, пока еще не заметная при мимолетном взгляде, но при тщательном рассмотрении обнаруживающая себя с потрохами одной только густотой и манящей удлинённостью теней. В животе по-прежнему гулял ветер – последствия утренней охоты были им удачно забыты, и теперь организм требовал своё, порядком отвлекая от предстоящих дел. Мысли витали где-то рядом, безоблачно непосредственные, перерастающие в ментальное разонерство в своей глупой схватке перекричать друг друга. Яростный Ветер, как её за глаза кляли враги и прочие недруги, тоже имела слабость к подобным размышлениям, и могла часами растекаться мыслью по древу, если случай представиться. Макушки деревьев золотились теплыми солнечными красками, пространство между ними становилось все темнее и, кажется, все дальше и глубже. Живность потихоньку сворачивала свою бурную деятельность и, радуясь тому, что не была кем-то сожрана, торопилась найти укромное местечко дабы переждать опасный ночной час. Становилось холоднее, хотя, конечно не на столько, как зимой, но крепкость мороза чувствовалась с каждым часом все сильнее. Голову дробили мысли о Бастет, Северине, стае в целом, собственные мечтания о вечерней охоте и прочие прелести земной жизни. Зоркие глаза беркута не выпускали из виду белую спину вожака, мелькавшую среди густо разросшихся и бесшумно пролетающих внизу деревьев. Волк бежал быстро, но все равно не смог бы обогнать орла, поэтому Ас летела так низко, насколько могла, почти задевая лапами верхушки елей и сосен, что особенно ревностно рвались в небо. Взмахи крыльями были чуть чаще, чем обычно, но ветерок все равно добросовестно выполнял свою работу, буквально неся птицу на своих руках. Опережая Северина на несколько десятков метров, Аслис давала сигнальный клекот, чтобы тот не терял птицу из виду, затем вновь тормозила собственный полет и возвращалась в точку, откуда вожак были хорошо виден.
Путь как-то незаметно перешел в данность, а затем кончился. За многословными размышлениями дорога пролетела довольно быстро, и теперь Мышеловка надеялась на удачный исход событий, хотя была уверена, что в этом мире ныне присутствует именно Бастет, а не Сакура.
Беркут скользнула в вечный туман низины, кажущийся таким древним, как и сама история стаи Первого Ветра, и молча окинув внимательным взглядом три белых фигурки и присоединившегося к ним вожака, вновь начала взмывать вверх. Если что волки дадут ей знать воем, который она обязательно услышит, а пока можно заняться охотой и спасением утопающих.
--->> Северное предгорье

Отредактировано Асдис (2013-04-22 18:03:23)

Серркант кивнула Бастет. Да, этот случай она припоминала. С трудом, но что-то такое было. Определенно этот факт не мог интересовать Сакуру, да и вещи, в сущности, белая говорила верные. Дочери Ирхисса вовсе не надо было разрушать стаю, но все же.. Какое-то смутное недоверие терзало самку, она не знала в чем проблема. Но она наклонила голову и отступила, понимая, что со своими опасениями лучше разобраться наедине с самой собой. Асдис не вытерпела и улетела за Северином, а Серркант уселась и повела носом, пытаясь успокоиться.
- Приношу свои извинения, Бастет, - проговорила она, взглянув на белую волчицу. – Я была, возможно, не права, но сейчас времена слишком неспокойные, чтобы волки могли безотговорочно доверять друг другу. Надеюсь, мы сможем стать добрыми друзьями, когда ситуация прояснится.
Кант дернула ухом и отвернулась, ни сколько не веря своим собственным словам. Она понимала, что вряд ли когда-нибудь сможет довериться Бастет. Ее мысли были прерваны появлением Северина, который отреагировал неожиданно быстро. Даа, Асдис умеет убеждать, когда ей это нужно. Приветственно вильнув хвостом, вставая, Серркант бросила еще один оценивающий взгляд на вожака, затем на Бастет и пояснила:
- Алиса нашла эту белую волчицу, я проходила мимо. Она утверждает, будто она твоя сестра и имя ей Бастет, в то время как мы знали ее под именем Сакуры. И я жду твоего решения, вожак.
Кант бросила рассеяный взгляд на беркута, но затем ее взгляд снова стал негостеприимным и колючим. Она смотрела только на Северина, ясно, четко и внимательно. Перед ним она чувствовала какую-то особенную защищенность, чувствовала как успокаиваются ее нервы, когда он рядом. И смотрела на него как-то необычно въедливо, словно разглядывала его душу. Потом она медленно перевела взгляд на Бастет, та наклонила голову, признавая превосходство вожака. И Кант тихо вздохнула. Что-то будет.

Deutsch Nepal – Blackhouse

Стоп... Что случилось?
Когда ты только успел?
Раздавим твои ценности тисками боголюбия и...
...Осторожно крадешься, прощупывая почву, озираясь, целясь, выслеживая, и...
Оборачиваешься, кинешь взгляд вперед, сквозь и вверх, разрывая, прорываясь, улыбаясь снова...
Очаровательной улыбкой, для того, чтобы заполнить белизну...
Испачканный в белилах, весь в грязи, ты придешь таким, какой ты есть.
Мы улыбнулись. Небо слабо оскалилось на наши жесты и снова в кусты туч. Плечи непроизвольно сжались на спине, собрав тонкие складки.
Разрушим моральные ценности крестом и...
И вдохнешь глубоко уже не воздухом - любовью.
Под нами земля скользко чавкала. Мокрые губы целуют ноги, пальцы, локти и вновь поцелуи закрадываются в следы. Всевышняя мать целовала и обнимала нас, пока мы улыбались. Ветер в голове завывал; с этим мы свыклись, смирились, вели скучные беседы, что да как нынче вокруг. Незаметный друг закрадывался в головы, пока никто не видит, шептался с нами и о внешнем, что увидеть нам, страшным затворникам, не суждено.
Я говорю ему:
- У меня слабое тело и изувеченный разум.
Говорю:
- В моем логове никогда не было костей.
Говорю ему, пока его нет:
- Но я люблю дороги - они словно тебе всегда что-то обещают. Эдакое неумелое вранье - ты заранее предвкушаешь ложь, но все равно идешь на поводу, будто позволяя себя уродовать, калечить, вести с закрытыми глазами, пока видна щель света где-то внизу, в ноги. Будто тебе уже сказали конечный адрес "в", а на ухо нашептывают - другое; обещают океан, а после улицы - кирпичный дом. Но все еще идешь, вкушаешь, вдыхаешь, живешь. Упиваясь собственным чрезмерным обесцененным знанием, оттого - глупостью и беспросветным хаосом внутри.
Молоко, карусель, зеркало, плачешь. Желтизна, свет, пленка, бахрома, упадок.
Стоп...
Мы задираем голову и смотрим на перекресты ветвей, вспоминая провода, бельевые веревки, всю эту паутину, порождение воли и сознания, которое так же забыто и обесценено, но всегда чуть выше, всегда чуть сильнее - только ты уже не видишь, привык взгляд держать на уровне плеч. Взор на ширине плеч, ровня-я-я-ясь... Смирно!
Мы уселись посреди влажной грязи, снисходительно позволяя матери обнимать и ласкать себя, свои худые телеса, пока она не поглотила нас, в свою утробу обратно, дабы дать пищу прочим уродам. Хвост обернут вокруг лап.
Темную Луну убивают. Наш бог нас покинул. Ветер в голове обратился в углекислый газ.
Я говорю:
- Знаешь, я всегда любил смотреть. Ну, не просто глаза открыты и ладно, идешь, лишь бы не упасть - а именно наблюдать. Созерцать. Чувствовать. Как угодно. Анализ без решения. Бесконечное белое полотно. В живописи не бывает черного цвета. Не бывает белого. Полутона. Полуслова. Заглянешь в чьи-то слова, услышишь чей-то открытый широко-широко взгляд - и счастлив. И да. Иконы. Говорят, на них молиться надо, но это еретики... Проклятые... Не менее прекрасные, но ведь святые лики, им не кланяться надо - смотреть. Всматриваться. Думать. Сидеть рядом. Целовать. Вкушать. Что угодно, кроме перекреста и ниже лица упасть на колени. А все - смотреть. Иногда покоситься, иногда видеть. А в душе - голубой жир и белое сознание. Хоть множество слоев краски ложи. Трещинами пойдет - замечательно. В грязь - тоже прекрасно; и когда мой бог придет, я обязательно его увижу.
Засмеемся - и все же дураки. Идем!
- К ч-черту! - крикнули мы, восторженно цепляясь за пар наших слов, несколько смутились собственного голоса, пожали плечами скупо и просто, незамысловато покачали головами и хмыкнули, - А то что... Раздави меня, преврати в пы-ы-ыль, раскроши на ча-а-асти... Как ты это можешь-то? Мы будем смотреть, ты только давай... - дым прокрался под кости и растаял в воду. Кашлянули, вдохнули сквозь зубы остро, остервенело - и тишина. Выплюнули наружу дикий смех.
Ах-ах-ах-ах! Хочешь войти, дорогуша? Входи, поговорим, двери всегда открыты! В мою белую комнату! Ах-ах!
Спустя почти пять лет - возвращение к зиме какого-то там времени, года, месяца. В обожженный, белый дом. Мы сжались, напрягли каждую жилу, трясемся. А внутри - спокойно. Даже свои крикливые слова не вынесешь в блокнот. А мысли... И собрать в кучу нечего. Даже придумать - и то, совсем. И симулировать не остается сил, и только кричишь, упиваешься собственной бессмысленностью. Двери открыты! Какие же вы придурки!
Хлипко хохочем. Резко затыкаемся. Тупо глядим между деревьев.
Ну, все. Счастье. Вот оно.
Когда Бог придет, мы обязательно его увидим. А Бог - с нами. Бог - это мы.

Отредактировано Энью (2014-11-16 11:09:26)

- Следуй за нами по воздуху, - не слышно для волчицы прошептал ворону Свабу, едва они тронулись в путь. - Достаточно низко, чтобы слышать, что говорит эта... - прикусил язык, сдерживая ругательство. - Заблудшая. И достаточно высоко, чтобы волки не могли тебя достать. Часто проверяй... не подкрадывается ли кто ко мне, но главное... видеть, куда мы идём.
Предупреждён - вооружён.
Птица не стала спорить с волком. Взмахом могучих крыльев обдав хозяина лёгким ветерком, ворон поднялся в воздух. С небольшой высоты спутник передал Свабу вид на массивную фигуру его самого и образ смольно-чёрной волчицы, выполнявшей роль проводника в самое "логово дракона".
Ворон летел на уровне ветвей, покрытых медленно лопающимися волдырями почек, опускаясь пониже, когда самка заводила разговор и время от времени набирая высоту, пытаясь рассмотреть потенциальных врагов. Но, если раньше полёт сопровождался слабым шумом ветра в ушах, то сейчас он стал ещё тише, а чавканье слякоти под лапами и звон голоса волчицы - громче, как будто... планка зависимости волка от дара смерти скользила к нулю. Неужели к нему возвращается самостоятельность?
В груди запрыгали искры радости, устроив настоящий фейверк, и даже слепые глаза вспыхнули ярче. Однако не говори "гоп", пока не перепрыгнешь. Свабу осознал, что предаваться затмевающему рассудок счастью рано, ибо даже слух ещё вернулся не до конца.
Полдень плавно перекатился в день, а солнце, словно посмеявшись над изнывающими от холода волками, утонуло в облаковом море. Немного света, золотившего шкуру, Свабу бы не помешало, а вот его проводница, судя по всему, оказалась не против студёного нрава севера. Или просто привыкла.
"Интересно, о чём она думает?" Слишком оптимистична и весела была служительница Шитахи, которой он, к слову, всё ещё не доверял. Но женский ум, пусть и безумный, есть женский ум и ни одному кобелю не познать его тайн.
За время пути в поле зрения ворона не попало ни единого волка помимо них, да и сама точка назначения не являлась сверх-удобным местом для засады. Свабу только решил, что эта мера предосторожности была излишна, как ворон внезапно взмыл выше и сверкающие алые глаза усмотрели серого самца, тощего как проволока. Хотя самцом это нечто можно было назвать с натяжкой. Заблудший (а кто ещё мог так вальяжно расхаживать по землям безумцев?) не скрывался, однако заставил Тень автоматом приготовиться к обороне и навострить уши, что стали слышать куда лучше.
Ворон шлёпнулся на древесную ветку сбоку от волков, по-прежнему находясь вне зоны досягаемости для оных, но забравшись не так уж высоко. По-крайней мере, слова до птицы долетали, мимика Заблудших тоже была видна.
Рыцарь решил не выдавать беспокойства, сдержанно улыбнувшись безумцу. Права переговорщика он оставил за волчицей.