Вильгельм лежал на том туке соломы, который находился ближе всех к костру и тепле. Уже несколько дней ему нездоровится. Постоянная слабость в теле и мучающая жажда. Он понимал, что это не обычное его состояние, но ничего не мог сделать. Вилли не понимал что с ним и что с этим делать, кому обращаться. Он надеялся, что это нехорошее чувство пройдет само, после чего медный кот снова сможет ходить по своим кошачьим делам или же выпрашивать ласку у людей. К слову, местные дети парой с ним играли и это тоже нравилось коту.
Вильгельм приподнял голову, начиная осматриваться вокруг. Хотел пить, но воды в открытом доступе нет, а идти куда-то на улицу... не было сил. Кот начал высматривать кого-то из девушек, чтобы выпросить воду, ну а если не получится, то всегда можно обратиться к кристаллу. Пока еще их хватает.
Кот приподнялся, чтобы было удобнее осматриваться, но пока еще никого не заметил. Посидел, после чего лениво слез с тюка сена и начал прохаживаться по огромной пещере. Не забывал обходить людей, чтобы они его не задавили. Люди не всегда смотрят под ноги, что иногда вызывало недоумение. Как такого красавца, как Вильгельм, можно не заметить? Но люди полны загадок и непонятных действий. Приходиться самому мириться и проявлять осторожность.

Пещера казалась не просто большой, раскрашенной яркими языками от жаркого пламени, за эти дни, что мы с моими спутниками провели здесь, она стала для меня родной, да и вообще, это было самое лучшее место на всей земле, что мне довелось увидеть! Я трепетно прикасалась к каменным стенам, знакомясь с этим местом и его "внутренней песней", как-то зачарованно рассматривала многие предметы, с необычайной осторожностью касалась самого простого, словно веревки, ножи, вязанки с сеном, да и много чего прочего - все это что-то совсем иное, не такое, что довелось увидеть мне. Так счастлива как здесь, я не была никогда! Никогда люди не казались мне такими светлыми, добрыми, щедрыми, как те, что подарили кров, дали еду и одежду, разрешили прикоснуться к своему миру, греться у общего костра, стать соучастниками быта! Это все было бесконечно дорого для меня! Я с трепетом и восторгом наблюдала за суровой жизнью этих людей, неизменно горя лишь одним желанием - быть рядом с ними, помогать им, почувствовать себя нужной частичкой этого общества, наконец-то поверить, что у меня тоже есть дом и я не одна! Больше никогда не буду одна в этом мире! Могу жить с людьми и верить людям, что эти люди не захотят причинить мне вред, не возжелают моей смерти! Все эти чувства я не скрывала, не умела скрывать, а если бы и могла, не захотела бы! Наверное в своей простоте, открытом взгляде, искренних эмоциях, робкой улыбке, в этом всем я была схожа с детьми, которых не боялась и довольно много времени проводила именно в их окружении что-то мастеря или во что-то играя, тихонько посмеиваясь, когда те забавно рассказывали мне о чем-то своём.

В пещере было уютно, как-то по-настоящему, по-домашнему, хоть и многолюдно. Здесь все время царил оживленный говор или полупреглушенный гул, звучащий для меня неразборчиво, не понятно, но по большей части успокаивающе. Я все ещё с трудом разбирала слова, которым учила меня Сольвейк, но очень старалась понять, чего от меня хотят по мимике и жестам. Да, я по-прежнему очень боялась людей, особенно мужчин, до сих пор вздрагивала от звука громких голосов, пугалась от окриков и невольно сутулилась, стараясь забиться поначалу куда-то в угол, но теперь, немного привыкнув, не выглядела столь дико, как по-первой, хотя все ещё шарахались, словно затравленный зверь. Не смотря на свои страхи, если я видела, что где-то требовалась помощь, то немедленно шла в ту сторону, хотя и выглядела дрожащим от страха кроликом, но это не мешало помогать - подать воды тем, кого мучила жажда, поменять компресс на лбу у больного или поднять то, что у кого-то упало, я не думала о том, что нужно что-то сделать, мои руки опережали мои мысли.
Маркуса я боялась меньше остальных, подсознательно испытывая к нему намного больше доверия, чем ко всем прочим мужчинам, ведь именно этот человек ввел нас в большой "дом", дал теплые вещи и накормил, именно он вступился за нас, когда так нужна была помощь, поэтому, я хоть и старалась не приближаться к этому мужчине, но невольно слегка улыбалась ему при встрече. Глаза не врали, они всегда встречали этого человека приветливым осторожным теплом, лёгким волнением о том, все ли у него в порядке, все ли хорошо?
Но, увереннее всего я чувствовала себя рядом с Чадом, этим большим меховым комком, что-то пыхтящим, сопящим, но таким надёжным, что сразу развевались все страхи! Рядом с ним, я почти успокаивалась, всегда можно было или вцепиться руками в его жёсткую шерсть, спрятавшись за горячим боком от всего мира, либо просто закрыть глаза и уткнуться лицом, когда становилось невыносимо или жутко, чтобы пробыв в таком виде некоторое время, постепенно перйти в себя. С тех пор, как мы вошли в пещеру, я и мои спутники, косолапый стал тем, у кого я всегда искала защиту  знакомясь с новым обществом и именно Чад сильно помог мне освоиться, особенно в первые дни. Немаловажную роль сыграла Соль и Солнечный кот, они тоже были рядом, проявляли ко мне столько участия и заботы, что мое сердце невольно стучало громче, трепетнее, замирая от робкого счастья. Сольвейк распахнула дверь в новый, увлекательный мир к изучению незнакомого ранее для меня языка, я ведь понимала письменную речь, но не знала, как она звучит на том языке, на котором разговаривают люди. Этот язык был более красивым, плавным, мелодичным, сильно отличался от моего гортанного и совершенно непонятного никому, оно и ясно, здесь у каждого были такие части тела, как язык, а вот у моей бабушки и матери не было. И все бы хорошо, и жизнь казалась бы слишком щедрой, если бы я не стала замечать странные косые взгляды некоторых женщин и пусть я боялась их меньше, чем мужчин, но вот угрозу ощущала куда бОльшую. Мне словно казалось, что они присматриваются ко мне, цепко и оценивающе из раза в раз заостряют внимание, а потом перешептываются меж собой. Ведь именно после нашего прихода в лагерь началась эта ужасная болезнь - лихорадка, которая отнимала жизни, и именно после нашего прихода в мироздании что-то поменялось, лишая людей разума! Я видела косые взгляды, чувствовала волну негатива, что с каждым днём становилась лишь шире и темнее, хотя, мне могло это всего-навсего казаться, поскольку и мой разум поразил неведомый недуг. Сны мои, удивительно подходящие на реальность, стали чаще и злее, нередко я просыпалась от собственного крика или находила себя блуждающей во сне, становилось жутко! Люди смотрели не добро. Поэтому, я старалась почти все время держаться или возле Чада с его хозяином, или возле Сольвейк с Солнцеликим, так было чуточку спокойнее, когда же доводилось оставаться одной, слишком волновалась, меня одолевали страх и неуверенность, я решительно не знала куда себя деть и была  счастлива заняться любой предложенной работой, если такая находилась или предлагали. Вот и теперь, сидя подальше от костра, ведь место возле него считалось самым хорошим, было для лучших и достойных, дожидалась, когда закончится вечерняя трапеза, а там, может в большом котле останется ещё чего съестного и может быть, я смогу поесть? Я стеснялась просить еду - никогда не просила, если Маркус бывал в пещере, обычно он или Сольвейк давали мне пишу, иногда ее приносили дети, с которыми я играла и за это, я была благодарна им, но в последние дни, дети словно опасались подходить ко мне, больше не играли со мной, а потому, озираясь по сторонам, я чувствовала себя очень неуютно, настороженно. Мне очень хотелось, чтобы рядом оказался хоть кто-нибудь и избавил меня от томительного ожидания, прекращая пытки чужими взглядами, которые в этот вечер женщины кидали все более откровенно в мою сторону - становилось страшно.

Долго искать девушек не понадобилось. Первой, кто «нашлась»,  оказалась Сольвейк, которая опять обратилась не по имени, и этот момент был проигнорирован котом. Он в очередной раз сделал вид, что не понимает, кого назвали Огоньком, ведь здесь только он, Вильгельм. Как там не было с обращением, кот охотно принял угощения, несмотря на слабость. Много выпил воды, а вот с еды съел очень мало. Не было аппетита. Облизнулся.
К Соль подошел местный, сообщая, что прилетела ее птица. Девушка сразу бросилась бежать, и Вильгельм хотел последовать за ней, но заметил приближающего Чада. Пришлось остаться. Ладно, она же позже вернется, и медный кот узнает, какую новость принесла Бифету.
- Не становится. Все больше ощущаю жажду и слабость. В голове гудит и не получается сосредотачиваться, - поделился своим состоянием Вилли. – Не понимаю, что со мной, но мне это не нравится. Такое чувство, что я себя не контролирую.
Разве может, кому-то, нравиться болеть? Вот и Вильгельму не нравиться, а что с этим делать, он не представляет.
- Что это? – спросил кот, когда Маркус поставил перед ним миску с травами. Осторожно  понюхал, прикоснулся лапой, но не торопился есть. Чад сообщил, что это надо съесть, да и интуиция подсказала, что это полезное, но все равно не торопился.
- Соль вернулась, интересно, что ответили, - сказал Вильгельм. Он подхватил немного трав и рысцой подбежал к Сольвейк, потерся об ногу, жуя неприятные на вкус травы.
- Ну что там тебе написали? – промяукал медный кот, который хотел быть в курсе происходящего.

Нарастающая волна тревожного, холодного, противного страха, кажущиеся слишком пристальными взгляды, желание забиться в уголок, обхватить колени руками и замереть, сделать вид того, что меня просто не существует, все это росло в геометрической прогресии и обростало нервным холодком, который гулял по позвоночнику туда-сюда. Когда голоса людей снующих по пещере понемногу стали стихать - кто-то уже укладывался на ночлег, кто-то скреб котел и убирал остатки пищи, кто-то попросту заканчивал начатую работу, завершая ещё один день в опасной близости к вулкану - и когда они превратились в монотонный приглушённый рокот, спеленавший меня робостью по рукам и ногам, наконец-то вернулся Маркус с Чадом. Невольно, я встала навстречу со своего топчана из сена, порывисто, словно в появелении этих двоих видела спасение от пронизывающих взглядов и шепотков. Как-то нелепо переступила с ноги на ногу, ощущая под босыми пятками прохладный камень, все же плохо, что моя обувь порвалась и теперь приходилось ходить босиком, иногда в пещере бывало прохладно. Привычно уже теперь, ласково потрепала подошедшего медведя по голове, почесала за ушком, а вздох облегчения вырвался сам собой.
- Ты хороший... Первый... Один красивый? - произнесла тихонько в округлое ухо с заметным акцентом, задумываясь над произношением, вспоминая нужные слова, которых было ещё очень мало в словарном запасе. Чад стал удивительным для меня, пожалуй, после потери своей тигриной подруги, я крепко привязалась к этому добродушному косолапому зверю, может потому, легко, тихонько рассмеялась, видя как Чад забавно смотрит на меня с лёгким удивлением. Словно понимая, немного смешно, как большой кот, медведь потерся широкой мордой о мою руку, а затем посеменил к Солнцеликому, а я и не заметила, что наш солнечный кот совсем рядом притаился. Немного неуверенно, я подошла к Маркусу, робко попыталась улыбнуться и встала рядом, следя как мужчина ставит миску с какой-то травой перед мордочкой заболевшего кота, а Чад низко и тихо порыкивая, двигает ёмкость носом, словно намекая зеленоглазому зверю, что траву нужно съесть.
- Это растение? Что?.. Как имя? - немного ломано произнесла я, указав рукой в сторону тарелки, интересуясь излюбленной темой целительства, все же ежедневные занятия с Сольвейк и чтение по слогам уже давали свой результат, пусть и совсем ничтожный. Кроме Маркуса спросить мне было не у кого, точнее, было как-то боязно, особенно под пристальными, не добрыми взглядами некоторых женщин.
- Могу я помощь? Быть... Помочь? Много. - я широким взмахом руки обвела пространство пещеры, пытаясь дополнить сказанное, фразы получались все ещё слишком рвано и комкано. А сидеть просто так - совестно, не смотря на то, что многие уже ложились отдыхать. Появление Сольвейк с письмом взбудоражило нашу маленькую компанию и я не могла не улыбнуться ещё раз, когда увидела, как яркий, словно искорка кот, тут же побежал к девочке, которая явно пришлась ему по-душе. У них сложилась своя теплая парочка и только слепой бы не заметил, как хорошо они "спелись". Почти сразу же, в ту сторону потянулись Маркус с Чадом, пошла и я, ведь желания оставаться одной не было совершенно. Уже худо-бедно понимала, после усердных разъяснений Соль, что есть какой-то лагерь Переселенцев, откуда девочка родом и что она отправила туда письмо с рассказом о жизни людей этого позабытого места, "отверженные" - так их называли, и если для первых и последних ответ был очень важен, то я решительно не понимала происходящего. Тот самый момент, когда ты - деталь какого-то живого механизма, но вот понять отчего отвалилась пока не дано, поэтому и чувство неприкаянности, хотя, что Сольвейк с Вильгельмом, что Маркус с Чадом, не давали мне почувствовать себя ненужной, поэтому, я стала считать их своей семьёй, самыми близкими. Но, именно по причине безродности, как таковой, оставалось стоять в стороне, слушать молчаливо и стараться понять хоть что-то из разговора. Я ведь прежде не знала другой жизни, а потому, сложно было оценить ситуацию, но искренне, всем сердцем желала народу этого места и новоприбывшим, таким же как и я, лучшей доли.  Это ведь мой дом?

По толпе скользнул беспокойный взгляд, будто пытаясь прочитать мысли, взор внимательно всматривался в лицо каждого из присутствующих, с немым вопросом спрашивая мнения об услышанном; голубые озёра глаз, что мерцали бирюзой, отражали надежду - то что сейчас было необходимо многих как воздух, то что могло спасти от вечного заточения и всеобщего безумия... Мысли крутились в голове быстро несущимся танцем, на перебой крича в подсознании, но где-то глубоко в душе царила некая... уверенность? Ведь станут ли противится те кому, как было сказано ранее нечего терять... Станут ли противится возможно единственному шансу на нормальную жизнь?...
— Надо прочесть ответ нашему старейшине — Дагни Виго и самой пожилой из нас, а оттого помнящей больше, да и мудрейшей, старухе Мирре Цахес. — сквозь странную пелену, что накрыла разум на время раздумий, пронеслись слова Маркуса. Я лишь кивнула в ответ, он был прав, а ещё что я уже успела уяснить для себя, так это то, что от их реакции на письмо и согласие в нём, будет зависеть очень многое.
- Не все готовы принять... - отголоском вторила ответу мужчины на свой ранее адресованный вопрос, о том отправился ли бы он с нами, я.
— Но я бы рискнул и уцепился за любую возможность. — добавил парой секунд позже собеседник, в моих же глазах блеснула искра - это была уже большая победа для меня...
— Пойдем, я провожу тебя к ним. Верно, нас уже ждут. — послышался голос Маркуса, а после мужчина освещая путь, двинулся в недры пещеры, я же спешно зашагала следом, всё ещё держа на плече Фету.
Войдя в другую часть пещеры, или как там это называлось у местных, я сразу увидела тех о ком упомянул наш знакомый, неких - Дагни Виго и Мирре Цахес. Мужчина поприветствовал старейшин. Я же последовав примеру, поклонилась в знак уважения; русо-рыжие пряди забавными змейками закрыли обзор, прикусив нижнюю пересохшую от волнения губу и неловко кашлянув, я быстро поправила выбившиеся из причёски локоны и выпрямилась, вновь подняв глаза на сидящих у костра предводителей фракции Отверженных. После Маркус попросил дозволения прочесть письмо, то самое которое слегка в помятом и намокшем виде находилось в моей руке; я нервно выдохнула, чувствуя на себе всю ответственность за ситуацию... Ведь допусти я ошибку, казалось бы подведу не только себя, но и всех тех, кто готов был последовать за мной.
-... проходите ближе к костру девочки, не бойтесь. - произнёс Дагни Виго после краткого ответа на наше приветствие и жестом указал на имитацию места для посиделок.
- Благодарю... - выразила свою признательность за гостеприимство я, медленно присев рядом со старейшиной, чуть улыбнувшись Винлирии, давая понять мол всё хорошо.
- Сольвейк, значит. - проговорил Виго, достаточно дружелюбно, заметим что прошлые реплики этого мужчины были также очень располагающими, тем не менее под внимательным взглядом я невольно сжала потрёпанную ткань дорожного платья и напряглась, хоть и попробовала изобразить улыбку. В это время ко мне подошла женщина и заботливо протянула чашку ароматного травяного чая. Отпив пару глотков горячего напитка, я немного успокоилась и продолжила вслушиваться в слова старейшины.
— Тогда расскажи мне все о народе Переселенцев. О вашем старом доме и тех событиях, которые произошли уже на Дискордии. — продолжил Дагни Виго, я же вдохнула поглубже и вновь начала повествование последних месяцев из жизни Переселенцев.
- Чуть меньше, чем полгода назад на нашем острове начинались аномалии... - решила начать я с корня проблем, - за пару месяцев мы потеряли всё... К нашему отплытию везде царила разруха, а остров медленно уходил под воду... - печально констатировала факт я, - Мы не знали ни куда плывём, ни что нас ждёт там за далёким горизонтом... Тогда для нас это был словно прыжок в никуда, на удачу... - я сглотнула, - И вот мы добрались до Дискордии, казалось бы земля - наше спасение! Но это же спасение стало и смертью для многих из нас... Цитадель и Древние были вовсе не рады нашему появлению и приняли активные меры по устранению нашего народа... - я вздрогнула и отхлебнула ещё глоток чая, - как я уже говорила мы не желали никому зла, а на Дискордии и вовсе оказались волей случая... Я понимаю, что мы чужаки, но разве мы виновны в чём-то... Мы не захватчики, а просто обычные мирные люди... Собственно говоря, это вся наша история. - закончила я свой рассказ, пояснив некоторые моменты и чуть дополнив описание.
Разве есть вина людей в желании жить?...