Находясь все еще не далеко от Балиоса, я слышала весь разговор.
Сначала в голове моей не укладывалось то, что обсуждали взрослые между собой. Мое маленькое сознание относила дядю и Рокайо к одной касте – касте взрослых, ответственных, больших и сильных. Меня не волновало принадлежность их к разным видам. Они говорили об очень важных вещах, очень серьезных. Это я поняла скорее не из содержания их разговора, а от интонаций и еще чем-то, каким-то шестым чувством вроде как.
И это шестое чувство подсказывало мне, что стоит бежать и прятаться. Оно кричало, что мне угрожает опасность. Оно заставляло все внутри меня сжиматься и трепетать.
И я сжималась в комок, чувствуя себя как всегда, маленькой и никому не нужной.
Отчаянье возрастало, и когда дядюшка окликнул меня, братьев и сестру, я заплакала, заскулила, понимая весь ужас происходящего не сознанием, а чем-то внутренним.
Я больше не нужна маме. Она бросает меня, отдает. Свершилось самое страшное – я утратила её любовь, и мир перестал быть. Что значит для маленького и беспомощного существа потерять чью-то любовь? Верную смерть.
Я чувствовала её приближение, я боялась и плакала, с каждой секундой все громче и громче.
Не в силах не повиноваться голосу дяди Балиоса, я пошла вперед, выходя из темноты, задыхаясь от страха, пошатываясь, будто бы тело мое не желало слушаться сознания и запрещало подходить ближе.
- Мама меня больше не любит? – я не знала, у кого я это спрашивала, я разговаривала с пустотой, со Вселенной, которая посмела допустить это ужасающее недоразумение.
- Я больше не нужна ей?
Сейчас больше не существовало никого, кроме меня и моей боли, которая сейчас заняла целый мир.
Тут был мой дом, потерять его значило потерять все.

Можно было бы и догадаться, что Хэттер после нескольких ободряющих слов прижмётся к Рену, от которого повеяло безопасностью. И ведь не отгонишь от себя, ибо она и так в полу паническом состоянии, а после всех слов она упадёт духом ещё ниже. Посему пришлось терпеть тесный контакт с сестрой, которая прижималась со всей силой. Однако дальнейшие события стали спасительными для серого волчонка. Появление человека вызвало не только у Хэт, но и у всех волчат любопытство, всё-таки не каждый день к ним люди ходят. Хотя было странно видеть белую трусиху, идущей навстречу потенциальной опасности. Ренальд и сам был не исключением и поддался любопытству, хоть и был дальше всех остальных от человека.
- Люди странные. – В воздух сказал Рен, не ожидая ни от кого ответа.
Внезапно Хэт впала в истерику, случилось то, чего Ренальд боялся – у Хэттер паника. – Как же тяжело с её мнительностью. – Рен понимал, что грешно так думать, но порой ему хотелось был единственным. Вечные перебранки с одной стороны и мнительность с другой. Вся эта суета раздражала рационального и спокойного волчонка.
- Хватит скулить. – Раздражённо произнёс Рен. - Никто никого не бросает, просто у родителей проблемы. Хотя от этого не легче. – Вывод о проблемах Ренальд сделал из-за всего того, что произошло за день, в том числе и поведение матери до её ухода. К счастью кричать о том, что всё будет хорошо, серому не пришлось, Эль сделал этого за него.
- Мама принесла нам поесть, а значит заботиться о нас. А Хэттер просто поддалась своим страхам и напридумала того, чего нет. Впрочем, как всегда. – Настроение у Рена было малость подпорчено, да и сам он ощущал тревогу, которую прятал за раздражением. Серый даже не хотел думать о том, что могло случиться, так как боялся стать таким как Хэт – скулящим щенком. Тряхнув головой, отбрасывая хандру, Ренальд старался оставаться как можно более спокойным.
- Сейчас главное не поддаваться страхам, - гордо заявил Рен, - а не как некоторые. – Серый посмотрел на Хэттер. Волчонок надеялся, что его наигранное спокойствие передаться и остальным.

Отредактировано Ренальд (2013-02-16 18:16:15)

Малыши робко вышли из темноты.
Вы не представляете, как я волновался за них. Особенно за Хэт. У неё не было какого-либо крепкого стержня внутри, она держалась за своих братьев и мать, тем самым напоминая мне меня в детстве, и я отнюдь не завидовал судьбе маленького волчонка. Ей будет трудно.
- Мама меня больше не любит?
Эти слова эхом отдались у меня в голове и были встречены абсолютным отрицанием.
- Нет-нет, с чего это ты взяла? - с беспокойством начал я, - Авали очень любит вас, и...
Здесь на помощь пришёл Агриэль. Этот волчонок мгновенно взял ситуацию в свои лапки и, словно маленький командир, смог успокоить всю компанию небольшой речью. Я бы так не смог, даже сейчас, когда я праволапый стаи.
Итак, сейчас  щенятам нужно объяснить ситуацию, чтобы они поняли, что от них хотят... И не боялись человека, что должен был хранить их в своём доме. Соберись, Балиос, - сейчас или никогда.
- Ваша мама, Авали, попросила Рокайо о помощи. Пока всё не успокоится, вы будете жить у неё - после вас заберут оттуда родители или я. Прошу вас, не бойтесь её, этот человек - наш друг. Эль, назначаю тебя старшим. Позаботься о своих сестрёнках и брате.
Выдох. Я говорил неуверенно, буквально запинаясь на каждом слове.
Я повернулся к Рокайо. Эта девушка ввязалась в такую историю, что пожалуй, ей уже не выкарабкаться из неё. Она попала в неё ещё тогда, когда повстречала Авали в самый первый раз... Я кивнул ей, в знак того, что она уже может забирать малышей. Пора.
Единственной моей надеждой был Агриэль. Я  понимал, что надеяться на месячного малыша глупо и бесчестно, но у меня не было другого выбора... Он даже сейчас, будучи совсем ещё малышом, он производил большое впечатление на меня.
И вот...
Знаете, жизнь часто преподносит нам сюрпризы. Большие и маленькие. Приятные и не очень. В этот раз этим сюрпризом был Лон.
Он был из тех волков, на которых я мог положится. По крайней мере, которым я более-менее доверял. Ошибочно было это доверие или нет - это меня не особо заботило. Даже то, что он легионер. Был... Когда-то очень и очень давно.
Лон был в замешательстве. И его можно было понять.
- Это Рокайо. Она друг Авали. Видишь ли...
Я вплотную подошёл к Лону и еле слышным шёпотом объяснил ситуацию... Если эти короткие предложения можно назвать объяснением.
- Эмир пропал. Это Легион. Альфа сказала перевести малышей.
Не глупо ли это - рассказывать Лону о малышах? С моей точки зрения - нет.
Нужно сказать, ситуация накаливалась, и мне это было отнюдь не по душе. Однако похоже, что всё только начиналось.
Лони-Нуто. И ладно бы, но от него несло собачатиной. Я с ужасом установил, что близ входа стоит собака.
Ну это уже ни в какие ворота! С каких это пор волки из нашей стаи могут приводить к катакомбам первого встречного? Быть может, устроим тут дом милосердия?
Я был в гневе. Но, как выяснилось позже, это были ещё цветочки.
- Боюсь показаться бестактным, но кажется я несколько не вовремя...
- О, это ты позволь показаться бестактным, но кто это там стоит? - с этакой издевкой произнёс я эти слова. О Антей, дай мне силы, чтобы я сейчас не бросился на этого переярка и не разодрал его на кусочки!
- Это Тейлор... Ей срочно нужна помощь Денаура, она долгое время ничего не ела и сильно ослабла. И еще кое-что... Балиос, она хочет присоединиться к стае. О людях она знает не меньше, чем каждый из нас, а возможно даже и больше... Не мне решать, но пусть она побудет здесь в безопасности, пока не наберется сил, а там уж решите с Авали оставлять ее или нет.
Я тяжело вздохнул.
- Нуто, ты помнишь правила стаи? Ты понимаешь, что привёл в катакомбы пса? Ты понимаешь, что просишь вступления собаки в волчью стаю? - я был вне себя. Только этой Тейлор нам не хватало!
- У нас и так проблемы, и ты создаёшь ещё с десяток.  Я могу понять твою просьбу о  помощи травника, но...
- Чёрт побери, да я же сам привёл в логово человека! И к тому же, Лони-Нуто проделал большую работу.
- Ладно. Она может остаться. Пока.
Наконец, я обратился к Лону, наконец остыв.
- Послушай, Лон, моя просьба, быть может, покажется тебе безумной, но... Не мог бы ты сопроводить Рокайо и малышей к дому девушки? Я буду тебе очень признателен, если сделаешь это. Мне сейчас нужно разобраться с этой Тейлор.
Я устал. Уже устал.

>>> Склады
Казалось что путь от складов до катакомб длился вечно, мало того что живот был не в порядке, так еще этот холод и сильное истощение не покидал собаку ни на секунду. Порой она забывала о холоде, как вдруг вспоминались ужасные боли в животе. Идя за Лони, сука не раз избавлялась от вяленого куска мясо, съеденного на складках, но даже то, что она без конца рвала, не избавляло от пронзающей боли. Знаете, если бы сабаки умели плакать, то вы бы уже увидела на глазах Тейлор выступающие соленые слезы. Здесь даже дело не в физической боли, а в душевной. Чувство безысходности, чувство беспомощности и подавления собственное гордости пожирало собаку изнутри. Ей ничего не оставалось делать, как повиноваться и просто просить помощи у тех, кого она считала врагами всей её жизни - волков. Все меняется и порой мы не хотим признавать то, что происходит с нами. - Знаешь, Тейлор, все они получат по заслугам... Всех задушит их собственная прогнившая душа... Тейлор понимала, что волк говорит о людях, но даже то, что всех этих людей задушит собственная душа, не избавляло собаку от желания всех их перебить.
- Их души уже давно сгнили Лони-Нуто, и, к сожалению, для них ничего не значит душевная боль. Они убивают твоих сородичей, забирают ваших щенков и истребляют весь волчий род. - Тейлор говорила, так как видела сама. Когда она жила еще в гильдии, она не раз видела, как охотники приносят новорожденных щенков и издеваются надо ним, дразнят ими собак, а после чего убивают. Собака ни разу не убивала волчьих щенков и надеюсь никогда не придется. - Ну вот мы почти пришли. Я пойду первым, и рассказывать, как мы встретились, буду я, если все пойдет как надо, то ты расскажешь им, кто такая и что тут делаешь, но если что-то пойдет не так, то лучше не рассказывай о своем охотничьем прошлом, так будет безопасней. Ну вот мы и пришли. Тейлор последовала примеру Лони и тоже постаралась выпрямиться и показать всю свою мощь. Хоть это и выглядело глупо, так как собака была ужасно истощена. Было видно, как кожа обтягивала выпирающие кости, да и шрамы которые находились по всему телу не могли остаться незамеченными. На шее у Тейлор висела старая, уже бесполезная удавка. Её давно пора было снять, но мало ли, может именно это "украшение" даст понять людям, что доберман домашний и спасет её от лишних подозрений. Впервые за долгое время, Тейлор действительно нервничала. Ей очень хотелось, чтобы все прошло гладко, но, к сожалению не все, такие как Лони, многие могут просто растерзать меня на месте, узнав, что я хочу вступить в стаю волков. Собакам не место среди диких хищников ведь так? но времена меняются, и может пора бы уже покончить со всей этой враждой между собакой и волком?
Они уже подошли к самому входу, как вдруг в нос ударил запах, от которого мурашки по телу побежали. Зрачки собаки заметно расширились, а стоячие уши вдруг начала прижимать плотно ко лбу. Верхняя губа поднялась вверх, оголяя желтоватые зубы, а из пасти доносилось тихое, но грозное рычание. Этот запах бывший пес-охотник узнает везде и  всегда, ведь такой дикий и по её мнению мерзкий запах может принадлежать только одному существу. - Человек... - прорычала собака и замерла на месте. Неужели там находится человек? Это было уму непостижимо. Лони тоже заметно напрягся, поэтому сразу воспользовался мороком. Ох уж этот человеческий вид, что приобретают волки, порой он вводит собак в глубокое замешательство. Я думаю, что если бы Тейлор имела свой морок, она бы сама себя убила. Доберман внимательно наблюдал за действием волка, и, не теряя ни малейшей секунды, осторожно направилась в Лони. Когда она вошла, то увидела молодую девушку в компании, которой было двое волков и...щенков? Собака передвигалась очень медленно, её взгляд не сходил с человека, который по- видимому очень хорошо ощущал себя в компании диких хищников. Прошу вас, не бойтесь её, этот человек - наш друг. Сказал волк находящийся рядом с щенками. Эти слова никак не укладывались у собаки в голове, она ни разу не слышала от волка такого. Может все это сон? и сейчас Тейлор проснется где-нибудь под снегом? Думаю, нет, все эти странности происходили наяву и сводили суку с ума. Волчата вели себя очень спокойно при виде человека, походу этот двуногий действительно был другом этих волков. Даже сказанные слова незнакомым волком, не давал собаке расслабиться, она просто не спускала взгляда с человека. Тем временем Луни-Нуто уже разговаривал с волком, которое как, оказалось, звали Балиос. - Нуто, ты помнишь правила стаи? Ты понимаешь, что привёл в катакомбы пса? Ты понимаешь, что просишь вступления собаки в волчью стаю? Это и в самом деле звучало нелепо, но Тейлор молчала и надеялась на снисходительность. - Ладно. Она может остаться. Пока. Эти слова прокрутились у собаки тысячу раз, другой бы уже заорал от счастья, но Тейлор насторожилась и удивительно спросила у самой себя. Вот так просто?   Просто ей действительно было непонятно, почему все так просто? А вдруг Тейлор пришла сюда убивать? Хотя...разве Лони позволил бы прийти сюда убийце? Думаю, нет. Видимо Нуто очень хорошо доверяют, раз слета принимают такие решения. Пока длился этот, по мнению Тейлор короткий разговор, собака снова обратила свое внимание на молодую девушку, которая уже успела собрать всех щенков. Они собирались уходить и Балиос был не против. - А как мы их поведем? Я боюсь, что городские псы сразу их заметят. - спросил человек. Эта девушка действительно беспокоилась о щенках, но каковы её цели? зачем помогает? впрочем, это хорошо, но доверия она у Тейлор все равно не вызывает.
- Послушай, Лон, моя просьба, быть может, покажется тебе безумной, но... Не мог бы ты сопроводить Рокайо и малышей к дому девушки? Я буду тебе очень признателен, если сделаешь это. Мне сейчас нужно разобраться с этой Тейлор. Тейлор сначала подумала, что Балиос обращается к Лони-Нуто, но потом стало ясно, что это адресовалось ко второму волку, который  находился рядом. Тейлор посмотрела на Лони-Нуто.  Хоть она и знакома с ним всего несколько часов, Нуто - это пока единственный волк которому Тейлор хоть как-то доверяет. Только ты Нуто не уходи, не оставляй меня здесь одну мысленно просила собака. - Идите через школу, там вы точно собак не встретите. - подсказала Тейлор. Уже сейчас она почему-то беспокоилась о судьбе волков, ей не хотелось, чтобы они пострадали. Тейлор была уверена, что этот пусть самый безопасный, ведь на территории школу крайне редко бродят собаки, обычно они находятся в центре. Поняв, что сейчас будет серьёзный разговор, Тейлор решила внести и свое слово.
- Я вижу вы не очень довольны Балиос, я отлично вас понимаю... тихо проговорила собака и продолжила ...но раз вы впустили в свою жизнь человека и доверили ему своих щенков, зная, что за ужасные существа эти люди. Почему бы вам не поверить и мне? - Тейлор нервно ухмыльнулась и подошла к волку поближе. Стоять не было сил, поэтому собака уселась напротив самца. - Людей - охотников, я знаю лучше, чем саму себя. И я уверяю ваc, что хуже них нет никого на этом свете! - она старалась быть очень убедительной, старалась достучаться до волка и дать ему понять, что доверять людям нужно с осторожностью, а лучше и вовсе не доверять. - Я могу помочь вам, если вы поможете мне. прошептала собака и отвела взгляд в сторону.  Надежда на помощь не угасала ни на минуту.

Отредактировано Taylor (2013-02-20 17:15:03)

Информация – вот то, на чем держится этот мир. Есть информация – есть шанс одержать победу. Чем больше знаешь, тем лучше.
Но то, что сказал мне Балиос трудно было назвать обнадеживающим. Я прижал уши, шерсть на загривке встала дыбом.
Легион забрал Эмира?! Но зачем? Какой в этом толк? Я легко помотал головой из стороны в сторону, приводя мысли в порядок. Балиос сказал, что Эмир пропал. Но не что его убили. Так какой же толк забирать альфу и не убивать его сразу, ослабляя при этом всю стаю? Только если за шкуру альфы можешь получить что-то более значимое и более важное. Но что? Что нужно Дикому кроме того, чтобы извести всех Детей Города по очереди?
Информация, информация правит этим миром… Но конкретно, что нужно знать фюреру?
Вопросы роились в моей голове, но я промолчал, не озвучивая их вслух. Пусть пока поживут со мной, в моей голове. Уже после я произнесу их вслух. Если ответы не найдутся раньше…
Рядом со мной оказался Лони. Я сдержанно кивнул рыжему переярку.
Нуто был не на много младше меня, порой меня раздражала его несдержанность. Но понять его я мог – все же, воспитывая в себе сдержанность и нравственность, я давил в себе лишние амбиции и желания казаться лучше, чем я есть.
И за Лони… Шерсть опять встала дыбом. Собака?! Доберман!
Я оскалился, готовясь к худшему. Но собака была явно потрепана и измучена, я поспешно пригладил шерсть. Она не могла принести вреда, по крайней мере сейчас, когда настолько ослабла.
Лони поступил безрассудно, приведя её сюда сразу. Ему следовало бы назначить встречу где-то за пределами логова… Но не мне судить, пока я всего лишь нахожусь на должности стража. Пусть Балиос разбирается с доберманом…
- Балиос, тебя ждет Мора и еще один новичок, Доминик.
Предупредив праволапого, я чуть наклонил голову, изучая девушку, которая осторожно взяла Хэттер на руки.
- Следуй за мной, - произнес я, так как был все еще скрыт под мороком, и направился в сторону выхода.
Очутившись на поверхности, я отошел в сторону, пропуская девушку вперед, а сам замыкая процессию, принюхиваясь и прислушиваясь к тому, что происходит вокруг.
=> Дом Рокайо

Отредактировано Game Master (2013-02-22 22:19:11)

--> склады.

What you wanted is a mistery to me.
The words I hear are all of scrambled letters.
Guess it's been there for years.
Never let me know I was alright.
Сейчас мы здесь. Но неужто никто не видит, насколько мы все изношены? Наши тела измяты, избиты и изранены, наши души в мозолях и ссадинах. Мы кровоточим, мы таем, мы рассыпаемся в невидимый песок. Наверно, всё-таки иногда бывает поздно, поздно повернуть назад. Или нет? Можно выбросить своё истошное существование на помойку - к чёрту. Зачем нам оно такое израненное, такое реальное? Где фальш, где лесть, где иллюзии? В лицемерии и двуличии комфортнее, как в привычной среде обитания. Почему этот мир так упорно не хочет смотреть правде в глаза? Почему не хочет понять, что он делает со мной?
Мы больше не позволим этому существованию остановить нас. Мы больше не можем позволить, чтобы нас вновь кто-то остановил. Нам стоит продолжить - вернуться в наш мир. Пускай он реален лишь для нас одних, но в моих полуслепых глазах нет ничего реальнее безумия наших будней. Разве никто не видит, что наши раны снова кровоточат? Что рубцы не заживают? Что мы изношены вконец? Мы провалимся сквозь наше же собственное безумия - погрязнем в нём, потому что я знаю: я прежде в нас настолько не верил. Я вижу, как те, что именуют себя адекватными, пытается лишить нас уверенности в собственном мире. Но мы не можешь продолжать его растить, ежесекундно пытаясь изменить прошлое. Мы должны увидеть, что лежит в сердце нашей жизни. Мы должны достроить его, не затопив всех кораблей и сжигая всех переправ - это для меня мертво.
Наша пародия на реальный мир в диораме возносит к архаичным небесам. Мы - художники, мы - текстуры. Мы играем с мантией Земли, нанося на карту нашей планеты новый рельеф. Пыль, рассыпшаяся со временем, с годами, осядут на выбеленные лично мной дворцы, наши дворцы. Архаичные жемчужины смерти и торжества; мы храним их в своих покоях и не показываем никому. Голос стоящего на дворе месяца тихо затихает - ему кто-то перекрыл воздух. На какие-то и без того белёсы земли падает такой же белёсый снег. На улице случайно не весна? Развитые героические символы. Мы сгорим в огне, наш прайс вознесут к архаичным небесам. Мы - короли и текстуры, искажённый рельеф земли.
Я задыхалась - воздух тут был затхлый. Он наполнял лёгкие, забивал их расплавленным железом, оно застывало и сильнее притягивало к земле. С облегчением отметила, что здесь практически нет света, не говоря уже о ярком - зрение не к чёрту, а свет лишь усиляет боль. Взгляд блуждал по стенам, постепенно вокруг всё начинало плыть, размазываться. Края этого мира перестали быть чёткими. Я прикрыла глаза - мне надо обратно, обратно в свой мир, где нету живущих - они убивают морально и физически. Каждый шаг-прыжок эхом расходился по катакомбам. Во мне хватило сил и желания донести тело до первого угла, где его и оставить, пускай и на время.
What you wanted was impossible to define.
The words I hear are all of scrambled letters.
Guess it's been there for years.
Never let me know I was alright.

--- склады

Насмешливо цокая языком, ощупывая гладкой мышцой небо, порезанное костями, идем, расправляя шаги усталых лап, быстрее, каждый раз быстрее нужного, что приходится ждать своего бога, замирая и провожая усталым взглядом, как последнее солнца, знаете? Последнее солнце, вероятно, такого в жизни и не случится никогда, но если вы бы знали о приходе своей кончины, наверное бы ценили сие светило над вашими головами, наполненные жидким азотом, все замирает на крике, одухотворение холодного воздуха блуждало, провожали бы вы свое последнее солнца сознательно, перекрывая его лучи, подставляя его ласкам измятые, едва прикрывающие ребра и внутренности бока - лишь бы все было хоть на миг хорошо и тепло, ведь ля вас, о, для вас это всегда было так важно. Замереть в свете уходящего солнца, закрыть набитые песком сонливости глаза, слушать заходящееся биение сердца, замереть на пропитанной жаром земле, чтобы больше никогда не проснуться, погрязнув в собственных грязных размышлениях, затягивающих, словно болото; крики и лицемерные возгласы затаились в глотке, окаменели, слега подрагивают, не имея наружу выхода; умереть в лучах последнего солнца, с самим собой, провожая сознательно последние мгновения и возрадоваться этому - ни это ли способность верить в не имеющее границ счастье?
Венц идет рядом, провожая нас в эти лабиринты, где никто не знает, кто мы, никто не видит, блуждает; сие загадочное и давящее место сразу же пришлось нам по вкусу, хоть видели мы его не в первый раз, но каждый из этих раз намеренно восторгались им, пытаясь вызвать в себе выброс хоть каких-то эмоций, отправляя их в космическую безмятежность, считали наивно и одновременно с грустной усмешкой потерявшего давным-давно близкого, что когда-нибудь к нам это вернется, спасет, не ваши боги, им нет дела до насекомых, червей в бренной земле круговорота жизни. Рожденные ползать летать не могут, вероятно, так? Мы хмыкнули, опустив, пригнув голову, язык привычно свисал из открытой пасти, обнажая притупленные порядком мелкие зубы и отколотый клык, что, наверное. придавал нам некого боевого тумана, но это было не так, по прежнему оставались маленькими, приземистыми, обтянутыми собачьей шкурой - чем невольно гордились, рассматривали свое отражение в сточной канаве, мешая себя с грязью и ликуя, отказывая в себе в уже мертвой давно потребности выглядеть хорошо, сильно, красиво - не в этом истинная красота, считали мы. Иногда, оставаясь в таком родном полном одиночестве, где никто не смеет окликнуть по наименованию, терзали себя голодом, изводили до прозрачности фигуры - только тогда были довольны собой, по крайней мере, на время. Наша революционная сущность требовала перемен, достижений придуманных высот, лозунги клокотали в груди - лишь бы быть кем-то, кроме себя. я нам это удавалось, признаем. Хорошо, что у нас был свой идол, которому самозабвенно рассказывал о своих победах, не рассчитывая как и на понимание /длительный период сказок в чужие лица дает знать о себе/, так и на отторжение - я сам выбрал себе бога, любя его самозабвенно.
В том, что некоторые называют "любовью", есть доля стремления к саморазрушению - ибо мы разрушаем собственную личность, сливаясь с кем-то в одно, интересуясь, разделяя с ним многое, принимая все за собственное, что есть ошибка, но мы лишь рады - часть плана, которая должна привести к свободе, это была она, и мы очень этим дорожили, представляя моменты гибели, когда мы бы могли избавиться от моральных норм, от рамок, разбив их на множество осколков, и пусть бы они убили тех, кто ниже - сие мы называли естественных отбором, может быть, были правы, а может, и нет вовсе - каждый сам рисует картинку своей правды, которую ему хотелось бы слышать, даже если она жестока - некий акт мазохизма, меня всегда радовали подобные моменты, когда стоящие по колено в лжи и самообмане они говорили, что, мол, хотят слышать правду, и я говорил, говорил.
- Я убил твою мать, но сначала унижал ее, ловя последние слова.
- Я растерзал твоего щенка прошлой весной, когда ты уходила.
- Я убью тебя, когда ты ненароком отвернешься, - говорил я, кривя уста в высокомерии - теперь они правда думают, что хотят слышать правду, которую они не сами придумали, а некую другую правду? Коли это так, тогда я готов согнуть тощие лапы, припасть перед ними, вытянув шею в поклоне - да будет так, мои бесконечные отражение на осколках, которые падали и резали их, пока я говорил, сдерживая внутри злорадный смех, о, это уже как дурная привычка, но в ней есть доля очарования, когда это направлено мимо, а не на вас, точно в цель. Но зато у них теперь есть смысл существования, и чувствуешь себя причастным в великому действу, к своего рода секте; их жизнь завершена, до определенного промежутка, ни это ли есть счастье?
Темнота, глаза не привыкли; тут слишком душно, несмотря на то, что там, наверху, лежит снег мокрым слоем. Мы открываем пасть, вдыхаем жадно, заглатывая сгустки дымного воздуха, кашляем, смотрим на Овиенцим, издавая хрипы, вздохи. Мне жаль, ее лапа сейчас не в лучшем положении, вероятно, я мы касаемся узкой мордой плеча, в районе раны, там, где волоски слиплись и пахнет кровью бога, неловко проводим языком по шкуре, словно этим могли помочь; вкус крови остался слабым оттенком во рту, мы сглатываем, оставляя частицы в своем нутре, становясь частью такого нужного идола. Мы не имели четкого плана, полагались на сиюминутные желания, в этом есть полноценность, ни жалеть ни о чем. Мы резко хохотнули свои мыслям, таким смешным и абсурдным на этот момент, в голове мелькают головы тухлых больших рыбин, которые мы не так давно с жадностью пожирали. воображая, что все они станут нашей частью, восстановят избитые органы, но это вызвало лишь тошноту, пусть.
- Эй, - отозвался я из темноты, перебирая лапами в такт шагам своей хромой спутницы; чем хуже - тем лучше, - Помнишь нашу первую встречу?
Не знали, зачем спрашивать такие глупые вещи, это своеобразный переход с волны на волну, пусть и такой грубый, неизящный, что покоробило. Действительно, я вспоминал это, кривясь и усмехаясь; мы посмотрели на рыжую, опустив тяжелые. свинцовые веки, замечая в этом мраке красные разводы вен, пульсирующих, разбитых о бетон и бессонные времена; смотрели, опираясь лишь на передние лапы, оставив задние суставы, почти падая на пол катакомб, так напоминавших мне родной дом мой, что страшно, правда страшно, но это место можно и любить, за это же, за эту атмосферу, пригодной для жизни.
- Наверное, это было то, что называют судьбой, - скомкано, судорожно повели плечами, удивляясь собственному слабоумию, падали в темноту, удаляясь все дальше и дальше, лишь болезненный блеск виден, маслянистый, слепой.
Овиенцим молчала, пока, но это нас не волновало; двинулся за ней, когда она решила расположиться на полу, в углу, собирая туманные паутины на свою шкуру, оо. Бережно, бесшумно садимся, раздражаясь каждому шороху, что сбивало с драгоценных мыслей, камни терялись, самое печальное - их уже не найти, потеряв, впрочем, как и все, что окружает. Кажется, наверху кричат, это такая борьба за первенство, надрывая связки, лишь вы, ни на что не смотря, заставить чужих верить в то, что считаешь нужным; как неосторожно. Вслушиваясь во враждебные голоса, уходим в себя, двигая ушами на звук, пока шаги не оборвали идиллию - смутная в очертаниях фигура появилась из ниоткуда, вышла прямо, не шелохнулась. Держим свои смешки при себе, оставляя их до лучших времен, наблюдаем, как волк двигается навстречу не ко мне - к Венц, смотрит косо, прожигая ее шкурку, с открытым недоверием, линия рта подрагивает, словно не может сказать. В наших глазах мелькает тень узнавания - кажется, именно тот, о ком ты так недавно думали, кажется, Сизый, такое простое имя, ему оно, кстати, подходит, что редкость. Он опускается на лапы, рассматривает пространство впереди, тот уютный уголок из камня и сажи, словно не тут он, а просто наблюдает на замерзшей рыбой во льду, всегда так делали. Через гарь и духоту пробивается принадлежащей ему запах, нет смысла его помнить. Нас он видеть не спешит, не замечает, и мы сами вышагиваем ему навстречу, обходя со спины мягко, перекатываясь с лапы на лапу, стараясь не шуметь, и резко усмехнулись позади, коснувшись носом его меха - такой нужный ритуал, - после отойдя на пару скованных шагов назад, взирая на него внизу, прищурив глаза, ощущая, как пленка обволакивает их поверхность.
- Зря ты нас оставил тогда, - глубокие многоточия после каждого слова, смакуя пространственную интонацию, ведь я пытался научиться говорить красиво, - Там было неплохое представление. Падение человеческой самонадеянности.
Обвожу его взглядом, туда-сюда, смеемся тихо, скромно, прижимая губы к зубам. Наши ранги равны, в общем, так что трястись было бы странно, поэтому мы сморим прямо, пусть и сквозь, наклонив отяжелевшую чугунную голову. Щелкаем челюстями, вглядываясь в черные точки, и, не находя в них ничего особо интересно, в это время, по широкой дуге обходим нового нашего гостя, возвращаемся к нашей ценности, одной, на весь чертов мир, спасая и храня, платя взаимностью, и это было так незнакомо, но приятно, иногда.
Я убью тебя, когда ты ненароком отвернешься.

Отредактировано Ennui (2013-03-29 15:45:23)