Мастеринг для Бирна

Лейтенанта звали Маркл - и его здравомыслие, как и душа (как и все остальное, что составляло когда-то саму его суть), было уже давно мертво. Фигурально, конечно, но все-таки... тело дышало по инерции, сердце бесперебойно качало кровь, нагнетая давление в стянутых подступающей мигренью висках.
От прежнего рассудительного Маркла осталась лишь твердая хватка, удерживающая заряженное ружье.
В голове лейтенанта, ранее наполненной благоразумными советами и мыслями о благополучии соратников, теперь огненным шаром боли перекатывалось одно-единственное воспоминание - и оно было о смерти. Все вокруг Маркла было... мертво. Давным-давно мертво.

Сегодня Маркл собирался собственноручно пополнить список мертвецов – на то у него были воистину весомые причины. О да, о да… Довольная усмешка загибает уголок его иссохшего жаждой рта - боги, благословите порох и стрелковые орудия – ныне Марклу не придется идти на медведя наперевес с ножом.
Свой вероломный план он лелеял уже несколько дней кряду, таился, умело выискивал надлежащий момент. Притворялся, пряча за улыбкой и благими заверениями то, что не давало его угасающей душе покоя. Если бы кто-то прознал о его намерении раньше срока – отставки в Главный город было бы не избежать, а, быть может, и даже казни за измену. Только вот смерти своей Маркл не боялся, как не боялся и пойти против приказа генерала: Шеппард повелевал не причинять вреда пленным - Маркл от генеральских запретов небрежно отмахивается, упирает в плечо раззявленный зигзаг двустволки и методично загоняет в утробу ружья крупный калибр.

Маркл тщательно готовится...

...погибнуть, утянув за собою тварь - на подобный исход он, несомненно, согласен. Остаться в живых – желание, в его положении до края наивное – если не тварь его порешит в процессе расправы, ну так после генерал о висельной рее позаботится. 
Маркл ничуть не страшится, перебирая возможные варианты развития событий – над ним довлеет уже не приказ, не повиновение старшему, не тягота  измены родине - только спокойствие обреченного, смирившегося со своей участью.
Ужасало его лишь одно - что, если он покинет мир раньше, чем выполнит когда-то данное им обещание?
Солдатня наверняка передавала друг другу слухи, пересыпанные костровыми искрами – лейтенант-то ведь два года назад слово давал выследить и пришибить ту зверюгу, ту тварь, ну а так ведь оно и надо, кровь за кровь – иного расчета за причиненную боль Цитадель не признает, и лейтенант, в общем и целом, в своем желании прав.
Никто, правда, и не мог помыслить, что тварь (в том, что это - именно та самая тварь, воспаленный безумием разум Маркла не сомневался) однажды объявится в лагере Солнца и окажется под защитой главнокомандующего армией.

Юный Шеппард так ничего и не заподозрил о замыслах подчиненного – да и куда ему: ни при беседе, ни при исполнении поручений Маркл не давал повода усомниться в своих здравомыслии и верности, искусно маскируясь даже от ближних товарищей по оружию.
"Командующим завсегда плевать на твою боль" – это Маркл уяснил с самых первых армейских лет. Всего этих лет натекло уже двадцать шесть. Самому Марклу – сорок. Жить еще и жить – если, конечно то, во что два года назад по прихоти одной-единственной озверелой твари, превратилась его жизнь, можно еще назвать таковой.
Ничего, потерпи. Скоро помстимся – и сразу станет легче. , - замызганный грязью сапог с кованым носом заступает медведю путь, фигура человека маячит в тени, не давая разглядеть деталей.
- Вот мы и встретились… тварь, - темноту заполняет удивительно холодный, решительный голос, не оставляющий сомнений в намерениях говорящего. Лейтенант вскидывает оружие заученным до автоматизма жестом, целя медведю прямиком в убойное место, меж головой и лопаткой.
Что сделано - то сделано. И будь что будет.

Мастеринг для Саммер

Каждый из них не единожды видел, как умирают от голода рабы и пленные - зрелище, знакомое, так или иначе, каждому жителю Цитадели будто бы с раннего детства. Впечатление намертво врезанное в глубины памяти; процесс, растянутый во времени на дни, недели  и месяцы - ладно скроенные тела полонян неизбежно ссыхались, глаза западали внутрь, движения теряли былую плавность и силу.
Каждый из них был свидетелем, как скудость и скупость губит пленников, подвластных владычеству Цитадели, но никто из полноправных членов фракции ни разу не смел допускать мысли о том, что однажды это может случиться и с ними.
Голод - это то, что бывает с другими, с пригнанными в цепях, с осужденными на казнь. Тогда почему...?

...братьев Вернер неутолимый голод терзал уже с десяток дней подряд, не давая сосредоточиться ни на чем ином, кроме поисков пропитания. Способность здраво соображать сузилась до тонкого просвета, до одного-единственного посыла - им было голодно. Нужно есть, чтобы жить. Надо набить брюхо, что избавиться от свербящего, сводящего с ума ощущения пустоты в желудке. Ведь это так просто, если ты - признанный боец Цитадели, не так ли?
Поначалу ненасытность подкатывала издалека: все чаще начинало казаться - лагерный кашевар то и дело обделяет Вернеров их каждодневным пайком. А сам-то небось харчом нашим втихаря обжирается, паскудина. Каково, а?... - Вернеры, не сговариваясь, зверели удивительно синхронно, то и дело искоса поглядывая на бессменного заправилу лагерной кухней - не в меру упитанного здоровяка, возмутительно лоснящегося сытостью и дородством.
Истый боров, а, братец. Каково, а?
Недовольство (а вместе и ним ненависть и очевидный замысел) зрело постепенно - равно как и семена безумия, зароненные глубоко в голову - некстати всплывшие воспоминания об уморенных голодом рабах приняли искаженную форму. Огню сумасшествия не хватало лишь искры, дабы разгореться в полную силу - очередной ссоры к кашеваром накануне, к несчастью, стало достаточно. И, как выяснилось в ходе потасовки под соломенной крышей лагерной кухоньки, одержимость оголодавших Вернеров была отнюдь не уникальной - нашлись и другие, такие же как и они - вместе, набросившись впятером, одолеть "истового борова" оказалось проще простого...

Вернерам досталась часть казенного провианта и глаза кухонного заправилы - круглые липкие виноградины, по одной на брата.
Печень кашевара также оказалась исключительно вкусной; его хрящики трогательно похрустывали на зубах - ватага утерявших всяческое благоразумие солдат во главе с Вернерами догладывала останки повара с удивительным проворством.
Довольство от расправы грело их сердца, но так не утолило припадки желудков.

Ватага все так же нуждалась в пище. Разворошив лагерные припасы, и убедившись в том, что поживиться больше нечем, солдатня, движимая безумием, ринулась прочесывать лагерь в поисках иных лакомых кусков. Людей, зверей, краюху хлеба - это, в общем-то, было уже не важно, сумасшествие превращало каждый встреченный объект в тот самый лакомый кусочек.
Какой-то из них был ватаге не по зубам - слишком вооружены, слишком многочисленны, некоторые - вне досягаемости. Остаточные инстинкты диктовали выбрать более "доступную" позицию из местного меню - ватага упрямо искала то, что придется им по силе и по возможностям.

Песок заплетал нетвердые порывистые шаги - ватага старалась передвигаться, по возможности бесшумно: они были словно звери, вышедшие на охоту за дичью.
Силуэт волчицы и ее сопровождающих они приметили еще издали. Умело пользуясь покровами ночи, безумцы обращали проверенные временем военные тактики против своих же собратьев - трое рассредоточились во мраке, пытаясь занять выгодные позиции и окружить своих жертв. Отвлечь, вспороть глотки телохранителям, разделить плоды охоты между собой: до банальности простой и эффективный план.
Тьма надежно кутала фигуры Вернеров, взявших на себя роль "приманки" - один брат опирался на плечо второго, недурно изображая из себя раненого. В условиях лагеря с его вспыхивающими то тут, то там беспорядками, получивший травму солдат не мог вызывать особенных подозрений, здесь такой как он - пострадавший, но никак не обидчик.
- Эй. Эй. Постой! Не уходи. Нам нужна... помощь.

Мастеринг для Саммер

Опаснее простой твари – только тварь наученная: в заплывших голодом мозгах солдатни временами еще вспыхивала извращенная, но все таки ясность: ватага, вопреки ожиданиям, не действовала неразумно, даже подстегиваемая безумием, понуждавшим к немедленной расправе – военная сноровка, вбитая в каждого из них с самых юных лет, вносила свои коррективы и держала в поводу там, где это было необходимо для успешного завершения охоты: кажется, переменившийся ветер донес до жертвы запах загонщиков – не приближаясь и держась темноты, они меняют свои позиции, припадая к укрытиям и подстраиваясь так, чтобы потоки воздуха уносили их обоняемое присутствие прочь.

Истина, вымученная сражениями с неприятелем, чье восприятие органами чувств близко к совершенству – "не дай обнаружить себя раньше времени, используй преимущество обстановки для собственного блага". И не пересчитать, сколько бойцов погибло только лишь потому, что когда-то пренебрегли оценкой окружающего пространства (но только не ватага, только не сейчас - не время умирать на пустой желудок), к тому же... битвы за жизнь (а они намечались неиллюзорно) – самые яростные, и самые бесчестные, потому как жизнь - это последнее, что еще можно потерять. Умирать не хотел никто, как и принимать на себя судьбу дичи – глупо предполагать, что обреченные на заклание добровольно пойдут в руки собственным палачам. Такое возможно лишь в одном случае – если смертников подведет на эшафот их же опрометчивое убеждение в том, что палачи – это всего-навсего миф, разыгравшееся в ночи воображение, подпитанное нездоровой обстановкой лагеря. Настоящей угрозы не существует – а есть только излишняя подозрительность, очевидно вредящая двум попавшим в беду братьям-солдатам: разыгрываемый ими спектакль уверенно давит на чувство вины и чужие болевые точки: эй, вы видите, один уже не удержался на ногах, даже уцепившись за плечо брата – и вот, оседает на землю, перетирая зубами стон (все дети Цитадели умирают молча – и только мы умираем по вашей вине, по вашей подозрительности, презревшей боевое братство и выручку, да-да-да, вам должно быть совестно); у второго, судорожно склонившегося над упавшим, в глазах – страх (не за брата, а за то, что совместно с ним залученная добыча не ко времени из западни ринется: и эту, истинную причину страха ни охране, ни медному зверю ни за что не прочесть – не горазды еще мысли читать, ну да оно и к лучшему… лучшему для ватаги, конечно же).

На вопросы впередсмотрящего один из Вернеров – тот, что как будто бы целее, - отвечает запоздало: сначала яростным укором во взгляде – что ты стоишь, помоги же мне, и уже после – словами:
- Вернер. Венсан, Вилмар. Седьмой наступательный, - лгать по части имен и отрядов сейчас было бы одной из самых феерических оплошностей – ставка армии в нынешний период не была так уж обширна и многолюдна, чтобы суметь каким-то чудом не примелькаться друг другу – так или иначе, братья были бы опознаны, а терять время и объясняться за искажение правды явно не входило в их планы. Да и какая, в сущности, разница? Отныне у них было иное братство, признающее другие знаки различия – старые ранги утратили ценность с той самой поры, как Вернерами завладело их персональное безумие, - После поговорим, - действительно, допрашивать на месте пострадавших и умирающих - дело последнее, ага?

Назвавшийся Венсаном, перехватил тело немощного брата под руки, и надрывно поволок по направлению к хижине – по всему выходило, что и у того, кто еще на ногах стоял, сил оставалось не слишком уж много: Венсан, очевидно, выбивался из последних усилий, и рисковал рухнуть тут же, бок о бок с Вилмаром. Если так - допрос окончится, не успев начаться.

Трагедия разыгрывалась умело – впору и в самом деле поверить и в панику Вернеров, и в то, что с ними приключилась беда - вели они себя как люди, явно находящиеся на грани шока. Пронизанные взглядами своей притаившейся ватаги, главари тянули время искусно, со знанием толка, пока подчиненные глотали слюну в ожидании знака и развязки.

Наивно было бы предполагать, что увещевания, вопросы и воззвания к рассудку помогли бы в подобном случае - паранойя по отношению к медведю, взыгравшая на незаживающей душевной ране от потери, к тому же, подогретая насланным безумием купола, практически не оставляла шанса здраво договориться. Лейтенант выстрелит, более не заботясь о собственной сохранности - желание помститься с придуманным им самим противником будет куда важнее жизни, ставшей невыносимым бременем в смертной разлуке с единственным отпрыском. Оберегающие Бирна солдаты - пустят пули в ответ напавшему: звание званием, однако и у них есть приказ...
Обмен свинцом оставил после себя тяжелые последствия - штатным медикам придется изрядно потрудиться, спасая косматую шкуру почетного пленника...

Не лучшим образом обстоят дела у Саммер - быть может, атаки своры и удалось избежать, доверившись своей проницательности и внутреннему чутью, однако беда никогда не приходит одна: последовавшая через некоторое время атака пустынных варваров, принесшая еще больший хаос и беспорядки, выплеснули волчицу за пределы ставки - в пустыню, безо всякого ориентира. Все, что оставалось - положиться в пути на пугающее нечто, зовущее ее голосом брата, Рена...