Ситуация на поляне становилась с каждой минутой все напряженнее и напряженнее.  Максим до боли в глазах всматривался в сгущающиеся сумерки, силуэты зверей расплывались как разводы, кляксы в тетради, поэтому приходилось ориентироваться только на глаза, желтыми огнями горевшие  впотьмах. Медленно, медленно, Горный оттеснял Рашель все дальше и дальше, шаг за шагом к колючей изгороди, надеясь, что ребенок уже ищет лазейку, в которую бы они смогли проскочить и уйти с этого, словно заколдованного, места. Вроде бы все шло более мене терпимо, хищники оставались недвижимы, лишь клокотание и утробное рычание выдавало степень агрессии, созерцать что-то в их образе или видеть не представлялось возможности по причине объявшей все темноты. Руки Стрельцова как-то неприятно похолодели, стали потными, несмотря на то, что на улице было совершенно не жарко, напротив, холод пока еще робко, но пробирался под одежду, нервное возбуждение отдавало резкой головной болью. Ситуация изменилась и обострилась до невероятности тогда, когда крупный волк, что только недавно стоял на стороне людей и раненного волка, внезапно изменил позицию и перешел к троице зверей напротив, видимо меняя свое решение. Максим ни черта не понимал, что в конце-то концов происходит и какие в волчьем мире царят законы, единственное, что осознал человеческий ум, так это то, что сейчас, если только не произойдет чудо, звери, что напротив, разорвут на части и людей и еще двух волков, один из которых ранен, а другой - хрупкая, пусть и с бунтарским духом и геройским настроем волчица. Эта самая волчица, еще недавно так яростно скалившая клыки Горному, вот сейчас, без каких бы то ни было объяснений встала на защиту, на сторону людей, что стало необъяснимо для самого человека. Может в волчьем мире женские поступки так же необъяснимы и не логичны, как и в мире людей? Какая мысль, чувства, что заставило серую хищницу сделать, поступить именно так, подставляя свою спину под прицел? Отчего бы ей было просто не повернуться и под шумок не убежать от разыгрывающейся драмы? Максим сейчас пребывал не в том состоянии, чтоб думать над такими вопросами, но в душе благодарность испытывал. Всего одно ее движение, поступок и человек тоже меняет свой взгляд… Вот она какая жизнь: сложная, наполненная неожиданностями и непредсказуемостью, подчас нелогичная и непонятная, но не будем отходить от темы и так; лихорадочно прикидывая в голове возможное развитие событий, Горный понимал, что убить удастся максимум двух зверей из четырех и то, при самом благоприятном раскладе. Остаются еще двое-трое клыкастых существ способных рвать и метать, - Так, - решал математическую задачку на вычетание Максим, – пусть я убью выстрелом только одного, исходя из расчета на самое малое, то остаются еще трое. Что дальше? Дальше у меня есть охотничий нож, выхватить его из-за пояса будет делом секундным, возможно мне удастся убить еще одного, а вот дальше… Дальше воображение рисовало самые жестокие картины. Вот один из крупных волков ввязывается в драку с волчицей, другой уже пытается разорвать на кусочки самого Максима, но самое ужасное, от чего кровь стыла в жилах, было видение как зверь терзает тело ребенка, этого Горный уже вынести не мог, и чуть мотнув головой, скинул наваждение. – Шелли, - чуть хрипловато произнес Максим, - если волки нападут, то не медля беги с поляны и постарайся влезть на дерево, так как далеко убежать ты не успеешь. Не думай обо мне, не думай ни о чем, только обещай, сделаешь все, как я тебе сказал. На ближайшее дерево Шелл! На ближайшее! Главное, сейчас для Максима, было всеми возможными способами уберечь ребенка. Все остальное меркло перед этим желанием, ставшим наиважнейшей целью, и ради этого Горный готов был драться отчаянно, в едином порыве и быть может эта решимость, это отчаяние, было гораздо страшней его ружья, так как человек загнанный в «угол» так же опасен, как и зверь. Когда раненный белый волк робко и осторожно подполз к Шелли, Максим лишь чуть напрягся, безошибочно читая в поведении животного просьбу о защите, сострадании, вскользь уловив зрительно, как тот прижался к девочке и лизнул ее руку, после, Стрельцов вновь переключил внимание на темнеющие силуэты и несколько пар злобных глаз. Сердце в груди человека билось громко, словно барабан, отсчитывая, быть может, последние тягостные, наполненные роковым ожиданием, минуты его жизни, словно палач, отмеряя невидимый промежуток между реальным миром и потусторонним.

Ферал стоял крайний, слева от Трини и Амона. Впереди был телохранитель Дикого. Именно на него пристально глядел легионер, целясь в шею, как можно тщательно продумывая сокрушительную атаку. Да, волк понимал, что особо ему никто не поверил, когда тот перешел к Легиону, однако сам Олов не дал приказа главе патруля и воину, чтобы те его растерзали за ложь. Дело в том, что ситуация в начале показалась Феру безисходной. Именно поэтому он придумал нелепую отговорку и якобы перешел на сторону состайников, желающих вершить месть. Воин решил, что живым им отсюда врятли выйти. Так почему бы не удвоить свои шансы, не кинувшись на Станнума со стороны его морды, а попробовать использовать хитрость, в данный момент которая не являлось столь убедительной. Да, сохранялся риск того, что при резком движении, Ферал может получить пулю в лоб, однако попробовать стоило. Вряд ли после выпада для смертоносного укуса, Олов смог бы ответить столь же стоящей обороной. Опасность заключалась еще и в том, что Амон и Трини неверяще поглядывали на легионера. Поэтому они могли довольно резко среагировать на стремительное движение Фера, вместе увалив его и разорвав. Но, к счастью, прямо перед легионерами находился человек с ружьем и волчица. Они возможно, поняв ситуацию, смогли бы уровнять боевые силы.
Вот, волк напряг все мышцы и уже через две секунды должен был совершить прыжок, однако Олов отдал команду об отступлении. Чертов прихвостень альфы! - раздосованно пророкотал про себя Фер и уже оставил затею сразиться в этом месте. Амон и Олов пошли впереди, а вот Трини и Ферал пока что стояли на месте. Краем глаза самец заметил, что черный толкует с крупным воином на языке жестов, однако не придал этому никакого значения. Через секунду предводитель патруля сорвался с места и скрылся в неизвестном направлении. Вали, черная шавка. Все равно, как бы вам не хотелось, именно вы меня не убьете. Максимум, что мне будет, так это то, что меня накажет Дикий. - нервно рыкнул Ферал и поплелся вслед за состайниками. Да, волк был уверен в том, что получит хорошую взбучку от вожака. Заслужил, что с этим поделаешь. Но больше всего самца беспокоили те, кто остался позади, на поляне. Легионер мельком взглянул на двух волков и людей. Берегите себя. Все бы ничего, но вот странное поведение перед исчезновением Тринити его настораживало. Хоть бы он не тронул Маркуса, прямоходящих и ту самку... Тогда я лично сражусь с ним. И больше не отступлю. Ни за что. А сейчас следует приготовиться к тому, как потрепет меня Дикий. Просто "великолепный" день.
----> Логово легионеров

Дэлила уже тряслась от гнева и перенапряжения, мысли юлой крутились в голове, словно рой обезумевших ос, темные глаза волчицы старались охватить каждого из этой истории, не упустить из виду ни малейшего движения. Уши вслушивались в тишину, улавливая даже шорох полевки или далекое уханье совы. Только глухое рычание волков и дикое биение сердца вперемешку с всхлипываниями человеческого детеныша нарушали создавшуюся природную идиллию. 
Мужчина, державший смертоносное оружие, жалевшее  куда сильнее всякой пчелы, даже десятка, сотни пчел, начинал терять терпение и паниковать, давая дальнейшие наставления ребенку
Ты правда думаешь, что она успеет добежать быстрее, нежели любой из нас вцепится ей в горло? Ты действительно уверен, что даже твое оружие сможет остановить агрессивных прирожденных убийц?
В другой бы ситуации волчица бы засмеялась, но сейчас на это не было времени, так сказать не та обстановка и не тот коллектив.
Всхлипывание раздражало, запах человека так близко сводил с ума.
Человеки, вы же не думаете, что раз тут так случилось, что мы на одной стороне баррикад, то я не убью вас если случайно наткнувшись в следующий раз?
Дэл зарычала на ребенка. На самцов она перестала реагировать в момент истерики мужчины. (смысл на них реагировать !?)
Когда один из волков развернулся и растворился в колючках, волчица не поверила своим глазам и заподозрила, что их пытаются окружить и старалась принюхаться, следя за запахом убийц-головорезов. Но когда остальные волки нарушив приказ, ушли восвояси, бурая расслабилась, перестав показывать зубы и расслабив шею, и только сейчас поняла насколько сильно устала, как болит место укуса от Альфы, КАК же хочется есть... Не обращая никакого внимания на людей, Дэл внимательно выслушала обращение того, кого защищала:
Могу я вас попросить проводить нас хотя бы до окраин города?
Нет блин, я тут так, мимо проходила. На огонек погреться заскочила..
Да. КОнечно
Не многословно. Холодно и сухо.
Оглядев кровавую шубу волка, волчица остановила взгляд на людях. Мысль, что не все они плохие, даже не посетила ее голову.
Они все одинаковые. Убивают ради удовольствия. Ненавижу
ВОлчица зарычала на пару и сделав пару шагов в сторону города, и кинув последний взгляд на людей все же обратилась к белому
Может расскажешь за что они с тобой так?

-----в сторону городских окраин

Отредактировано Дэлила (2012-10-29 16:24:58)

Дрожащей рукой девочка не переставала гладить беззащитного хищника. Все чувства смешались в одно – страх, горечь, отчаяние. Взглянув на чёрное, мутное небо Шелл, стало как-то не по себе. Везде сыро, мокро, грязно, везде такая тьма. – Всё так запутано и непонятно! Мне страшно! Мне страшно и за себя и за него! – подумав так, Рашель ещё больше прижалась к раненому животному. Нежное, мокрое, шершавое прикосновение языка, ещё до сих пор ощущалось на маленькой ручке ребёнка. Шелли чувствовала всё, и как сильно и быстро бьётся её сердце, и как слабо и отчаянно стучит сердце Маркуса. За жизнь этого раненого волка, девочка отдала бы многое, только бы помочь ему. Внезапно голос Срельцова пробудил Шелл от кошмарного сна и вернул в реальность. Не терпящим возражения тоном, Максим приказал без промедления бежать с поляны и лезть на ближайшее дерево, едва хищники сделают попытку к нападению, после чего вновь стал внимательно наблюдать за каждым движением незнакомцев. – Как? – прозвучал вопрос. – Как? Как можно залезть на дерево и оставить бедного, несчастного, да и к тому же раненого волка умирать? – эта мысль не отставала от девочки. Теперь ничего не могло успокоить Рашель, всё то, что происходило вокруг, нагоняло на ребенка ещё больший страх. Чёрные тени на другом конце поляны всё расползались и расползались, наверно чтоб разместиться и стоять вместе, - А может они хотят заполонить всю поляну, поглотить все вокруг своими образами? – дрожа от испуга, подумала девочка. Силуэтов рядом с чёрным человеком разрастались, их ставало всё больше, конец поляны на котором стояли звери, превратился в темноту с горящими глазами. Потоки слабого-слабого света почти не проходили сквозь  толщу сгустившегося мрака. Больше ничего не замечая, Рашель стала рассуждать. – Почему Максим говорил, именно чтобы я лезла на дерево, а  не мы? А если бы мы залезли на дерево, то ему было бы удобнее стрелять, никто не мешает! Да и вообще, на какое дерево можно залезть, если тут везде ёлки да сосны? Ёлки низкие и колючие,  а сосны высокие и со смолой. Ни за что не доберёшься.  Хотя, наверное, Максим прав, если волки будут нападать, то ты хорошо напугаешься и залезешь на любое дерево. А на сосну наверно можно забраться с помощью смолы, она липкая. – оглянувшись вокруг, Шелли опять принялась рассуждать. – О каких деревьях можно думать?! Везде одни колючки, как отсюда выберешься? Пока выйдешь – день пройдет. С другой стороны, как же мы вошли? Если вошли, значит и выйти сможем. – подумав об этом, Рашель посмотрела на поляну и удивилась: один за другим, молча, темные силуэты растворялись во тьме и вот затихло последнее движение, на поляне воцарилась тишина, безмолвие и неподвижность.
  Тишину нарушило негромкое рычание волчицы, которая глядела на Маркуса, а потом, после того как раненный волк приблизился к ней, еще раз что-то прорычав, скрылась в ближайших зарослях. Из ступора девочку вывел легкий толчок в бок, Шелли поглядела на Максима вопросительно. Горный взял ее за руку, потом, как-то тихо сказал – Пойдем домой. - и споро зашагал с рокового места, уводя ребенка за собой. Перебирая ножками, стараясь успеть за Стрельцовым, Шелл негромко позвала белого волка. – Пойдем, пойдем дружок. - и чуть приостановилась, заставляя Максима подождать раненного зверя.

От сюда---- >> за Максимом.

Белый продолжал стоять и смотреть на уже пожелтевшую осеннюю траву, которая еще и перемешалась с грязью. Это создавало довольно печальную картину. В голове волка до сих пор кружились те мысли о смерти. Ведь, если бы не произошло все так, как случилось пару минут назад, белый мог уже валяться трупом, на этой самой поляне.
Недолго мы живем на земле, смерть приходит к нам, лишь только начнем познавать как должно самих себя, а часто и прежде еще сего необходимого самопознания. Мы здесь живем, как в чужом доме, и земля служит для нас гостиницей и вместе могилою. Начало жизни сей есть первый шаг к смерти. Жизнь наша более походит на смерть, ибо с каждым днем отнимается у нее некоторая часть ее течения, потом она исполнена сожаления о прошедшем, трудов в настоящем, беспокойства и страха за будущее. В грехах зачинаемся, в болезнях рождаемся, в страданиях живем, в страхе умираем. Прежде рождения обременяем бедную мать свою; рождаясь, становимся пришельцами; живя, делаемся гостями и странниками, а умирая, отправляемся в дальний путь. Первую часть жизни проводим как бы в совершенном неведении, вторую — в трудах и печалях, последнюю — в негодовании на немощную старость. Настоящая наша жизнь для нас непостоянна, прошедшая — ничтожна, будущая — неизвестна. Рождение наше бедно, жизнь бедственна, кончина тяжела, болезненна.
Жизнь наша есть духовная борьба: дьявол, враг нашего спасения, ищет нашей погибели; мир против нас вооружается; собственное тело наше восстает против духа нашего. Если нет на земле постоянного, неизменного счастия, то можно ли найти на ней неизменные радости?
Что побуждало волка на такие мысли, ведь, казалось, легионеры ушли, а он, все же, остался жив. Его не убил Дикий, не убил Тринидад, не застрелил человек. Удача Маркуса играла основную роль в этом дне его существования. И с окончанием этого дня, его жизнь не закончиться. Такие мысли должны были теплиться в голове, а этот бесценный опыт, который на него свалился, буквально в одночасье, не позволит волку больше так ошибаться и снова испытывать свою удачу.
С каждой секундой уходящего дня, Марк так же понимал, что если он не погиб сегодня, то для чего-то он еще нужен  этой земле.
То, что волчица не отказала в его маленькой просьбе, его несказанно порадовало, напротив слова людей, а в особенности человеческого детеныша буквально выводили его из себя.
– Пойдем, пойдем дружок.
– Пойдем зверюга, судьба тебя любит. Как они смеют обращаться ко мне, как к какой-то шавке? И пусть они спасли мою жизнь, я все же помню, из-за чего погибла моя мать. Самец лишь едва слышно фыркнул носом и направился за людьми, стараясь не упустить ни их ни самки из виду.
-------> Беличий лес.

--->Заячьи Холмы

Всю дорогу Лета занимала себя тем, что слушала свое дыхание - как оно учащалось, когда дорога резко вела вверх, и как оно становилось ровнее, когда их путь снова шел по прямой. Вдох-выдох, вдох-выдох. Насколько же это занятное дело? Лунная сконцентрировалась на дыхании, и поэтому когда они достигли пункта назначения, она даже не запыхалась. Добрались они на удивление быстро, Летаргия даже прикинула в голове - где-то от силы час, не больше.
Поляна была пуста - ни одного опасного шороха, ни одного настораживающего запаха. Все тихо - как и полагается. Лишь слышно, как завывает ветер, гуляя между кронами деревьев, окружающих поляну.
Странное название - поляна Смерти. Почему именно Смерти, а не Жизни? - Размышляла хищница, переминаясь с лапы на лапу и то и дело помахивая пушистым хвостом. Ее мохнатые ушки "ходили" взад-вперед, улавливая малейшие шорохи.
Филин обратился к Вивальди и Балиосу с полагающимеся в таком случае словами - чужаки могут уйти сквозь заросли терновника и таким образом попасть в город, а Лета и Гейрт отправятся на свои земли как можно быстрее - не хотелось бы после всего наткнуться на патруль Валькирий.
Лунная встала рядом с главным патрульным и кинула спокойный взгляд в сторону рыжего и черного волка. Второго почти совсем не было видно в темноте, а первого - лишь немного. Ее же с Филином мгла полностью проглотила - лишь глаза и выдавали их.
Лунная была полностью согласна со словами состайника, поэтому в знак подтверждения кивнула.
- Удачной вам дороги, дети Города. У нас же с Гейртом - другая дорога. - Четко, размеренно сказала хищница, смерив волков невероятно спокойным взглядом выразительных голубых глаз.
Поторопитесь - скоро Валькирии выйдут на ночной патруль, и тогда нам всем может достаться. Я же этого совершенно не хочу. - Думала Лета, ожидая ухода Балиоса и Вивальди. И едва тем стоило скрыться в зарослях терновника, как Лета обратилась к Филину:
- Гейрт, спасибо тебе. Нам пора возвращаться, а я еще, пожалуй, поохочусь. Чувствует мое сердце - охота будет удачной. - Уже более мягко сказала хищница волку, а потом скрылась в ночи. Но предугадать ее маршрут было несложно - она направлялась на родные территории - территории Оплота. В то место, где можно поохотиться - ведь не приходить же в логово с пустыми лапами.

--->Огненный лес

Отредактировано Летаргия (2012-11-09 20:15:28)

-------->>>Заячьи Холмы
Время летело так быстро... Хм, даже странно, я не успел обрадоваться, что, наконец, мы вышли в путь, как обнаружил, что почти дошли до границ Валькирий.
Кажется, пусто. Радовало несказанно - я, Балиос и самка были правы, когда говорили, что пересечем границу без особых проблем, но не стоило слишком сильно зазнаваться. Кто знал, волею случая нам повезло или же волчицы действительно сильно не беспокоилось о своих границах, что было, конечно, мало вероятнее всего.
В любом случае, вот он я, уже здесь на поляне, можно остановиться на пару минут и передохнуть. Если молчащие унесут свои лапы дальше в лес, то нам с рыжим еще могут попасться люди, а с ними я хотел встретиться меньше всего. "Ну, теперь Вивальди, не ворчи, сам выбрал себе такую семью".
Заговорил самец, который нас сопровождал. Советовал идти через терновник, интересно, откуда ему знать? А Балиос, кажется, поддержал его идею, ну, что друг, тебе лучше знать как идти и куда. Я тебе доверяюсь, пойду за тобой.
- ...Я не забуду вас, и возможно, когда-нибудь отплачу вам. - напоследок сказал еще одну речь праволапый и залез в кусты терновника, прокладывая нам дорогу.
- Он хотел сказать - мы, - усмехнувшись, продолжил я и повернул к нашим спасителям свой мохнатый зад и соответственно хвост, который качался из стороны в сторону. Направился следом за Балиосом, как услышал последние слова самки.
- Удачной вам дороги, дети Города. У нас же с Гайртом - другая дорога. - я обернулся, кивнув с улыбкой обоим молчащим. А знаете, у меня к ним даже капля уважения проснулась - не каждый бы помог чужакам, а они помогли.
Вскоре, мой мохнатый зад исчез за терновником и я скрылся из виду, стараясь не отставать от рыжего.
-------->>>Катакомбы

Огненный лес >

Свой бег охотник замедлил и стал внимательнее считывать следы. Объект его «обожания» был где-то далеко, действие артефакта заканчивалось и голова жутко разболелось. Крик все время был неподалеку. Опасный черный полупес полуволк.
«И чего ты так на него взъелся? Он и раньше рычал на тебя, а что теперь? Возомнил его своей личной собакой? Брег – ты тупица».
Полукровка был настоящей проблемой, которую надо было решать, но заботы, в которые Кроу окунули с головой, не давали трезво думать над такими «мелочами». Да, он считал Крика своей собакой, но которая вольна делать то, что хочет, на которую нельзя рассчитывать. А вот оскал простить было трудно. Одно дело, когда пес скалился в первые дни знакомства, Брег на это не обращал даже внимание, но сейчас уже полукровке хотелось доверять хотя бы в этом плане.
Охотник присел к земле, коснувшись пальцами неровностей почвы. Снег здесь уже сошел и определить следы было не просто.
- Куда же ты отправилась? – тихо и задумчиво прошептал Брегоран и перевел взгляд на пса, но ничего ему не сказал, - Еще и Хлоя… Разбрелись, как будто по парку гуляют.
Все чаще и чаще в голове появлялась идея вернуться в лагерь, забрать Макса и Робина и отправиться в Город. И к черту этих незнакомцев, пропадут так пропадут, зато хоть кто-то спасется из этого безумия.
Дальше следы были еще запутаннее, но дело охотник не бросил, осторожно ступая по скользкой прошлогодней листве, перебираясь через поваленное бревно, покрытое тонкой корочкой льда, он молчал, растворяясь в природе, прислушиваясь к каждым шорохам.
- Эй! – послышалось неподалеку.
Сорвавшись с места, охотник побежал на голос, пока не оказался перед кустами терновника, в колючках которого висел клочок цвета Кимкиной куртки. Рядом, недалеко от валявшихся бесхозных сапогов,  красовалась здоровенная яма, из которой и доносился голос.
- Ким! Я сейчас. Обуйся, дура! – крикнул ей Кроу.
В девушку полетели ее сапоги, отправленные туда поспешным пинком, и послышались отборные ругательства. Яма была слишком глубокой, что бы вытащить так просто девушку и охотник достал из своего рюкзака прочный трос. Кто-то на славу постарался, когда рыл ее, надеясь получить ценного зверя. Зацепив веревку за прочный ствол старого дерева, Брег ухватился за второй конец, и лег на самый край ямы, протягивая девушке руку. Тянуться пришлось до тех пор, пока большая половина его тела не стала висеть в воздухе, оставаясь все еще не на земле лишь от того, что мужчина крепко держался за веревку.
- Давай, хватай!
Кроу смотрел в испуганное, испачканное лицо девушки, желая в душе лишь одного. Убить ее на месте. Но сначала нужно было выбраться из этой ямы, а потом уже можно будет устроить нагоняй по полной.
Ким ничего не оставалось, как покорно принять его помощь. Ухватив девушку за талию, охотник подтянулся, и как тряпичную куклу, отправил ее из ловушки на свободу, положив на край ямы.
- Держись и не падай.
Извлечь из этого оврага себя не составило проблемы. Проблема теперь заключалась в другом. Девушка насквозь промокла, а сменной одежды у нее не было. А ее вещи Брег оставил там, под деревом в лесу, где разошлись они с Хлоей.
- Здесь где-то хижина заброшенная была, - вспоминал Кроу, на ходу, снимая с себя и девушки куртки, - Я посмотрю, если рядом, то согреешься там.
«Крик, ты бы очень мне сейчас помог», - охотник просящим взглядом посмотрел на пса, но приказывать тому не стал. Все равно не сделает так, как надо.
Укутав девушку в свою сухую теплую куртку, усадив ее на поваленное бревно, он принялся разводить костер. Мокрые ветки дымили, могли привлечь лесных жителей, но выхода не было. Полив щедро слабый костерок горючей жидкостью, он передал флягу с алкоголем Ким, приказав пить. Организм нужно было срочно согреть и снаружи и внутри.
Пламя взвилось, поддерживаемое крепким напитком, ветки просыхали, начиная гореть.
- Давай разувайся и суши быстро ноги.
Ее мокрая куртка была брошена рядом с костром, и рядом разместил сапоги, надетые на палки, которые воткнул в землю. Сухая обувь – залог здоровья.
- Убить тебя мало, - охотник встал сзади нее и принялся растирать через куртку ее плечи и руки, - Ноги держи у костра.
Брегоран вспомнил те чувства, что вспыхнули у него к ней тогда в лесу. Непреодолимая безумная страсть. От одного воспоминания, о чем он думал в тот миг, заставило мужчину испытать все это снова.
- Что ты сделала перед тем, как я навел на тебя ствол. Ружье. Там в лесу?
Клубы дыма «разбивались о ее макушку, расходясь на две стороны. Руки были заняты, и в последний момент Брег отвел сигарету в сторону, лишая пепла возможности приземлиться на шапке Ким.

Как же Кимка была рада этому "дура" в исполнении небритой и суровой морды Брега. Эта морда, от которой хотелось убегать совсем недавно, а еще раньше просто ненавидеть, даже чуточку стукнуть, а еще лучше, если посильнее, она теперь показалась такой замечательной и родной.
- Брег! - крикнула Ким с таким отчаянием в голосе, с каким нет уже места ни глупому кокетству, ни принципам. Тут, стоя в этой яме в грязи и воде, все маски и позы пропали под чистую. Спаси меня! Конечно, его стоило опасаться. Его и его страшной собаки. И все произошедшее в лесу, все эти странные слова и взгляды, всего этого тоже стоило бояться, но пережить можно, а вот часик в такой яме человек мог и не выдержать. Сейчас ничто не казалось таким важным и острым, как вопрос ее возвращения на землю, наверх из ямы. Вот так в обрадованную и замечтавшуюся голову напуганной Кимми и полетели два тяжелых сапога. Ругнувшись ядреным и крепким словом, но вполне уместным в этой ситуации, она не прекратила надеяться. Только вот выполнить просьбу Брегорана было не так просто. Ноги и пальцы на руках отказывались действовать слажено. Едва не сев в воду, Ким кое-как натянула сапоги, начиная дрожать как осиновый лист. Холодно же! И Брегорана как будто бы нет уже целую вечность. Она не отводила взгляда от края ямы. Где же ты? Где же ты?
Вот мелькнула его нога, вот плечо. В руках у него была веревка. Ким, не успевшая поддаться отчаянию, сейчас этому обрадовалась. Иначе он увидел бы ее ревущей, а это совсем не входило в ее планы. Она следила за каждым его движением, жмясь к земляной стенке и сотрясаясь от холода. Став необычайно серьезной и сосредоточенной, она копила силы для того, чтобы выбраться. Только холод сбивал все планы, заставляя ее дрожать и терять остатки тепла.
Сейчас на всем целом свете не было ничего лучше и надежнее, чем эта протянутая рука и его взгляд. Ким потянулась к нему изо всех сил, боясь, что сорвется, потому что сил не было совсем. Силы оставили ее в тот момент, когда нужно было действовать. Она просто окоченела. Но ничего не случилось. Ким не упала, не повторила свой полет на дно ямы. Охотник подтянул ее вверх, и Ким легла на край ямы, тяжело дыша и стараясь ухватиться за все, что попадалось под руку. Сил не хватило бы даже на то, чтобы подняться. Наверное, это холод. Руки не слушались и она принялась греть их, усаживаясь и переводя дух. И Брег поднял ее, чтобы снять мокрую одежду и завернуть в свою куртку. Где-то там мелькнул и вечный спутник охотника, его тень по имени Крик, но сейчас было не до него, тем более, что повода пес не давал, а холод в купе с мокрыми ногами стали во главу угла.
- Спасибо, - тихо прохрипела она не своим голосом, затем громко и от души чихнула, а потом продолжила следовать всем его указаниям и стягивать с себя все, что можно было снять, чтобы не замерзнуть. Ей, конечно же, хотелось ему рассказать про хижину и что она тоже здесь когда-то была, что даже ночевала в этой хижине вместе с волками, но сейчас было так холодно, что говорить не хотелось. Просто не было такой возможности, потому что зуб на зуб не попадал, какие уж тут рассказы.
Убить мало? Убей. Делай все, что хочешь. Только больше не уходи. И Ким, изменившаяся и притихшая, занятая тем, что отогревалась, делая в точности все, что он говорил и не переча ему совсем. Вот так ямы сбивают спесь со строптивых ученых. Надолго ли?
Курка его была большая и теплая. Ее рот даже открылся, чтобы побеспокоиться о нем, о том, что он тоже может замерзнуть, но холод пробирал от мокрых ног и выше так сильно и так ощутимо, что Ким справедливо промолчала, позволив ему самому решать, что для него хорошо, а что нет. Ему это было видней. А она взяла из его рук флягу, пытаясь укутать окоченевшие и согнутые в коленях ноги. Понюхала, поморщилась, отпила и сильно втянула воздух носом, уткнувшись в его куртку. Какая гадость!!!
Но "гадость" обожгла, а потом теплом рухнула куда-то в живот, вместе с собой прихватывая и голову. Голова как-то странно и даже очень сильно начала кружиться. И от манипуляций с ее плечами стало теплее. Ким, в очередной раз почувствовав головокружение, прислонилась к охотнику спиной, прикрыв глаза и на минуту положив голову на его руку. Он разве навел на нее ружье? Зачем?
- Я не знаю, - тихо ответила она, честно пытаясь припомнить этот самый момент, когда в нее зачем-то смотрело дуло его ружья. Этого вспомнить Ким не смогла, - А что случилось со всеми? Почему все так резко изменились? - она снова задрожала сильнее, немного поворачиваясь и поднимая на него голову, - Почему все так внезапно сошли с ума? - и в этот момент ей вспомнилась фиалка. Она показала рукой на свою слегка подмокшую куртку, второй все еще держась за Брегорана. Глаза ее оживились, - Там в кармане куртки был какой-то цветок. Откуда сейчас фиалки? Это новая куртка, - она глянула на Брега, а потом снова на куртку, - Была новая, - теперь после встречи с терновником и медвежьей ловушкой, ее такой было назвать нельзя.
- А где Хлоя? И Изумруд? - уже тише поинтересовалась она, чувствуя свою вину и отводя от него взгляд, - Как же холодно.
Кимка, чтобы как-то стряхнуть это наваждение, уставилась на пальцы босых ног, сиротливо торчащие из куртки. Она все еще дрожала, но расслабиться рядом с ним не получалось. Его внимание, пусть и вполне оправданное и ограниченное только спасением утопающих в весенних лужах и падающих в ямы, ее смущало. Это все еще был суровый и злой охотник, поэтому Ким слегка повела плечом, чтобы убрать его руку, хотя без его рук все опять становилось еще холоднее и гаже, и никогда не обманывающее тело опять задрожало. Как же холодно!
- Все так изменились, как будто бы что-то произошло... - еще более тихо пробормотала она, - Неужели ты не заметил? Ты был среди них. Ты мог тоже это почувствовать. Ты тоже изменился.
Голова закружилась сильнее, и Кимка снова закрыла глаза, пытаясь как-то прийти в себя, но ничего не получалось. От костра чувствовалось приятное тепло, которое становилось все сильнее и сильнее, увеличиваясь по мере усиления головокружения. Что со мной? Что он дал мне выпить? В голове все мысли путались и уплывали. Ким пыталась ухватить за хвост хотя бы одну, но совсем ничего не получалось.