The Evil Within Ost — Them

Он, словно слепень, опустился на росянку и увяз в яде ее листьев.
Тварь не двигалась с места, как бы он ни старался, но понимание пришло к Шахрану слишком поздно.
— Упс!
Это гигантская мышеловка, которая скоро захлопнется.
Чужая земля. Чужой улей. Ему не победить.
Он — насекомое в пасти венериной мухоловки, мошка, прилипшая к листику-язычку шестью лапками сразу. Шахран понимал: чем сильнее дрыгается пойманная жертва, тем более легкой добычей она становится. Бьется, вырывается мошка в мухоловкиной глотке, и вздрагивают лепестки от ее движений, и тянутся друг к другу, пока не сомкнется бутон. И этот купол, новообразованный желудок, заполняет пищеварительный сок.
Резко отскочил в сторону, чувствуя, как липкие спрутики впиваются в шкуру. Коротко выдохнул, почти простонал.
«...дрянь, дрянь, дрянь…».
Шахран не пытался оттереть скверну, не слизывал ее и не касался. Знал, что бесполезно. Не сводил глаз с медведя, не говорил ничего, злобно и яростно скалясь, но впредь держался от стены подальше. Она сочилась чернотой, как медом.
«…не выбраться…».
Единственный выход медведь загораживал тушей, сидел в этой слизи, как паук в паутине, сросся с ней, стал ее частью. Центром пищеварительного механизма. И он наблюдал.
Желобок волочился к солнечному пятну. Ползет, как змея с переливчатой шкурой: рептилия тянется к последнему лучику света, чтобы обогреть тело, ведь собственная кровь не приносит тепла, трупным холодом разливаясь по туловищу. Он не знал, что случится, если гадина все-таки доползет, но чувствовал, что ничего хорошего.
«…западня…».
Он все еще стоял сбоку от медведя, но дальше от него, и от стены. Атаковать тот был не должен: помешают амулеты. Сорвал орлиное перо и швырнул на землю, прежде чем та успела полностью покрыться слизью. Быстро наступил и, не разбираясь, прыгнул на край леса, как можно дальше от проклятого логова.