- До встречи, отец. – Тихо промолвил Рен, искренне надеясь, что они действительно ещё встретиться в будущем. Волчонок провожал самца взглядом, он уважал его и старался быть таким же как он. Можно без ложной скромности сказать, что отец для него был пример силы, стойкости и мудрости. Ведь только с его помощью Ренальд понял все преимущества знания об предназначении. Не знай он о нём, то оно обязательно бы свалилось на него именно в тот момент, когда ему этого меньше всего хотелось. Но теперь серый будет готовить себя к этому, чтобы его судьба не застала его врасплох. А там уже, пока до судьбоносного дня доживёт, многое может изменяться. Он сам может измениться. Посему на пророчестве зацикливаться было нельзя, но и забывать о нём тоже.
Когда отец уже ушел, Рен какое-то время побыл в одиночестве, в раздумьях. Сейчас нужно было выбрать подходящий момент для того, чтобы уйти из стаи туда где его точно никто не узнает. Но для этого надо было ещё подготовиться - научиться, как следует драться и охотиться. В общем, нужно было научиться самому о себе заботиться. Выйдя из стаи рассчитывать на кого-то было нельзя, а значит первостепенной задачей, сейчас, было приобретение навыков выживания. Определившись с планами на ближайшее будущее, Ренальд поднялся с пола. Он отправился в поисках того, кто поможет ему осуществить его замысел.
=> Из катакомб

---> дом джона

Местное небо ползло, запыленное от жары, сужалось до радиуса обзора слепого глаза, бунтовало, махровое. Хотелось запустить в него тощие, побитые лапы. Залечить раны. Уснуть на одном из облаков, смотреть ввысь и не ощущать лишь боль в правом глазу - из свежей раны то и дело кровь текла, марала бельмо красным, заливало мир алым росчерком. Пролетевшие стаей птицы на миг разбудят уже уткнувшуюся в бок, заснувшую надежду на что-то, надежду общую, тупую, волокнистую; проследим ненароком их путь, склоним голову на бок, чуть устало, чуть надменно, стараясь ступать лапами ровно, по линии. Одна из птиц, кажется, была нам знакома, иль приснилась в каком-то из мутных, серых снов - не вспомнишь. Перо упало на землю, на ветру поднялось. Духота ударила под легкое, заставило коротко закашляться, сбиться с пути, завернуть не туда; впрочем, быстро оправились, то и дело поглядывая на спутницу, прижимая верхние веки к нижним с силой. Следуй. Следуй за нами в поток мыслей, в мир иной, и не нужно тебе много, только своя жизнь, верно? Что считать своей жизнью? Проведем судорожно плечами. Жизнь от нас требовала скорых решений все чаще, а мы, оди-нокие, стояли в одной черной комнате с разбитым окном и мертвым телом на мягком диване, с проржавевшими батареями в углу, прижимаемся к ним, вдыхаем теплый кухонный воздух с пережаренными уже лепешками и падали в вязкое время все дальше, погибая, аки растение на холодном подоконнике. И мы не умираем просто так.
Изменения стали нас тяготить, хотелось — раз, но какой — сбросить с себя груз всех обязанностей и преклонений, выбежать, вопреки суждениям и возникшим уже связям и до крови их разорвать в клочья, сожрав половину, поддаваясь чувству и свойственному уже убеждению, что это сделает нас в некотором плане шире и глубже — морально, разумеется.
Обернулись на спутницу, хмыкнули про себя. Ветер потреплет шкуру. Все, что было тебе дорого, развеется по нему прахом. Все, что ты растил, пустит корни в чужую землю и сгниет. Боги, которым ты молился, тебя предадут. Вечный жизни круг. Ощутив иглы в лапе, двинемся мелкими шагами по тонкому пути, размеряя мелкие шаги, слепо и глухо смотря в перед, ха, почти не дыша. Смех пронесется по улицам. Уходящие шаги беззвучно пронзят пустые тротуары. Люди с них сгинули, видимо, от жары. Уворачиваясь от проходящих, скользя насекомым по стенам. Великий мир, сомкнувшийся по бокам и прижимающий, даже спустя столько времени. Крикливые лица, улыбки и масляные взгляды пробегут по шкуре, оценивающе и насмешливо. Зыбкий пар поднимался с земли ввысь, и мы в нем, две тонкие, едва очерченные: рыжим и скучно-серым - падали, замирали, танцевали свой особый танец. Мы то и дело на нее смотрели, оборачивались: от молчания взаимного становилось неуютно внутри, некомфортно, словно в той самой комнате упала ваза и разбилась, множество осколков оставив. Треск. Ветер в голове замер, расслоился на множество мыслей, никчемных, как и сами мы. Мертвые души в маленькой комнатке, давно брошенной и оставленной. Только уже не помним. Улицы; это мои земли, это мои земли. Она идет по ним, и я не вижу ее эмоций, они недосягаемы. Колыхание воздуха позади тревожит шерсть на плечах, забирается под позвоночник и вытягивает его вдоль с хрустом; стоит нам оступиться. и множество мелких шавок, и она с ними сожрут нас заживо. Этот мир слишком, слишком жесток. Черные вороны каркнут рядом, взлетят черным облаком. Тут, уже рядом, милая. Это место безгранично нравилось нам; влага проникала в потаенные уголки тела, оседала там гнильцой и кровью, коротко прикасалось к шерсти что-то. Хлюпало под лапами.
- Как тебя звать? - просто спросим вполоборота и вполголоса, не интересуясь даже - просто так. Собственно, имя ее нас не интересовало, мы привыкли каждых называть своим собственным, выдуманным, только возникшим, подкатившим к глотке первые мгновения. И она - просто безымянная, просто рыжая. Отдаленно она была на Нее похожа, но черты детские слишком. Нежность сжалась в стальной клубок нервов; сердце-е, словно под тонким слоем снега билось с шумами. Ей нужна была помощь. Чем мы могли помочь, кроме молитв, кроме никчемных, грязных молитв? Нам сказали, что мы избранные, хах.
Чужой пульс прощупывался у голубых вен, чужие идеалы склоняли в поклоне, чужие цели и не нужные нам чужие стремления с самоутешению — ведь истинная наша идеология была совсем другой, помнишь? Помни же.
- И что случ-чилось? - пауза на хриплом вдохе, - Не прос-сто так же ты к нему в дом попала, ве-ерно?
Тоненькая, слабенькая. Плывет перед глазами, все дышит своей жизнью, смеется, кричит, волнуется, ходит широкими волнами и накатывает на нас-с. Она, одна, похожа на божка чем-то, вызывала в нас странные чувства, какие вызывают молодые уроды на городских улицах с собачьим сердцем; те самые уроды, которых мы любили, честно, любили, чтобы потом красиво алой лентой на конце жизнь перевязать, чувствуя себя чем-то большим. Вдох, судорожный, обрывистый; горло сведет; отсчитывая мгновения до того, как дойдем до нужного места, щелкая, обернемся на волчицу и, на месте встав, толкнем ее в грудь сухой головой - слабо, уподобляясь пауку с длинными, тонкими лапками, - чтобы отпрянуть так же резко и тихо, звеняще рассмеяться. Стены мажут по впалым бокам, костям, и косточки внутри откликнуться перезвоном.
Уходим вглубь, раскидывая полученное от мира по углам. Паутина.
Добавлено спустя 2 дня 27 минут 41 секунду:
- За травами, - скажем.
Отчетливо перезвоном на поверхности колокола прокричат. Шевельнув хвостом, направимся в обратный путь.

--- выведен из игры

Отредактировано Ennui (2013-09-03 21:25:18)

<<< Подвал склада.

За время своего пути волки не проронили ни слова. Хищники хранили напряжённое молчание, прозрачной пеленой окутывавшее их существование. Соул нахмурился. Он был бы рад возможности поддержать разговор с вышестоящим самцом, ответить на все его вопросы и рассказать что-то из своей жизни, но сейчас светлошкурый предпочитал эту могильную тишину бурной беседе. То ли плохое самочувствие не позволяло волку развязать язык, то ли так влиял сам собеседник. Сам Коппертин, похоже, не огорчался по поводу неразговорчивости своего спутника и продолжал путь, изредка бросая косые взгляды на бывшего переводного. Он не видел ничего доброго в блеске этих янтарных глаз, оно, впрочем, и понятно: на подозрение Коппертин имел полное право, он бы сам, в общем-то, не стал доверять ново пришельцам… О чём же думал доминант?
Каждый шаг давался Соулу с трудом. Однако за весь путь он ни разу не пискнул - не хотелось падать ещё ниже в глазах рыжешкурого. Мышцы зудели в оттёкших лапах, благо, он какое-то время сумел отдохнуть и выспаться. Раны на спине и боках вновь открылись, кровь струями побежала по спине - видимо, всему виной прямая походка, с которой Соул сопровождал каждый свой шаг.
- Мы на месте. Сейчас найдем госпитальера.   
Волки остановились в весьма мрачном месте, что бесконечностью продолжающихся коридоров отражалось вдали. Соул прищурился, силясь увидеть конец коридора, но было тщетно: казалось, что у коридора действительно не было конца. Кареглазый никогда не видел ничего подобного: ниоткуда взявшееся свечение озаряло каждый квадратный метр помещения, в каждой стенке были какие-то углубления... Всё это напоминало огромную пещеру с потайными ходами.
Соул коротко кивнул и взглядом проводил уходящего доминанта.

Отредактировано Soul (2013-12-16 22:32:37)

III «Сила трёх Богов» III

«Dei, quod relictum est, nolite metuere, et ossa tua liberabit, exspectans.»
© The Binding of Isaac

— Да и нет, - кратко отчеканила Ингрид на вопросы своей новоприобретённой подруги. По сравнению с даже не скрывавшей свою взволнованность Марго, учёная была подобна ледяной горе: хладнокровна и непоколебима. Ибо у учёной не было никакой причины опасаться, что по дороге какие-либо вещи могли внезапно выпасть из её добротного рюкзака и соответственно с этим лихорадочно всё перепроверять. Ещё ранним утром Ингрид приготовила все необходимые в предстоящем походе предметы, которые практически не отличались от тех, что взяла с собой её подруга. Утеплённая, но при этом не стесняющая движений одежда и рюкзак, не напрягавший спину излишней тяжестью собранных запасов, собранных в соображениях комбинирования максимальной экономии и эффективности. Слишком большой груз будет тормозить, но недостаточное количество тех или иных вещей могло стать смертельным.
Поэтому учёная расслаблено стояла рядом с Марго, что копалась в своём рюкзаке, и цепким взглядом оглядывала один из многих ходов в катакомбы, иногда переводя его на мрачные небеса. Уже давно проржавевшей люк болтался на петлях, крепящихся в земле невысокой, поросшей бурой травой, насыпи. Чёрный зев входа в метр высотой был совершенно незаметен благодаря лесной растительности из-за чего можно было легко пройти мимо, даже находясь практически вплотную к нему. Но только если не знать, где искать этот вход. А во всём Городе только две женщины были наделены этим знанием, иначе их бы не было здесь, в этот ледяной, пасмурный день.
По виду Ингрид это нельзя было утверждать, но на миг она испытала мимолётное радостное облегчение от того, что чёрный диск луны скрылся за пеленой не менее чёрных облаков, чьи края были поддернуты красным отсветом. Казалось, что если случиться гроза, то вместо воды на землю польётся кровь сотен погибших без солнца существ и превратит реки в бушующие кровавые потоки, как в великих наказаниях, что обрушил Бог на египетский народ в одном библейском сюжете. И самым пугающим было то, что несмотря на «отсутствие» лунного ока на небе, тёмный провал перед двумя женщинами, будучи обрамленный пожухлой травой, чей бурый цвет в жутковатом освещении становился бордовым, был как крошечная копия затмения, повисшего над Островом. И мысль по доброй воле спуститься в эти неизведанные недры становилась от этих мрачных образов всё более пугающей.
Если Марго была в их дуэте яркой искрой, приводившей в работу самые смелые цепные реакции, то Ингрид была тормозным рычагом, призванной останавливать их, пока процесс не принял необратимый, катастрофический поворот. Пока что истинная целостность и работоспособность этого механизма ещё не была протестирована новыми подругами. Но вот, они стоят сейчас перед самым входом туда, где их командную работу опробуют на прочность, и рискованность этого судьбоносного похода не могла оставить разум учёной спокойной.
Ингрид никогда не была авантюристкой как Марго, и поэтому сейчас её здравый смысл запускал все возможные сирены. Причём впервые он запустил их в тот самый миг, когда учёная продемонстрировала девушке свою находку, раскопанную в глубинах городской библиотеки. Тонкая тетрадка, чьи пожелтевшие страницы были от и до исписаны побледневшими, но ещё читаемыми записями о жизни давно ушедшего из неё исследователя.
Вместе с этой тетрадкой в руки женского дуэта попал слепок ключа ко всему, что сейчас творилось на Острове.
А ведь не зря Ингрид совсем недавно вспомнила кусочек одного из многих библейских сюжетов — где-то вдалеке послышался многоголосный звон колоколов местной церкви, отбивавших ровно девять часов вечера. Учёная обернулась на звон и её лицо заметно помрачнело. Который месяц уже длилось это жуткое затмение и как бы люди не пытались, они до сих пор не могли найти ему ответа. Когда человеческий разум, манифестацией которого являлась наука, оказывался бессилен, люди обращались к другим инструментам своей души, например, ушедшим от прямой логики эмоциям, находивших своё воплощении в вере. И религии. С начала затмения церковь стала подозрительно активной, и невозможно было пройти мимо величественного построения, не слыша проповеди объявлявших затмение наказанием Божьим за людское нежелание жить в гармонии со своими братьями меньшими.
Даже самые неверующие люди в эти чёрные времена в страхе перед неизвестным толпами приходили к церкви, надеясь успеть очистить собственные грехи, пока не наступил Конец. Обычно Ингрид, прочно стоявшая на своих атеистических убеждениях, не беспокоилась по этому поводу, но сектантские тенденции, начавшие набирать обороты за эти несколько месяцев ей совершенно не нравились. Священники, как могли, очерняли учёных как лжецов неверных и даже охотников, как главных распространителей греха. Конечно, всё это не говорилось в открытую, а тщательно пряталось между строк да так, что и придраться вроде как не к чему. Но не нужно было иметь IQ вундеркинда, чтобы понять куда эти тексты клонят.
Как показала история, церковь во все времена была способна на самые бесчеловечные поступки и Ингрид побаивалась, что если вскоре не разрешиться проблема с затмением, то вскоре в Городе начнётся полный беспредел. Совет и Гильдия пока что держали всё в железной хватке, но как долго ещё продержаться медленно начинавшие терять свой рассудок жители? Ибо история также показала, что яростная толпа вполне способна свергнуть свою же верхушку, только дай повод.
Отчасти эти мысли помогали учёной держать в узде собственных страх перед тем, что могло поджидать её и Марго в таинственных катакомбах, сооруженных неизвестно кем, неизвестно для каких целей. Хотя нужно чистосердечно признаться, что и на эту авантюру учёную толкали не только гуманистические помышления об общем благе, а также её собственные амбиции. Вырвать из когтей Острова его же тайны, да и в придачу ко всему стать местной героиней? Да кого не соблазнили бы такие перспективы?
Марго, закончившая копаться в своём рюкзаке, и обратившаяся к Ингрид, выбила её мысли из колеи и первую секунду взгляд, который учёная обратила на девушку, был слегка рассеянным, но в следующий же миг стал ясным, а её голос был твёрд и уверен:
— Учитывая, что другой карты нет, то нам придётся положиться на эту, - произнесла Ингрид, доставая из внутреннего кармана куртки аккуратно сложенный прямоугольник карты. - И как мне кажется, мы слишком далеко продвинулись вперёд, чтобы теперь поворачивать обратно, - Ингрид ненадолго замолчала и на её лице неожиданно вырисовалась улыбка. - Несомненно. И только представь, какими будут лица у горожан, когда до них дойдёт, что нечто столь великое открыли никто иные, как всего лишь какие-то женщины и полукровка в придачу! - Ингрид усмехнулась. Она нечасто шутила и, как знать, может она пыталась разрядить напряжённую атмосферу, которая исходила от чёрного входа в подземелье. Ибо когда они спустятся вниз будет уже не до смеха, впрочем эту фразу не обязательно понимать в самом трагическом контексте. Хотя и его нельзя было исключать.
Ингрид хотела вернуться из этого приключения живой и целой.

Отредактировано Ingrid Voss (2016-04-10 14:54:26)

Тьма. Темно. Мои глаза закрыты. Не видно света. Тишина. На столько громкая, что своей мощью неловко ломает хребты мелких звуков и даже людских тихих неспешных разговоров. Я слышу стук. Стук своего сердца. Четкие и спокойный ритм, оно ударяется о ребра с идентичными паузами, то и дело в моих ушах эхом отдается его мелодия. Слишком громкая. Слишком дикая. Слишком свободная. Мои бока вздымались так незаметно, словно мою шерсть лизали потоки мягкого весеннего ветра, слегка приподнимая ее. Но сейчас была не весна и не было ветра. Было довольно прохладно. Мрачно, холодно, так угнетающе... Словно все вокруг хотело вогнать в нас в одну единую яму апатии и депрессивного состояния.
Я приоткрыла глаза, создав зримые мелкие щели, я хотела увидеть/проследить происходящее. Я подавила вздох, но воздух все же вырвался из пасти, создав облако пара, которое в свете фонарей быстро растворилось во тьме. Я сидела, спокойно прижав голову к шеи, ровно поставив лапы и положив на них кончик собственного хвоста. Лишь уши, словно локаторы особо крупной системы слежки, поворачивались то в одну сторону, то в другую.
По стечению неких обстоятельств я оказалась в сопровождении двух особ женского пола. Я не особо любила двуногих, в частности женщин, к мужчинам у меня больше лежала душа и более трепетно я к ним относилась. Может быть, это было введено мне под кожу еще при службе в Гильдии? Что нужно уважать и чтить охотников, а там охотники - мужчины, по большей степени. Хотя... когда я вообще последний раз следовала законам/кодексу/правилам? Но так или иначе, я всегда больше была расположена к людям с неким атрибутом между ног, нежели к личностям у которых данная вещица напрочь отсутствовала. Может еще здесь стоит учесть, что все мои хозяева были - первым вариантом?
Я не особо понимала, как Каю хватило ума доверить меня двум "этим". Ведь я упиралась всеми лапами, скалила зубы, показывая всем видом нежелание участвовать в их авантюрах, ведь они меня хотели взять в качестве охраны в какую-то экспедицию. А что может произойти в экспедиции? Да все что угодно! Я то уже прожженная этим. К тому же, как в последствии оказалась, я была единственным охраной-сопровождением. А это еще больше не радовало меня. Кай, как ты мог, пожертвовать моей шкурой ради каких то двух... Аргх. Я множество раз мысленно чертыхнулась, драматично закатив при этом глаза. Неужели у него к кому-то из них чувства? И он так хочет втереться к ним, через меня? Или... хотя нет. Не понимаю. Как можно так поступить.
Всю дорогу я злилась на Кая.
Всю дорогу я чертыхалась и фыркала, то и дело дергая головой от недовольства и отвращения, словно почуяла запах трехнедельных изношенных махровых носков. Вы хоть раз чуяли их запах? Лучше вам его не знать.
Мы расположились у катакомб. Женщины деловито разбирались откуда им заходить, а я просто за ними наблюдала, пытаясь запомнить хотя бы их имена. Кажется, ту, которой меня дали зовут Мо... Ма... Марго. Да, верно.
А вторую? Я внимательно ее оглядела с ног до головы. Кажется, как-то в диалоге, эта самая Марго ее называла... Ингрид. Или нет. Я не предавала этому значения, но хотя бы это я должна была о них знать.
Эти две дамы двинулись в тьму, которая так их манила, и мне пришлось пойти за ними следом. Я замыкала нашу маленькую несчастную колону. Как только мы переступили "порог" у всех нас появилась одна единая цель - вернуться живыми и хоть немного целыми.
Я плелась сзади, медленно, но при этом не упуская из виду силуэты двух слабо различимых фигур. Я еще не так хорошо запомнила, кто из них кто в полной темноте, пускай и при свете фонарика. Но на дальнем расстоянии было видно лишь свечение, но даже оно помогало хоть как-то ориентироваться в пространстве.
Сейчас мне было дико безразлично все происходящее. До момента, пока в мой нос не проник чужой запах. И запах это был вовсе не человека. Я остановилась, повела ушами, отведя их по максимуму назад, но из-за эхо, которым отдавались как слова, так и шаги людей, я ничего не смогла расслышать. Я повернула верхнюю часть корпуса, развернув при этом и плечи, но и задрав хвост на всяких случай. Грудь дрогнула, а из пасти вырвался хрипловатый рык. Я всматривалась в то, что могло находиться позади нас, но толком ничего не увидев, я все же предупреждающе пару раз гавкнула и обеспокоенно засеменила за девушками...

Отредактировано Cobra (2016-04-14 23:42:57)