Начало

Вокруг была такая тишина, что рыжей хотелось завыть от тоски. Она так и не смогла привыкнуть к давящему шепоту безмолвия в каменных сводах ее нового обиталища. Теперь Мак должна была большую часть времени проводить "взаперти", а это вводило ее в меланхолию, делая угрюмой, апатичной особой.
Свет закончился в ее жизни.
Раньше она думала, что вернет Фауста, вылечит его и заживет с ним спокойно, коротая дни одиночества в любви и тепле. Но все оказалось в точности до наоборот - вернулся вовсе не Фауст, а Атер (как он себя называл), так этот Атер еще и вел себя гораздо хуже Фауста.
Фауст, Атер, Атер, Фауст...
Макбет уже и сама давно запуталась в этих двоих, уже даже не могла сказать, когда был один, а когда - другой. Хотя знала волчица одно - прежний Фауст был интересный. Его зеленые глаза сверкали лукавством, а язык был острым и язвительным. Атер же просто по натуре своей был вредным, но не более. Конечно же, он просто ничего не помнил, ведь если бы память вернулась к нему - он бы стал по-другому относиться к маленькой, хрупкой на вид, огненно-рыжей волчице, которая вытащила его с того света. Но она так и не услышала даже маленького слова благодарности. Смириться с этим было сложно и больно, но она смирилась.
Правда, в ней и самой изменилось что-то, что-то сломалось внутри нее. Взгляд выразительных светло-янтарных глаз потух и более не блестел хитринкой, да и говорить хищница стала намного меньше - не с кем было говорить. Переход в новую стаю почти убил в ней прежнюю Макбет - ее высочество, ту, что за словом в карман не полезет, ту, что смогла бы дать отпор.
Походка Стали стала опасливой, крадущейся, а сама волчица превратилась в тень, бесшумно скользящую меж каменных сводов. Так было удобнее всем, так было удобнее самой Мак.
Сегодняшний день не стал исключением. Оказалось, что жара добралась даже до подземелий, хотя как это произошло, Мак не могла приложить ума. Списав все на проделки природы и особенности геологической структуры подземелий, рыжая направлялась к источнику, чтобы попить прохладной воды.
Шаги Стали были робкими и аккуратными, голова была опущена едва ли не к самому полу, а мохнатые ушки прижаты к затылку. На острой, симпатичной мордочке не было никаких эмоций. Пустая маска, дежурная маска.
Вскоре до ушей хищницы донеслись звуки журчания воды, даже шума, достаточно громкого.
Устало вздохнув, самка направилась к берегу, а когда подошла - склонилась над кромкой воды, разглядывая свое отражение.
Тихо хмыкнув себе под нос, волчица сделала несколько неспешных, размеренных глотков, ощущая, как спасительная прохлада поступает в организм. А затем рыжая сделала два шага назад и отошла чуть в сторону - в черную тень, которую кидал на земь огромный каменный выступ.
Там Макбет и легла, лениво потянувшись и положив голову на передние лапы. В какой-то момент самке показалось, что за ней кто-то следит, но кому она нужна? Скорее всего, это просто разыгравшееся воображение, ведь многие говорят, что даже у камней есть глаза и уши. Наверное, подземный мир также наблюдает за Макбет, как и она - за ним. Другого объяснения волчица не нашла для своих ощущений.

Внезапно вокруг начало происходить несколько вещей одновременно, что заставило рыжую поднять голову и навострить мохнатые ушки.
Ощущение, словно кто-то наблюдает за Мак, перешло в реальность. Сталь даже удивилась - обычно ее интуиция проявлялась не так ярко, как в этот раз.
Сперва послышался шум камней, будто кто-то заставил камушки плясать в своеобразном танце, ударяясь друг о друга и издавая при этом монотонный стук.
Далее один из них плюхнулся в воду, но Макбет привлекло совсем не это.
Краем глаза она уловила крупную тень, скользнувшую мимо нее, а еще самый кончик черного, как смоль, хвоста. Хотя, даже если бы она этого не видела, все равно догадалась бы, кто стоит за этими проказами.
Атер. Более и некому.
Волчица выдохнула и положила мордочку обратно на лапы, а в глазах появилось что-то отсутствующее, отталкивающее.
В следующее мгновение "кто-то" бесцеремонно дернул рыжую за хвост, заставив хищницу лишь недовольно дернуть правым ухом, но не более. Она уже давно привыкла не обращать внимания на шуточки зеленоглазого волка.
Хуже всего было то, что рыжая волчица беззаветно, бесповоротно полюбила Фауста, ради него она готова была умереть.
А когда ей, все же, удалось вернуть его, затратив невероятное количество времени и усилий, вернулся совсем не Фауст. Атер. Первое время после его возвращения они мало разговаривали, затем ссорились, но Макбет искала пути к отступлению и они мирились. А теперь...
Она устала. И больше не захотела отступать, захотела проявить характер. Это свело к минимуму общение с зеленоглазым волком. Теперь рыжая была совсем одна, ей даже не с кем было говорить. А волк без общения с сородичами - печальное зрелище.
Но гордость была выше, была еще не до конца втоптана в грязь. Именно поэтому после того, как Атер дернул ее за кончик хвоста, Макбет никак не проявила своих эмоций, решив проигнорировать выходку волка.
Равнодушие, спокойствие и никакого интереса. В этом вся Мак. Новая Мак.
И такой ее сделал он - черношкурый волк.
Тонкой лентой за перевал
Растворившись в полярном дне,
Уведет край заснеженных скал,
Свою душу открыв тебе.
Может я неправильно жил,
Отдавая всего себя,
И вершины, что я любил были больше чем ты и я... - Крутился в мыслях припев из когда-то давно услышанной песни.
Захотелось исчезнуть. Сейчас, в сию секунду.

Сталь только изредка дергала острыми точеными ушами, но это получалось неосознанно, точнее, не специально - хищникам свойственно прислушиваться к шорохам и звукам. Когда же вокруг воцарилась тишина, уши, словно живя отдельной жизнью, раздраженно прижались к затылку, выдавая появившееся в Макбет раздражение.
И чего он хочет добиться, этот наглый волк? - Подобная мысль отразилась раздражительным блеском в глазах, но затем морда волчицы приняла прежнее выражением - самка никогда не умела долго выдержать какую-то одну эмоцию.
Опять ее из мыслей вывел скрежет когтей по камням. Наверное, Атер гоняется за мышью, играясь с маленьким, беззащитным существом. Ну что же, это его дело. Макбет давно уже привыкла не лезть в чужие дела, хотя в мыслях моментально возродились воспоминания, как Фауст охотился за лисой, а потом случайно застрял головой под корягой. Эти мысли заставили уголки губ волчицы едва заметно приподняться. Наверное, только подобные воспоминания заставляли ее каждый день просыпаться и жить дальше. Жаль только, что ОН об этом не знал.
Атер что-то кому-то бормотал. Макбет это, конечно же, слышала, вот только ничего не хотела спрашивать или переспрашивать. Какое ей дело до того, что говорит этот волк?
Внезапно Атер так громко рявкнул на невидимое хищнице существо, что рыжая даже от неожиданности вздрогнула. Она пришла сюда за тишиной и спокойствием, но попытки ее провалились. Атер был слишком шумным.
А затем послышался его голос, властный, обращенный уже, непосредственно, к самой волчице с требованием подойти. Но Сталь не сдвинулась с места. В конце-концов, она занимала не последнюю должность в новообретенной стае, поэтому могла себе позволить не подходить по первому требованию к зеленоглазому. Совсем недавно ее повысили до должности глашатая-охотника, а это вам не фигли-мигли.
Через некоторое время послышался удар и писк.
Видимо, это была-таки мышь. - Высказало свои предположения сознание, от чего рыжая лишь досадливо поморщилась. Каково это - всю жизнь жить в каменных сводах, а потом пасть от лапы огромного зубатого чудовища, и то - не ради еды, а просто в следствии неудачной игры.
Послышался голос волка. Он говорил, что она, Макбет, может уже не идти.
Да а и не собиралась, неужели он действительно думал, что его дела интересуют ее женское любопытство?
Вскоре показался и сам волк, но рыжая не удостоила его своим взглядом. Когда женщина решает вести холодную войну - она делает это со знанием опытного, наученного жизнью стратега, тактике и выдержке которого можно лишь позавидовать. Если же Фауст/Атер так требовал к себе внимания, то он его не получит. Сам же раньше хотел этого. Пусть получает "по наглой рыжей морде". 
Он пил воду, а потом, отойдя от источника, ухмыльнулся и лег напротив Стали, облизнув свой нос. Видимо, мышь успела цапнуть черного негодяя за кончик носа, потому что рыжая волчица чувствовала в воздухе едва различимый металлический запах. Да и Атер подтвердил это, несколько раз облизнув пострадавший орган чутья.
Правда, нос совсем недолго волновал волка. Зато хищник решил безмолвно глядеть на рыжую плутовку, испытывая ее терпение и проверяя ее нервы на прочность. Собственно, смотрел Атер на нее приблизительно минут пятнадцать, а потом сам не выдержал гнетущей тишины. Конечно,ведь вокруг этого волка всегда было шумно, а Макбет в последние несколько месяцев только и делала, что слушала тишину. Ей не привыкать.
По истечению определенного времени безмолвия черный волк вздернул левую бровь, словно так чего-то и не разглядел, и это его весьма озадачило.
Вопрос прозвучал для хищницы так странно, что она даже злобно прищурилась, а зрачки ее глаз хищно сузились даже в полумгле.
Но ответить надо, ведь так можно и забыть, как говорить - столько времени молчать.
- С чего это ты спрашиваешь? Раньше я не замечала за тобой способности к заинтересованности кем-либо кроме себя самого. Тем более, что тебе же все равно - сдохну я, или нет. Погоды это тебе не делает, Атер. - Волчица особенно выделили последнее слово, называющее волка по имени. Прозвучало все это язвительно, но с примесью холодности и нотки тоски. Взгляд же неотрывно следил за мордой зеленоглазого и был тверд, как никогда.

Отредактировано Macbeth (2013-07-04 19:08:17)

Почему-то слова рыжей рассмешили Атера, поскольку на морде его появилась довольная улыбка. Макбет же было совсем не смешно. Если бы она была человеком, то зеленоглазый мог бы уже созерцать нахмурившуюся девушку с плотно сжатыми губами. Но Сталь была волчицей, поэтому настроение ее выдавали уши, плотно прижатые к затылку и взгляд, в котором плескалось раздражение. Пусть этот волк думает, что ему захочется. Но да, черт возьми, - рыжая плутовка была гордой, и она никому не позволит втоптать оставшиеся крупицы своей гордости в грязь. Если черношкурый еще раз позволит себе какую-то вольность и отпустит колкость в ее сторону - Мак его укусит.
Следующие слова Атера совершенно расстроили рыжую. Действительно, а если бы она погибла, а он остался жив, стал ли бы Атер вытаскивать ее с того света?
Конечно же нет. А ласковый тон, каким были сказаны слова, лишь подлил масла в огонь разочарования волчицы. Она отвернулась от Атера, не желая его более видеть. Каждый подобный разговор с этим волком расстраивал хищницу. Может быть, она уйдет из стаи и станет опять одиночкой. А потом... А потом, как Атер сказал, подохнет в какой-нибудь скрытой от назойливых глаз пещере от тоски и отсутствия смысла жить.
Волк поднялся, навис над волчицей и прошептал ей в самое ухо что-то по поводу своего имени. Рыжая не ответила, да и зачем? Нет смысла, ни в чем нет смысла, теперь уже нет. Даже едва заметно дрогнувший голос хищника никак не зацепил Макбет, хотя раньше она никогда не замечала подобного за Атером.
Вскоре волк отошел и сел в стороне.
На некоторое время воцарилось гробовое молчание. Тишина буквально давила на уши, от чего появилось непреодолимое желание покинуть эту пещеру. Даже плеск воды отошел на задний фон.
Атер, видимо, размышлял над чем-то своим. А затем волк заговорил, причем с уст его сыпалось столько вопросов, что Макбет даже удивилась его любопытству. Она лишь устало вздохнула и положила острую мордочку на лапы, слушая словесный поток зеленоглазого. Слова его набирали оборот, словно волк ночами не спал, ища ответы на свои вопросы. Говорил он жарко, прерывисто, от чего у рыжей возникло ощущение, что Атер не совсем здоров. Но в этом был весь он.
- Цену? О, куча потраченного времени, нервов, усилий, я была абсолютно в разных частях света, общалась с Первородным, с тенями, с духами, с Ког'Лоу, если тебе это вдруг стало интересно. Было много моментов, когда Калахира могла запросто забрать меня - бывали дни холода, а иногда и голода. Да и возвращение тебя в мир живых было столь туманно, что иногда хотелось все бросить и самой кинуться в злополучное море. - Все это время волчица неотрывно смотрела в глаза Атера, но взгляд ее был пуст, отстранен, и направлен был сквозь волка в какую-то точку. Даже когда зеленоглазый резко встал, рыжая даже не вздрогнула. Воспоминания захватили ее от кончиков ушей до кончика хвоста.
Следующий поток вопросов словно вернул рыжую из ее мира.
Теперь взгляд был твердо устремлен в глаза Атера. На губах хищницы появилась холодная, бездушная усмешка.
- Я и не знала, что такое возможно, пока сама не убедилась в этом. Я же говорю, все происходило 50 на 50. Или бы тебя не удалось вытащить, или, как видишь, удалось. А по поводу памяти... Ты был там, куда другим ход закрыт, если есть желание вернуться. Так что радуйся, что ты не помнишь только последние полгода своей жизни, а не всю ее с момента рождения. Если хочешь, можешь называть это платой. - Рыжая отвела взгляд в сторону, замолчав. Не хотелось более говорить на эту тему, ведь сама Мак тоже заплатила свою цену - она помнила абсолютно все и ей было мучительно видеть волка, который раньше знал ее, ничего о ней не помнящим. Да, в конце-концов, она любила его. Иначе разве бы она пошла на такие трудности? Волчица сама, по сути своей, была эгоисткой, может еще похлеще Атера. Но не с ним.
Последний вопрос волка остался без ответа. Рыжая посчитала его риторическим. А может потому, что она и сама не знала, как такое возможно. Она просто сделала то, что считала нужным, она много молилась богам и богиням, она общалась с некоторыми из них. Все это казалось таким необычным, что иногда Мак казалось, что оно было неосуществимым. Но ведь Атер здесь - вот он, стоит перед ней, кидая на хищницу какие-то озлобленные взгляды. Это сбивало с толку бедную хрупкую волчицу - чем она провинилась? Тем, что вытащила его с того света? Возможно...

Зеленые и такие родные глаза Атера лихорадочно блестели. О, Макбет прекрасно знала это выражение морды. Волк явно что-то замышлял, и рыжая могла поклясться, что почти видела, как работает множество механизмов в голове у зеленоглазого - тысячи шестеренок крутятся и тянут за собой процесс построения какого-то неведомого миру плана, степень безумности которого знает лишь сам Атер, но никто более. Обычно такие вот моменты заканчивались печально.
Именно поэтому Сталь твердо решила не оставлять его одного, по крайней мере до тех пор, пока этот таинственный огонь в его глазах не поутихнет до уровня маленького язычка пламени, который, в общем-то, тоже был нежелательным.
Рыжая чертовка чуть не потеряла дар речи, когда с языка Фауста сорвалось волшебное слово "спасибо", и пусть волк пытался прикрыть его язвительным тоном и бормотанием, но Мак все равно уловила нотки благодарности. Впервые он поблагодарил ее.
Взгляд волчицы потеплел, и светло-янтарные глаза заблестели в полумгле, словно два драгоценных камня. Вот она - женская натура. Всего лишь одно слово может все кардинально поменять. Это могло быть даже началом чего-то нового, тем более, что лед, сковавший израненное сердце волчицы, треснул.
Далее Атер тут же поменялся в поведении, вернувшись в прежний образ волка-подонка, тут же приказным тоном велел волчице подняться.
Правда, на этот раз спорить не хотелось, и волчица послушно поднялась, отряхнувшись и проследив внимательным взглядом за зеленоглазым хищником.
Раздался монотонный цокот когтей о камни - Атер пошел вперед, гонимый какой-то идеей, а в этом Макбет была уверена на 99 процентов. Снова он замыслил неведомую ей игру - сердце волчицы тревожно билось, предчувствуя какой-то подвох в светящихся зеленым огнем глазах горячо любимого волка.
Но она не могла изменить того, что происходило.
Желание побыть в одиночестве изжило себя. Теперь тишина казалась Макбет смертельно опасной, ощерившейся хищницей, которая делала из самой волчицы ничтожную жертву. О, как же ее величество не любила подобное ощущение.
Когда Атер оказался на достаточном расстоянии, а его черный хвост замаячил где-то впереди, рыжая позволила себе сделать шаг, а потом еще один и еще, следуя бесшумной тенью за тем, кого ей еще предстояло уберечь от всего зла на свете, если такое вообще было возможно.
Сложно объяснить некоторые вещи в мире, а еще сложнее понять логику изящной, хрупкой на вид волчицы, которая готова была умереть за того, кто об этом пока даже не подозревал. Но ведь все тайное становится явным, нужно лишь выбрать удачный момент, поймать за хвост мгновение, когда слова будут лишними и лишь действия помогут неведающему найти ответ на внезапно возникший вопрос.

--->Проход

Отредактировано Macbeth (2013-07-04 19:10:53)

–...И я им, значит, такой говорю: облезете и неровно обрастёте, дамы! – Хвастливо заявил Алерион, в сотый раз пересказывая свою историю столкновения с орбецинкам, осторожно перебирая лапами по скользким камням и склоняясь прямо к прохладной чистой воде. Он с гордостью взглянул на отражение себя хорошего и оглянулся на Микаэля, тащившегося следом. Высокий, худощавый, со смешно заплетающимися длинными лапами он был неказист, неловок и казался не к месту, но чем-то нравился Рину, и тот всюду таскал нового знакомого за собой.
Поначалу это было инстинктивным желанием защитить пациента – чувство, нежно вбитое в голову ещё Веледой – однако молодой легионер обладал потрясающим для своей стаи качеством: был абсолютно неконфликтен. Это не просто вызывало любопытство и притягивало, нет, это заставляло доверять. Сами магистр и инквизитор, лишь побеседовав со свалившейся на их голову зеленоглазой загадкой, спокойно приняли Микаэля в Орден: пока вход был запечатан, ничего иного они не могли ему предложить. Ему поручали самую разнообразную, часто чёрную работу – конечно, только после осмотра у лекарей и с их разрешения – и Калле всё выполнял беспрекословно, успехами, если были, не кичился и откровенно отвечал на любой вопрос. Ал уже понял, что о прошлом лучше не расспрашивать более подробно, когда переярок однажды честно и искренне ответил адепту, что товарищи его все мертвы, а он – единственный, кто спасся. В северянине это признание вызвало ворох воспоминаний, так что более он спрашивать не осмелился. Он слишком хорошо чувствовал, какие темы лучше никогда не поднимать. Возможно, вожаки знали больше, однако то было их право. В вопросах, касающихся скелетов в шкафу, Рин оказался непривычно тактичен: возможно, у него самого их было в избытке.
Это был мирный, сонно текущий вечер. Орденцы не торопились вернуться домой и завалиться отдыхать. Погода, настроение, атмосфера, поручение – всё устраивало, позволяло наслаждаться непривычно спокойным временем и даже забыть о долгих, мучительных неделях противостояния с орбецинами. Волны после шторма улеглись, и взошло солнце.
–...Вот тогда мы и нашли тебя. – Завершил Алерион своё неторопливое повествование и с любопытством посмотрел на Калле. Уловив в бирюзовых глазах тень неприятного воспоминания, северянин помрачнел. Право, не такого эффекта он хотел добиться. Он испытывал совершенно противоположные чувства, когда мысли его касались того дня: первородный был рад, что у него хватило мужества последовать за Предсказателем и исполнить его волю. Это многое дало Ордену.
– Тебя до сих пор беспокоят кошмары? – Прямолинейно спросил адепт, роясь в зарослях белены, что росли по берегам источника, и срывая более-менее приличный цветок. Ловко отсоединив от него листья, он бережно положил их у лап Калле и безапелляционно проронил:
– Разжуй. И запей. Это поможет.
Северянин соскользнул с камней в кусты и выскочил оттуда, отряхиваясь.
– Знаешь, – вдруг, посомневавшись, сказал Ал, стоя к Микаэлю спиной и смотря куда-то в тёмный зияющий проход, – я понимаю, что с ними тяжело сражаться. Мне до сих пор иногда сняться жуткие вещи. Об истреблении Первого Ветра, например. Я в тот день потерял свою стаю. Частично семью. Но сражаться необходимо. Иначе потеряешься.
Голос ни разу не дрогнул. Рин примирился с этой потерей. Он её перерос. Прошло достаточно времени. А ещё ему повезло с окружением, научившим его объективно смотреть на прошлое и его демонов. Он настолько научился жить с этим, что спокойно говорил о смерти родных с легионером. В конце концов, Микаэль даже говорить и ходить нормально не умел, когда Дикий повёл свою стаю воевать: что он мог тогда понимать? К тому же Калле сейчас такая же неотъемлемая часть Ордена, как и сам Рин. Помогает на равных и не жалуется. Да и союзниками не разбрасываются просто так.
Он мечтательно уставился куда-то вверх, где на недосягаемой высоте ему светило Косонис – подземное солнце – и с нежностью улыбнулся.
– На поверхности сейчас весна. Всё расцветает. Наверное, там невероятно красиво. Не терпится увидеть это самому... Однажды.
Алерион обернулся на Микаэля и весело ему подмигнул.
– Пора возвращаться.

Отредактировано Алерион (2018-02-12 21:10:43)

– Кошмары... Слу-лучаются. Реже, ч-чем раньше... С-сюжет меняется, почти ка-аждый раз...
Алерион остановился перед входом в тоннели и задумчиво обернулся на говорившего Микаэля. Этот парень... Такой сильный голос. Его даже можно было назвать красивым, если бы у кого-то нашлось время послушать. Но вся красота разлеталась вдребезги, только легионер начинал заикаться, что делал постоянно. И северянин спрашивал у Веледы несколько раз, лечатся ли подобное, однако, видно, это было что-то глубоко психологическое – Рин не хотел лезть в душу. Возможно, из всех, известных с учётом его молодости, болезней, эта вызвала больше всего вопросов и интереса. И её больше всего хотелось излечить. Даже не столь из-за симпатии к Калле, а с чисто профессиональной точки зрения, ибо для этого переярка докапываться до истины – если не смысл жизни, то сила привычки.
– Попробуй говорить об этом чаще. Например, со мной или Веледой. Или Марой. Когда что-то беспокоит – рассказывать нужно. Понимаешь, это... М-м-м...  Создаёт впечатление, что ты не один. Когда делишься – ты посвящаешь других, а самому становится легче.
Первородный подмигнул легионеру и знаком предложил продолжить путь. На ходу он размышлял:
– Впрочем, есть вещи, которыми и я ни с кем не делюсь. И это нормально. Окружающим не нужно знать, от чего ты плохо спишь по ночам, но что ты чувствуешь, что ты переживаешь – им важно знать именно это. Во многом это помогает разобраться в себе.
Кристалл, освещавший им путь, пару раз мигнул, словно подтверждая слова орденца. Проходя мимо него, переярок невольно залюбовался. Всё-таки насколько удивительно место это Подземелье!
– То, что произошло... Ужасно. Отец... С-считает, что это б-была ошибка. Он был н-на той войне... Хоть с-сам и п-первородных кровей, частично...
Калле не видел – Рин шёл чуть впереди – но при этих словах у северянина участилось дыхание, глаза как-то странно потухли, а сам он мысленно вновь и вновь обращался к тому дню.
"Архантаэль тоже был отчасти нашей крови", – с непонятным трепетом подумал он.
– Война – это всегда ошибка, – проронил первородный после затянувшегося молчания, не смотря на собеседника. – Весь её ужас и драма... Ты можешь видеть их прямо сейчас. Чем вражда Легиона с Первым Ветром отличается от конфликта Ордена и Орбесиниса? Причины и мотивы для неё иные, но... Я не понимаю, почему они такие слепые! – Неожиданно вспыхнул Алерион. – Зачем заставляют Веледу и Свабу участвовать в этом? Разве недостаточно эти двое видели? Почему орбецины позволяют Дару вертеть собой?
Шерсть на его загривке стала опасно подниматься, взгляд поалел. Обернувшись на Микаэля, Ал увидел только безмятежное бирюзовое море и неожиданно для самого себя успокоился. Легионер одним своим видом производил странный отрезвляющий эффект...
– Уф-ф-ф... – Вздохнул северянин. – Как устал я от тех, кто вечно прикрывается божественным именем, как будто любой их поступок продиктован волей свыше. Черта с два! Они сами себя обрекают плясать под дудку своих "очаровательных" божеств, а потом возмущаются, почему всё так хреново.
Впереди забрезжил свет, что падал от кристаллов в пещерах лекарей. Алерион и Микаэль теперь шли наравне, и последний мог увидеть, как в мгновение ока горящий, беспокойный взгляд первородного сменяется на уравновешенный и уверенный в себе. Рин был мастером перевоплощений. Не нужно никому знать, что они обсуждали там, в тёмных коридорах. Иначе ненароком можно вновь разжечь едва потухшее пламя...
К ним подбежали несколько орденцев, которые, как и Ал, занимались состоянием представителей Братства. Они стали оживлённо обсуждать с ним что-то, украдкой поглядывая на Микаэля, а затем также моментально ретировались. Проследив за ними, первородный сощурил глаза и усмехнулся.
– Мары на них нет! Бездельничают! Лишь бы поболтать, ужас, – пояснил он. Глаза его в этот момент смеялись. Сам он был тем ещё лентяем, так что чья бы корова мычала.
Приблизившись к месту ночлега, Алерион весело поинтересовался, заваливаясь на мягкую подстилку:
– Ну что, ваше легионерство, есть ли у вас какие-нибудь страшилки на ночь, которыми грозные валькирии пугают непослушных маленьких легионят?