- Вот всегда он так делает, шкура хитромордая! Заговаривает мне зубы своей изысканной словесностью, будь она не ладна. Червь.. - про себя прорычал Крик, испытующе поглядев в глаза Арбаха, помедлив еще пару секунд и не найдя лживой подоплетки на довольно добродушной морде говорящего, несколько поутихомирился. Еще раз оглядываясь по сторонам, Осколок обнаружил лишб все тот же мрак и унылое неприятное завывание ветра, но ничего нового не добавилось к сей мертвецки неприятной картине происходящего. На мгновение все словно стихло, погрузив в полумрак звуки, гнетущая и давящая тишина раздражала сильнее призрачного хохота. В поле зрения новых живых существ не нарисовалось и заявление Арбаха, о необоснованном подозрении в заговоре со стороны Осколка, казалось похожим на правду. - Ладно, веди меня куда ты там шел, своими растриклятыми тропами. - прорычал сквозь зубы Изгой, глядя на гиену, которая уже была вновь поглощенна своим делом и не обращала внимание на свирепого пса, словно и не вызывал он страх у нее. - Поганец, совсем страх потерял. - подумал черный зверь, но уже более снисходительно, обращая свой взгляд в ту сторону, куда глядел провожатый. Странное дело, но слова произнесенные гиеной действовали всегда на свирепого кобелину положительно, по крайней мере он откладывал мысли о жестоком растерзании попутчика еще на какое-то время и мрачно осклабясь, зловещей тенью продолжал следовать за суетливым и умным пронырой. Все еще топорщась вздыбленной шерстью, Крик последовал по пятам за Арбахом, втягивая тягучий, влажный, затхлый воздух "подземелья" через широкие ноздри. Впереди, в углу, внезапно что-то засветилось призрачным синеватым светом. Крик остановился, встав вровень с гиеной и почти что касаясь своим косматым боком ее тела, замер, а Арбах в свою очередь кивнул на чудное явление, мол "Гляди", после чего все так же замысловато выражаясь, изволил предостеречь пса от громких проявлений словесных эмоций и ругательств, упомянув покойников и их души. Окатив тяжелым взглядом колонный зал, низко зарычав, бросая предупреждающий вызов, словно грозясь порвать на мелкие кусочки кого бы то ни было, заявив сипло Арбаху, что не боится ни бога ни черта, Крик шмыгнул черной тенью следом за гиеной к разломам. Гудение превратилось в шепот, но этот монотонный шум больше нравился Изгою и меньше раздражал, чем свист в открытом пространстве, а потому, пес принялся внимательно изучать объект пристального внимания своего попутчика. Странные разломы в стене, хотя, чем же они странные? Чернеющие трещинами, они казались самыми обычными и только не земной свет, что источали сами стены, делал картину странной, мистической, однако, Крику до этого было дела не много, поскольку его мало что сильно занимало в этой отчужденной жизни кроме ненависти. Когда мерцание прекратилось, Осколок услышал негромкий живой голос гиены, которая принялась рассказывать некую легенду, на усмотрение пса показавшуюся не скучной и вполне сносной для прослушивания, но не более. - Ты очень умен Арбах, а потому до сих пор жив. - равнодушно пробасил Изгой, - Ты все верно сказал. - произнес напоследок, неслывя любителем "поболтать". Шум, среди гула и завываний, мгновенно отвлек Осколка от наблюдения за действиями гиены, кобель круто развернулся и увидел приближающегося волка, не крупного, и казалось бы такого же заброшенного, призрачного и унылого как все вокруг. Вздыбив загривок и угрожающе зарычав, исходя злой слюной от одной мысли что перед ним волк, Крик плотоядно ощерился, совершенно не радуясь новоприбывшему, а скорее жаждя разорвать на мелкие кусочки, поскольку ненавидел лесную родню. - А что привело в это место тебя? - с нескрываемым раздражением ответил вопросом на вопрос Изгой, сверля чужака темным взглядом и мыслями полными сметрельной подоплетки.

Остались только едкие мысли. Никчемные. И медленно пожираемые, как и все, что было когда-то записано на пленке. Потерлась. Больше не показывает, не воспроизводит приятных моментов. Зализали кислотными языками. Стерли воспоминания. Так просто. Как ластиком карандаш. Спокойнее.
Кислота разъедает мозг.
Путь в никуда.
Шагаю к большой, черной массе. Ты заполняешь пространство. Оживляешь мертвые стены. Даешь духам повеселиться. Я тебя раскусил.
Ты - одна тысячная часть тьмы.
Ты - бесполезное орудие гения.
Безмозглая машина мира.
Принадлежишь кому-то. Вещь. Неодушевленный предмет. На самом деле ты не умеешь говорить. Я знаю.
Я останавливаюсь. Я - музыка, заставляющая шута танцевать перед своим королем.
Ты - одна тысячная часть одной тысячной части тьмы.
Ты - бесполезное орудие бесполезного орудия гения.
Вещь, принадлежащая вещи.
Никогда не видел более жалкого концерта.
Фишки. Детская игра. Бросаю кубик. Выпадает 3. Раз-два-три. Прошагал. Теперь твой ход. Но некому ходить.
-Я вижу в тебе безумство. Ты меня пугаешь. Безумие - это страшно.
Шепчу. Смотрю в глаза переигрывающего актера и прижимаю уши к голове. Делаю два больших шага назад.
Они смешны.
Видят урода, не замечают этого.
Раньше страшились. Что я упустил? Когда мир стал настолько уродлив, что ко мне не испытывают отвращения? Улыбнусь вялой улыбкой.
-Не знаю, что ты ищешь, безумец. Куда ведешь большого, сильного зверя. Но я не знаю, куда попал. И иду за тобой.
Я - тьма, состоящая из тысячи частей.
Я - гений, создающий бесполезные орудия.
Кислота, разъедающая мир.

Ничего нормального не происходило. Крик был в бешенстве и ступоре. - Чокнутая гиена, ополоумевший волк. - процедил в бессильной ярости Отщепенец, услышав хихиканье Арбаха и его, как всегда, простой до невозможности ответ, а затем перевел тяжелый взгляд на волка. Канибал напоминал ему ходячий скелет, мертвеца, покрытого плотью, с отрешенным видом, не обычным поведением, со взглядом далеким от мира сего. - Какой мир? Мать твою за ногу! - про себя руганулся пес, нервно перетоптавшись лапами на месте, - Тут какой-то мертвячиной попахивает и замогильной сыростью. Вся эта картина смутно напоминает жилище живых существ. Чтоб я еще хоть раз связался с чокнутыми провожатыми и всякими неизвестными штуковинами - да не в жизнь! - снова бессильная злоба в покрасневших темных глазах, да тихое утробное рычание. Изгой вздыбленной, всклокоченной черной глыбой припал боком к стене, как-то нервно скалясь и косясь на пробирающегося неподалеку к месту развивающихся событий волка, так же уловил движение гиены и на мгновение зверю показалось, что у него "едет крыша". Голоса и свист ветра истошно визжали в мозговой коробке Крика, в полумраке, под шепот Арбаха, появилась светящаяся фигура большого медведя, от которой по сильному телу полукровки побежали мурашки, и непроизвольно пес чуть присел на задние лапы, не зная в какую сторону податься от призрачной приближающейся фигуры. Свечение нарастало. Послышалось гудение и грохот рушащейся породы. Повинуясь голосу гиены, пес рванул следом за мелькающими тенями, в яркое свечение в проеме стены. Свет ударил в глаза кобеля, заполнил разум, краски смешались, расплывались пестрыми пятнами. Крик обезумел. Не осталось мыслей, лишь паника и хаос, неведение и подступающий страх.
---- >> Святыня Арашу.

Начало сезона "Сила трех богов"
15 ноября 187 года

Мы были где-то здесь ещё вчера
В одной из комбинаций
Необходимо снова умирать
Для новых реинкарнаций
Кап. Кап. Кап! Где-то в глубине темных туннелей веселой капелью разбивалась о пол конденсирующаяся на каменном своде пещер влага, ее отзвуки отражались от стен, эхом гуляли по пустому пространству подземных коридоров и умудрялись сгущать ощущение отсутствия на многие километры живых существ, делая его почти физически невыносимым. Ты никогда не заподозришь в себе боязнь темноты или клаустрофобию, пока не окажешься погребенным во мраке в недрах гор. И тогда неважно, сколько тебе лун, и как крепко ты не веришь в сказки и детские страшилки - самые страшные химеры, что поджидают нас в непроглядной темноте, рождены нашим же собственным разумом.
"...ие неуме... женны будут т... ость его падет наве..."
Безликие  серые стены смыкались над головой, стены давили, стены нашептывали на ухо давно позабытые на поверхности легенды и истории десятков поколений, но как бы она ни старалась, не могла выловить ни единого внятного слова из того гула, в который сливались голоса эферемерных рассказчиков. Не время забытым легендам и не рассказанным историям о том, что было, есть и будет, быть услышанными.
- "Только не сворачивай направо, только не сворачивай направо", бла-бла-бла. Поздравляю, ты был прав, а я - нет, - Ворчливо фыркнула Серебристая, возводя очи к утопающему в темноте своду туннеля. Звук собственного голоса, гуляющий среди стен, был лучше, чем звенящая тишина, раздражающая капель или же безликие голоса вместе взятые. В отличии от последних, он был полностью реален. Пожалуй, сейчас она обрадовалась бы и мягкой поступи да зловеще мерцающим во мраке ледяным глазам орденского стража, имеющего раздражающую привычку внезапно выныривать из темноты перед самым носом.
Дымка повела носом и почти сразу же испытала легкий укол разочарования - в густом душном аромате подземелий не было ни единого намека на морозную свежесть белой тигрицы. Но зато было кое что другое, побудившее ускорить шаг и даже немного взбодриться. Невесомое колебание воздуха подталкивало и манило вперед, дразня порядком уставшую от бестолковых блужданий волчицу обещанием свежего воздуха.
Простор развернувшейся за очередным виражом залы ошеломил не меньше, чем впервые сомкнувшаяся над головой утроба горы с ее узкими ходами и лазейками. Сквозняк обрушился на застывшую в проеме, словно только этого и ждал, и вместе с ним с новой силой обрушились голоса.
"... развеет скалы песчинка за песчинкой ветер, развеет над землей без остатка, без следа; сотрутся в порошок кости живущих, и живущих после них, и живущих после живущих, и так с три десятка раз; взойдут моря и разольются в небе луны ..."
- Довольно! - Крикнула волчица, и эхо радостно подхватило брошенное ею слово. Довольно! ...вольно! ... вольно...
И снова все притихло, только сквозняк продолжал гулять среди колонн со своим "Вшшшшш...", но теперь в этом шелестении серебряной чудились насмешливые нотки.
- Второй раз я на этот детский фокус не куплюсь, - Проглотив комок в горле и упрямо вскинув голову, Дымка медленно двинулась вглубь залы, внимательно рассматривая причудливые колонны. Она слышала, что такое бывает: когда долго находишься в тесном замкнутом пространстве, да к тому же совершенно один, не считая редких местных жителей, контактировать с которыми волчица желанием не горела, невольно начинаешь медленно съезжать по фазе, слыша голоса и краем глаза ловя размытые тени и прочую дребедень.

Отредактировано Дымка (2016-06-01 22:01:09)

Тихо шуршал сквозняк, его дополнял приглушенный скрежет когтей. Дымка вряд ли могла определить момент, когда в звуковой фон вплелось что-то новое, не нарушающее мелодию тишины этого места, но так органично и естественно дополняющее ее. Тихий звон на самой грани слышимости, словно совсем рядом два кусочка горного хрусталя сталкиваются и отскакивают друг от друга, чтобы через несколько мгновений сойтись вновь.
Серебристая остановилась, и вместе с ней остановился хрустальный перезвон. Зашагала, и он возобновился, навевая смутные ассоциации с весенней капелью и звонкими льдинками. Тогда она внимательно осмотрела внутреннюю сторону передней лапы, ничуть не удивляясь колыхающимся на шерстинках разноцветным стекляшкам. Хотя совсем недавно их там не было, что в этом удивительного? Острые грани тускло переливались и позвякивали в полумраке. Лишь на мгновение взгляд задержался на двух синих ледышках.
У меня для тебя кое-что есть...
- ... Аша, - Тихонько позвала волчица, словно опасаясь, что тени и фантомы этого странного места услышат, услышат и присвоят себе бережно хранимое ею имя. Его обладатель откликается всегда. Дымка знала, что когда вспомнит о кристаллах в следующий раз, ледяных среди них уже не будет.
Если верить тому, что говорят об этих неприглядных с виду блестяшках... Я кормлю то, о чем имею лишь смутное представление, душами живших на Острове существ во имя того, о чем не ведаю сама.
Впивающиеся в сознание подобно комарам, то и дело отгоняемым, но неизменно возвращающимся вновь, мысли уже не производили такого фурора, как раньше. На месте, где раньше уютно дремали сомнения, волчица ощущала пустоту. И эта пустота была почти что долгожданной.
Казалось, незримые шептуны притаились, чего-то выжидая. Беспокойные тени прыгали по колоннам, неотступно следуя за пришелицей и дразня параноидальные подозрения, но стоило лишь повернуть голову, как выяснялось, что то была всего лишь причудливая игра воображения. Это место не нравилось Дымке более всех прочих из тех, что чужачка успел повидать, скитаясь по подземным ходам. Воздух был влажен, но ни вездесущий мох, облепляющий стены пещер, ни подземные грибы не пожелали обжить эту залу. Не слышно было и писка копошащихся в дальних углах грызунов да прочих тварей. Только насмешливый гул ветров и ощущение сотен осязаемых взглядов на шкуре.
Там, где нет жизни, нечего делать.
Она не придала особого значения очередному темному пятну, маячившему где-то впереди, но когда в полумраке пещеры раздался настоящий, живой голос, остановилась как вкопанная. Напряженная поза и чуть расставленные лапы позволяли судить скорее о настороженности серебристой, нежели о радости встречи с кем-то, не являющимся шуткой подземелий и не норовящим пролезть тебе в голову и напичкать ее сведениями сомнительной ценности.
- Я здесь.
Уши чуть дрогнули, ловя направление звука. Самка двинулась вперед, ненавязчиво закладывая широкую дугу, чтобы не встречаться с едва различимым в полумракаке обладателем голоса морда к морде, а обойти его сбоку. Какое-то время Дымка шла молча, неторопливо обдумывая факт появления незнакомца. Судя по слабо мерцающим уголькам глаз - крупный. Судя по запаху - смутно знакомый. Судя по голосу...
"...На третий день он познал радость солнца!" - вдруг совершенно отчетливо торжественно прошуршало нечто, заставив волчицу споткнуться от неожиданности.
- Ты их не слышишь? - С подозрением спросила серебристая, чуть прижимая уши к голове и борясь с желанием хорошенько ею потрясти. Впрочем, быстро смекнув, что в случае отрицательного ответа она будет выглядеть не в лучшем свете, поспешила сменить тему:
- Не самое приветливое место для прогулок. Что ты здесь делаешь?

Отредактировано Дымка (2016-06-25 21:04:54)

Буду я - я из более прочного теста
Я достойна занять это место
И я многое делаю лучше
С каждым новым шагом волчица потихоньку отодвигалась от скрытого густой тенью обладателя голоса, ненавязчиво удаляясь  дальше, но как бы ни была она аккуратна в своих передвижениях, маневр по всей видимости оказался разгадан. Но покорно ожидать, когда жаждущий пообщаться незнакомец подойдет, равносильно признанию в попытке бегства и примирению с ее неудачей, поэтому серебристая продолжала невозмутимо брести вперед, искоса наблюдая за чужим приближением. Что-то смутно знакомое ворочалось на самых задворках памяти, скреблось в закрытую дверь, словно умоляло впустить, позволить истертому потоком времени образу снова собраться воедино и обрести очертания.
"Вшшшшш," - Старательно тянул свою ноту ветер. "Шурх, шурх, шурх," - Вторило ему клацанье когтей. "Вспомни, вспомни, вспомни," - Вкрадчиво нашептывала на ухо незатейливая симфония, чем вносила лишь еще большее смятение в мысли, похожие на стайку паникеров за мгновение до начала всеобщей паники. Тряхнув головой, Дымка заставила себя сосредоточиться на голосе еще одного пленника подземелий, его запахе и ощущении присутствия рядом живого тепла. Вот он поравнялся с серебристой, они идут лапа в лапу и их взгляды на мгновение пересекаются.
Гром среди ясного неба. Буря пригибает к земле несуществующие деревья, ломает и вырывает их с корнем прежде, чем разум успевает задать веский вопрос "а что это было?". О, сколько иронии было в этом мгновении! Пересечь остров поперек от запада до востока, оставляя за спиной свое прошлое, позволить земной тверди проглотить себя в надежде, что это поможет качественнее сжечь мосты, чтобы на этом другом конце мира в один прекрасный день, а может ночь, снова услышать собственное имя из чужих уст.
- Ты так и не ответил на мой вопрос, - Тихо замечает волчица, прикрывая глаза и, к собственному удивлению, даже не сбиваясь с шага. Призраки прошлого обретают очертания, подступают ближе. На их мордах серебристой чудится насмешливый оскал. Под их напором бледнеют и тают тени-голоса, ибо ничто не сравнится в изощренности и коварстве внутренних демонов. Как так могло произойти? - Мы должны были вернуться назад все вместе, мы хотели вернуться туда вместе. И потом, кто знает, когда-нибудь это место могло бы стать нашим домом, тем самым долгожданным, в который действительно хочется возвращаться, потому что там есть те, кто любит и ждет тебя. Но я вернулась к Валькириям одна. Я не знала, что с вами, где вы, перебрались ли вы на другую сторону реки... живы ли вообще. Но я ждала. Верила. Очень долго верила. И знаешь, что произошло?
Голос был ровен и тих, и, казалось, даже ветер присмирел, вслушиваясь в негромкую размеренную речь бывшей валькирии. Она больше не была тем щенком, про которого говорила. Она стала старше, опытнее, крепче стояла на лапах. Так пришлось. Чтобы ничего из того, что было заложено, из того, что могло бы звучать в словах серебристой, больше не беспокоило старые раны.
- Ничего.
Чтобы не повторять ошибок - не помещать кого-то в центр своей личной вселенной. Оказывается, этот центр может исчезать. И тогда маленькая вселенная рушится.
Она больше не была той Дымкой, что переживала крах своего мира.
- И вот ты здесь, стоишь рядом, живой и здоровый. Словно ничего и не было. Так что же ты здесь делаешь, брат?
Но и кем-то другим так и не стала.
Мысленно послав к варговым псам все те долгие месяцы, что пролегли между ними непреодолимой бездной, всю накопившуюся обиду и "почему вы оставили меня одну? вы же обещали!", все свои маски и личины, за которые цеплялась как утопающий цепляется за последнюю соломинку, все "за" и "против", волчица порывисто прижалась к Неро, пряча морду в густой черной шерсти. Ошеломление от свалившегося с плеч невидимого камня в это редкое мгновение можно было сравнить с ошеломлением от наваливания того же пресловутого камня.

Отредактировано Дымка (2016-07-01 23:59:50)

Казалось, сознание вот-вот решит ретироваться, не выдержав натиска волнения под действием момента, но холодный сухой камень не спешил уходить из-под лап, как и липкая темнота не торопилась заволакивать глаза. Сердцебиение понемногу замедлялось, больше не грозязь пробить грудную клетку, мысли были пусты, как пуста иссушенная палящим солнцем равнина, и ничего более не желало волновало ее в этот момент. Буря, вызванная столь странной и внезапной встречей, о которой дочь Ареса уже давно не думала, улеглась очень быстро, возвращая способность размышлять трезво.
"Неужели я настолько окаменела, - Подумает она позже. - Что встреча с давно утерянным братом не способна выжать из меня большее?"
- Молчи, просто молчи, - Перебила серебристая Неро, подкрепляя свои слова легким боданием того в шею, подобному хоть и дружескому, но увесистому тычку в плечо кулаком. Чтобы не возникло соблазна подумать, будто она несерьезна. - Вздумаешь  оправдываться и я тебя укушу.
Да, пожалуй, это можно было назвать обидой на всех тех, кто по тем или иным причинам покинул ее, и только теперь Дымка смогла осознать, насколько она была глубока, только сейчас, воображая себя на самом краю пропасти и вглядываясь в черный провал ее пасти. Оттуда веяло холодом, от которого по позвоночнику пробегают мурашки, а кровь на мгновение словно застывает в жилах от осознания масштаба этой бездны. "Нет," - Мысленно сказала волчица, вдыхая полузабытый родной запах и заново воскрешая в памяти картины детства. А затем уже тверже: "Нет! Никто ни в чем не виноват."
За своей маленькой семейной драмой волки совсем забыли, что оказались в не самом гостеприимном месте подземелий. Янтарные глаза пробежались по угольно-черной шкуре брата, каменному полу, колоннам - всему, что лежало перед взором. Казалось, стоило только вспомнить о существовании вокруг мрачного насмешливого места, как сотни взглядов тут же устремились к двум одиноким фигурам из темных углов, ощупывая невидимыми насекомьими лапками от кончиков когтей до головы. Даже если это было лишь игрой воображения, похожей на игру теней и света, в ней было мало приятного.
- Пойдем, посмотрим что там дальше, - Волчица отстранилась, первой вспоминая о необходимости продолжать путь, словно и даже ставя это выше совместной радости семейного воссоединения. Ненавязчиво предлагая опустить стадию выяснения отношений и вопросов в духе "какими судьбами?", сразу же перескакивая на стадию "все почти как раньше". - Кажется, я вижу что-то светлое там впереди. Оттуда дует этот странный сквозняк.
Словно радостный пес, довольный тем, что на него обратили внимание, ветер тут же накинулся на путников с новой силой, взъерошивая шкуры и бросая в морды горсти ничем не пахнущих запахов. Конечно же, то был самообман - как раньше уже никогда не будет. Брату и сестре предстоял долгий путь по преодолению пролегшей между ними пропасти. Когда еще сделать первый шаг над этой бездной, если не здесь и не сейчас.
Их провожали долгими взглядами, прислушивались к эху удаляющихся шагов, хоть у бесплотных теней и не было глаз чтобы видеть и ушей чтобы слышать.