Астарт с самого младенчества очень любил совершенно случайно, сам того нехотя, но вляпываться в какое-нибудь страшнейшее болото, в какую-нибудь чернейшую дичь. И ведь славным щенком же рос, ну да, семья неполная, но зато горячо любимая. Быть может все пошло не так именно в тот день, когда он решил найти приключений на свой маленький хвост и отправиться к морю? Кстати от моря его до сих пор в дрожь кидает, вот и держится кобель поближе к центру Острова. Кого такие кошмары мучают, а кого демоны поопаснее терзают, сводя страхи из далекого детства к минимуму.
В очередной раз Каллисто взвизгнула, ругаясь себе под нос и выводя кобеля из сна, за последнее время он привык лишаться нескольких снов сладкого сна, но зато казалось получил награду поприятнее. Сперва сталеглазого не то чтобы пугало, но как минимум настороживало поведение давнишней подруги, учитывая сколько дырок на его шкуре она проделала и какой ужасающей злопамятностью она обладала. А все в том его давнишнем побеге к океану, вроде бы невероятно красиво и захватывающе, но так легко утонуть.
Арт прищурился поворачивая морду к выходу из их небольшого логова. Тишина. Казалось в целом мрачном мире больше никого и не осталось, только двое смольных переярков, коротающих ночи в этом скромном убежище.
Он едва заметно улыбнулся и потерся головой о волчицу, вроде бы такой пустяковый поступок, едва уловимое движение, но так тепло стало, что и пения птиц не нужно. Он еще раз улыбнулся и хмыкнул.
- Я знаю всех твоих демонов по именам... - негромко и с хрипотцой в голосе после сна, ответил Легионер, так долго отлынивающий от своих обязанностей, но за целый месяц на столько примелькавшийся, что теперь взял себе внеочередной отгул. При Фрактале такого не было и чует его задница, Хёрш ценит в первую очередь не тупую боевую силу, а хитрый изворотливый, а главное полезный ум.
Тут то Арт и подвернется, ну а пока можно насладиться обществом столь приятно изменившейся особы, а то вернись ее богатырское здоровье, не факт, что дама не сменит гнев на милость.
- А кошмары забудутся как только ты сменишь обстановку. - в этом непробудном мраке немудрено, что Лист постоянно находилась в напряжении, стараясь выкинуть из головы, но из-за этого лишь чаще и детализированней вспоминая те ужасы. Он выдохнул, облизывая несколько раз клыки и вспоминая вчерашние излишества добытые самыми наглыми способами.
- Можем сегодня выбраться, полежишь там наверху

Смольный снова вытянулся в струнку, растопыривая пальцы на передних лапах и широко зевая, прощаясь с последними остатками сладкого сна и приводя мышцы в тонус. Начав чувствовать себя намного лучше, Астарт рывком поднялся с места, при этом потеряв равновесие и чуть не снеся и без того слабую подругу. Когда баланс был найден, а все конечности устойчиво стояли на земле, сталеглазый снова принялся дурачиться не  забыв повторить ритуал с потягушками, на этот раз уделив растягивая поясницу и задние лапы. Волка ноги кормят. А его ноги теперь за двоих, да и местность не особо дружелюбная.
- Ты что-нибудь знаешь о восточных землях? - проигнорировав вторую реплику начал Астарт, стоя позади Каллисто, но никак той не помогая, кобель радовался, что боевой и пылкий настрой к ней возвращается, а это значит, что в скором времени можно вернуться домой. В Альянс.
- Я слышал какие-то редки слухи, что есть на столько темный лес, что любой первородный даже в самый ясный день может тут потеряться.
Смольный вышел следом, продолжая негромко говорить, развлекая Листа очередной байкой и не мешая наслаждаться хоть какой-то свободой и сменой обстановки. А сам неторопливо, глубоко вдыхая морозный воздух, двинулся вокруг их логова.
- Говорят, что лес непроходим и всякий зашедший внутрь... - Астарт остановился точно за ее спиной, чувствуя, как она замерзла, хищник не торопился ложиться. Лишь улыбнувшись уголками губ и покосившись на разноглазую. Он придет и непременно ляжет рядом с ней, подарит свое тепло и непременно скрасит одиночество, но не так сразу. Пусть не думает, что он ее марионетка, появляющаяся в самый подходящий момент.
-... останется там навсегда, так больше и не увидев света белого.
Сделав пару шагов в сторону, отбирая у Каллисто надежду на теплый бок рядом, кобель снова на нее покосился, стальные масляные глаза бегло осмотрели пустую территорию - они все еще одни.
- Но если нет выживших? То кто тогда говорит? - хмыкнув себе под нос, смольный наконец ложиться около волчицы, кладя узкую морду ей на спину.

Разноглазая была верна себе почти до конца, ведь очередной раз Астарт имел удовольствие ощутить на своей шкуре ее клыки; ну прям пришел в не милость королеве, куда деваться?
Кобель лишь тяжело вздохнул, видимо даже огромные подземные крысы не были в состоянии поставить завышенное ЧСВ его подруги на место или хотя бы указать ее место. Опять неконтролируемая агрессия, которая была сталеглазому на лапу, а от того он лишь улыбнулся, довольный выполненной задачей.
Раз чертовка так ослеплена яростью и ненавистью, то почему бы не оказаться так рядом с ней, подставив крепкое преданное плечо! Какой прекрасный союзник: самоотверженный, опасный и ... глупый?
Астарт каждый раз абсолютно по разному смотрел на Каллисто, так, едва ощутимая искра нет-нет, да пробегающая, как казалось молодому волку, между ними, порой сменялась на молчаливое осуждение или открытое недоверие. Смольный порой смотрел на спящую забияку с восхищением, скрывая свою радость, что именно он оказался рядом. И нет, Арт не рассматривал трагедию случившуюся с разноглазой, как возможность получить еще один шанс. Просто с ней он чувствовал себя чуть более целым.
Он так жаждал получить ответы на накопившиеся вопросы и наконец расставить все в голове по местам, наконец начать двигаться в нужном ему направлении, как судьба снова щелкнула его по носу, предложив в качестве чего-то намного большего, чем просто подруги детства и приятельницы - Каллисто. Какая злая ирония.
Больше всего на свете бастард хотел остаться здесь с ней сейчас, все так же чувствовать как бьется ее сердце, утопать в родном запахе и прижиматься щекой к жесткой шерсти воротника, но увы, нужно было вложить в черепушку Листа что-нибудь помимо злобы и ненависти, а коль Хум и Рэй этого сделать не смогли, то эту обязанность, без лишней скромности взял на себя Легионер.
Это же очевидно, что мы находимся в Долине Теней - порой его невероятно бесило, что Лист отказывается думать. Нет, это ничуть ни умаляет того, что она в свои года достаточно изворотлива и хитра.
Смольный посмотрел Калли прямо в глаза, отгоняя прочь только что проскользнувшую мысль "а не придушить ли ее во сне?"
Находясь с ней наедине, он совершенно позабыл, что находится на чужих землях,а напомнил ему об этом треск сухой ветки в метрах двухстах восточнее. Волк резко обернулся в сторону источника звука, но пришельца скрывал непроглядный лес и отсутствие хоть какого-либо света. Он мешкал,  не желая оставлять подругу одну и одновременно боясь, что незваные гости нагрянут сюда.
Не говоря ни слова, лишь дернув хвостом, хищник подобрал с земли шкурку вчерашней трапезы и засеменил прочь.

Порою вы не задумываетесь о последствиях, что несут ваши гнусные речи. Вы наивно полагаете и свято верите в то, что малолетство спасет от наказания, старость – от осуждения; всяк войдет в ваше положение и поможет выйти из него. Но вы ошибаетесь. И мир не простит вам промаха будь вы спесивым переярком или желтозубым старцем.
Ломка.
Убей, убе-е-ей.
Звук нарастал, больно ударял о черепную коробку, но внешне всё выглядело идеально. Безупречное спокойствие до ужаса умевшее раздражать всех вокруг, манерный шаг и степенная осанка - всё это могло бы сохраняться еще длительное время, если бы не одно «но». Морда вдруг непроизвольно и довольно резка передернулась, напряжение отразилось выступавшими скулами да так явно, что казалось, будто Ведьма сбросила в один миг добрых пару-тройку килограмм. Спиною она чувствовала шаг Бафомета, к коему, собственно, и обернулась. Нездоровый блеск безумия легко перепутать с болезнью, но это внимательное создание должно было приметить изменения.
Вернис-с-с, им не сносить головы.
Настойчивости, с которой Баст проникала в разум, заполняя трещины, создавая новые, могли бы позавидовать самые ярые легионеры, но и они в чистейшем проигрыше по сравнению с силой и властью, которая есть у альтернативной версии Ведьмы.
Шаг её сбился. Тело вдруг приостановилось и будто грузно завалилось на левый бок, но вовремя удержалось, едва только заслышала звук голоса Микаэля, раздавшегося в отдалении.
—Подождём, - не без труда выдавила разноглазая голосом, от которого веяло могильным смрадом и каким-то отрезвляющим холодом. Ведьма держала позиции, не без потерь, но все-таки держалась из самых последних сил. Смена власти, свержение монархии и провозглашение анархии - всё это уже в пути, но пока монарх отдаёт последние распоряжения и попутно сколачивает себе гроб по размеру. Еще один короткий взгляд был брошен на Бафомета, на этот раз более трезвый и в какой-то степени умиротворяющий. Иннемур, заметно сменившийся в морде за время движения, был одарен короткой, но непривычно ласковой фразой:
— Нянькам не отдам больше. Позади послышались торопливые шаги, и Ведьма, не дожидаясь момента, когда легионер поравняется с процессией, двинулась вперед, в сторону Драконьей горы, куда и откуда, собственно, и лежал Её путь. Движение заметно ускорилось всё больше потому, что Ферзь (а это был определенно он, пусть и отличен от Ведьмы самым минимумом) не терпел ожидания и долгих переходов. Чуть только стоило ему поймать взгляд молодого представителя альянса, как тот тут же обратился к нему с вопросом, который на короткое мгновение поставил благородного «рыцаря» в горящих золотом латах в самый обыкновенный, серый и неуютный тупик.
— Ферзь. Констатировала волчица, всем видом показывая, будто соблюдение моциона здесь будет уместным, ведь ранее имени ни одного из членов Южного креста не прозвучало. Одухотворённый взгляд Ферзя ровным бархатом скользнул между ушами Микаэля, устремляясь куда-то в абстрактную даль, но довольно скоро вернулся, но уже иным, более легким и загадочно-туманным. Смена личностей непроизвольна: за раздражением тихо трусит Баст, за манерами - Ферзь, за всем, что можно назвать искренностью - Ведьма. Круговорот имен столь стремителен, что порою трудно уловить тонкую грань, где заканчивается одна личность и открывается вторая. Ведьма возвещала о своём присутствии хитрым прищуром:
— Или Ведьмой зови, как больше приятно, - что ж, формальности улажены, пора было приступить к должному. Шаг разноглазой стал чуть тверже, и она ненавязчиво и практически незаметно глазу несколько оттеснила Микаэля чуть в сторону шага на полтора, не больше, чисто для расширения пространства вокруг собственной персоны.
— Мы идём ради продвижения, конечной цели в нашем пути ты не найдешь, но повернуть обратно я помогу, - слова лились быстро, с толком, но все-таки торопливо. Было приметно, что растекаться мыслью по древу вещавшая не желала, несмотря на то, что это являлось необходимым обстоятельством.
— Всё дело в тех, кто пришёл с Севера. Ведьма легко скользила взглядом по сопровождавшим её, однако зрительного контакта с Бафометом добиться было трудно.
— На страницах их истории начертали много славных дел, возложили груз ответственности, но не рассказали, как его нести. У одного из них, - Ведьма нарочно умолчала имя хоть и уже знала самозванца , - есть артефакт, что способен пробудить силу вулкана, и он, вестимо, намерен это сделать. Постепенно речь разноглазой становилась твердой, будто камень, а весь внешний вид говорил только о том, что ни единого пустого слова тут сказано не было, - Он не знает, что разбудит в недрах горы, но верит во всеобщее спасение и собственную уникальность миссии. Наконец взор был обращен прямо к Микаэлю. Мягкая, практически материнская улыбка была подарена молодому легионеру. Видимо, было за что.
— Если захочешь вернуться, то можешь рассказать это своей сестрице, чтоб не ворчала на пустоту твоего путешествия. Белая слегка выдохнула. Видимо, делая незначительный перерыв между главным и второстепенным или наоборот, однако отдать младым право на вопросы она была обязана.

Постепенно всякий флюид нашего внимания принимался концентрироваться на мелькающих во тьме голубых огнях Микаэля. Ему суждено было стать объектом нашего внимания не только в силу неких «бестолковых обстоятельств», но и по праву отличности его от других. Он выбрал путь, который должен был принести ему выгоду в виде новых знаний; он рисковал, ибо подобравшаяся компания красками радушия не расписана. Искорёженная морда Бафомета, будто вывернутая наизнанку с одной стороны, безусловно, отпугивала даже самых уникальных храбрецов, а вечно блуждающий, снующий, будто в припадке бешенства, взгляд белошкурой, её исполосованная морда и звучное имя - чем не повод для того, чтобы остаться дома? А если припомнить, кем была разноглазая, а? Псевдо-альфа Ассасинов, прикрывающая собою морду истинного Безумца. Ты помнишь меня, Микаэль? Бесноватый взгляд, на секунду разгоревшись в ночной тьме, ринулся к идущему рядом, но тут же скрылся в туманных глубинах, напуганный куда более сильным противником - шатким доверием со стороны легионера. Нет сомнений в том, что сегодня им следует непременно добраться до вулкана, где и должен свершиться суд над смертными. Никто не воспротивиться, если Смертница решит смыть всех огненной водой ко всем чертям, но все грехи огнём не ототрёшь. Белая болезненно покосилась на Бафомета; мирно шествовавший позади, словно вечный и неумолимый спутник. Ценит. И никогда не оставит это зеленоглазое создание. Никогда. Тихо-тихо вдали застрекотали паршивые насекомые, и Ведьма с глубокой неприязнью скривила часть морды. Маленькие твари, разрушавшие привычную и гнетущую тишину, они подохнут первыми, но и в первых рядах воскреснут, в то время как благородные стаи никогда не восстанут из мертвых. Он назвал своё имя. Будто запоздалым напоминанием отозвалось в голове белошкурой, и та как-то по-особенному встрепенулась, то ли попросту от того, что его имя из уст сестры звучало иначе, то ли голос заставил несколько воспрянуть от летаргического шага. А он продолжал говорить. Мало, но с толком, по делу. Ведьме чудилось смущение и стеснение в каждой ноте его причудливой речи, но это не отталкивало, напротив. Существа, испытывающие чувство стыда, прекрасны в силу одного лишь обстоятельства - у них доброе сердце. Взгляд. Нечто странное взглянуло на Баст, что-то туманное, с намеком на тепло, отчего разноглазая как-то неестественно дернулась, будто кто-то загнал иглу под кожу.
— О, желания твоего отца и существа, что отправилось с ним, не совпадают. Баст вдруг остановилась, врастая в землю всеми четырьмя лапами. Она внимательно, но относительно мягко направила свой взор прямо в глаза Микаэлю, словно стараясь донести свою мысль сквозь радужку глаз.
— Скажи мне, кто выкрал солнце с неба? А? Ведьма весело ухмыльнулась, будто бы нашкодивший щенок, что доволен своей проказе, — Уж не Варга ли? А как волки, отдающие дань Богу Войны, могут вернуть то, что, например, им украдено? Разноглазая не говорила правду, она лишь размышляла, подкидывая голубоглазому пищу для ума, для размышлений, для развития.
Восстановился шаг, теперь уже более торопливый. Да и направление прослеживалось четче. Безусловно, вулкан - путь, который предлагался Ведьмой.
— Они разбудят Его. Шипела. Да-а-а, не говорила, а именно цедила сквозь зубы, с шипением, со злостью, с негодованием. — Огненный мотылек, что был запечатан там, они пробудят его силу; а что больше всего любят мотыльки? Баст бросила резкий взгляд на Микаэля, предлагая ему самому ответить на поставленный вопрос. Гори, Ведьма, гори. И всё вокруг сгорит.

Тихое «нет» зеркальным эхом отдавалось в голове. Что значит, «нет»? Твоя уверенность в собственном отце настолько сильна, что ты готов ответить от его имени, юнец? Баст презрительно зашипела, змеей показавшись средь густой поросли и тут же трусливо спрятавшись обратно, в своё паскудное болото. Ведьма, однако, с большим сомнением взглянула на идущего рядом. Всё подвергай сомнению, всякое дело имеет тысячи развитий и еще куда больше концов. Снопы искр летели из глаз голубоглазого, но белая его решимости и уж тем более уверенности не разделяла, а только с прищуром смотрела, как бесчисленное множество огоньков жизни окружают морду легионера.
— Велес не спросит. Вдруг резко отрезала разноглазая, сильнее сжимая челюсти. Скрип эмали ни с чем не перепутать - звук злости и бессилия, гимн отчаяния и боли; всё смешалось в едином теле, что покрыто белой пеленой глубокого января.
— Мы всё исправим, - маниакально шептала разноглазая, краем глаза цепляя образ Микаэля, — Мы знаем больше, чем эти создания с Северного подземелья, - голос с каждым мгновением становился неестественно бледным, тусклым, но не менее опасным. Ведьма умолкла и, казалось бы, бесцельно уставилась в глубину вечной ночи, нависшей над островом. Вскоре шаг замедлился, затем и вовсе прекратившись. Впиваясь подушечками лап в землю, разноглазая вдруг резво развернулась к легионеру и, растянув на морде полуулыбку, пробормотала:
— Кто вступит в долину, тот не найдет выхода обратно. Ты знал? Болезненно усмехнувшись одной лишь половиной морды, Баст повернулась к идущему позади Бафомету и пристально взглянула в его поблескивающие огнями глаза. Слова застряли где-то в горле, так и не решаясь выйти на свет; пушистый зад опустился на землю, а прикрытые глаза свидетельствовали о получаемом удовольствии.
— Сейчас, сейчас, я, кажется, знаю ... Роились мысли масштабными комьями, ударяясь друг об друга, мешаясь сильнее. То и дело в голове возникали образы кривых зеркал и обрамлений, пустынных кровавых глаз и черных шкур - всё мешалось, но постепенно образы становились четче, звуки - точеными, а сердце принимало свой обычный, беглый ритм. Прошло не больше минуты, и Ведьма наконец, отпрянув от летаргического бреда, вперила ясный и здравомыслящий взгляд на голубоглазого.
— Она всегда звала меня ... Пришло время откликнуться на её мольбы. Слова загадочным образом лились в неправильном порядке, смысл и вовсе был едва уловим, но действия избавят от сомнений и вопросов. Под лапы разноглазой с шеи соскользнул артефакт (врата прошлого). Зеркало зловеще блеснуло, несмотря на кромешную тьму. Тяжелый вздох засвидетельствовал осознание груза ответственности, что понесет белая после содеянного. В последний раз стиснув посильнее зубы, Ведьма вытянула морду вперед, вглядываясь в прозрачную и тонкую гладь зеркала. Оттуда на неё взглянула мирная исполосованная временем морда, полная взгляда решительного и уверенного.
— Калахира. Хрипло произнесла Баст, с надеждой всматриваясь в мерцающие врата.

Отредактировано Ведьма (2016-08-24 10:24:16)

Микаэль слушал внимательно, с тем же появившимся ранее в ярких глазах лихорадочным блеском и с новой суетливостью в каждом движении длинного и неказистого тела. Юный волк будто и забыл о Бафомете и его искорёженном лике, целиком сосредоточившись на белой волчице. Баст приговаривала что-то о том, что всё ещё можно исправить. Она говорила "мы", и Калле верил в то, что он тоже причастен к происходящему, что и от него что-то зависит, что он нужен. Такое слепое доверие противоречило всему нутру Мики, с его душой, походившей на пугливого оленёнка. Он не открывался окружающим и держался подальше, даже не из боязни ранить самого себя, а из нежелания причинить дискомфорта другим... Но сейчас, услышав ещё больше пугающих истин, уверившись, что отец и брат в опасности, ему нужно было знать, что он может им чем-то помочь. Даже если это "помочь" заключается в том, чтобы ловить каждое слово белошкурой самки со шрамом, бегая за ней, словно влюблённый мальчишка-подросток.
Она задала вопрос, а Микаэль лишь помотал головой так, словно мысли его находились в тумане. Этим же туманным взглядом он наблюдал за тем, как волчица стянула с шеи какую-то сверкнувшую безделушку. И за тем, как с её губ сорвалось имя...
Калахира...
Юный волк вздрогнул всем телом. Словно бы почувствовал, как холодные, просто ледяные пальцы пробежались вдоль его позвоночника. Мика даже заозирался по сторонам, даже не зная, хочет ли он увидеть что-то, или же нет. Говорят, что тот, кто видит Богиню смерти, недолго потом задерживается в мире живых.
Взгляд Ведьмы был направлен в зеркало. Взгляд Микаэля был направлен на Ведьму. Он не видел того, что видела южанка, но ловил каждую её реакцию, надеясь предугадать, что же смотрит на неё с той стороны зеркальной поверхности...

Она оставалась позади, крадучись и подставляясь под ветер так, чтобы ни одной кошачьей нотки не уносило вперед её следа. Циннамон была великолепной охотницей, что было видно по её ухоженному, упитанному (хоть и подгоревшему) телу. Когда Тирца взволнованно защебетала-зашептала, что узнает местность, Цинна и вовсе замедлила ход, примостившись в укромном уголке. Она бы с удовольствием вздремнула часок-другой - потерпит же дело некоторое время! Однако вороне не терпелось; она то и дело начинала подпрыгивать на месте, переглядываясь с местными стаями. Птиц всегда интересовали крупные хищники; авось будет охота, будет мясо и будут объедки. По сравнению с толпой падальщиков Тирца начинала чувствовать себя едва ли не сакральным существом, тем более что в этот день королева поручила ей основную задачу.
Тигрица оставалась ждать. Она величаво разлеглась под кустом, как могли делать лишь крупнейшие хищники Острова - даже забредя далеко от своих угодий, они оставались вершиной пищевой цепочки (волка на завтрак заточить - за милую душу!). Циннамон шла достаточно долго, чтобы продумать некий план; продумать и вложить его в птичью голову достаточно крепко. К счастью, ворона воспринимала слова тигрицы как откровение божие, отчего она скорее бы забыла, как жрать и летать, чем сказанное полосатой мордой.
Лететь пришлось недолго; за Тирцей увязалась еще парочка ворон, видно, из тех, кто счёл спутницу тигрицы интересным объектом исследования. Вороне это было на крыло: требовались зрители помимо той волчицы, что оказалась удивительным образом неподалеку - всего-то внизу обрыва, на край которого нацелилась птица. Тирца опустилась на землю, словно увидев что-то важное; подобрала крылья горбом и разразилась тяжелым вздохом.
- Недолго мне осталось, - выпалила ворона прямо в удивлённые клювы сестёр по перу. Туман удачно овеял её развернутый веером хвостик; мистика да и только. - Она зовёт, она мне снится днём и ночью - и даже здесь покоя не найду, - одна из ворон неуверенно каркнула в ответ слова смущенной поддержки; вероятно, им думалось, что Тирца совершенно сошла с ума. - Говорит, вести мне нужно ключ к замку, иначе быть беде; говорит, иначе истает туманами вся суть её.
Тирца не опускала взгляда на единственного важного зрителя; какой ей дело до волков?
- Какое мне дело до волчьих богов, сестры, - с болью выдохнула ворона, понурив клюв. - На что спасать богиню снов, раз нет ей больше слуг кроме меня?
Внятного ответа от других ворон, понятное дело, слуга тигрицы не дождалась, да и не стремилась к тому. В то же время Циннамон продолжала ждать, поглядывая на зерно меж лап. Они оба ожидали одного - и вся надежда была на актерский талант крылатой. В любом случае, это был лишь один из путей, и Циннамон была готова пробовать столько, сколько придется.

Отредактировано Циннамон (2018-06-11 22:36:54)