Птица наблюдала за волком и ждала ответа, но вместо этого услышала место назначения - святыня Арашу. Диаваль и забыл уже, бывал там или нет, столько земель он пролетел и сможет ли доставить туда Молчащего. Серый был явно не настроенный на разговор, но, видимо, из вежливости (как показалось Ди) он решил спросить что же там было, наверху.
- Трудно разобрать. Кругом снег, все заметено и чем выше я поднимался, тем труднее было двигаться и уж тем более что-то разглядеть. Я пытался подняться выше, но дуновение ветра уносило меня назад. Тяжело было найти этот разлом в такой-то метели, - пернатый говорил, будто окрыленный какими-то неведомыми чувствами. Это могло показаться странным, но Диаваль знал, что это скоро продет. Такое случалось часто, когда ворону попадалось на пути что-то новое и неизведанное доселе. Страх и интерес одновременно зарождался внутри Вардена и, несмотря на свою трусость, он шел навстречу новому, - Ах да, святыня Арашу. Что ты хочешь там узнать? Или найти? Смотри не отставай!
Немного приведя свои мысли в порядок, пернатый захлопал крыльями и быстро поднялся вверх, не совсем высоко, чтобы Молчащий мог видеть его, не все успевают за быстрым полетом птицы.
Изредка посматривая вниз, смотря не отстал ли четырехногий, орденоносец громко гаркал. Это могло создать лишний шум, но пока Диаваль в подземелье никакие другие птицы ему нестрашны.

Но сердце продолжает с жаром биться о ребра, словно приняло для себя задачу вырваться наружу. Все это напоминало ситуацию с птахой, запертой в клетке;  и вот она готова уже вырваться наружу, лишь бы больше не биться крыльями о железки. Медленно передвигает лапами, изредка посматривая на черную спину. И самка чувствовала себя спокойно и защищено… Защищено? Не странно ли. Зачем ей это чувство? Краем глаза улавливает движение. Когда понимаешь, что в новом доме все худо, а Орден переживал нынче не лучшие времена, все равно пытаешься найти какой-то выход. Не говоря ни слова, она рванула с места. Едва слышное касание сырой земли. Объектом движения оказались два кролика. Сафириель прижимает уши к голове, следя за одним из сереньких.  Это, конечно, не пир, но все же. И только сейчас она поняла, что проголодалась и довольно сильно, а кто знает когда еще получится выбраться на поверхность. Едва приоткрыла пасть, затаив дыхание. Тихое движение вперед… жертва еще ни о чем не подозревает… Прыжок… И тело серого зверька уже в панике колотилось в пасти белой волчицы. Второй же успел вовремя улизнуть. Грязь, смешавшаяся с кровью, окрасила белую шерсть, и самка почему-то почувствовала себя самым гнилым грешником из всех тех, кто вообще мог существовать.
Еще пару секунд она стояла на месте, ощущая тепло крови, и резко двинулась в направлении Моргана. Хотя обоняние стало слегка подводить, и ей почему-то показалось, что она просто-напросто потеряла волка из виду. Сердце болезненно ударилось о ребра. Почему, вдруг, стало страшно? Белая поднимает обеспокоенный взгляд на силуэт впереди. Набирает скорость, ловит взгляд серебряных глаз на себе. И успокаивается. Нет, это явно не то, что следует испытывать, тем более сейчас.
На любых даже самых аккуратных полках можно навести хаос. И Морган сделал именно это. Теперь ее спокойствие зависело от этого черного волка. Сеф подняла морду, наблюдая дырку в небе. Даже не заметила, как пришли на место. Она дома? Кролик вылетает из пасти.
- Все нормально. – едва ли слышно произносит белая, не отрывая взгляда от этой самой дыры. И что теперь будет?
- Почему ты взял себе имя – Морган?
Опускает голову, наблюдая за реакцией черного зверя. Неужели желание отказаться от прошлого столь велико? Тогда почему ты все еще за ним гоняешься? И так захотелось разобрать его историю по частям, дать какой-то совет, ободрить… Но…
Самка опускает взгляд на валяющуюся тушку кролика, проглатывает комок.
Либра все равно уже не найти. Глупо все это. Словно слепой котенок.

Искать ответы, так? Да только где? Почему все вечно так легко говорят, и так тяжко исполняют? Почему-то Сеф казалось, что тушка кролика поплыла в неизвестном направлении. Перед глазами взгляд Моргана, увидевшего ее всю в крови, с этим самым ушастым в зубах. Что он подумал? Хотя по его взгляду было итак все понятно. Он, ведь, не ожидал увидеть ее такой, правда? Все равно что увидеть самого дорогого вам человека, убивающего вашу сестру. Впрочем, какое-то сравнение с маньяком. Сафириель поднимает взгляд на Моргана. Это имя давно стало родным и незаменимым. Да только тяжелый взор черного волка заставляет белую сделать шаг назад. Слишком легко ранить, причинить боль.
- Почему мы так хватаемся за прошлое? – самка закрывает глаза, напрягая лапы. Такое ощущение, что она собралась сбежать, прочь отсюда. Домой, на Север. Прогнать безумцев, вернуть стаю… А хотела ли этого ее душа? Вряд ли. Ее домом давно стал Орден.
- Не смотри на меня так, иначе я начну думать, что ты потерял ко мне доверие, - едва заметная улыбка, но столько горечи было в ее словах, словно только что в спине белой волчицы оказался огромный топор. С силой зажмуривает глаза. Снова. Эта слабость сведет ее в нехорошее место. Пролистывает в голове события, когда любовь к брату заполняла все ее нутро. Но даже эта любовь не позволяла быть ей слишком слабой. Так почему появление этого черного волка все начало рушится, словно карточный домик на ветру? Как так вышло? Просто КАК?
Расслабляет тело, резко. Настолько что мир вокруг слегка начинает бежать в ином от нее направлении.
- А еще, мне столько хотелось тебе сказать, но мысли почему-то ушли, - она замолчала, поднимая глаза к дыре. И мир остановился, сошелся на одной этой детальке. Как теперь Орден будет дальше? Наверняка Лайтер уже пыталась разобраться с тем, откуда взялась эта дырень? Так куда она делась? Почему здесь внезапно никого не осталось, кто бы мог ответить на ее вопросы.
- И еще… Меня волнует эта дыра в небе…
Вдыхает полные легкие воздуха, заставляя спокойствие разлиться по венам. Сердце, все это время пытающееся вылететь вон, угомонилось. Потому что…
Нет не так. Не потому что нельзя, можно. Просто она не готова была еще принять все это, слишком резко. Хотя, прошло уже целых шесть месяцев. Не малый срок. И Сеф почувствовала надобность добавить еще одну фразу:
- Не покидай меня, никогда, слышишь?
И странное чувство собственничества пронзило разум, но ушло куда-то вглубь, чтобы напомнить о себе позже.

Отредактировано Сафириель (2014-12-19 22:57:42)

Сомнения подступают крадучись, как змеи, чтобы в конечном итоге нанести смертельный удар. Иначе никак, захочешь жить, будешь вертеться, как юла. И появляются сомнения в тот самый момент, когда вроде бы уже все осознал. Понимаешь, что жизнь не такая уж и плохая штука, хотя еще мгновение назад едва ли выжил; понимаешь, что есть настоящие друзья, хотя еще вчера почти все отвернулись, потому что в тебе пропала всякая надобность; понимаешь, что любишь всем сердцем, хотя оно давно закрыто от чувств. Так почему именно сейчас в ее душе зародилось это чувство? Что это был за зародыш, и зачем он теребил и без того хрупкое равновесие? И ей не хотелось смотреть в глаза волка, что пылал надеждой, пылал чувствами. Ей казалось, что она больше не может испытывать ничего подобного. Нет, дело вовсе не в брате, дело где-то далеко внутри. Просто сердце очерствело, и снова принять ту же симпатию отказывалось. Если бы сердце могла стать губкой, полил водой и все прошло. Хотя, представить орган деревяшкой тоже не выход. Оно все так же внутри, все так же функционирует, да и вряд ли вообще имеет хоть какое –то отношению к тому, что мы чувствуем.
Шумное дыхание вывод ее разум из столь странный размышлений. Как она могла смотреть в глаза Моргану? Как? Если сомневалась. Понять и тут же отпустить, что за действия такие? Почему еще временем ранее Сеф четко осознавала, что ее переполняют теплые чувства, а сейчас, она могла поклясться, все исчезло? Может, все было просто глупым сном? И не было Крестьянки, с которой она направилась к озеру, не было никаких откровений – ничего. Просто пустота, которая решилась заполниться. Нельзя же так долго ходить ни с чем внутри. Так не бывает. Так плохо. Те, кто умудрились опустеть, вряд ли когда –то смогут наполниться хотя бы до половины. И эта странная истина не давала покоя. Она опустела. И что теперь нужно было сделать, чтобы наполнить свой же сосуд? Почистить ходы? Да какие ходы и где их искать? А если никогда и не было ничего подобного? Может, белая просто накручивает? Она смотрит на Моргана, чьи глаза выражают столь много. Куда ей до него? Хотя, вы поспорите, не так ли? Он тоже пережил многое, тоже опустел, но смог перейти через это, перешагнуть, как через дерево, которое загородило путь. Так почему принципы, которым следовала самка, мешали сделать тоже самое? Да убери ты это, засунь куда подальше и не доставай.
Шаги вперед. Вот движет всем. Она почувствовала, что слегка прогнула шею, когда нос собеседника коснулся таковой. Темнота ее глаз с тревогой смотрели на черного волка. Что он будет делать? Смотрит прямо в сталь, такую теплую, такую податливую. И вопрос режет уши. Захотелось мотнуть мордой, лишь бы угомонить шум, возникший в голове.  Пожалуйста, не надо так строго! И могло показаться, что у этой сильной, волевой волчицы из глаз потекли слезы. Нет, глупости, будь она человеком, так бы оно и было. Потому что пустота убивает, заставляет вянуть цветы и погибать то, что хочет жить.
Пожалуйста! Ты слишком строг. Слова продолжали резать хлеще ножа. Почему все так? Сердце с силой ударялось о ребра. Боль растекалась по венам. А потом, словно что-то лопнуло. Зачем он все это говорит? Зачем? Сафириель с силой закрывает глаза. Нельзя же так, нельзя быть псом, нельзя. Просто будь рядом. Я не виновата. Почему ты так говоришь? Я не просила…
Лапы слегка подкосились. Она чувствовала всю тяжесть своего тела. И почему-то захотелось закричать. Нельзя же вот так вот осознавать такие тяжелые вещи! После такого по ночам спать не будешь.
- Конечно, не верю, - тихо произносит волчица, прижимаясь к черному телу. Хотелось тепла, банального тепла, которого так давно не было.
- Нельзя же так, - срывающимся голосом произносит Сеф. – У меня сердце готово вылететь вон и танцевать прямо на земле! Зачем ты украл мое сердце, Морган? Это я теперь зависимая от тебя, потому что стоит тебе отойти на шаг, как становится невыносимо холодно. Да мне на Севере так холодно не было. Стоит что-то сказать, как весь мой организм отзывается роем мурашек. Как я без тебя? Куда? Кто?
Наверное, это и называют истинной любовью? А не просто брата к сестре?

Нет! все было неправильно. Сердце болезненно сокращается. Тепло сменяется холодом. Она снова замерзала, словно выключили все источники тепла, а черного волка и вовсе не было рядом. Чтобы заполнить пустоту, нельзя допускать льда в своем сердце, потому что замерзшее сердце, мертвое. Оно больше ничем не поможет. Обширный шаг вперед. Его шаг. В глазах отражается то ли недоумение, то ли страх. Сеф просто не понимала толком, что испытывать, что показывать, что говорить. Хотя эти глупые слова сами срывались с языка… И стало тепло. Нет, горячо, будто к ней прислонилась печка. Она смотрит ему в глаза, ища какие-то ответы на свои немые вопросы. Впрочем, единственное что интересовало белую волчицу, это – как? Как сделать шаг вперед, чтобы не сожалеть об оставленном в прошлом? Как заполнить пустоту, чтобы она больше о себе не напоминала? Как идти, чтобы больше не останавливаться на старых ошибках? Как? Нас никогда не учили чему-то действительно важному. Банальное – как поймать себе пищу, как пережить голодные зимы, как не стать черствым или безумным, как найти пристанище; что говорить, как льстить…
Но не тому, как быть если не можешь нормально выразить свои чувства? Как сказать кому-то, кто любит тебя, что тебе плевать на него? Как жить с болью, которая каждый день раздирает тебя изнутри? Ведь, миру все равно плевать. Хотя, научиться подобному сразу, тогда нужны ли были бы чувства вообще? и снова возвращается в реальность, где первый же вопрос ставит в тупик. Что это? Где? О чем ты? Что-то больно кольнуло в грудную клетку, словно зародившееся зерно сомнения решило дать плоды. Проглатывает комок, судорожно водя глазами из стороны в сторону. О, Арашу, что ты сделал с этой стойкой и сильной белой волчицей, Морган?
Она выглядела столь растерянно, впервые за долгое время. Последний раз так было, когда ее отчитал брат за неправильно выполненные упражнения. Но теперь-то что? теперь почему? И так захотелось сделать шаг назад, но самка сдержалась. Сделала глубокий вдох, чтобы на выдохе услышать заветное «прости». И выдох был полон облегчения. Едва заметная улыбка на морде. С души словно камень свалился. И Сафириель как-то пропускает тот момент, когда морда черного волка приблизилась к ее…
Она замерла, расширив глаза, которые стали на удивление такими милыми, что будь волчица человеком, то Морган, будучи человеком в ответ, явно не смог бы устоять. Наверное, именно такой взгляд топит лед, и светит, словно маяк, в трудную минуту. И впервые за столь долгое время, мир ожил. Он больше не был тем скучным и черно-белым. Едва слышная усмешка  из-за действий. Она втягивает полные легкие воздуха, а потом опускает свою голову, упираясь носом в затылок черного  самца.
- Я буду рядом, ты только приходи навсегда, - шепчет белая, сама не зная почему подобное срывается с губ.  Волчица закрывает глаза, продолжая думать о чем-то своем.
- Люблю тебя, - тихо срывается дальше. Белая даже не успевает толком осознать, что только что произнесла.

В самом низу подземелье царил неестественный свет, и могло сложиться ощущение, что мы все-таки находимся под небом. Однако это было лишь излучением кристаллов, которыми были увешаны потолок и стены этого огромного аквариума, отражавшие свет от какого-нибудь лучика, пробившегося с поверхности через щель. Ворон летел прямиком в Леса Амонкиры, а мы с Осирисом послушно следовали за ним. Время от времени я останавливалась и принюхивалась, пытаясь уловить какой-нибудь знакомый запах. Один раз мне это даже удалось: чуткий нос поймал Наоми.
Я коротко взвыла, надеясь, что давняя подруга узнает мой голос и поймет, что я здесь. Мне было бы чертовски радостно ее увидеть, рассказать, что произошло со мной, и попросить совета. Уж она меня точно поймет и поможет.
Ответа не последовала. Может, она не узнала, или это своды пещер преломили мой вой, точно так же как преломляют свет. А может просто не услышала.
Мне немножко взгрустнулось. Резко захотелось увидеть алхимика, прижаться к ее белоснежному боку. Она шла со мной плечом к плечу на протяжении всего времени, что я жила здесь. Да я даже к Хуммель никогда не привязывалась так, как привязалась к Наоми. И вот сейчас, когда я вернулась в подземелье и хотела ее повидать, она даже не отозвалась. Конечно, можно было позвать настойчивее, громче, но я не хотела привлекать внимания окружающих. С надеждой, что белая волчица все же откликнется, я пошла дальше за вороном.
-Вот по этим лесам я бегала днями и ночами. – Говорю я Осирису с некой гордостью в голосе. Хотя, как бы я не старалась, переярок не сможет до конца познать ту глубину этих мест, которую познала я.
Нужно жить здесь, нужно дышать этим, чувствовать, и вот тогда познание это придет. За двадцать минут пребывания в лесу никакого озарения, конечно же не придет.
Я вспомнила вдруг о Кими. Мой хранитель обитал в лесах Арашу и сюда не заглядывал. Он вообще не покидал свою обитель без ведомой на то причины, и мне очень редко удавалось его вынудить отправиться куда-то дальше священных дебрей. Этот котенок тоже нуждался в моем визите, и я твердо решила осуществить и эту встречу, только закончим все дела здесь.

Кажется, надежды Осириса на спокойную развязку сложившейся ситуации не оправдались. Каллисто не просто пришла в ярость - она обезумела от гнева. Подскочив к самой морде армейца, разноглазая начала рычать, едва ли не готовая вцепиться Пичу клыками в нос. Он слушал, слушал, слушал... Пока в один прекрасный момент что-то внутри него не запротестовало, не воспротивилось тому негативу, который исходил от альяновской суки.
Сделав внезапный выпад вперед, волк схватил Калли за бак, не до крови, но весьма ощутимо. Впрочем, почти сразу отпустил. Это не было нападение, как таковое. Скорее - предупреждение, черта, за которую ни в коем случае нельзя переступать.
Карие глаза кобеля почернели, отражая тьму Преисподней, зрачки агрессивно сузились до размера песчинок. Губа дрогнула, беззастенчиво обнажая десна и острие не успевших пожелтеть с годами клыков. Хищник ощерился, от чего переносица сложилась в несимпатичную гармошку. Хвост по-хозяйски взметнулся вверх, осанка изменилась - Осирис выпрямился и "набычился", став на голову выше обычного. Уши легли на затылок, показывая недружелюбное настроение хозяина.
- Задолбал? Хреновина? - Прорычал волчара, наступая на Калли широкими, уверенными шагами. - Из-за этой "хреновины" я чуть не остался калекой. Ты думаешь, неблагодарная, что я стал бы просто так рисковать шкурой, если бы знал, что слеза не подействует? - Шерсть Пича стала иглами топорщиться в разные стороны. - Ты и раньше была невыносима, Лист. Но сейчас ты перешла все границы! - Кобель строго посмотрел на притихшую собеседницу, а потом отступила на шаг назад. - Мне больше не о чем с тобой говорить. Я ухожу. Я тебе не нужен. Подземелья ты знаешь и без меня. Прощай, Каллисто. - Сделал акцент на первом слове, намекая, что своим поведением волчица окончательно перерубила те нити, что хоть как-то связывали ее с кареглазым.
Ему не хотелось здесь находиться, не хотелось смотреть на подругу детства и, по совместительству, пассию.
На секунду кобель остановился и отыскал взглядом ворона.
- Прости, пернатый, я, как оказалось, не могу оправдывать чьи-либо надежды. Ты ошибся с выбором. - После этих слов, сказанных с вселенской усталостью и ноткой раздражения, панированного тоской, Осирис скользнул вглубь туннеля, собираясь отыскать обратный путь по запаху. Все же, подземелья - не его обитель. Ну не комфортно ему здесь.
Снова стало темно и сыро. Где-то за спиной все еще шумела листва деревьев, чьи верхушки таинственно светились зеленоватым светом.
Осирис не обернулся ни разу - не привык. Если оборачиваешься - еще ждешь, что что-то изменится. Но для него и так все стало ясно - перемен в его жизни не будет, особенно при участии разноглазой волчицы. И это - не его вина. Он честно пытался как-то наладить с ней контакт. Видимо, когда они были щенками, это удавалось куда легче. А может, все дело в нем самом. Может, он и не имел права заставлять Каллисто что-либо вспоминать, раз она сама того не желала. Как говорится, добровольная инициатива наказуема, и Осирис почувствовал это на собственной шкуре.

Такой реакции от Осириса я не ожидала. Он всегда был терпелив, и даже его мимолетный гнев не внушал мне ничего, кроме безразличия. Но теперь этот гнев, представший передо мной в каком-то ином свете, заставил на миг забыть о миссии и обратить внимание на переярка. Молча выслушав его нарекания, я смотрела вслед волку, который заявил о своем уходе. Лишь когда черного волка поглотила не менее черная тьма, с губ сорвалось лишь одно тихое слово:
-Не уходи. – Я действительно не хотела, чтобы он уходил.
С самого начала хотев, чтоб Осирис пошел со мной, я не могла остаться одной. Однако переярок ушел, а в компании у меня был лишь ворон, с которым нужно было продолжать путь. Я надеялась, что присутствия воина будет необходимым, и это можно было бы использовать в качестве предлога, чтоб его вернуть. Но пернатый проигнорировал уход Осириса, продолжая вести меня по владениям Амонкиры. Уныло повесив хвост, я побрела следом.
Скоро мы достигли таинственной части леса, над которым в огромных каменных плитах красовалась внушающих размеров трещина. Что это за разлом, как он здесь оказался и зачем мы к нему пришли? Раз это дырка в потолке, то почему через нее не проникает дневной свет с поверхности? Нет, пролом был черным и пугающим, оттого в животе похолодело. Хотелось уйти отсюда, особенно после того, как из разлома послышалось дикое рычание.
-А что искать-то? Похоже, уже нашли, и не мы, а нас. – Я пыталась язвить, скрывая страх, что тенью закрался в душу.
А был бы рядом Осирис, тоже было бы так страшно и одиноко? Наверное, если б знала, что рядом стоит тот, кто всегда подставит свое плечо, я была бы более уверенной.
Но отступать было нельзя, ведь я иду к своей цели, и этот путь я должна быть готова пройти и в одиночку. Пич ушел, потому что пожелал этого, а раз так, то почему я должна его останавливать? В конечном итоге, я не виновата в том, что его уловка с этим кристаллом не подействовала.
Опустив голову к земле, я начала принюхиваться, изучая местность на наличие посторонних запахов. Однако в округе никого не было, за исключением обладателя оглушительного рева, разносящегося из-под потолка. Посмотрев наверх, я набралась смелости и с глубоким вдохом завыла, бросая вызов.
Я не знаю, кто там, однако требую, чтобы таинственное лихо показалось. А потому я зарычала, по-прежнему задирая голову, но мой рык был ничем по сравнению со звуками, издаваемые кем-то из разлома. Но это не помешало мне зарычать еще раз, с новой силой.