Все истории с чего-то начинаются. И эта история не станет исключением.
Все случилось по осени, в сезон, когда небо давит всем своим свинцовым весом на шапки деревьев, а ветер, лютуя, раскачивает столетние дубы, клочьями выдирая из их кроны листья, словно жена, заставшая своего мужа с молоденькой любовницей и желающая выдрать тому клок, а может и парочку, седеющих волос.  Холодно. В Дувре вообще холодает резко. Сегодня ты еще спокойно прогуливаешься по улице в одной рубашке – поло, а на следующее утро уже расклеиваешь на столбах объявления о том, что ищешь свой старый, любимый джемпер, который немного протерся на локтях, ну и еще, к джемперу было неплохо бы отыскать того, кто согласится с тобой и этим джемпером перезимовать. До костей пробирает, скребет по ребрам, чиркает отсыревшей спичкой, до зубного скрежета.  Люди вползают в свои пальто, в попытке согреться;  торопливо вышагивают вдоль высоких оград, за которыми виднеются парковые аллеи или чужие, повидавшие не одно поколение дома. Торопятся укрыться под зонтами от мелкого моросящего дождя, перепрыгивают через лужи, огибая по широкой дуге других таких же хмурых, сосредоточенных на своем внутреннем мире англичан. Поднимают воротники выше, прячут озябшие пальцы глубже в карманы и спешат, спешат так, словно являются самыми одинокими и непонятыми людьми на свете, в свои темные, развернутые окнами на север или к западу, квартирки.  На всех лицах широкими маслянистыми мазками растекается отрешенность, скорбная опостылевшая серость. Дувр и его жители готовятся к зиме, медленно, в мареве оцепенения промерзая до костей.
читать продолжение: «возьми меня просто с собой»

И как ты смел сомневаться, проклятье моё, в своём величии? Да, когда у меня охрип голос твердить о выстрелах в межреберье при каждом ударе твоего пальца по клавише, когда яд, залитый в мою глотку насильственной сладостью переходит в гортанный стон, твой пост становится лучшим немым подтверждением всего невысказанного. Слышишь, как блядский шепот истинной ведьмы с шипящим "я же говорила" пускается по слуховой трубе в полость, где тлеет душа, ощущаешь, как горят полукружья папилляра при написании этого откровения, и как переламывается дыхание сахарной косточкой на повторе твоих строк. Это всё ты. Обоюдоострый, порочный, грудину вспарывающий, чтобы чувственными ладонями устроить массаж миокарду, безжизненному без твоих рук. От повадок до стати, от прижигающего взгляда до холодной полоски губ, от взрезанных капилляров вожделения до преступной близости - и никуда не деться в  грешных конвульсиях по тебе. Это больше, чем мания, больше, чем восхищение, это тот восторг, что бьёт в твёрдо нёбо бессловесностью, дикостью, жаждой. Ты рождаешь образы как колдун наводит морок, владеешь пульсом, как мастер марионеток владеет нитями, цепляешь за подкожное одним поворотом плеча, жестом, полутоном. Проклятье моё, ты лучший как этот пост, и тем виновен, и будешь наказан моим вторжением в свою глянцем запечатанную судьбу. Это только начало, стартовый выстрел в упор, злая усмешка рока в преддверии личного ада - мы обречены на буйство за шкалами, на трамплин, обрывающийся, когда не ждёшь, на мёртвую петлю в объятьях друг друга, и только ты дал первый вдох исступлению этому - постом, что учишь наизусть и цитируешь на исповеди как источник греха.   
(с) Армина

Сет

Доменико

Мэд

Вероника

Кайл

Моника

Так однажды, поймав себя за отчаянный вдох её аромата по ту сторону "линкольного" лемонграсса, ты уже и не вспомнишь, как планировал убиваться с клейким "чтоб я! да никогда!" под языком пару вечностей кряду как минимум, попутно шугаясь беглого эха каблучков, чтобы, не дай боже, не лечь под женские флюиды (ну или на них, что привычней). А ведь мог бы и подольше подружить со здравомыслием, попрыгать в гнилой яме нелепого отцовства, гневно позыркивая на зависший над макушкой ковш со свежей партией семейного гнёта, подрыгаться в предсмертных конвульсиях свободного человека, да поныть всласть на тему кровожадной женской сущности, использующей наручники не в том назначении, в котором это было бы интересно. Нет, я искренне пытался, хмурил брови в лучших традициях полководцев с древних полотен, и вспоминал молитвы про ДНК-тестирование, но тяжеловато пережёвывать насущное, когда ты пришпилен грешным глотком аромата, действующего получше любого транквилизатора. Его хотелось расплетать на междустрочья и фантомы, ловить тосканскую пряность и терпкость кедровой смолы, путаться в дыме ритуальных обрядов, и носом вести за нежную горечь листьев табака. Его хотелось глотать, крупно шаркая кадыком, лить в лёгкие вместо вечерней прохлады, и совсем не считаться с физикой.
«c'est la vie» Макс

У всех бывают темные дни. Кристиан чувствует свои с самого утра, как предчувствуют мигрень по тому ноющему, тягостному ощущению в затылке, едва отрываешь голову от подушки. Его темные дни начинаются с одного и того же кошмара: яростный писк и безумное мерцание сходящей с ума авионики; вылетающая из строя гидравлика, из-за чего все манипуляции со штурвалом не имеют никакого значимого эффекта; едкий запах паленой проводки, кажется, забирающийся под кислородную маску; треск помех в радиоэфире и какие-то обрывки приказов командующего. Ему кажется, что можно услышать и Бьёрна, он всегда слышит голос Дальберга в своих снах, но не уверен, говорил ли он хоть что-то в тот момент в реальности. Высотомер показывает слишком малую высоту, но самолет сходит с ума, он сам сходит с ума, и сердце бешено стучит в висках. Его руки ложатся на поручни катапультного кресла, потому что он знает лучше командиров и инженеров, сидящих в своем наблюдающем пункте, следящих за ходом испытаний, что самолет уже не спасти — буквально чувствует это в вибрации корпуса; его пальцы сжимают поручни, чтобы запустить процесс катапультирования, и...
Он никогда их не дергает в своем сне.
«Are you dancing with the devil tonight?» Кристиан

Хорошо поцелованные чудовища всех мастей добрыми молодцами становятся в конце любого эпоса, выбора нам рассказчиком не предоставляется, - склоняет голову, обращаясь к Джерри, и концентрируется на ее профиле. На ее озорно торчащих из-под шапки рыжих волосах, на легком и мягко сидящем пальто, на сложенных ладонях и осторожной улыбке; на всем, что можно охватить беглым, до глупости инспектирующем взглядом. Рассматривая им Джерри, будто окунутую головой в звездное небо - да-да, именно так: помпон и макушка, жадная, уже пьет молоко из вымени пролетевшей над миром кобылицы, а остальное хрупкое тулово в темной вязке одежды еще шевелится за бортами космического чана, отсеченная линией крон деревьев. Сквер с катком, погруженный в ночной сумрак, провожает их приятной, мелодичной тишиной. Виктор, буквально сунувший сторожу несколько купюр, первым выходит к машине. Он открывает переднюю дверцу, помогая присесть внутрь. Андервуд по необъяснимому велению замирает ненадолго; для того, чтобы поднять голову к небесному куполу и, сощурившись, вглядеться в темное небо ночи. Звезда. Еще одна. И еще. Чем дольше смотришь – тем больше их будто бы «загорается», тем больше белых точек «рассыпается» на абсолютно черном полотне. Здесь мало огней, мало вывесок, не включены пока фары; сквозь негустые кроны деревьев то и дело проглядывают пробившиеся сквозь городской смог звезды.   
«Running with the shadows of the night» Виктор

За окном автобуса мелькали люди в разноцветных дождевиках. Их лица не просматривались, размытые дождём, который начал затихать только на подъезде к Нью-Йорку. На душе у Джин, часы назад простившейся со стажировкой в Блэкмаунтин, было одновременно пасмурно и тепло, прямо как на улице. Ничего ещё не закончилось по-настоящему, впереди ждала выставка, которая могла стать тем самым трамплином, что так не хватало Джиневре во все предыдущие попытки поступить в университет для получения дальнейшего образования. И она надеялась, что так и будет, что её заметят, оценят и наконец-то пустят в мир искусства, на окраине которого уже долгое время обреталась, выписывая одну картину за другой. Это лето научило её многому, не только в профессиональном плане, скорее даже, не столько в нём, сколько в гораздо более сложном – в построении отношений. Новые чувства, мысли, эмоции вихрились внутри, устраивая водоворот за водоворотом, из которых рождалось вдохновение. Именно это и вело руку, когда в пальцах был зажат грифель, карандаш или кисть. Блэкмаунтин показал, что Джин больше не была отбросом общества, её не сторонились, не обзывали и не пытались сделать невидимку, демонстрируя тем самым то место, которое следовало бы занять. У неё появились новые друзья, разделяющие её интересы, болеющие той же болезнью, от которой иногда просыпаешься ночами, потому что пальцы зудят, а в голове столько идей, что никакой сон уже не удержит их. Появились наставники, связь с которыми можно поддерживать, прося совета или протекции. А ещё у неё появился Флинн. 
«time to go back» Джиневра

Они мчались по ровному асфальту шоссе, что с тем же успехом могло вести к ближайшему городу (с планом местности Энж не потрудилась ознакомиться перед поездкой), так и в никуда. Эти обманчиво идеальные черные жилы, вытканные руками первых безработных переселенцев, часто питали заплутавших путников ложными надеждами. Савелли не была из их числа, она просто верила, что справится со всем, что ей уготовила судьба. И только в момент, когда мотоцикл сбавил ход, а после и резко вкопался в придорожную пыль, отчаянно струхнула. Оторвала сцепленные казалось намертво пальцы от мужчины и отпрянула от него, как от возникшей ниоткуда гадюки. Впрочем он и сам слез с мотоцикла одним отточенным движением, словно рисуясь, будто они все еще под прицелами камер, играют выданные сценаристами роли. Анжелика покинула железного коня не так изящно, разве что не свалилась кулем, в последний момент цепляясь за хромированный бок, но выпрямилась и вскинула подбородок в той старой, ничем не выводимой привычке, встречать неприятности во всеоружии и мнимой браваде. Понимая, что она против этой вылитой из черной кожи и мускул спины фактически голая. И укрыться ей нечем. Неодолимо захотелось кричать, так, чтобы разорвались легкие, чтобы ее разнесло, как мифическую кликушу, только бы скрыться, развеяться в многих ветрах здешних песков. Незримо. 
Но один оборот и глаза в глаза.
«how deep is your love» Анжелика

Она здесь лишняя, потому что не помнит его лица, а помнит лишь голос трансляций, которые изредка, но все же смотрела – лишь для того, чтобы знать, как он звучит. Она не сможет сказать ни одного слова, если ее попросят – просто потому, что она не знала этого человека вовсе. Что у нее было от него? Половина набора хромосом, а дальше? Нос? Ямочка на подбородке? Скулы? Ей хочется верить, что в ней всегда были лишь материнские черты, но даже в детстве она понимала, что так – не бывает. А что еще? Несколько старых игрушек в доме ее матери? Два далеко спрятанных рисунка яркими карандашами, где девочка держит за руки маму и отца? Или память о тех редких моментах, когда он учил ее ехать на велосипеде или ловить мяч? Разве этого достаточно, чтобы претендовать на право говорить?
И ей остается лишь слушать. Слушать о жизни, полной достижений и побед (даже маленькой, кратковременной победы над болезнью) человека, которого она не знала и, теперь в этом может быть уверенной, никогда не узнает. Слушать о его характере, о том, как каждый из присутствующих, каждый из тех, кто осмеливался сказать прощальные слова, счастлив от того, что знал Вальтера. Ей хочется рассмеяться грубым, нервным смехом, но она плотнее сжимает губы и старается найти в толпе его жену и ребенка – лишь затем, чтобы лишь на мгновение увидеть тех, кто, теперь уже можно говорить смело, навсегда остался лучше ее и мамы в его сердце. Гораздо важнее. Настолько, что всех остальных можно было выбросить из своей жизни навсегда.
«there’s truth that lives and truth that dies» Флоренс

Did I hurt you?

Лучшая игра недели

- Мы на месте, сэр, - рапортует индус, и Майерс выходит из мечтательного морока под Депешей. Прекрасная Personal Jesus настраивает на боевой лад, даже несмотря на то, что Айдену предстоит вечер в компании не самого приятного для него человека. Он отваливает водителю щедрых чаевых за плавную поездку и взаимно желает тому хорошего вечера.
В лифте играет приятный лаундж, красивый женский голос сообщает, что Майерс доехал. Конверт с наличкой – его собственной, блять, наличкой, Дино! – греется во внутреннем кармане пальто. Листинг встречает Айдена у лифта и кивает в сторону нужных апартаментов. Уровень выше – это ремонт, по стоимости доходящий до бюджета небольшой страны, отсутствие очередей и красивая женщина, встречающая тебя с полной счастья улыбкой – разумеется, ведь сегодня ты отдашь ей как минимум сорок штук.
Листинг рассыпается в любезностях, напоминает хозяйке о том, что будет плюс один и представляет ей Майерса – Дэйва Паркера, владельца логистической компании, потому что у Корса все, блять, связано с какими-то перевозками. Айден вежливо улыбается и молчит – его спутник рассказывает всю историю жизни простого парня Дэйва, которому нужно было как-то выплатить кредит за колледж, и поэтому он пошел работать водителем погрузчика и бла-бла-бла, за него. Дальше он не слушает, пусть тот сам создаст образ мало что значащего для этой акулы бизнесмена, проходит внутрь, и сердце его бьется чуть быстрее, чем обычно – стоило только представить, какие связи предстают перед его глазами.
Айден

Быть красивой круглые сутки – это осознанный Кристинин выбор. Она прекрасно понимает, что встречают по одежке, а потому предпочитает быть обворожительной нимфой. Еще ей известно, что мужчины (с коими, в большинстве своем, она имеет дело) думают о красивых женщинах, и пусть это далеко от идей феминизма – с этим не побороться, а Кристине даже на руку, что ее считают пустоголовой красоткой. Чем дольше сходишь за дурочку, тем легче жить. А Кристина очень не любит проблемы.
Вечерняя игра обещает быть интересной. Гости, все как один, видные люди, обеспеченные бизнесмены со всех краев света, да и обеспеченные, наверняка, неправильное слово. «Баснословно богатые» уже ближе к правде. Кристина обожает эмоции и наэлектризованный над столом воздух, а сегодняшний вечер просто обязан быть наполненным адреналином. Когда она думает об этом, в желудке порхают бабочки, которых никогда не было, когда Кристина влюблялась. Что ж, природа бабочек не так уж и важна.
Чарли удаляется в кабинет, чтобы поработать, предварительно поцеловав жену в висок и пожелав ей удачи. «Удача всегда со мной», - думает Кристина, вызывая такси. Игра начнется в десять, а сейчас только семь вечера, но она привыкла приезжать заранее, чтобы проверить все в последний раз самой. В конце концов, она предлагает сервис уровня «Upper class» и нелишним будет убедиться, что он соответствует ее собственным стандартам, а они, конечно же, невыносимо высоки.

Кристина

Горькая жидкость обжигает мне горло, и я чуть откидываю голову назад, прикрывая глаза и ощущая, как постепенно мысли в голове успокаиваются, прекращая болезненную долбежку о стенки моего черепа. Руки перестают трястись, а окружающий мир медленно, но верно начинает застилать приятная дымка. Третья порция чистого виски всегда действует безотказно, но это совершенно не означает, что следует останавливаться на достигнутом. Очень вероятно, что если о моей пьянке узнают в больнице, то интернатура помашет мне платочком быстрее, чем я успею сказать "ой", но... Здесь и сейчас мне чертовски плевать на все, кроме парня, разливающего омерзительное пойло по бокалам.  Прикусив нижнюю губу, я наклоняюсь вперед, ладонями упираясь в барную стойку и поерзав на неудобно жестком стуле на высоких ножках, громко требую у бармена "повторить".
Если однажды меня спросят (а чересчур любопытные мрази найдутся обязательно), почему я выбрала карьеру врача, вероятность получения хотя бы относительно вразумительного ответа равна нулю. В хорошем настроении я небрежно дерну плечом и не слишком убедительно отшучусь на тему того, что доктор Стейнж был моим любимым комиксом; в плохом настроении - пошлю сквозь зубы.
Потому что я ненавижу свою работу. Потому что прямо сейчас я насильно вытаскиваю себя в многолюдный бар, лишь бы не рыдать дома, рвать на себе волосы и кричать о том, как сильно я все это ненавижу. Ведь рыдать на публике - это моветон, правило жизни, прочно и навсегда впечатавшееся в меня болезненным клеймом в 2009-м. Забавно, но в тот момент мне искренне казалось, что ничего хуже в моей жизни уже не будет. Литры пролитых слез, килограммы антидепрессантов и тысячи истраченных на врачей фунтов стерлингов внезапно стало детским лепетом на фоне происходящего ада в моей жизни.
Глупый максимализм и желание поиграть в доктора стремительно быстро разбились о пятнадцатилетнего мальчишку, рядом с которым нужно было просто сидеть и держать его за руку. Которому просто нужно было пообещать, что с ним все обязательно будет отлично. Которому всего пару дней назад я контрафактом протащила его любимый сникерс и который с подростковой наивностью назвал меня самым красивым доктором в мире.
Который сегодня умер у меня на глазах.
читать продолжение: «Are you dancing with the devil tonight?»

Я не самый большой специалист в отзывах и всем таком, так что заранее извиняюсь, если что скажу не так.
Первые посты в эпизодах всегда самые сложные, на мой взгляд, потому что очень трудно порой бывает выдержать баланс между подводкой к начинающим происходить событиям и, собственно, началом этих самых событий, не залив все литрами "воды", но мне нравится, как ты этот баланс сумела соблюсти. Нет лишних, не относящихся к делу философских рассуждений ради рассуждений и объема. Воспоминания позволяют приоткрыть завесу тайны о выборе персонажа, в частности, о выборе профессии врача, а так же плавно и крайне логично ведут к тому, почему о данном выборе возникают сожаления. При этом имеются крючки интриги, например, отсылки к тому, что произошло несколько лет назад, из-за чего при прочтении возникает любопытство, которое требует узнать, что такого могло случиться, почему теперь персонаж считает неподобающим плакать на людях?
Более того, персонаж вызывает сочувствие и приязнь за счет описания отношений с умершим мальчиком, что дает множество очков тебе, как автору, потому что самое главное заставить читателя сопереживать своим персонажам, понимать их мотивацию, и у тебя это чертовски хорошо получилось.
Вообще весь пост построен гармонично и плавно, не ощущается резких обрывов повествования, все закономерно вытекает из одного в другое, из-за чего после окончания прочтения возникает легкое недоумение, почему же все закончилось? И, что самое главное для меня, как для соигрока, в голове моментально начинают возникать идеи относительно ответа.
Спасибо тебе большое за этот пост :З его действительно стоило ждать!   
(с) Кристиан
Я вот почему-то не удивлён, что на этой неделе твоя мордашка появилась тут. Ты большая умница, и я уверен, что врываться - наше с тобой любимое занятие. Громко, качественно и мощнейше (с)
На самом деле я даже не знаю, что обычно пишется в таких случаях, кроме как «я горжусь тобой и тем, что ты мой партнёр», но допустим, что я хотел бы ещё и выразить благодарность тебе отдельно за то, как ты держишься и не сдаёшься несмотря на всякие неприятные мелочи. У нас с тобой большое будущее, я точно знаю, что все задумки воплотятся масштабами вау-игр, а наш тандем взорвет ещё не одну такую неделю.
С любовью и прочими штуками,
Твой ненормальный Финн       
(с) Финн
Я знаю тебя практически половину своей ролевой жизни. Наверное, за все время игры на форумах знакомство с тобой я не забуду никогда: будний день, мне было скучно на паре по ТГП, сидел с планшета на небезызвестном нам форуме, отвечал на поздравления с днем рождения, а потом ты, тогда еще новенькая девочка, написала: «а у тебя правда сегодня день рождения? Никогда ни с кем не знакомилась с его день рождения.» Вот и познакомилась. Сколько всего произошло с того сообщения? То ссорились, то дружили, то играли за мир, то оказывались в мафии, то прятались в подвалах магазинов, то строили коварные планы, то сами становились их объектами. Я знаю тебя в разных образах, с разными внешностями, в разных ролях.  Я знаю тебя по играм: от девочки под рождественской елкой, стервозины из Техаса до девушки со множеством проблем, которая сегодня на этом форуме попала в шапке, с чем я хочу тебя поздравить. Я знаю, как сильно ты любишь эту героиню, знаю как сильно вкладываешься в посты от нее, да так, чтобы все было не на волне, а на гребне вдохновения. Я хочу тебе пожелать, чтобы все задуманные и желаемые истории для Александры ожили на Манхэттене, переливались множеством красок, петляли на сюжетных поворотах, все задуманное и желаемое непременно сбудется и осуществиться: на что-то нужно время, а для чего-то кнопка delete и междометие «упс»  (ю ноу вот ай мин хд). Я знаю, что, когда ты увидишь себя в шапке, то не сразу поверишь, а посему, как ролевики давай представим, что я тебя сейчас ущепнул. Я искренне рад, что ты здесь, рядом. Могу подписаться под этими словами любым из известных тебе имен, но правильно, наверное, именно одним. 
С вином, цветами, жилеткой и поздравительной лентой...    
(с) Эд

Мария

Бенджамин

Зеро

Элеонор

Рэй

Микаэла

– Я не ожидал, что ты приедешь, – сказал он вместо приветствия, забирая мелкую с проходной, ибо данные о её присутствии уже записали. По крайней мере, здесь Флинн не соврал, потому что за прошедший месяц так и не придумал удобоваримую картину окончания обучения Джиневры, оставляя это тоже полностью ей на откуп. Пару раз воображение подкидывало в сознание лицо того скульптора, всё так же появляющегося на общих фотографиях, но об этом Хэйвуд предпочитал не думать вовсе. А сейчас ему больше всего хотелось увести мелкую из коридоров, чтобы оставить только для себя, только потом выслушав всё, что она захочет ему сказать. Хорошее или плохое. Подхватив её за предплечье, насколько позволяла ноющая сегодня нога, он протащил Джиневру до лифта и дальше по коридору до двери в самом конце, которая вела в архив оцифрованных документов, из-за бумажной волокиты уже с месяц ожидающих вывоза на уничтожение. Высокие стеллажи с кипами бумаг и стопками документов занимали почти всё пространство, оставляя свободными узкие проходы и небольшой пятачок у самой двери. Ответственный по пожарной безопасности выдрал бы себе половину волос, увидев подобную картину, однако сюда никто не заглядывал, что именно Флинну и требовалось.
«time to go back» Флинн

Мир ослеп. Разом. Хлопком битой лампочки, надломом позвоночника. И нутряной, подкожный кошмар просочился в реальность сквозь стиснутые зубы дурацкой выдержки. Я не видел сна: нет, он был, в густой мазутной темноте роились тени, кричали, били наотмашь голую кожу, трещали волокнами нерва, но не поддавались взгляду. Привычное блаженство слепца растворялось в черноте последним вздохом умирающей надежды. Ты больше никогда. Никогда ничего уже не увидишь.
  Зато остальные чувства, на острие, в твоём распоряжении - наслаждайся, калека, дыши. Тёплый металл заливает ядом влажную полость рта. Лицо трепанацией вскрыто наружу, навстречу тупой дикой боли. Ливер стонет в формалиновом бреду, но всё это - лишь увертюра, декорациями заставленный задний план истового солиста - её голоса. Её взрывающегося в трахее, набитого болью и страхом, начинённого немым криком голоса. А вокруг - скрип мебели, шелест ткани, глухой оркестр чужих тел, снующих гиенами над добычей. Вокруг - ад, фантасмагория, не знавшая Данте: иначе в средневековом кошмаре, средь крови и раскуроченных душ, просвечивалась хоть какая-то мораль. Цель для всего происходящего. Но я спал, и худшим палачом подсознание заворачивало сюжет в кольцевую нить, чёртов Уроборос заезженной плёнкой крутил человеческую возню и голоса, измельченные фаршем, по кругу.
«do not believe. do not be afraid. do not ask.» Макс

И все эти страхи оказались ничем, стоило только узнать, что внутри нее уже живет крошечное, беззащитное существо. Это знание в корне изменяет все, включая страхи. Мгновенно появляются два новых, совершенно диаметральных: одинаково страшно избавиться от этого маленького существа и забыть о нем как о плохом сне, и страшно родить и взять на себя невероятную ответственность за жизнь человека, которого ты произведешь на свет, которому ты подаришь эту проклятую, полную боли, разочарования и несправедливости жизнь, и только и можешь надеяться, что та жизнь, которую ты подаришь, будет гораздо лучше твоей.
И, когда проходят месяцы, пока ты боишься, что с этим крошечным существом случится что-то внутри тебя, кажется, что хуже быть уже не может. Но сразу после начинается настоящий Ад на земле.
Она слишком хорошо помнила те мгновения, что она провела в больничных коридорах, пока ее сын был на грани жизни и смерти, помнила и ужас всех следующих месяцев, пока ее бросало в дрожь от одной только мысли о том, что этот мужчина, который сейчас спит с ней в одной постели, приблизится к ней или к сыну.
Но все это просто мелочи в сравнении первородным ужасом, который она испытывала, стоило сыну появиться на свет.
«начни с того, на чем закончили когда-то» Мора

Задумывался ли я когда-нибудь о самоубийстве?
Этот вопрос заставляет меня невольно усмехнуться. С одной стороны, рационализм (а может и его несчастные остатки) говорят мне, что каждый в своей жизни хоть раз, но ловил себя на этой гнилой мысли и что это вполне себе нормально, но с другой стороны, осознание того, что я недавно "откинулся" с мест отдаленных, в наличие у которых мягкие стены с мерзким белым цветом, даёт некую настороженную путаницу - а точно ли такие мысли для меня нормальны?
Безусловно, я задумывался.
- Ты не забыла, с кем разговариваешь еще? - сдвинув в поддельном удивление брови, я поджимаю губы, чтобы глупая улыбка не вырвалась и не испортила весь фарс. - Корректней было бы спросить "сколько раз, психованный ты извращенец, пытался свести счеты со своей никчемной жизнью"? - Секундная пауза с пристальным взглядом на девушку превращается в глуховатый смешок, за которым следует очередная тугая затяжка. Попытка сбить мрачное русло монолога подруги в конечном итоге таки увенчалась успехом и спустя время я снова могу наблюдать дьявольские искорки в ее затуманенных глазах.
Дальше она подхватывает эту ненавязчивую волну игривости, конечным высказыванием которой просто обескураживает меня. Насовсем.
«Бог устал нас любить» Финн

Послеродовая депрессия – достаточно распространенный вид психического расстройства и встречается у двенадцати процентов рожениц. И это только те женщины, которые обратились за помощью к специалисту, тогда как у половины наблюдаются характерные признаки и неярко выраженные эпизоды постнатальной депрессии. Постоянная усталость, паника, неприязненное отношение к себе и, в первую очередь, ребёнку, нарушения сна и аппетита – всё это симптомы серьёзного заболевания, которое является следствием пережитой стрессовой ситуации. Вопреки бытующему мнению, психологическое состояние молодой матери далеко от идеального, и в этот период происходит обострение имеющихся расстройств. Неумение, а подчас и невозможность самостоятельно справиться с возникшей проблемой приводит к усугублению чувства вины у женщины, которая вынуждена скрывать своё состояние от родных, чтобы не вызвать осуждение с их стороны. «Я должна быть счастлива, а раз это не так, значит, я плохая мать», - подобные мысли озвучивает большинство пациенток с диагнозом «постнатальная депрессия», и Наташа предполагала, что старшая дочь Климовых попала в ту же ловушку. Поведение Анны и её реакция на ребёнка буквально кричали об этом. Будучи гинекологом со стажем, Власова не переставала поражаться тому, как стереотипы общественного сознания влияют на жизнь отдельного человека.
«Дурная кровь» Георгий/Анна

-  Вы мне льстите, и, как все мужчины, я восприимчив к лести. - Он переведет взгляд на стоящую на ступенях лестницу женщину, наконец-то определившись с тем, какая из догадок, в которых он едва не был потерян, может оказаться вернее всех тех, что он уже успел выдумать. – Я полагаю, миссис де Монфор? Верно? – Что-то внутри при этом сожмется, сдавит рукой в латной перчатке, лишит возможности вдохнуть и его беспристрастное лицо всего лишь на мгновение станет другим, левый уголок губы дернется вверх, но затем вернется в исходное состояние, застывая в привычном ему положении. 
Ее черты словно прорисованы четко и точно переданы вдохновенной рукой самого Микеланджело. Не отвечающие ни одним известным канонам, таившее в себе что-то потустороннее, вроде величественного профиля самой Баст. Ее чеканные губы, пронзительные глаза, полные дикого огня, в котором жгут фосфор или сурьму, – всё это словно было выгравировано на прохладной, казалось бы, под пальцами на ощупь напомнившей мрамор, коже.  С осанкой самой королевы, она своим появлением в комнате игриво и легко могла свободно завладеть всеобщим вниманием. И из-за этой ауры, никак не удавалось определить ее точный возраст, был ли он близок возрасту самого Голда или она была младше него, было ли ей двадцать или…нет, она точно не была старше самого Алистера.
«возьми меня просто с собой» Алистер

till i see you again

Лучшая игра недели

- Этого нельзя сделать, - как можно забыть все? Тем более ее? Это невозможно! Не хватает всего пламени земли, чтобы испепелить образ Марии из его сердца. А у нее... неужели у нее получилось забыть все? Не осталось ничего хорошего о их прошлом? Она все забыла? Заставила себя забыть? Он постарался, чтобы это произошло так. Одним ударом ножа, обрубив все связи с их прошлым, когда запрятали ее в темный подвал и не хотел слушать правду. Воспоминания нависли над ним, будто это произошло сильное вчера. - Можно сжечь здесь все, но это не поможет, - он это знал наверняка. Пусть в этой квартире Бен находился очень редко, но в мастерской его по-прежнему проследовали мысли о ней. Там не было вещей Марии. Она лишь раз приехала туда и не успела оставить свой след. Но куда бы он не оглядывался, ему всюду мерещится она. Как и на улице, когда больше нет сил сидеть в четырех стенах. Бен вырывается на волю и в каждой блондинке он видеть свою Марию. В надежде, что она сейчас обернется и на самом деле будет его Марией. Бессмысленно. Глупо. Ей нечего делать в этом богом забытом районе. Ей незачем возвращаться к нему. Она едва спаслась. Вырвалась из лап чудовища и обрела свободу. Свободу, черт возьми! Так почему от этого ничуточку не лучше? - Ты можешь забрать свои вещи, если они тебе нужны, но не забирай их для того, чтобы выбросить или сжечь, - Бен сделал поривистый вдох, чтобы прийти в себя и собрать мысли в кучу. Если Мария так сделает, будет еще хуже. Он будет приходить в пустой дом и все равно для него она будет здесь.
Бенджамин

- Мне пора. Отпусти меня, - прозвучало хрипло и неуверенно. Она шептала прямо в губы монстру в перерывах между его отчаянными поцелуями.  Вместо того, чтобы собрать в легкие живительного кислорода и приостановить бешеное головокружения она бессвязно молила непонятно о чем… Ей ничего не нужно.. ему ничего не нужно, а руки обвивались вокруг шеи. Пальцы путались в мятом вороте рубашки. Ползли вверх по затылку Бена. Цепляясь за отросшие волосы. Арчер давно не стригся и не встречался с бритвой. Колкая щетина царапала щеки и губы. Лицо горело. Воздуха не хватало. Проклятый лабораторный костюм из топика и шорт не смягчал ощущений. Громадная ладонь впилась в поясницу. Прожгла дыру в коже, ударяя волной вглубь тела и это было почти больно. Мария задрожала. Она отвыкла чувствовать кого- то каждой клеточкой своего тела. Делить на двоих одно дыхание и прибывать в состоянии парализации от одного лишь поцелую. Рассудок во всю махал красными флажками и запускал сигнальные ракеты. Предрекал скорое крушение… Поцелуй шел вразрез с последними словами монстра. Был стремительным и слишком неожиданным. Сколько он продлиться? Минуту? Две? Пять? Девушка знала наверняка, что ничем хорошим для нее это не закончится. Сейчас Бенджамин опомнится. Вспомнит, что рядом дефективное подобие женщины и будет больно… Ей опять будет больно от чувства униженности и неполноценности… Мария ненавидела себя за слабость, но оттолкнуть монстра не могла… не смела… Дьявол! Она не представляла, как сильно скучала по его запаху и его объятиям!
Мария

Хвалёный нью-йоркский трафик сдох, не добравшись до второго круга ада - так что все законсервированные на 9ой авеню граждане обломались ещё и с возможностью погреться.
    Для тех же, кто стоически выносил тяготы дорожного паралича и не пытался вставить свой клаксон в коровье мычание прочих, погода приготовила особый сюрприз. Влажная февральская гнусь. Мокрое и холодное нечто, брошенное с небес в морду приговоренных к автостоянию машин, прекрасно дополнило бы картину Мунка, но сейчас дополняло только порчу. Порчу всех планов мистера Нокса добраться к торговому центру вовремя, а заодно и спасти звание сверхпунктуального джентльмена, верного часам что твой Кэролловский кролик. И сколько бы не швырял он сюрикены своих взглядов по зеркалам, сколько не постукивал пальцами по оплетке руля, матерясь полушёпотом на итальянском, английском и идише - как впереди стоящая "Хонда" врастала в асфальт, так она и продолжала это делать за сотню метров до заветных стеклянных врат. Что совсем обидно - в крайнем левом ряду. Шах и мат, господин гроссмейстер.
   Но очередная безумная мысль уже почёсывает коготком лысину с обратной стороны и лишь хлещущее по дворникам мракобесие удерживает нетерпеливого водителя от порыва. Ричард задумчиво ведет языком по нижней губе и прижигает хмурым взором циферблат наручных часов. Часы не слушаются запретных заклятий и не останавливаются.
читать продолжение: «Alicia's Secret»

Привет, мой дорогой дружище.
Знаешь, я ни секунды не сомневалась в том, что очень скоро именно ты будешь украшать таблицу с лучшим постом недели. И вот, мне посчастливилось писать тебе отзыв. Это так странно, ведь мы знакомы совсем недавно, но временами мне кажется, что уже очень и очень давно - никогда раньше так быстро у меня не устанавливалось полное взаимопонимание с игроком. Я помню, когда увидела тебя в первый раз. Я подумала о том, что ты такой классный парень, с нереально крутыми, литературными постами, и этот крутой игрок уж точно никогда не захочет играть со мной, ведь до его уровня нужно еще расти и расти, ему нужно соответствовать, и именно перед ним ну очень не хочется облажаться. В итоге - мы играем, придумываем нереально крутые сюжеты, горим классными идеями и пишем клевые посты. Написанные тобой посты - цепляют, заставляют вчитываться в каждую строчку, снова перечитывать и каждый раз находить что-то новое и интересное. Неожиданные сравнения, яркие обороты, интересное раскритие персонажа. Твой персонаж - многогранный, интересный, живой, такое чувство, что вот-вот сойдет со страниц форума и будет бесить меня своей напыщенностью и высокомерием, задница ты эдакая  :D
Но сейчас я хочу говорить о тебе не только как о безумно талантливом игроке, ведь для всех это совершенно очевидный факт, не поддающийся дискуссиям и обсуждению. Сейчас я хочу сказать, что ты очень крутой человек. Который будет часами продумывать со мной моего нового персонажа, ржать над неудачными гифками с Тамблера и с полуслова понимать мои не всегда удачные шуточки. Ты один, ты особенный, ты неповторим, и прекрасен в каждом своем проявлении. Я очень рада, что ты к нам вернулся. Ты не знал об этом, но я очень ждала твоего появления здесь. Ты даже не представляешь насколько. И во второй раз я тебя уже не упущу!
   
(с) Алисия

Алан

Йохан

Алисия

Нил

Рауль

Филипп

От размышлений его отвлекло деликатное покашливание над ухом. Открыв глаза, Дитмар поднял взгляд на склонившегося над ним капитана судна. "Легок на помине." Удивленно приподняв бровь, Штайнмайер взирал на Форда, оценив легкую неформальность его внешнего вида и отсутствие столь приглянувшегося ему кителя. Кажется, одень Форда в рубище, он все равно останется привлекательным и притягательным, к тому же ему чрезвычайно идет это официально-деловитое выражение лица. Профи в своем деле, ас...
Дитмар улыбается, его взгляд невольно приковывает к себе покачивающийся кончик галстука. Он будто и не слушает вовсе, о чем говорит ему капитан, только с мальчишеским озорством выглядывает в салон, убеждаясь, что телохранитель крепко спит, отвернувшись к иллюминатору, а стюарды скрылись в своем закутке и не отсвечивают. И лишь убедившись, что лишних ушей и глаз нет, он протягивает руку и касается ладонью, груди Форда, скользит ею верх, пока не наталкивается на зажим для галстука. Пальцы его смыкаются вокруг шелкового "языка", мягко тянут вниз. Сам же Штайнмайер выпрямляется в кресле, заглядывая Кристиану в глаза. Потяни он за галстук еще немного и можно будет урвать поцелуй. В конце концов это не опаснее, чем быть застигнутыми уборщицей в кладовке со швабрами. 
«большой охотник до маленьких забав» Энн - Дитмар

И он забрал его у всего мира...
Пусть всего несколько минут длящаяся близость, которая походила на столкновение двух сверхновых - закончилась, но после этого обесточивающего конца наступило новое начало. Все слова несшие негативный подтекст сменились антонимами, и теперь банальное "нельзя", раскрылось порочным терновником и поросло ярко красными цветами с еле различимыми словами: запреты сняты. То, что Эрик ставил на вершину своего морального достояния, пошатнулось от одной лишь правильно обыгранной интонации. То, что виделось ему принципиально недопустимым, разбилось вдребезги и теперь взгляд устремленный на смятые простыни и еле подающее признаки жизни тело, сменился на чистой воды обожание. Как художнику, Эрику вполне достаточно было чувствовать и испытывать эмоции на расстоянии вытянутой руки. Любовь к самому бесценному шедевру растет сильнее, когда его доступность граничит с сладострастным помешательством, а то и мазохистским отторжением. Чем в общем-то и был сейчас внутренне терзаем Эрик. 
«Нарисуй мне лето цвета твоих глаз» Эрик

Его взгляд наполнен нерастраченной нежностью, в нервно взбитых волосах признание, в расширенных зрачках много больше, чем было когда-либо сказано.
Он соскучился, хватит, сколько можно отрицать очевидное, рука сама тянется к айфону, пока губы вторят движению ее губ, но замирает на полдороги.
Маргарет улыбается экрану своего телефона, при приближении картинки она смазывается - черт бы побрал эти дерьмовые камеры, не справляющиеся с работой в сумрачном свете. Одно ясно - она читает сообщения. Которых он ей не посылал. Это ревность, собственничество, беспочвенное, пусть и зиждущее на бумагах, которые Дамиан не желает расторгать. Настроение радикально меняется, особенно, когда она раз за разом сбрасывает его звонок (что он собрался ей говорить?) и обращается к набору ответа на сообщение кому-то очень важному, кто вызывает у нее улыбку, тогда как сам Дамиан в их последний разговор - болезненную гримасу. Действительно хватит.
«there`s smoke, there`s fire» Дамиан

Рауль рассказывает про пианино наверху, про здешние правила, и под конец признаётся, что это он играл. Холлоуэй молча смотрит на него, показывая, что слушает, и судорожно пытается припомнить мелодию. Он слышал её конечно, но она выветрилась из головы, осталось только впечатление, что пианист размышлял о чём-то своём во время игры. Хэнку не привыкать к этому ощущению, он помнит ленивые пассажи матери по вечерам за инструментом. Это какое-то настолько далёкое детство, что кажется, в другой его жизни имело место быть.
Ранье говорит про синтезатор, и Хэнк приподнимает брови, осознавая, что с ним делятся уже личной информацией. Внутри теплеет, и то приятное чувство уютного единения возвращается.
- Твой кофе за счет заведения. В прошлый раз ты заплатил как за двоих. - Не позволяя прокомментировать своё внезапное откровение, Рауль сам перекрывает тему другой. И смотрит почти воинственно.
«Маленькая Франция» Хэнк

За тот короткий миг, пока дистанция между нами сокращается до минимума, я успеваю подумать о том, что так и не научилась выбирать себе мужчин. И почему-то именно эту мысль было решено прервать поцелуем, в многом отличающимся оттого, что случился в квартире моего бывшего и по моей прихоти. Все, что понимаю, так это то, что я похожа на нашкодившего котенка, которого поймав за шкирку возвращают в коробку, из которой он попытался удрать. Закованная словно в латы в чужое пальто, считай повиснув на чужих руках, целуюсь с парнем, которого от силы знаю всего два часа. Молодец, Летти, идешь на новый рекорд!
Я как заброшенный в сливочное разогретое масло кусочек молочного шоколада, медленно таю и теряю контроль над ситуацией и собственным телом, чувствую, что колени медленно подгибаются и я вот-вот приземлюсь на них благодаря стараниям Дэвиса с его внезапным поцелуем. Кстати говоря, он так же внезапно обрывается, а я так и продолжаю стоять все на том же месте, где меня оставили, чуть прикрыв свои чертовски привлекательные голубые глаза, в попытке выйти из-под чужого гипноза или обаяния, или что это вообще, черт возьми, было? Оживаю через мгновение, воровато оглядываясь по сторонам, прежде чем сесть в машину и пристегнуться. Руки слега потряхивает и ремень не желает мне так сразу подчиниться. Сплошной сволочизм.

«Женская сучность и как с ней бороться. Метод Кайла.» Летиция

Как окончательно разрушить собственную жизнь? Рецепт до циничности прост.
Начни жить заново. Забудь о кошмарных воспоминаниях недалекого прошлого, сожми пекрепче челюсти и поверь, наконец, в то, что ты сможешь продолжить бороться. Научись заново улыбаться - не малоправдоподобно растягивать губы в извращенной улыбке, а по-настоящему улыбаться. Со временем, пусть и не сразу, начни вполне искренне смеяться над самыми забавными шутками новых друзей из тех, кого ты самонадеянно повышаешь из статуса "случайных знакомых" и "просто девочка с моего курса". Веди социальную жизнь. Посещай ненавистные вечеринки, переступив порог которых поначалу ты заходишься в плохо контролируемой панике, вызванной шквалом обрушившихся на тебя воспоминаний. Заведи парня - сначала, желательно, какого-нибудь проблемного, чтобы не чувствовать себя на его фоне как-то слишком жалко. Начни ходить на свидания, окончательно отказываясь от банального секса one night stand, перейди к чему-то более фундаментальному. В итоге, наконец, ты обязательно найдешь хорошего парня, которому искренне захочешь улыбаться в ответ. Чью руку ты будешь сжимать в знак поддержки совершенно не потому, что так прописано в общепринятых нормах и правилах, а потому что ты сама этого хочешь.

«You know, you could live a thousand lifetimes and not deserve him» Александра

Неизбежное зло

Лучшая игра недели

- А насчет присоединиться - с удовольствием, - предложение поужинать вместе Алан встретил на ура. Не только потому, что оно поступило от Йохана, но и потому что он успел сильно проголодаться, а дома будет не скоро. Слона бы съел, если б не любил животных, - подумал про себя, усмехнувшись.
Зажав в руках документы, парень последовал за Йоханом, думая о своём и совершенно не пытаясь задерживать взгляд на его теле, и не пытаясь спустить взгляд ниже. Господи, ну что ты, в самом деле. Залепив себе внутреннюю пощёчину, Нэш мыслями переключился на еду и что по возвращении домой, уляжется в свою уютную, хоть и небольшую, кровать. К счастью, завтра у него был выходной - это радовало ещё больше. Кра-со-та. На данный момент, жизнь Алана определённо удалась.
Радостные мысли помогли отвлечься от куда более посторонних и совершенно не уместных.
Алан

Но в любом случае мужчина рад, что они встретились и теперь проведут как минимум час на одной территории. Пока поднимаются на лифте и заходят в квартиру, Йохан мысленно прокручивает некоторые идеи, которые вполне неплохо подошли бы для сегодняшнего вечера. Готовка и ужин - как часть романтической обстановки, хотя свечи точно не стоит доставать, дабы не давать лишних намеков. Вермейрен ставит пакеты на кухонный стол, начиная разбирать продукты - что-то убирая в холодильник, а что-то оставляя, чтобы распечатать или вымыть в раковине для подготовки к будущим блюдам. Он давно не устраивал такие вот ужины, потому немного побаивается сделать что-то не то и спугнуть Алана. А этого допустить никак нельзя. У Йохана на парня сегодня есть кое-какие планы. Ну, конечно, если тот из-за своей стеснительности не решит придумать отговорку и сбежать сразу после ужина.
Йохан

-Все выглядит так, будто el stronzo psicopatico сам ее нам доставил. Анхель будет рад сдирать с этого bastardo шкуру. Миллиметр за миллиметром, - тяжёлый тон расплавленной пудовой гирей стекает по стенкам песочных часов томительного ожидания. - Старый дурак ДеМарко, конечно, подумает, что это все ради него и cosas di familia. - Скрипучий залом смеха, цепляет воздух, как крючок врезается в тонкую губу пойманной рыбины. - Кому придет в голову рисковать шкурой, чтобы подставить жалкого прихлебателя, когда можно достать фигуру поважнее, верно? - стараясь держать тон поддакивает, несомненно не меньший прихлебатель. Уж ему хорошо известна доля собратьев, даже пусть из лагеря врага. На этой ненадёжной и шаткой должности первой руки вечно висишь, как висельник на картах доньи Ларетты.
Вспоминая ее, мужчина ежится. Это видно даже сквозь прикрытые ресницы. Как же хочется одеяла. Можно даже жалкую собачью накидку, пропавшую плесенью и кишащую блохами… только бы согреться. Ей так холодно и страшно… голодные клешни страха цепко тянут за отвороты ещё не вспученной ухабам ненависти души, рвут острым зубьями услышанного. Она здесь даже не из-за отца. Ей семь. Слишком мало, чтобы понять причины и сделать правильные выводы. Слишком много, чтобы знать точно: при ней говорят открыто. Верный признак того, что отца она больше не увидит. Жалко. Через три недели день рождения. Папа обещал поехать в собор Святой Мадонны и купить ей кулон с камеей… Такой был у мамы. Отец не любит про нее вспоминать. Леа думала, что раскопает эту тайну, когда вырастет, но теперь пухлый конверт прошлого так и останется запечатан. Жаль…
читать продолжение: «crush»

Иногда случившееся просто не умещается в тесные гробницы "лучшее", "сильное", "пост", иногда оно - событие, пережитое, вскрывшее глотку не то восторгом, не то болезненным стоном, не то всем сразу. Это давно стокгольм: перетягивать вены твоими постами, чтобы слушать, как гулко пробивает удавку пульс; это давно Вьетнам: жечь дотла города и мысли, чтобы пеплом присыпать те самые, вырезанные опасной бритвой из бумаги, крылья. И как вжать в рамки текста захлёбывающийся каждой строчкой рассудок, как выкрасить буквы в живые багряные соки, стекающие по нутру всякий раз, когда ты играешься с ножом своих стилей. Эта наша игра давно выпорхнула из силков просто игры, это настоящий синдром, клинический случай одного на двоих штамма. И разве мне рассказывать о том, что всё твоих рук дело? Как Мавр, так и Леа, сцеженные с твоих вен живьём, сгустками черноты и меди, тут же втравились в изнанку прижженными клеймами, стали криком в пустоту междустрочных интервалов. Так что теперь ничто не удержит их от триумфа освобождения целого полчища демонов, ничто не свяжет, не собьёт в терновый кокон прелюдий. Истовая, больная страсть до обратной стороны патологий и разбитый замок у вольеров чудовищ, о которых боялись упоминать в страшных сказках, сделают своё дело, а значит, пусть кричат, беснуются и прокалывают сетчатку вспышками дико-красных клякс, пусть спадают гроздьями перезревших, подгнивших плодов в глубины порока и правды без ретуши, грима и жалких пародий на человечность. Слышишь? Я кричу тебе благодарность, вшивая в нелепую вязь этих символов и пробелов что-то надсаженное, распятое и сакрально живое - то, что ты давно уже прихватила ладонью, препарируя грудину мою живьём, то, что ты держишь так крепко, что хочется задыхаться и выть, но выходит только толчок пульса, гортанный хрип и горсть перебитых эмоций, расчлененных на пустые, никчёмные слова. И всё же ты почувствуешь - я точно знаю, осязательно пройдёшься по обнаженным нервным окончаниям и по ярости электрических импульсов поймёшь: насколько оно всё, насколько...   
(с) Макс

Энн - Дитмар

Кристиан

Флоренс

Летиция

Рауль

Хэнк

Скажи мне, в какой момент мы оступаемся?..
Словно в замедленной съемке я наблюдаю за тем, как он тяжело оседает на пуф, и недавно отличающиеся многогранностью мысли заменяет всего одна: это конец. Постарайся взять себя в руки и не расплакаться прямо сейчас. Ты должна уйти - с гордо задранным подбородном и до боли прикушенной нижней губой, но он не заметит твои слезы. В конце концов, он тебе ничем не обязан, и ты должна уважать его чувства.
Вру. Еще я думаю о том, как сильно мне хочется сдохнуть. Раствориться в пространстве и вычеркнуть из своей жизни последние десять лет. Забыть, как слишком приятный сон, которого ты все равно не заслуживаешь.
«pretend to be mine» Микаэла

Я находился в процессе написания нового альбома, и слова по-немногу начинали вставать на свои места, короткими гуашевыми штрихами складываясь в картину суетливого, холодного Манхэттена, расчерченного авеню под окнами чувственно-тонких бизнес-центров, окаймлённого линиями оживлённых автострад, по которым как по артериям летели спортивные автомобили, грохочущего по железным мостам тяжёлыми, гудящими поездами, сотрясающими до стонов и плача дома Гарлема. Я писал отдушину для бедных о наркотиках, о СПИДЕ, о власти, о кровавых деньгах, пока Брайан Норрис вёл чёрный мерседес, перестраивающийся из ряда в ряд, а неподалёку от меня охлаждалось шампанское "Кристал" за полторы тысячи баксов.
«a matter of trust» Ноа

Секс — как религия, как образ жизни. Секс — как товар: он продается, покупается, подчиняется закону рынка: спрос рождает предложение. Он на больших экранах, в листовках и на билбордах, в словах и во взглядах, он на театральной сцене и за ее кулисами. Он везде: в воздухе, в гравитации, в школьных правилах, где — то в самом центре Земли, раскачивает планету вокруг своей оси, меняя времена года и тенденции  - без грамма стеснений и смущений. 
Её глаза встревожены, зрачки расширены. В ушах девочки стучит кровь, вторя биту, рвущемуся из колонок ночного клуба. На Саше дорогое платье с биркой известного дизайнера, едва достающее до середины бедра, туфли на высоком тонком каблуке, добавляющее девочке и роста, и возраста — здесь её не воспринимали вызывающе, отсутствие приличной одежды — секрет успешного знакомства. 
«whisper in my ear» Саша

Верхние ноты – уют, домашнее тепло, ноты сердца – что-то сладкое печеное, будто только-только достали из духовки, а шлейфом остается ее свежий парфюм, что дорожкой выложился вслед за хозяйкой квартиры, бросившей на меня многозначительный взгляд, когда та скрылась в одном из дверных проемов. Ненадолго остаюсь наедине и все еще сомневаюсь, неуверенно снимая второй ботинок. Ну что, Дэвис, - мысленно обращаюсь к своему отражению в зеркале, - быстро твоя новая жизнь с чистого листа начала заполняться новыми эмоциями. Только готов ли я? Поразительная штука судьба. Я о том, что при всем своем желании построить максимально спокойные и легкие отношения, фундаментом в которых заложу доверие и взаимоуважение, мне встречается не простая, темпераментная, но чертовски красивая брюнетка, с которой за четыре часа знакомства я успел испытать столько эмоций, сколько не испытывал за десять лет вязких отношений с Льюис.
«Женская сучность и как с ней бороться. Метод Кайла.» Кайл

Трудно задеть того, кто не ждет ничего. И самая малость становится подарком. Не было той другой встречи, заботливо подсунутой воображением, но был Нью-Йорк, отель, повзрослевший, вернее заматеревший, Рэй и она - совсем уже не девчонка. Тишина отгороженного от шума и гвалта вечерних улиц замкнутого пространства. Запотевшая бутылка шампанского на столе. И обезличенная гостиничная обстановка безмолвным свидетелем.
Забавно насколько различным все выглядит через призму возраста и не самого радужного жизненного опыта. То, что раньше казалось простым и понятным, как детский рисунок мелом на асфальте, обретает бесконечное число новых граней, нюансов, оттенков и полутонов. Обретает глубину. Смотреть и изучать которые можно бесконечно. И тот же Рэй, родной по крови, по факту практически чужой человек, больше не кажется высоким темным незнакомцем с пометкой "брат", старательно выведенной нетвердой еще рукой, а просто зрелым мужчиной с багажом собственного прошлого за плечами. Совершенно неизвестного содержания.
«На рогах Дьявола нимб держится крепче» Рэйчел

Сейчас ему кажется странным, что они до сих пор не обменялись номерами, но… Хэнк мог приходить в «Маленькую Францию» ради кофе; Хэнк мог быть натуралом, который только немного начал ощущать симпатию к мужчине, и теперь не понимает, что с этим делать. Хэнк мог догадаться об ограблении и теперь изучать его. Все эти мысли уместны были до «прогулки», но теперь, особенно после неожиданно купленного вина и этого поцелуя в щеку, который был лучше, чем даже некоторый секс в жизни Рауля, он уже так не думал.
Записав номер телефона и проверив его, чтобы все было правильно, Рауль предлагает Хэнку заходить в кафе еще, просто так, когда у него будет настроение и время, или во время патрулирования, если он вдруг окажется рядом. На прощание он желает ему больше не попадать ни в какие перестрелки – это та тема, которая немного пугает Рауля. Трудно думать о том, что человек, с которым ты разговариваешь, ежедневно на работе рискует своей жизнью. Что завтра или послезавтра его могут ранить или убить, а ты, сидя в своем кафе, ничего об этом даже не узнаешь; или еще хуже – узнаешь из новостей.
«Маленькая Франция» Рауль

like ships without anchors

Лучшая игра недели

Десять. Вдох. Мама Франчески всегда была удивительно спокойной и, замечая буйный нрав дочери, появившийся ближе к подростковому возрасту, и всегда учила считать с десяти до одного прежде, чем отвечать, если ты  начинаешь закипать.
Девять. Выдох. Женщина поворачивается к капитану и натягивает на лицо свою самую очаровательную улыбку, словно ей действительно интересно, что же ей ещё может сказать этот человек.
Восемь. Вдох. Первое же слово заставляет ее на мгновение подумать, что она слишком далеко от кнопки пожарной тревоги, которая могла бы избавить ее от излишней патетики.
Семь. Выдох.
-...не стоит держать гнев в себе...
Шесть. Вдох.
-...с радостью выслушаю Ваши претензии прямо сейчас...
Пять. Выдох.
Флоренс/Франческа

Франческа все же удерживается от еще одного удара, хоть Кристиан и видит, как нетерпеливо подрагивают изящные, на удивление сильные руки, — плюс. Или все же минус? Ему непросто сделать вывод моментально, но проще простого самодовольно ухмыльнуться, по-хищному оголяя белоснежные зубы, хоть лицо тут же начинает ныть от любого движения мимических мышц. Его взгляд — взгляд человека, даже не пытающегося учиться на сделанных ошибках. Его взгляд — взгляд человека, бросающего вызов, подначивающего закончить начатое, сделать то, что так хочется. Он ухмыляется, и искривленные несколько набок губы лишь кривятся еще сильнее, когда мисс Ноэр разворачивается и уходит прочь; аккуратно касается начинающей опухать скулы, приминает подушечками пальцем ноющую кожу, пытаясь на ощупь определить границы ушиба.
Нет, Франческа Ноэр все же незаурядная личность. Даже близко нет.

Кристиан

[ГОСТЕВАЯ КНИГА] [ХОЧУ НА МАНХЭТТЕН]

[Сюжет] [Занятые внешности]  [Нужные персонажи]

Я ей солгал. Впрочем, узнай она об этом, вряд ли бы удивилась, как по мне, даже бы бровью не повела. Сомневаюсь, что, между нами, вообще возможен тот уровень доверия друг к другу, когда мы начнем говорить правду, не приукрашая ее и не меняя составляющие таким образом, чтобы иметь с этого выгоду для себя. Наши миры, в точке пересечения и без того был сложными в деталях, не хотелось усложнять все еще больше.  Отгородившись от остальной квартиры дверью кабинета, я зачем-то повернул в дверном замке ключ. Постоял рядом с дверью как истукан минуту и повернул ключ в обратном направлении, мысленно убедив себя, что если вдруг услышу попытки моей нынешней соседки сбежать из квартиры, то запертая дверь кабинета, все только усложнит. А усложнять, как я уже сказал, мне не хотелось.
Главное не делай глупостей, Ник. – Напомнил я себе, медленным шагом человека, погруженного в собственные мысли, направляясь к рабочему креслу. Вытянув руку и прихватив поудобнее компьютерную мышь, я щелкнул той, выводя свой компьютер из спящего режима. С рабочего монитора мне улыбались Корделия и я, собственной персоной. Снимок был выбран наобум, один из тех трех десятков, сделанных фотографами во время празднования Рождества в моей фирме, за нами размытым фоном можно было угадать по количеству рассыпавшихся гирлянд пушистую зеленую ель. Это снимок был сделан в декабре, а уже в конце января, Ди заявила мне, что нам нужно сделать перерыв в отношениях и собрав свои вещи, вернулась к себе на квартиру. В тот момент все происходящее казалось  пробным периодом совместного проживания, ее вещей было в квартире не так много, все свои пожитки она уместила в два чемодана на колесиках. Не имея привычки стоять на пути и убеждать кого-то в том, что я все исправлю и все будет иначе, чем было, я просто перешел из гостиной в кухню и как следует напился тем, что было в холодильнике. Она не звонила и не слала электронных писем, я тоже не строил грандиозных планов касательно того, как вернуть любовь всей моей жизни, мы оба завели себе краткосрочные романы, пытаясь понять где именно наши отношения дали трещину, я даже заводил несколько таких романов, а потом случилось то, что видимо мне было предназначено самой судьбой – я повинуясь требованиям внутреннего голоса, перевозбудившись от действий своей секретарши, решил отправиться на торжество семьи Уоткинсов, где нетривиальным для себя образом, познакомился с Шэрон.

читать продолжение: «outright lie»

Внезапный момент. Упс. И вот я с температурой пишу эти строки в качестве поздравления. Уже сколько раз я говорила тебе о том, насколько я люблю нашу игру, и как же сильно я скучала по твоим постам. В которые хочется вчитываться в каждое слово. Улыбаться. Представляя и рисуя в голове картинку происходящего. Ты - мое вдохновение. И его всегда будет мало. Любить, кормить постами обязательно)) Томительные выходные без них, и ожидания, когда голова наконец-то прояснится после выходных и простуды, и я снова побегу тебе писать пост не важно какое время суток будет. Люблю, тебя, мой дорогой человечек. Вдохновения тебе и даже не думай угасать! Поздравляю с постом недели!
   
(с) Шэрон

Бенджамин

Мария

Алистер

Фрэнки

Кристиан

Рэйчел

Строчки ломаются, проглатываются через одну. Они уходят в ветром.
Люди уходят с ветром. Люди приносят вьюгу и тянут назад. Люди шепчут заговоры на чужие следы, моросящий апрельский дождь. Побережье отвечает им тишиной.
Хрустальный пузырь звенит дождем.
Строчки ломаются, их осколки уносит вместе с криком чаек.
Холодно. Рита Мэй не может согреться, уже не умеет. Пальцы стынут, замирают в неестественной кривизне. Она ломает фаланги, заставляет их двигаться, но пропускает лишь пару ударов сердца. Не хватает воздуха, морской бриз - не помогает. Рита хватает воздух, будто полудохлая рыба, и лишь тогда осознает себя живой.
Вот что случается со сломанными фарфоровыми куклами.
«homecoming» Рита Мэй

Если бы Рауль был здесь один, без Хэнка, он наверняка переждал бы где-нибудь, чтобы эти люди прошли. Да, это было немного стыдно и трусливо, нормальный мужчина в тридцать вести себя так не должен, к тому же, он подозревал, что этой четверке «знакомых» лет меньше, чем ему, но что поделать – он их побаивался. Драться Рауль так и не научился, с юности запомнив, что ему как музыканту нужно беречь руки, а это именно то, что травмировать проще всего. Неудачный удар, неудачный блок, неудачное падение: масса способов получить перелом, а переломов Рауль боялся куда больше, чем компаний из четырех человек.
Но сейчас он не был один. И не хотел показывать свой страх перед Хэнком. Тот, похоже, и так заметил, что что-то не в порядке, но Рауль чуть улыбнулся ему, показывая, что все под контролем. Наверняка ведь никто не тронет их, потому что они вдвоем, а Хэнк, к тому же, офицер полиции.
«Пульс» Рауль

И вот ее счастье растет в Сашеньке, Коленьке и Мишеньке. Мальчишки были просто чудесными. Саша так вообще хулиган. Но так привязан к родителям, что бабушки и дедушки порой не могли его уговорить остаться. А он ждал отца и мать, собрав все свои игрушки. Анечка повернулась к сыну, а казалось, что не получится ничего. Но Андрей и Анна смогли пройти это.
И вот они ждут приезда старшей дочери с зятем и сынишкой. На кухне вовсю готовились любимые блюда детей. Нина хлопотала над кашей для близнецов. Насте стало трудно кормить их грудью. Мальчикам почти год. Кушают много. И Настя просто высыхала на глазах. Не успевала есть, отдыхать. И решили оставить только перед сном кормление. Коля и Миша были не против. Сразу столько вкусного попробовали. Услышав, что к дому подъехала машина, Нина выглянула в окно. 
«И только смерть разлучит нас.» Нина

За месяцы, проведенные в новом для нее городе, Флоренс так и не удосужилась завести друзей или хоть сколько-нибудь близких знакомых, которые, на ее взгляд, могли бы загореться желанием навещать женщину в больнице, а потому она уже планировала, как заниматься проектом даже при рекомендациях полного покоя, чтобы окончательно не свихнуться в компании тошноты и потолка.
За тот час, пока она пялилась в проклятый потолок, Флоренс уже чувствовала, как ее мыслительные процессы только замедляются, а это значит к окончанию постельного режима она, вероятнее всего, деградирует в какого-нибудь филолога. Или, не дай теория большого взрыва, юриста.
«time is a constant variable in the equation of life» Флоренс

У него не было практически никаких сожалений о том, что он покидал свое родное отделение, свою команду подчиненных, капитана Картера и верного напарника, подхватившего его сержантскую эстафету, ну, кроме разве только любовного поглаживания приборной панели в салоне своего шевроле, которое, впрочем, пришлось скомкать и замаскировать под смахивание пыли, как только над душой полисмена выросла густая тень теперь уже настоящего сержанта Мерфи. Они пожали друг другу руки, мужественно сдерживая скупую, и обещали не теряться. Обещание, кстати, сдержали - через пару часов после окончания смены бухали в местной рыгаловке и вспоминали былые подвиги. И, судя по тому, как хорошо дело пошло, накопившихся воспоминаний им хватило бы еще на пару десятков лет вперед, а там уже и новые бы подкатили, за этим вопрос вообще никогда не стоял.
«Давно не виделись... Ты так похужал и возмудел» Дэймон

- Привет. Не ожидала тебя так скоро увидеть.
- Не рада? – спросил мужчина, опускаясь в кресло. В ответ его легонько стукнули по плечу расчёской.
- Я люблю сюрпризы, ты же знаешь. Собираешься куда-то?
- Иду с женой на концерт.
- Значит, сегодня тебя можно не ждать. Жаль. Я соскучилась.
- Я позвоню.
- Надеюсь. У тебя совсем мало времени?
Егор не ответил и, поняв по его молчанию, что он не настроен на разговор, Кира приступила к работе.
- Ну вот, - сказала она спустя полчаса, смахнув кистью остриженные волосы, попавшие на пиджак. – Совсем другое дело.
- Похож на человека?
- Вот именно. Плохо за тобой жена следит, не любит, наверное.
- Сколько с меня?
- Как обычно. Ты же знаешь, милый, постоянным клиентам у нас скидка. – И добавила, интимно понизив голос и блестя глазами: - А ты мой самый любимый постоянный клиент с о-очень особым статусом.
Оперевшись на спинку кресла, Кира смотрела, как Климов выходит из салона, садится в автомобиль и уезжает. Обещал позвонить… а вечер всё равно проведет с женой. Подавив обиду, девушка отвернулась от окна и вежливо улыбнулась очередному клиенту.
«Сука-любовь» Григорий

novia para el enemigo

Лучшая игра недели

Развалившись на диване Исмаэль смотрел на открывающееся перед ним представление и потягивал спиртное. С тошнотворным привкусом выпивки на губах становилось легче переносить каждую тянущуюся минуту издевательств над девчонкой. Ему было ее жаль? Ему было ее жаль. Но это чувство он запихал глубоко внутри себя, заливая поверху обильным количеством виски. Симпатичная мордашка на позволит ему обмануться. Так или иначе, перед ним наследница Эвджена. Они одной крови. Теперь не кровь Сойдеров, а кровь убийцы прольется на его земле. С этой мыслью было чуточку легче жить. Это якобы оправдывало все его деяния и причиненную боль Эсин. Возможно. А возможно он просто скатывался в яму с гадюками, позволяя им выплеснуть в его кровь яду. Он становился похожим на своего врага. Это пугало больше, чем происходящее сейчас в самолете. Чтобы заглушить позывы паники, Исмаэль напивался еще. Один стакан заменял другой. Изредка он вставал с дивана. Подходил к бару, но не спускал глаз с пленницы.
Бенджамин/Исмаэль

Непонятно откуда брались силы и упрямство держаться. До последнего Эсин мысленно твердила, что насилие касалось только тела. Душу она не отдаст на поругание. Не станет зверушкой и игрушкой. Никогда не будет чьей-то вещью. Чтобы Сойдер не говорил, вбивая в хрупкое тело лживую истину - она не верила. Боролась. Держалась. Было больно... отвратительно... мерзко... кошмарно... В прошлый раз девушка смогла отыскать незримые ресурсы, чтобы пережить насилие и взойти на очередной эшафот с высоко поднятой головой. Эсин не знала за что ей ниспослана жестокая кара? Сколько еще будет таких дней и ночей, как в особняке? Она ничего не знала и ни на что не надеялась. Казалось, хуже быть не может.  Не представляла насколько сильно ошибалась. Сегодня ставки повысились. Ей досталось три ублюдка по цене одного. К ним прилагался маленький довесок из продажных женщин, которые тоже были не прочь поглумится и позабавится. Более унизительного положения сложно представить.
Мария/Эсин

M A N H A T T A N

real-life ♦ crime ♦ 9 years online

С В О Б О Д Н Ы
занятые внешности ♦ гостевая книга